Непрощеное воскресенье

               
 - А я на Прощеное воскресенье всегда ухожу из дому и выключаю мобильник, - заговорила женщина, которая лежала у самого окна.
На некоторое время в палате наступила тишина. Эту больную три дня назад привезли в палату на каталке: ее подобрали на улице с сердечным приступом. В больничной сорочке, стираной-перестиранной,  она молча лежала на койке, тоскливо уставившись в окно, и, казалось, что ей нет никакого дела до  больничных соседок.  Как ее зовут, однопалатницы узнали от постовой медсестры. Линда Кравчукова, как объяснила та же медсестра, в этом отделении – частый гость. «Ей надо делать операцию на сердце, а она не соглашается, - по секрету сообщила сестричка, - вот, думаем, как ее уговорить. Может, вы, женщины, поможете?»

 Ольга Савостина, сорокалетняя учительница химии, добрая и отзывчивая, как все учителя советской закалки, и Ира Лапотко, тридцатидвухлетняя продавщица универмага, импульсивная и улыбчивая, не раз пытались разговорить соседку по палате, но все было тщетно. Линда на реплики женщин и на их заботу реагировала лишь слабой полуулыбкой и грустным взглядом.
11 февраля, в четверг, после тихого часа в палату вошла монашка. Она раздала женщинам маленькие духовные книжицы и напомнила, что  приближается Прощеное воскресенье и надо бы к нему хорошо подготовиться.
- Пусть все обиды покинут вас в этот божий день, - на прощание сказала монашка, а Ира и Оля, получив новую тему, сразу же принялись обсуждать как и саму монашку, так и Масленицу с ее блинами и традициями, связанными с Прощеным воскресеньем. И тут этот голос, глухой, безжизненный: «А я на Прощеное воскресенье всегда ухожу из дому и выключаю мобильник»!

 Ольга и Ира вопросительно вытянулись в кроватях, ожидая продолжения, но его не последовало.
- А почему, Линда? – первая опомнилась Ольга.
Линда тяжело привстала на локте, внимательно всмотрелась в лицо учительницы и глухо выдавила из себя, как будто выплеснула сильнейшую обиду:
- Я в этот день не хочу слышать слов прощения от двух особей, одна из них – женского пола! Ее особенно не хочу прощать!
Выдохнув эту фразу, Линда упала на кровать и отвернулась к окну.
Ольга и Ира переглянулись и опять уставились на коллегу по несчастью.
- Почему? – дуэтом воскликнули они.
Линда нехотя повернулась: ее бледное, искаженное болью лицо было мрачным:
- Потому что я ее ненавижу, и ненависть эта жжет мое сердце вот уже сорок лет и не дает мне возможности ее простить.
- А кто она? – осторожно поинтересовалась Ольга, хотя своим учительским умом поняла, о ком идет речь.
Линда отрицательно качнула головой.
 - Не хотите говорить? – со своего места уточнила Ира: ее кровать находилась в этой трехместной палате возле дверей, а Ольгина -  рядом с кроватью  несчастной женщины.
- Мне даже память о ней ненавистна, - тем же глухим, но полным ненависти голосом ответила Линда. Она в этот момент казалась воплощением великой скорби: глубокая морщина между тонких вразлет черных бровей, дрожащие крылья чуть вздернутого носа, плотно сжатые полоски синеватых губ.

Ольга в искреннем сострадании присела на краешек кровати соседки и погладила худую желтоватую ладошку Линды.
- Линда, милая, - заговорила Ольга, -  чем мы можем вам помочь?
- Мне? – прошептала удивленно Линда. – Вы хотите мне помочь?  Почему?
- Потому что мы люди, - мягко ответила Ольга.
- И то верно, - подхватила Ира, - мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо.
Ира пристроилась на Ольгиной кровати и с интересом уставилась на Линду.
- Вот вы мне скажите, Линда, почему вы такая грустная эти дни? Врач же сказал, что страшное позади, все обошлось, и лечение вам назначил как себе, а вы не в настроении. Может, позвонить кому-нибудь, родственникам там или на работу?
- Не надо никому звонить, все прекрасно знают, где я, а те, кто не знает, со временем узнают, - досадливо поморщилась Линда.
- Так чего не приходят? – удивилась Ира. – Или вы не местная?
- Местная, девочки, я местная, - Линда облизнула пересохшие губы, - разволновалась я что-то, нехорошо мне.
- Я мигом, - вскочила Ира, - сейчас за врачом сбегаю.
- Не надо, не надо, - воспротивилась Линда, - это не сердце, это вот здесь болит, - она положила левую руку на грудь, - и никак мне от этой боли не избавиться.
- Тогда водички? – предложила Ира.
Линда кивнула, и Ира сразу же засуетилась: схватив с тумбочки бутылку минеральной воды, она наполнила стакан и протянула страдалице:
- Пожалуйста!
Линда кивком поблагодарила и жадно выпила воду, всю, без остатка.
- Может, еще? – поинтересовалась Ира.
 - Нет, спасибо, - Линда вернула стакан заботливой соседке.

