В Исмаил-Бее

  «ПЯТЫЙ   ЗАХВАТ»

  Жадно-голодными глазами Батый следит за движениями хозяина, медленно размешиваюшего в воде хлебные крошки. Привезли кота специально – здесь, во чистом поле, мыши прогрызали не только пол, но и постель. Часть «блюда» в другой миске Ремзи относит к собачьей будке, и Пушок с удовольствием уминает его рядом с Батыем.
  «А наш Тигрик одну только колбасу признает» - невольно вспоминаю четвероногого друга дочери. И становится все ясно о жизни здесь, в тесной времянке с керосинкой, самодельной печкой-буржуйкой, деревянными полатями, черным от угля пустым ящиком. И зимовали здесь… На стене – карта Крымского полуострова и вымпел с крымскотатарской тамгой на голубом фоне.
  - Что тамга означает? – спрашиваю.
 - Обе ее стороны равны, как люди на свете. Главное для всех нас – мир и спокойствие.
  Ремзи Мамбетову было от роду 55 дней, когда его, а также двухлетнего брата и пятилетнюю сестру прижимала к груди застигнутая врасплох страшным приказом горемычная мать, навеки прощаясь с хатой в деревне Карчига, еще не ставшей селом Рылеевкой Раздольненского района. Ныне мать в Самарканде с тремя внуками и женой младшего сына. А сам Ремзи пытается превратить в жилище странный лабиринт из камня-ракушечника. Его будущий дом – самый крайний на территории Пятого поля. Или «Пятого захвата», который здесь предпочитают со значением называть «Пятым самовозвратом».
  История Пятого поля – самая, вероятно, драматичная в Исмаил-Бее, что близ Евпатории.
  Около 250 отцов семейств пикетировали на площади около горисполкома, требуя выделения земельных участков. Через сорок дней, 28 августа 1991 года, около 9 часов вечера 180 самых решительных пришли сюда с палатками и колышками. И, прочитав молитву во славу Аллаха, каждый отгородил себе
стандартные шесть соток недавно скошенного поля пригородного совхоза. Две недели их никето не тревожил. Затем появилась милиция, дабы объяснить статьи Уголовного кодекса, самозахваты категорически запрещающие, а организаторам грозящие судом. «Всех не пересажаете», - была реакция.
  11 сентября в 8.30 утра участое оцепили восемь десятков милиционеров с дубинками. 20 большегрузных КамАЗов, 30 тракторов и бульдозеров увозили в никуда с трудом раздобытые тырсу, щебень, песок. Около сорока оказавшихся в западне «новоселов» ожидали погром – не первый в Крыму. Вокруг палаточного городка запылали облитые бензином и смолой автомобильные шины, в руках обороняющихся появились горящие факелы и бутылки с самодельной горючей смесью. Казим Муетдинов уже облил себя бензином из канистры и с газовым баллоном в руках, на ходу открывая вентиль, бросился к огню…
  - Люди были готовы на все. Кто схватил лом, кто лопату, кричали: «Умрем, но не уйдем, мы пришли на землю отцов и дедов!» - бледнеет от воспоминаний Ремзи Мамбетов.
  Первым опомнился начальник Евпаторийской милиции, предложив решить проблемы мирно.
  Власти и «гости», в том числе с полсотни зачем-то привезенных ошеломленных гражданских
«свидетелей», исчезли к 13 часам, оставив новым хозяевам отвоеванные ими еще 8,9 гектара плодородной пашни, или 170 земельных участков. О тогдавшних тревогах до сих пор напоминают оставшиеся кое-где на траве полуобгоревшие шины и смоченные в солярке ветки – бывшие факелы.
  Я, например, не знаю, как относиться к самозахватам. Потому что прав горисполком, утверждая, что в Евпатории свободной земли нет, пытаясь бесконечный поток переселяющихся направить в подобие упорядоченного русла. Но ведь по-своему правы и крымские татары, убежденные: иначе они бы по-прежнему униженно сидели под начальственными дверями, выслушивая нескончаемые отказы.
  - Люди продали свои дома, выписались… Назад нам ехать некуда. – говорил мне Бекир Муждабаев, председатель инициативной группы «пятого захвата». И продолжает:
 - Мы это делаем ради возрождения, чтобы наш народ не стерся с лица земли.
