Ни вчера, ни сегодня...

…………….. В жизни, во многих ее вопросах, где строятся отношения между мужчиной и женщиной, в итоге выбирает именно женщина, а мужчина только предлагает, возможное, возможное в этих отношениях.
Но в этих наших с тобой обстоятельствах жизни, я, наверное, не вправе ставить даже простые вопросы, но они возникли в твои слова… Ведь и стиль в нашей с тобой переписке, я воспринял, как данность.

                Сегодня третий день моего пребывания в Северной Пальмире. Так вышло, что я вновь в твоем городе, но завтра уже предстоит вылет по обратному маршруту.
Третий день и вновь в освободившееся от дел время я отправился, к набережной в попытке все же написать хоть один - два этюда. А вчера я только побродил с этюдником на плече вдоль канала огибающего своими темными водами ансамбль Новой Голландии. Было ветрено и холодно, да и уже вечерело, одним словом зима не самое лучшее время для этюдов.
 А в первый день я успел побывать только в Эрмитаже и как всегда больше времени провел в зале Рубенса… и ты знаешь, где и почему…

Сегодня не столь холодно и первый небольшой этюд я написал с видом на Исаакиевский собор от памятника Петру Первому. А сейчас я стою на набережной Невы. Нашел местечко, боле - менее защищенное от стылого ветерка и стою в волнении охваченный чувством восторга и легкой грусти. Да именно так, чувственно в восприятии того, что привлекло и что собираешься написать, а иначе и не стоит  браться за кисть, потому как иначе все будет скучно и не выразительно. А в этот день небо над Невой по особому светлым серебром, но уже розоватых оттенках по облачным просветам. Ведь уже вечереет и подмораживает снег, и я спешу запечатлеть это состояние на небольшом этюде с видом на Петропавловскую крепость, где воды стылой Невы бороздят экскурсионные катера, тающие в холодных бликах вечернего солнца, и надо писать быстро, пока на палитре не остыли краски.
Но вот позади меня вновь слышны чьи-то торопливые шаги, и кто-то остановился рядом и в зимней свежести воздуха в легком дуновении ветерка, словно веет ароматом твоих волос. И так хочется обернуться, но ты ли это любовь моя, в эту грусть мою о тебе!?  Да, я знаю, что это не ты и сколько бы я не оборачивался, как там, у Исаакиевского собора, я знаю, что встречу взор незнакомых  мне глаз девушки или женщины, или взгляды молодой супружеской пары, и возможно услышу – А ничего, что мы посмотрим!?- и я отвечу – « конечно, пожалуйста, смотрите…»

Ни вчера, ни сегодня, я не позвонил тебе.  Зачем!? Ведь и так ясно, что встречи не будет. Все останется, как и прежде. 
…………………А вечер стынет и стынут краски, и уже сложно подхватывать на кисть… и только мастихин еще позволяет смешивать и накладывать густые замесы цвета…  И вот уже на этюде с парапетом набережной на переднем плане, чуть припорошенным снегом, и далее с течением стылых вод Невы, блекло отсвечивающих вечерними облаками, все более узнаваемо возникает силуэт Петропавловской крепости.

Три дня, всего три дня, но неужели бы в этом времени не хватило бы нам, для встречи, хотя бы на пять минут. Но я не позвонил… Не позвонил, потому что не хотел ставить тебя в неудобное положение, искать причину отказа о встрече. Ведь все уже было однажды, было. И был день, где я восторженно в своих наивных ожиданиях и радости, чуть ли не кричал в трубку телефона – «Слышишь… я здесь! Я приехал…
А ты вдруг спросила, спросила и уточнила, до какого числа я буду в городе.
И я назвал олсич…. И ты, выдержав паузу, вдруг сказала:
- Знаешь, я так сожалею, но сегодня, понимаешь именно сегодня я уезжаю… Вот буквально сейчас…
- Да… а когда вернешься!?
- Да вот, получается, как раз уже после твоего отъезда… Но ты не грусти, слышишь… 
Твой голос, он был каким-то иным. И вот такую, я тебя уже не знал и не узнавал…
Но я помню, помню тебя ту, мою самую-самую!
И помню, как ты, не раз неожиданно окликнув меня, подбегала, и я, обернувшись во встречном шаге, обнимал тебя, и вдыхал аромат твоих волос в свежести зимнего дня, снега и света.

……………..Как быстро летит время. И быстро прошел и этот мой третий день в городе. Уже вечереет и я уже наспех, дописываю этюд. Дописываю и не знаю, почему, почему сегодня в эти самые минуты, при каждой мысли о тебе, мой взор  застилают слезы. Вот уж эти предательские слезы, и я боюсь обернуться, не потому что рядом, позади меня совсем - совсем не ты, а вот из-за этих слез, что не стынут и их ни как не смахнуть, потому что руки испачканы в красках.
…………….Я не позвонил тебе. Но может, потом, позже я напишу тебе о том, что я был в твоем городе. Потом…   
И может быть тебе захочется прогуляться там, где я был, там у Новой Голландии… Или здесь, на набережной, недалеко от Эрмитажа.  И может быть, может быть, ты зайдешь прямо с набережной в здание Эрмитажа, и, поднявшись по маршевой парадной лестнице, пройдешь в зал Питера - Пауля Рубенса. Пройдешь, чтобы просто постоять там, где я в первый день приезда, вновь встретился взором, с той… тобою…

Этюд дописан. И вокруг уже заметно обозначился вечер. Художник сложил кисти и привычно собрал этюдник. Он так и не обернулся в сторону стоявшей, чуть справа позади него молодой женщины. Как и она не осмелилась спросить его о чем-то взволновавшем ее, может о том и по причине того, что ей показались знакомыми черты его лица, а может просто, просто ей было интересно наблюдать за его работой и просто хотелось спросить, так просто, не о чем…
    
Да, по жизни, по неписанному правилу, выходит, что мужчина предлагает возможное в возможном, а выбирает и решает женщина… Одна за двоих.
Но для двоих, как возможное, единственное в жизни, в выборе, явное и важное именно для двоих, предлагает состоявшейся встречей, судьба.
Однажды… только однажды.  И только потом через годы мы говорим светло с теплотой в голосе – Судьба… Или с щемящей сердце грустью… Не судьба.