Продавщица в прыжке вернула стакан на тумбочку и в таком же прыжке вернулась назад, на кровать Ольги.
- Линда, ну пожалуйста, - Ира умоляюще сложила ладошки перед лицом, - растайте и скажите, кто она?
- Ира! – укоризненно вскрикнула Ольга. – А если человек не хочет говорить, не лезь в душу!
- Я и не лезу, - обиженно засопела Ира, - а вот моя бабуся всегда говорила мне: «Ирка, никогда не носи беду внутри себя, хоть лесу, но выскажи ее и будет легче!» И я всегда так делаю. Трудно же хранить все в себе, оттуда и сердца наши болят.
Ольга понимающе улыбнулась, но заметила:
 - Наверное, не всю беду выплеснула на лес, раз здесь оказалась?
 Ира сокрушенно вздохнула:
- Тут дело другое, от страха я аритмию получила. Вот ты бы, Ольга, как себя вела, если бы тебе приставили пистолет в бок и приказали отдать деньги, что в кассе?
- Ну, не знаю…
- Вот, ты не знаешь, а я уже знаю. Я просто от страха потеряла сознание, а сердце чуть на куски не разорвалось. Грохнулась так, что весь универмаг вздрогнул. Того гада схватили, а меня в больницу. Так что я еще за эту прошедшую неделю не успела никому пожаловаться на жизнь, даже тебе.
- А почему ты мне не рассказала? – удивилась Ольга.
- Да пожалела тебя, - Ира грустными глазами посмотрела сначала на Ольгу, потом на Линду, - тебя же привезли такой же «красивой», как на днях Линду. И я после этого буду нагружать тебя своими проблемами? Лучше найду подходящий лесоповал и там наорусь вволю. Бревнам ничего, а мне здоровье.
- А это помогает? – глухо поинтересовалась Линда.
- Еще как помогает! – Ира убрала грусть с глаз и весело подмигнула Линде. – Вот выпишемся отсюда, и я отвезу вас в лес, выделю каждому делянку, и выпускайте пар сколько хотите. И потом, я вас уверяю, будете за мною гоняться, чтобы меня отблагодарить. Вот!
 Ольга рассмеялась, а Линда в дрожащей нерешительной улыбке лишь раздвинула уголки бледно-синих губ.
- Спасибо вам, девочки, - с трепетом произнесла она, по достоинству оценив участие соседок, - мне повезло, что попала я именно к вам. Хорошие вы.


Тут открылась дверь и вошла посетительница: моложавая женщина, лет так сорока, с шикарными каштановыми волосами; хорошо, даже изысканно одетая, с увесистым пакетом в руке.
- Здравствуйте, Кравчукова тут находится? - с порога поинтересовалась она.
- Да, - в один голос радостно ответили Ольга и Ирина, - вот она!
 Ольга встала с кровати Линды и пересела на свою.
- Линда! – всхлипнула красивая посетительница, в несколько шагов приблизившись к кровати больной, - как же так? Я приезжаю – тебя нет нигде, сразу на телефон, а мне говорят, что ты здесь. Опять сердце? Почему же ты мне не позвонила? Не сказала? Я бы мигом вернулась домой.
Линда слабо улыбнулась, глаза ее от нахлынувшей радости увлажнились и, наконец-то, приобрели оттенок жизни.
- Лара, здравствуй, дорогая!
- Здравствуй, сестренка, - Лара осторожно присела на кровать подруги и взяла ее за руку, - как ты здесь? И давно?
- Уже как три дня, - со своего места известила Ира, все это время не сводящая глаз с шикарного костюма посетительницы, едва прикрытого бело-серым халатом.
- Три дня!? Бедняжка! – посетительница лихорадочно полезла в изящную кожаную сумочку и достала оттуда носовой платок, чтобы промокнуть глаза. – А я звоню тебе, звоню, никто не отвечает. Звоню соседке, она знать не знает, звоню матери твоей, она тоже не в курсе, жаловаться начала на тебя, что ты ей денег не даешь. Представь себе, я ей о том, что ты пропала, а она мне – что ты ей совсем не помогаешь. Линда, ну почему ты не позвонила?
- У меня телефон был в сумке, а есть ли он сейчас, и есть ли моя сумка, я даже не знаю, меня на улице прихватило, - пояснила Линда.
- А где сумка? – спохватилась Лара и вопросительно посмотрела на остальных обитательниц палаты.
- В тумбочке, -  продолжила исполнять роль справочной службы Ира. - Медсестра, которая ее привезла, туда положила.
Лара нагнулась и заглянула в тумбочку, там действительно лежала дамская сумочка. 
- Так, телефон на месте, - достав и открыв сумку, стала комментировать свои действия Лара, - но разряжен. Документы тут, кошелек тоже на месте, деньги… а сколько у тебя было? – поинтересовалась посетительница.
- Не помню, - без беспокойства ответила Линда, - примерно, где-то около сорока тысяч, я в аптеку шла, поэтому много с собой не брала.
- Так и есть, - быстро пересчитав бумажки, ответила Лара, - вся наличность на месте. Бывает и такое, никто не поживился. Так, ладно, - Лара взяла свой пакет и поставила его на кровать, - вот я тут принесла тебе одежду, снимай этот ужас, который на тебя напялили, переодевайся. Вот тапочки, принадлежности всякие разные… - Лара постепенно выгружала из пакета житейские мелочи, так необходимые в больничных апартаментах, и приговаривала: - Ты, сестренка, только не серчай, если не то взяла. В твоей квартире, где ни души, мне было как-то не по себе, поэтому, что попадало под руку, то хватала. Если что не взяла, говори, потом донесу. Идет? А пока пользуйся тем, что есть.