 Семья Айше и Якуба Чукамбаевых разместилась в большой палатке. Детей трое – Гуле 14, Ильясу скоро в школу, Асие в тот самый день радовалась собственному пятилетию.
Жили в городе Гурьеве (теперь Атерау), что в Казахстане, на берегу знаменитой Урал-реки. Он был водителем, она – бухгалтером. Теперь – безработные. И бездомные… А была своя квартира – с отоплениеам, телефоном, гаражом.
  Зачем? Вспоминаю упорные слухи о неких жестоках организаторах, вынуждавших крымских татар покидать обжитое под угрозой избиения и поджогов. Никто этих слухов не подтвердил, но они не утихают, вроде как витая в атмосфере.
  - Что заставило все бросить? – повторяет мой вопрос Якуб. И устало перечисляет: во-первых, конечно, сам факт возрождения родины предков, куда стремится вернуться каждый крымский татарин; во-вторых, небольшой Гурьев перезабит химическими, машиностроительными и нефтеперерабатывающими предприятиями, отчего сын Ильяс уже  попал на учет в противотуберкулезный диспансер – а Крым есть Крым, здесь и климат, и продукты. И, наконец, самое неприятное:
  - Соседи все чаще напоминают: мы чужие, живем на казахской земле. Я стал бояться за детей…
- Хотя прежде жили как одна семья, - дополняет Айше.
  Резюме подводит Бекир Муждабаев:
- Как разрушился Союз, все стали отделяться. Мы возвращаемся к средневековью: похоже, опять появятся ханства, одни государства станут завоевывать другие. Зачем вражда? Старые люди у нас говорят: «Если в тебя бросили камень - угости хлебом». Нет, не надо было разъединяться…
 «Если в тебя бросили камень – угости хлебом», - мысленно повторяю. Действительно, только  добром можно успокоить нынешнее вселенское озлобление. Но где набраться добрых чувств, когда после многолетних издевательств рдних правителей мы попадает под власть еще более жестокую и бездумную?
  В Казахстане семья Чукамбаевых давно не видела подсолнечного масла, спички там по талонам… А цены! Нет таких денег у семьи из пяти душ. Потому-то, в ожидании новых вздорожаний, и решился Якуб вот так сразу - в эту холодную палатку.
  На 170 участках «Пятого самозахвата» в то время было заложено около полусотни фундаментов, начато 13 домов. У остальных нет денег. И уверенности, что их снова не попытаются вышвырнуть.
  Бекир Муждабаев оставил в Самарканде шестикомнатный дом. Из трехсот семей крымских татар, говорит, в его квартале едва десяток оставался. И те хотят уехать, да бедность не пускает. Золотая клетка – все равно клетка. Даже сытная ссылка – все равно ссылка. Нищая родина – все равно Родина...
 



                БАЙРАМ
 
  Ремзи Мамбетов знал, когда именно пригласить меня для знакомства с обитателями микрорайона Исмаил-бей. Потому что в тот день мусульмане отмечали «Хыдырлез байрамы» - праздник весны и урожая.
  Праздник давно стал ежегодным – об этом заботится местная религиозная община.
  Религия – это всегда интересно. Сколько церквей, костелов, мечетей и синагог «облазил» я в пору увлечения путешествиями по городам и селам нашего Отечества! И почти везде находил нечто тонко-душевное, невозможное в обыкновенных «светских» музеях, театрах и Домах культуры. Привлекало само единение разных людей, вера их в то, чего, на мой атеистический взгляД, не существует. Но они поклоняются – и десятилетия гонений, преследований и грубой пропаганды только укрепляли эту веру. Молиться, может, необязательно, а вот уважать любую религию каждый человек, думаю, просто обязан. И о том, что предстоит мне услышать и увидеть здесь, на Первом поле Исмаил-бея, я расспрашиваю заместителя имама общины Аблякима Абкеримова.
  - Будем молить Аллаха, чтобы старшие помогали молодым, богатые поддерживали бедных, все люди между собой жили дружно и занимались только честным трудом, друг друга уважали, что запретил Аллах – не нарушали. Человек должен любить единого Бога, вечно живого создателя всего сущего. Раз тридцать я перед смертью стоял. Молился Богу – и он спасал меня…
  В 1928 году по приказу Сталина хватали верующих – без всякой вины, только за то, что верят. Среди других начальник местного отделения ГПУ Золотухин арестовал тогда и отца Аблякима, крестьянина одного из пригородных сел. В его хозяйстве была одна корова, три лошади и жеребенок – все отобрали. Два года спустя отца отпустили – взамен был объявлен врагом народа и расстрелян сам Золотухин вместе с его подчиненными… В 1934-м отец снова попал за решетку, а в сентябре 1936-го был убит в Феодосийской тюрьме. После того настала очередь мытарств для его одиннадцати детей. Как сына «врага народа» Аблякима арестовывали семь раз.
