Заезженная пластинка

— Сколько это стоит?

Говорившие медленно отъезжали. Каждый в свою сторону. Мой отъезд был незапланированным, а для Исаака направление движения было строго определено перемещением иглы вдоль дорожки грампластинки.

— Бешенные деньги!
— Почему?

Пластинка шуршала и постреливала как зернышки в папироске. Ей ещё крутиться и крутиться. Крутиться бесконечное количество раз. Я смотрел на подрыгивающую иглу и слушал звук. Я его слушал из под самого кончика. Кончик хрипел в самое ухо, навязывая тугие узелки к уже имеющимся звукам моего пульса.

— Потому, что это вообще бесценно
— Вот как!
— Но тебе это обойдется в … пупырь на уксусе
— Пупырь?
— Ты что же, собираешься торговаться?

Мне показалось что на самой последней дорожке пластинки появилась дырочка. Она начала расти и все параллельные прорези сваливались туда, цепляясь за соседние и растягиваю саму пластинку эллипсом. Еще немного и игла коснется краёв этой разрастающейся чёрной язвы.

— Нет-нет, не собираюсь. Я готов хоть сейчас. Пупырь так пупырь!
— А ты славный парень
— Не говори так
— Почему ж?

Перед самой дырой игла подпрыгнула вверх. Конец пластинки приподнялся. Щелчки стали отчётливее. Я почему –то испугался за разрастающуюся дыру. Вдруг ей не удастся всосать в себя иглу. Если игла уйдёт - то музыка остановится. Мне изо всех сил хотелось помочь дыре. Я напрягся и силой воображения ловил строптивую колючку. Мне нужны были щелчки между ушами, ведь это моя музыка.

— Потому что однажды меня этими словами обидели. И наказали. Сначала обидели…
— Расскажи
— Рассказать?
— Расскажи немедленно
— И расскажу
— Да-да, пожалуйста
— Но учти…
— Давай без угроз, просто расскажи и всё
— Хорошо

Длинный коридор. Коридор в милицейском УАЗ-ике. Я стою посреди салона, а по обеим сторонам сидят милиционеры. Они смотрят на меня молча и от этого мне не по себе. Неприятно чувствовать себя центром подобного внимания. Стою, потею и вытираю лоб рукавом своего пальто. Обременительное молчание. Я не выдерживаю и начинаю канючить:

— Не пил я. Не пил ни глотка. Почему вы мне не верите? Не пью я вообще
— Признайся!

Первый милиционер встаёт во весь рост, упираясь головой в потолок салона автомобиля и протягивает ко мне открытые ладони.

— Не пил!

Милиционер садится на место и виновато опускает голову. Руки складывает на коленях. Тяжко вздыхает. Снова гнусная пауза.

— Да не пил же я

Встаёт следующий милиционер и окинув взором два ряда собратьев произносит нараспев, с малорусским акцентом:

— Пил ведь! Прошу тебя признайся. Лучше будет
— Да ну не пил же я

Я виновато опустил глаза вниз и рассматривал грязный пол ментовского УАЗ-ика. Мент машет на меня рукой и как бы обидевшись, плюхается на своё место. Автомобиль живо отреагировал на происходящее внутри - закачался на скрипучих рессорах. Встаёт следующий сотрудник органов и заикаясь умоляет меня признаться. Я и дальше отрицаю. Но с каждым новым милиционером отрицать мне всё сложнее и сложнее.

— Тебе ничего не будет. Просто скажи что пил
— Ну, вроде не пил. Да нет – не пил. Вроде…
— Лукавишь!
— Не помню точно
— Признайся!

Встаёт последний мент и всхлипывая умоляет:

— Что ты за человек такой? К тебе со всей душой, а тебе червонца жалко для нас что ль. Ты же славный парень!

После тих слов он закрыл лицо ладонями и плюхнулся передо мной на колени. Я не выдерживал такой психологической атаки и так же медленно осел перед ним. Встал на колени и начал реветь. Мы стоим друг перед другом близко-близко и плачем. Он положил мне свою голову на плечо, а ему свою. Новый взрыв эмоций. Все милиционеры повскакивали со своих мест и начали галдеть наперебой:

— Значит пил всё таки. А упирался. Пил ведь сука.

Сквозь рёв я признаюсь в страшном поступке. И меня незамедлительно накрывает ментовское правосудие. Со всех сторон полетели на меня тычки ногами и шлепки дубинок. Я закрыл лицо руками и в позе зародыша катался по полу. Менты, мешая друг другу как следуют ударить, ругались. Страшно ругались. ЗЛО повисло в ментовской клоаке. В голове звеня и заикаясь прокручивались последние слова сострадательного мента «…слав-ный па-рень славный парень! Пил. Славный парень»
Даже вспоминать неприятно…

— Ты будешь рассказывать или нет?
— Так я только что тебе рассказал
— Рассказал?
— Ну конечно
— Ты ревел как белуга
— Ревел?
— Как белуга
— А про ментов
— Каких ментов?

Исаак настороженно закрутил головой. Я не видел его голову, но слышал характерное потрескивание шейных позвонков.

— Про плачущих ментов
— Дурной ты брат. Хоть ты и брат а недолюбливаю тебя такого. Когда ты вот так меня по шугани месишь. Менты не плачут!
— Менты не плачут?
— Богатые, тоже, не плачут
— Богатые менты?
— Богатых ментов не бывает
— Стоп
— Чего ещё?
— Не надо мусора. Я беру, как договорились. За один уксусный пупырь.
— Это как?
— Ты сам определил ему стоимость
— Это я сказал такое?
— Да. За один пупырь на уксусе!
— Хм, раз сказал значит бери. Исаак слово держит. Все это знают. Раз сказал…
— Пластинку тоже давай
— Бери, если хочешь

Две тени обнялись и похоже поцеловались в засос. Но утверждать не буду. Слышал только чавкающие звуки.

— Ну, пошли тогда
— Пшли

Не было возможности разглядеть лиц собеседников. Видны были только ноги. Две пары ног по очереди стукали об асфальт своими каблуками. Удаляясь – шаги растворились в темноте и лишь блуждающее эхо доносило до меня искажающие щелчки.

Ноги дошли до ближайшего угла дома. Остановились и разошлись в разные стороны. Две ноги свернули за угол. Третья нога перешла через дорогу, а последняя повернула назад. Наверное, что-то забыла на скамеечке.

Очень неприятно - быть свидетелем такого неравноценного обмена. Я заплакал, удерживая всхлипы рукавом пальто. Игла последний раз чирикнула и влетела в черную дырину.
Стук удаляющихся каблуков совсем умолк.

Милиционер перестал плакать и УАЗ-ик тронулся. Лопнул последний уксусный пупырь. Снова я остался один. Хотя нет, не один. В висках щелкает игла, перескакивая царапины на дорожках пластинки.