 Когда все было выгружено из пакета и утрамбовано в тумбочку, Лара осторожно переодела Линду в тонкую изящную льняную сорочку, повесила махровый розовый халат на спинку кровати и, довольная, присела на краешек больничного ложа.
- Спасибо, - улыбнулась посветлевшая Линда, - что бы я без тебя делала?
- То же, что и со мною, жила бы, - ответила Лара. – Кстати, что врач говорит? Когда операция?
Линда нервно дернулась.
- Лара, отстань от меня, не буду делать я операцию, я же сказала – не хочу.
- Ну да, - обиженно произнесла Лара, - лучше я гордо умру, но слабину никому не покажу. А о муже подумала, а о детях своих, а о будущих внуках? Эгоистка ты, вот кто ты!
Лара демонстративно отвернулась от подруги и встретилась глазами с Ольгой.
- Врач ее уговаривал на операцию? – спросила посетительница у Ольги.
- Еще как! – вместо Ольги ответила Ира. - Тут весь персонал ее уговаривает, а она молчит, как партизан перед расстрелом. Может, вы ее уговорите.

Лара легонечко скривила красивые губы, замотала головой:
- Да я уже целый год этим занимаюсь, но… -  обреченный взмах рукой, - даже Денис, ее муж, никак не может ее уговорить. Она у нас гордая!
Лара укоризненно посмотрела на лежащую подругу, которая тут же насупилась и отвернулась, устремив отстраненный взгляд в окно.
- И не обижайся, тебе все дело говорят, а ты в позу становишься, -  сказала Лара, придав голосу необходимую в этой ситуации нервозность, но тут же спохватилась и уже миролюбиво проворковала: - Линдусик, мы же тебя все очень любим, поэтому переживаем. Пойми нас!
Линда медленно повернула бледное лицо к Ларе и, через силу сдерживая слезы, вымолвила:
- Ларочка, ты моя лучшая и единственная подруга, я тебя очень люблю, но давай не будем говорить об операции, о ней мы уже достаточно наговорились.
- Ладно, не будем, - легко согласилась Лара, - кстати, Денис хоть знает, что ты в больнице?
Линда тяжело вздохнула.
- Ты же знаешь, он в командировке, в Китае, поэтому я просила врача не извещать его, кстати, а госпожа Шибкова … - в эти два слова «госпожа Шибкова» Линда вложила как можно больше презрения, - должна была знать, где я.
- Да? – удивилась Лара. - А мне она сказала, что знать не знает, где ты от нее прячешься. Ты ей звонила?
- Нет, я ей никогда не звоню, ты же знаешь. Просто, когда меня привезли, в приемной дежурила ее внучка, вот та должна была сказать. Она же меня принимала.
- Ну, не знаю, - протянула Лара, - у вас эти египетские страсти…они моим мозгам не по силам.

 Дверь в палату опять открылась - вошла медсестра.
- Савостина, Лапотко – на уколы, Кравчук … - медсестра перевела взгляд на Линду, - вы можете придти на уколы или принести сюда?
Линда попыталась встать, но слабость повалила ее назад.
- Понятно, - сразу сделала вывод сестричка, - принесу сюда. Так, девочки, за мной, уколемся и до вечера будем свободны!
Ольга и Ира, улыбнувшись, ушли за медсестрой. Получив необходимую дозу лекарств и потирая места уколов, они решили в палату не возвращаться, а прогуляться по отделению и обсудить странное поведение Линды. Но в коридоре их выловили пришедшие родственники, потом друзья-коллеги, поэтому обсуждение отложилось на потом.