  - Одну минуту, прерывает сам себя, - пришло время молитвы.
   Складывает ладони лодочкой и что-то шепчет.
  - Ничего нет, кроме Аллаха. Аллах владеет такой силой, как никто в мире. Аллах никогда не кончается, - говорит затем.
 - Почему же Аллах не спас вас от такой судьбы? – не могу удержаться.
 - Аллах дал мне здоровье. Земная жизнь для людей – только временная командировка. У каждого своя судьба. Наш народ должен был испытать все. Ни одна нация не испытала столько: выселение с родной земли, ограбление. И все же Аллах сохранил наш народ, вернул на родную землю. Человек должен быть терпелив. Аллах мудр и милосерден.
   В это время молодые мужчины вокруг длинных деревянных столов сооружали столь же длинные скамьи, устанавливая доски на крупные глыбы ракушечника. Неподалеку солидных размеров металлическая бочка – в ней моют руки. Тут же над костром – огромный металлический чан, куда бросают мясо и только что очищенный картофель, готовя непременное после завершения молитвы общее угощение.
   Среди крымских татар духовенство играет все более заметную роль. Понятно: 90 процентов их – мусульмане.
  Одно из главных дел мусульманина – пять раз в день совершать намаз – молиться. Вот и сам имам общины Риза Амиров прерывает свой рассказ о духовной школе, где он преподает Коран. С извинением: пришло время праздничного намаза. Несколько стариков располагаются на красном коврике, что на высоких полатях рядом с одним из домов. Спиной к другим и лицом к Аллаху имам поет:
  «Хвала Аллаху, который миров   
                Господин,
Милостивый, милосердный он один,
Дня Страшного суда властелин,
Тебе мы поклоняемся.
Помощь дается нам  Тобою одним…»
  Утренняя молитва у мусульман совершается еще до восхода солнца и состоит из двух падений ниц (рак-атов), полуденная, как и вечерняя – из четырех поклонов, последние, при заходе солнца и в начале ночи, включают три рак-ата. Еще до начала праздника, когда имам со старейшинами совершали обеденный намаз, остальные, к моему удивлению, никак на то таинство не реагировали: «А мы не знаем этой  молитвы» - просто объяснил мне кто-то причину. Теперь же все сидящие за несколькими столами мужчины в тюбетейках и женщины в платках внимательно слушают священников, а в нужный момент единым хором проиозносят «Аллах экбер» - «Аллах велик». И молитва продолжается:
«…Веди нас по пути тех, кто тобою водим,
 По пути тех, на кого простерлась милость твоя,
На кого ты не гневаешься, кто не знает заблуждения кручин».
   Длится это больше часа, и только в начале четвертого все оживляются, предвкушая совместную трапезу – не зря же старались повара. Из широких фаянсовых мисок большинство едят шурпу, то есть суп, большими ломтями хлеба, но мне кто-то предупредительно приносит обыкновенную ложку. Вкусно! И напоминает студенческие выезды на сельхозработы. Но для этих людей происходящее сейчас – не экзотика, а жизнь. Весенний Хыдырлез-байрам сменит летний Курбан-байрам, затем Мирадж и Мавлюд, между которыми вовсе не праздничные будни. Но с верой. Не только и не столько в Аллаха, сколько в возрождение народа на его родной земле. Этой верой они заражают и меня.
  «Лет через пять Исмаил-бей будет цвести – благодаря нашей сплоченности. Да, он будет цвести!»  - вспоминаю слова Бекира с «Пятого захвата».
  Опекающий меня Ремзи Мамбетов готов проводить до автобусной остановки.
  Спасибо и до свидания, Ремзи, Бекир, Айше, Якуб, Асие и все-все мои знакомые и незнакомые земляки-крымчане! Пусть же наша жизнь скорее станет похожа на действительный байрам, пусть никогда больше не грозят нам беспричинные аресты, ссылки, вражда  и недоверие. И пусть помогает всем вера в Аллаха, Христа, Будду, в собственный разум.