 Когда вернулись в палату с пакетами со снедью, Линда в палате была одна. 
- А вот и мы! – известила Ира. – Сейчас будем ужинать, мне тут вкуснятины нанесли, на целую роту хватит, но нам придется справиться с этим богатством в гордом тройном одиночестве. Кто против?
Ира весело обвела всех взглядом. Ольга в ответ широко ей улыбнулась, Линда же туманно посмотрела куда-то мимо и отвернулась.
- Молчание – знак согласия, - подытожила Ира и стала быстро накрывать небольшой столик, стоящий между кроватями. В этом ей помогала и Ольга, опустошая свои припасы-запасы.
Когда сервировка закончилась, Ольга пригласила Линду к столу.
- Спасибо, девочки, - поблагодарила за приглашение женщина, - но я не хочу.
- Ничего не знаю, - категорично заявила Ира, - это все, что тут нагорожено… - она обвела взглядом многочисленные баночки, сотейнички, вазочки и просто пакетики с едой, - надо съесть. И всех, кто будет от этого мероприятия отлынивать, накажем. Всем понятно? Так что, Линда, не сопротивляйтесь, сделайте нам приятное, поужинайте с нами, а мы вам с Ольгой за это колыбельную на ночь споем.
Линда едва слышно засмеялась. Задор Ирины, которая, по ее рассказу, буквально неделю назад чуть не попрощалась с жизнью, ее вдохновил.
- Придется согласиться, попытаюсь встать, главное, чтобы потом не грохнуться, - Линда, шатаясь, приподнялась на локтях, но к ней подскочила Ольга и, приобняв за плечи, помогла набросить халат и придвинуться к столу.
- Итак, всем приятного аппетита, - провозгласила Ира, и ужин начался, неторопливый, спокойный, расслабляющий.

 Три женщины, три абсолютно разные женщины ели как одна семья, во время трапезы обсуждая не только последние новости, но и мужчин, своих и чужих, детей, знакомых, соседей. Короче, велся обычный бабский треп, который сближает беседующих с удивительной быстротой. После ужина Линда уже больше не играла в молчанку, была приветлива, в меру разговорчива. Она рассказала (правда, довольно скупо) соседкам о себе, о своей семье, о муже, который у нее очень хороший, сейчас в Китае; о двойняшках, сыне и дочери, они в столице учатся в техническом ВУЗе, а сейчас оба уехали в Германию на стажировку; о прошлой своей работе на машиностроительном, о небольшой, но ответственной должности, о болезни, из-за которой пришлось оставить работу и уйти на группу. Но за время не очень длинного рассказа она ни словом не заикнулась о том, почему она так одинока в этом мире, заселенном людьми, как муравейник муравьями.

 В субботу вечером к Линде приехали взволнованные дети.
- Мама, нам Лара сообщила, что ты в больнице, мы взяли короткий отпуск, купили билеты на самолет и сюда, - сообщили они, облепив маму с двух сторон, - но ты не волнуйся, через неделю опять назад. И дорогу нам фирма оплатит, так что насчет денег можешь быть спокойной. А это время мы побудем с тобой. Папе звонили, он тоже собирается приехать, как только закончит там какую-то конструкцию налаживать. В общем, не волнуйся. Все тип-топ.
Дочка, плотно прижавшись к плечу мамы, нараспев произнесла:
- Мамуленька, мы так за тебя перепугались, ты больше одна не ходи и Лару от себя не отпускай, хорошо? Вот заставила ее уехать отдыхать, и беда случилась. Больше не делай этого.
Линда, счастливая и по-прежнему грустная, тихо улыбалась детям, нежно им что-то отвечала и все пыталась угостить их принесенными ранее Ларой фруктами и сладостями. Потом к ней зашли коллеги по работе; соседка, которая с порога стала укорять Линду в том, что та так опрометчиво вышла одна из дому и никому ничего не сказала; и еще несколько знакомых. Как потом выяснилось, всем им о болезни Линды сообщила Лара.
- Я ей уши надеру! – беззлобно пообещала женщина, когда ушел от нее последний посетитель, Игорь Трофимович, главный инженер завода.

 Утро Прощеного воскресенья началось с происшествия – пропала Линда. Ее не было ни в больнице, ни дома, ни у подруги. Все сбились с ног в поисках  пропажи – безрезультатно. Лара и дети Линды, прибежавшие после того, как им с поста позвонил дежурный врач, обежали всю больницу, расспросили чуть ли не всех о женщине в нежно-розовом халате, но никто ничего не видел, никто ничего не слышал. «Куда же она могла пойти в халате и тапочках?» - удивлялись те, кто был занят ее поиском. Но ответа не было. Ольга и Ирина тоже были в полном недоумении. Ира слышала, как Линда утром встала, набросила халат, что-то взяла в тумбочке и вышла из палаты.
- Я думала, она в душ пошла, пока все не проснулись, и даже не подозревала, что она исчезнет, - оправдывалась Ира, как будто это она была виновата в пропаже.
К обеду Лара, так и не покинувшая палату, вдруг вспомнила, что сегодня Прощеное воскресенье.
- Как это я забыла?! – воскликнула она. – Она же всегда в этот день уходит из дому и неизвестно где пропадает. Возвращается только к ночи.
- Точно, - подхватила Ольга, - она же нам как-то говорила, что отключает свой телефон и уходит из дому в этот день.
Но тут вмешалась Ирина. Трезво оценив больничную обстановку, выдала:
- Так здесь же не ее дом! Чего отсюда убегать?
- Ой, я ничего не знаю, - жалобно протянула Лара, - я ничего не знаю.
- Так, - Ирина решила подойти к этому делу серьезно, - Лара, давайте разберемся вот в каком вопросе: почему ваша подруга уходит именно в этот день из дому?
- Помнится, она говорила, что в этот день она не хочет прощать двух человек, - напомнила Ольга.
- Не человек, а особей, - поправила ее Ирина и, еще немножко подумав, добавила: - А особенно особь женского полу.
- Ничего не понимаю! – в который раз за день воскликнула Лара. – Какие особи и к тому же женского пола? У меня сейчас мозги запылают от всего этого.
 Вдруг зазвонил мобильный телефон.
- Алло, Костик, - устало вскрикнула Лара, - ну, что ты мне скажешь? Что? Когда? Где? Ну, слава Богу! Хорошо, хорошо, иду, ждите меня дома. Я скоро.
Подруга Линды нажала на кнопку «отбой» и весело посмотрела на женщин.
- Ну? – в нетерпении подскочила Ира. - Что слышно о пропаже?
Лара облегченно вздохнула:
- Нашлась наша беглянка, звонила детям, сказала им, что будет в больнице после девяти вечера. Вот так. Ладно, девочки, пошла я. Мне еще крестников кормить надо. Линды дети – мои крестники, так что они, пока она в больнице, на моем попечении.
- Повезло Линде с вами, - по-доброму произнесла Ольга, - такую подругу иметь – мечта любой женщины.
- Это мне повезло, - улыбнулась Лара, - ну я пошла. Всего хорошего. Пойду на пост сообщу, чтобы не волновались. До свидания.

 Вскоре, после ухода Лары, в палату вошла женщина лет семидесяти, но еще крепкая и статная. Лицо вошедшей напоминало несъемную маску с фиксированным подобием улыбки и надменным взглядом.
- Где тут Кравчукова? – сухо поинтересовалась она.
- А ее нет, будет после девяти, - без задней мысли ответила Ольга.
- Так она, что ли домой пошла на выходные? – без интонации поинтересовалась старушка.
- Ага, - подтвердила Ира, - ушла домой блины есть.
- Странно, а дома ее нет, - дамочка внимательно осмотрела палату, словно контролер при поиске безбилетников.
- Значит, ушла к соседке, - продавщице почему-то эта бабуленция совсем не понравилась, и она отвернулась.
- Ладно, -  посетительница высокомерно посмотрела на Ирину, спиной демонстрирующей полное неприятие, потом на Ольгу, - передайте  ей, что мать ее заходила, пусть позвонит мне сегодня, обязательно.
- Передадим! – пообещала Ольга и добавила: - Кстати, вот кровать Линды, тумбочка, вы можете оставить ей передачу.
Визитерша, как будто не услышав, молча развернулась и неторопливо покинула палату.
- Ни здрасте, ни до свидания, а еще старшее поколение, - буркнула вслед старушке Ирина.
- Чего ты на нее так взъелась? – напустилась на молодуху Ольга.
- Сама не знаю, - ответила Ира, - вот такие дамочки, как эта, кровушки моей попили вдоволь, когда я работала в продовольственном магазине два года назад, поэтому, наверное, мщу.
- Мне тоже она не понравилась, - согласилась с антипатией Ирины учительница, - что-то в этой женщине есть отталкивающее, хотя чувствуется, что в молодости она была красавицей, но она же мать Линды, и мы должны…
- А ничего мы не должны, - резко перебила Ольгу Ирина, - мы ее сегодня видели и забыли, и все тут, точка.

 Ольга не стала спорить, включила маленький телевизор и затихла перед экраном. Немного позже к просмотру какого-то милицейского «мыла» присоединилась и Ирина. В двадцать один час десять минут в палату вошла Линда, спокойная и серьезная, в розовом халате и тапочках. На вопросительные взгляды соседок ответила коротким: «Потом». Прибежала медсестра, за ней в палату влетел врач. Началась словесная и медицинская возня, которая растянулись почти до одиннадцати. Когда все успокоились и разбрелись каждый по своим местам, Линда, уже лежа в кровати, тихо произнесла:
- Простите, девочки, что не предупредила вас. Так было надо. Я представляю, как вы беспокоились. Я просто в этот день становлюсь сама не своя. Вы уж простите.
- Главное, чтобы дети ваши на вас не обижались и Лара. Они целый день на ушах стояли из-за вас, - укоризненно, но без злости заметила Ирина.
- Я у них попросила прощение, - сказала Линда, а потом, приподнявшись, спросила: - Девочки, ко мне кто-нибудь, кроме моих, еще заходил?
- Ой, точно, - спохватилась Ольга, - мама ваша приходила, просила, чтобы вы перезвонили ей сегодня обязательно. Так и сказала – обязательно.
Линда ничего не ответила и трубку, чтобы перезвонить, не взяла.

 Ольга выключила свет, и в какой-то момент в палате стало тихо, будто в преддверии чего-то тяжелого, неисправимого; только за замерзшим окном безудержно гуляла безучастная ко всему вьюга и молодежь, развеселившаяся на проводах зимы. Но в эту тоскливую тишину вмешался скрип кровати – это Ира в беспокойстве утрамбовывала в пружины свое неудовлетворенное любопытство. Она ворочалась, кряхтела, потом зашуршала чем-то, пока не вывела из себя Ольгу.
- Ира, в чем дело? – возмущенно прошептала учительница. – Тебе что, иголок в постель подбросили, что ты все ворочаешься и охаешь?
Скрипы и вздохи тут же прекратились, но не надолго. Через несколько минут Ира умоляюще произнесла:
- Нет, девочки, я так больше не могу! – голос молодой женщины был полон не только мольбы, но и непонятного страдания.
- В чем дело? Тебе плохо стало, Ириша? – не на шутку встревожилась Ольга: она вдруг решила, что у Ирины опять случился приступ аритмии, поэтому так ведет себя беспокойно.
- Да, плохо, мне плохо, - с отчаянием в голосе вскрикнула Ира и пообещала: - И будет еще хуже, если я не узнаю, куда Линда смылась сегодня, а, главное, от кого пряталась?
- Нет, ну что с этим человеком делать!? – учительским тоном проговорила Ольга. – Ирина, угомонись. Если Линда посчитает нужным, она поставит тебя в известность, если нет – то обойдешься.
На что Ирина нарочито громко всхлипнула:
- И умру я не от аритмии, а от неудовлетворенного любопытства. И на памятнике моем напишут…
- …что ты дура, - грубо прервала Иринино нытье Ольга.
Ира обиженно засопела и назло соседкам стала скрипеть кроватью пуще прежнего.

 Но тут заговорила Линда - и скрип, и сопение тут же прекратились, как будто голос Линды выключил все посторонние звуки.
- Каждое Прощеное воскресение вот уже как лет пятнадцать я прячусь у одних моих очень хороших знакомых, которые знают о моей беде и никому об этом не говорят, - грустно сообщила она. - Чтобы, Ирина, упредить твой следующий вопрос и твое любопытство, я расскажу почему. Если, конечно, есть желание меня слушать.
Линда замолчала в ожидании реакции, и она последовала:
- Линда, вам просто необходимо выговориться, - тихим голосом, как можно тактичнее, проговорила учительница, - и мы готовы вас выслушать.
- Ага! – со своего места подтвердила Ира.
А Ольга добавила:
- Пусть мы сейчас для вас будем тем самым лесом, на который можно сбросить свои проблемы или беды. Главное, чтобы вы почувствовали успокоение.
- Так оно и будет, - коротко бросила Ирина и замолчала, застыла на своей кровати, всматриваясь через неплотную темноту в светлеющий профиль Линды.

 Свой рассказ женщина начала с тяжелого вздоха:
- Я детдомовка, - сказала она быстро, как будто это слово обжигало не только ее язык, но и мысли, - сирота при живых родителях. Госпожа Шибкова оставила меня в роддоме назло моему отцу. Это я потом узнала, когда повзрослела… Первый муж этой особи ушел от нее из-за того, что она снюхалась с другим. Этот другой, весьма известный в нашем городе человек, жил в седьмом подъезде дома, где жила сама Шибкова. Он оставил семью, дочку и ушел к Шибковой и к двум ее детям. Я не знаю, что они не поделили, но незадолго до моего рождения этот… - Линда замолчала в поисках необходимого грубого эпитета, но, не найдя ничего подходящего для нынешнего ее настроения, продолжила, - кобель вернулся в свою семью, то есть из первого подъезда перешел в седьмой. Шибкова родила меня и оставила в роддоме, а своему любовнику сообщила, что она все сделает для того, чтобы его ребенок мучился всю жизнь. Но ее любовника это ничуть не напрягло. Дом ребенка и детдом от ее дома находились в двух кварталах, но она ни разу не посетила меня. Но, как ни странно, была в курсе всех моих болезней, об этом ей сообщала ее знакомая, работавшая там. И Шибкова тут же несла эту весть своему любовнику. Впервые я ее увидела, когда мне исполнилось 17 лет. В интернате мне вручили аттестат и сказали, что у меня есть квартира, где я могу жить, мать и пусть теперь она заботится обо мне.

 Тихий, страдающий голос Линды смолк, и в ответ на этот нелегкий монолог задрожала тишина, воцарившаяся в палате; слышно было только, как за окном постанывает от тоски ветер и шелестит по замерзшим окнам снег. 
 Но тут скрипнула кровать - и злой голос Иры разорвал тишину:
-  Эта старушенция, которая приходила, и есть ваша мать?
Вместо ответа очередной тяжелый вздох колыхнул воздух.
- По ней сразу было видно, что стерва она первостепенная! – заключила Ира. – Вы уж меня простите, Линда, что я так о вашей матери, но она того стоит. Она мне сразу не понравилась, как только переступила порог палаты. А Ольга меня еще воспитывать начала. Училка называется! Я в людях лучше ее разбираюсь, хотя «вышки» никакой у меня нет.
Тут и Ольга не выдержала, возмутилась:
- А причем здесь мое образование и моя профессия? Я воспитанный человек и не склонна грубить всем, кто мне не нравится, в отличие от некоторых…
- Девочки, не ссорьтесь, - вмешалась Линда, - Шибкова не достойна того, чтобы из-за нее ссорились такие хорошие люди, как вы.
- Точно, - быстро согласилась Ира, она вскочила с кровати и в один скок оказалась возле постели Линды. – Можно я присяду на краешек? – попросилась она.
Линда немного отодвинулась, и Ира тут же устроилась у ее ног.
- Линдочка, скажите, пожалуйста, а как дальше ваша жизнь сложилась? Почему вы не уехали из этого города, чтобы не видеть свою мать? Жили бы в другом городе, и не надо было бы каждое Прощеное воскресенье уходить из дому, хотя я не понимаю, зачем это делать? Взяли бы просто отключили телефон и все.

 Линда некоторое время помолчала, потом, подстегиваемая выразительным молчанием соседок, заговорила:
- Тогда, в мои 17 лет, мать мне не дала даже порог дома переступить, сказала, чтобы я шла к своему папашке. Что мне было делать? Я развернулась и уехала в столицу. Мы, детдомовские, люди пробивные. Поступила сразу в технологический институт. Предварительно нашла работу. Было очень трудно, очень, но выстояла. Кто хочет – тот всегда сможет преодолеть любые трудности. На втором курсе вышла замуж за однокурсника. По распределению нас направили сюда, в этот город, на завод. Тут нам дали сразу же квартиру.
- Фантастика! – воскликнула Ира.
- Нет тут никакой фантастики, - спокойно пояснила Линда, - просто попали как раз под молодежную программу, а наш директор оказался человеком с большой буквы, и он расстарался выбить нам сначала двухкомнатную квартиру, потом все сделал, чтобы мы построили себе трехкомнатную. Дети росли, учились. В общем, все было бы нормально, если бы Шибкова не узнала, что я в городе. Случилось это не по моей воле. В общем, узнала она, что у меня все хорошо, живу в достатке, ни в чем не нуждаюсь, имею все: и квартиру, и машину, и дачу, и отпуска провожу на курортах – взбеленилась и давай травить мою душу. Каждой моей болезни, каждой неприятности, случавшейся в нашей семье, радовалась как большому счастью…
- Но это же непорядочно! – воскликнула Ольга.
- Убить мало! – согласилась Ира.
- А как вышла она на пенсию, - тихо продолжила Линда, - то давай требовать, чтобы я ей помогала. Детки-то ее, брат и сестра мои единоутробные, никудышными оказались.
- Ну? – в нетерпении вытянулась на кровати Ира. – И вы помогали?
Линда шумно вздохнула, по лицу ее пробежала быстрая тень, и если бы в комнате горел свет, то Ира, увидев эту тень, перестала бы допытываться, но Ира этого не видела, поэтому вопрос не сняла, выражая его всей своей позой.
- Сначала помогала…
- Да?! – Ира от неожиданного ответа даже подпрыгнула на кровати. – Да я бы этой стерве мамашке зимой бы снега не дала, не то что деньги…
- Ира, ну как ты не понимаешь, - воскликнула Ольга, - Линда просто очень добрый человек.
- А я что, злая? – разошлась Ира. – Я добрее всех добряков вместе взятых, но таких Шибковых на место сразу поставила бы. Линда, а когда вы учились, она хоть чем-нибудь помогала или отец ваш?
- Никто - никогда - ничем, ¬¬- по слогам произнесла Линда.
- Вот! – торжествующе вскрикнула Ира. – Значит, и вы не обязаны им помогать, у вас на это есть полное право.
- Тоже мне адвокатша нашлась, - проворчала Ольга, - это по закону, а если по душе…
- Вот именно, девочки, тогда я поступила «по душе», - заговорила Линда. - Жалко, что ли ее стало. Она каким-то образом вычислила, где я живу, и пришла ко мне такая несчастная, бедная. У меня сердце дрогнуло… С каждой получки ей содержание выделяла, с дачи много чего привозила, а потом перестала это делать.
- И правильно сделали,- обрадовалась Ирина.
- То есть вы что-то узнали? – догадалась учительница.
- Да, - через паузу ответила Линда, - она эти деньги отдавала своим деткам, а потом на меня же соседям и знакомым наговаривала, что я у нее деньги тяну, последние крохи забираю, чтобы пропить их вместе с моим мужем-алкоголиком.
- Ни фига себе заявочки! – протянула Ирина. – Это за доброту-то? Грязью?
- Да-а-а, - на выдохе произнесла Линда. – Муж у меня непьющий, я так вообще в рот не беру спиртного, мне от него плохо становится, а она меня алкоголичкой сделала.
- А зачем ей это надо было? – в искреннем возмущении прошептала Ольга.
- Как я узнала, чтобы ее любовник, мой папашка, не гордился, что у него все дети (мои сводные сестра и братья) в жизни хорошо устроились.
- Ничего не понимаю, - Ира вскочила и забегала по палате, - у вас куча родственников, братьев и сестер, но за эти дни никто так и не пришел. Почему? Мать их так настроила?
- Да какие они мне родственники!? – нервно воскликнула Линда. – У меня родных только муж, дети, Лара и ее родители, которые и заменили мне в свое время мать и отца и сейчас ими являются.
- А где они сейчас? – спросила Ира.
- Кто?
- Ну, Ларины родители.
- Сейчас за городом, они старенькие уже, живут в деревне, там у них дом хороший, возле нашей дачи. Мы, Лара, я, наши мужья и дети, практически все выходные там проводим. Если бы не Ларины родители, я бы ничего в этой жизни не добилась. Это они все время меня поддерживали, даже крестили меня, чтобы я могла называть их мамой и папой. Деньги давали, когда я в них нуждалась, ну и следили за моим воспитанием.
- А как это случилось, что чужие люди стали вам родными? – поспешила поинтересоваться Ира.

 Прежде чем ответить, Линда взяла с тумбочки бутылку с водой и стала пить прямо из горлышка. Утолив жажду, ответила:
- С Ларой и ее родителями я познакомилась чисто случайно. Я заканчивала восемь классов, это было где-то в мае, с подругами пошли в парк, загулялись там допоздна, а потом, когда уже возвращались, слышим, как из самого темного места крики приглушенные раздаются. Сначала хотели пройти мимо, мало ли что там может быть, а потом до нас дошел крик «Помогите!» и тут же пропал, как будто кто-то кому-то горло передавил. А мы, интернатовские, воспитаны так, что, не раздумывая, бросаемся на помощь. Вот и ринулись прямо в гущу кустов. Выскакиваем – а там двое ублюдков пытаются девушку раздеть, ну я с криком и кулаками на них, хотя ни ростом, ни силой мне меряться с ними было никак нельзя. Но я еще с семи лет посещала секцию каратэ на стадионе, поэтому знала кое-какие приемы. Короче, тех сволочей мы с девчатами положили на землю, девчонку освободили, а тут милиция на наши истошные крики подоспела. Вот так и познакомилась с Ларой, а потом с ее родителями. Вот тогда, когда мать мне дала от ворот поворот, я пошла к ним, а они отправили меня в Минск. Ларин отец заставил меня подать документы в институт, где работал ректором его двоюродный брат, выбил мне комнату в общежитии, хотя я еще не поступила… В общем, сделал все возможное для меня. Через год в этот институт поступила Лара, она на год младше меня. Вот так мы и проучились вместе, я на втором курсе вышла замуж, Лара на пятом, хотя кавалеров у нее было море, но она ждала своего принца...
 Линда резко замолчала, она, прикрыв глаза, вытянулась в кровати и замерла, как будто притаилась в ожидании чего-то. Ольга и Ирина, по-своему восприняв поведение соседки, не сговариваясь, решили не тревожить ее дальнейшими расспросами, но через минуту гробовой тишины Ира встревожилась: она внимательно всмотрелась в вытянутую в струну соседку и испугалась.
- Линда, Линда! – закричала она.
Ольга, поняв все, выскочила в коридор. Через секунду ее ор разорвал сонную тишину больничного крыла:
- Врача, скорее, человеку плохо!

Когда суматоха улеглась и Линду увезли в реанимацию, Ольга и Ирина долго сидели на кроватях, не допуская даже мысли о сне. Они практически не проронили ни слова, но думы их были абсолютно одинаковы: о своей соседке, которая была глубоко несчастна только из-за того, что в сердце ее жила постоянная боль, выраженная ненавистью к матери.