Цитала. Дозор Пигаша

                Дозор Пигаша               

Пигашу позвонил один из старых-старых люберецких братков, ставший большим человеком. Этот бывший бригадный имел теперь сеть магазинов автозапчастей на половине Подмосковья и в самой Москве. Звонок был неожиданным, если учесть, что про старика Пигаша только «старики» люберецкие и помнили и давным давно не звонили.  «Стариков» теперь почти нет в зоне видимости и слышимости, а те, что ещё живы, разъехались далеко и никто глаз не кажет.
- Привет, Егорыч, - бухтела трубка. Дальше было дежурное «ля-ля-ля-ля» о здоровье, о том, кто кого видел, кого «в гробу видел», о планах на жизнь, на ближайшие дни и прочая чепуха.
- Ты ещё у меня про баб спроси! – рычал Пигаш, - Кончай про анализы, Сизый… Ты дело нашел старому Пигашу?
- Ну, конечно. Есть дело. Необычное… Ты у себя? В своем «спортзале»?
- Нет… Там скучно. Там занимаюсь только. Иногда… Я в однокомнатной своей, все той же…С Гуром.
- С кем, с кем?
- Пес мой. Водолаз… Забыл?
- Он жив ещё? Ветчиной, небось, кормишь…
- Кормил бы ветчиной – сдох бы уже… Мясо вредно, Сизый, Много мяса вредно… Я собаку уважаю. Сам  всю жизнь ем мясо два раза в неделю.
- Может, тебе денег дать? – подколол Сизый.
- Иди на … - Пигаш был не беден, - Вечером придешь? Или ты чё про выходные спрашивал?
- Нет. Сейчас. Я уже тут…
Через шесть минут старик уже распахнул дверь, встречая гостя, занявшего своею тушей все пространство в прихожей.
- Разжирел, Сашок… Скоро ты запчасти для себя начнешь закупать! Что это такое? – Пигаш бухнул кулаком в громадное пузо своего старого знакомого. Молодой водитель бизнесмена, зашедший следом, молчал, как прикладной инструмент. И фиксировал своими нарочито бесстрастными глазами тип и стиль отношений двух очень пожилых людей.
Сели в кресла в комнате. Курить у Пигаша можно было везде – и он, и его Гур безразлично относились и к табачному дыму, и к пыли в палец толщиной на хорошем плазменном телевизоре.
- Не смейся, Егорыч, но в этот раз дело у нас с психами ненормальными… В натуре. Тут меня попросил человек подстраховать. В чем дело, не знаю. Правда, не знаю. Знаю одно – приезжает в Егорьевск один штатский. Будет, видно, шляться по психушкам или ещё где – с медициной связано что-то. Но он ищет человека, которого там уже нет. Вся закавыка в том, что на этого искателя идет охота. И он об этой охоте либо не знает вовсе, либо только догадывается или предполагает… Но он не знает, что охотятся за ним нешуточные пацаны, - Сизый постучал пальцами по своим плечам, показывая , что это «специалисты в погонах».
Пигаш молчал. Для него это ещё не информация. Это ещё не проблема. И это ещё не деньги… Сизый выдержал паузу, видно, ворочал мозгами, пытаясь найти слова, чтобы объяснить все остальное.
- Короче, Егорыч, - он решил просто вывалить цену вопроса, - Меня попросили тоже эти, - он опять постучал пальцами по плечам, пожал плечами,, - Не мой вопрос, как говорится, что у них там за мацы с этими ненормальными… Но в одном меня предупредили особо серьезно: какие-то ну о-очень большие люди совсем наверху не поделили между собой что-то. А эти психи то ли эксперты какие-то , то ли… ну, чокнутые – они все эти эксперты… то ли слишком много знает этот штатский или полез , куда не надо. Как я понял, его, может, и не хотят грохнуть. Может, в ту же психушку спрятать хотят и поколоть на базар… Не мой вопрос… А дело такое. Попросили меня этого кренделя вытащить из-под удара, если что. И самое главное – попытаться понять, кто его ведет? Номера машин, рожи там всякие, просечь, куда сам он ткнется… Даже аппаратуру на это выделили…
- … и старый Пигаш будет в шпиона играть? Ты как себе представляешь… Мне пацанов поднимать надо. И напрямую, поштучно, а не каких-нибудь там бригадных, а … ты ж понимаешь, тут всякому это не поручишь… - Пигаш как-то даже расслабился. На черта ему эта канитель?…
- Двадцать тысяч баксов, - Сизый смотрел прямо в глаза Пигашу. Стало понятно, что ему обратиться сейчас не к кому, и платят те «в погонах» за срочность, - Пятнадцать получите деньгами, пять – аппаратурой и заберете подержанный пикап…
Пигаш думал. Хотя, наверно, так будет сказать неправильно… Щелкнула интуиция: «Здесь что-то стоящее! Такие деньги просто за слежку? Да ну – чушь какая-то…».

*   *   *

Когда Пигаш получил более-менее исчерпывающую информацию (к сожалению, без фото, а только с устным портретом) Вячеслав Пигаш зацепился взглядом на фамилии «Полозов». Где-то он её уже видел или слышал… Причем имя и отчество точно подсказывали – где-то это редкое сочетание в его жизни встречалось – Рустам Георгиевич Полозов. Врач, значит… Врач, которого ищет этот Бекетов Георгий Иваныч…
Некоторое время он занимался обзвоном надежных людей – тетушек и дядюшек, в погонах и без погон, которые смогли бы пару дней поработать с наружным наблюдением. Нашел он так же и тех, кто «поставил сетку» на все регистрационные пункты – от вахт и контрольно-пропускных пунктов психушек, до гостиниц, общежитий, пунктов ГАИ и … потом почти все отменил, извинившись, как за неправильно понятую задачу. Нужны были просто глаза по всей линии появления. И глаза эти должны двигаться за Бекетовым. А не отмечать, где он появлялся. Больше того – глаза должны быть с оружием, ведь главная задача не отследить, а вывести из-под удара. А уж кто этого Бекетова «пасет» проявиться, уж как-нибудь проявится. По ходу дела…

Вечером раздался звонок из Егорьевска. Звонил один из бригадных. Срочная встреча была ему нужна. Уставший Пигаш погладил Гура, налил псу воды, не по графику вывалил ему мясо. Что-то забытое, наработанное всей жизнью ёкнуло у него в сердце. Он на «автопилоте» уходил из дома так, как будто не вернется сюда никогда…
Когда рулил по Коломенскому шоссе мимо темных торговых рядов , шашлычной и будочкой за шашлычной, Пигаш поймал образ и вытащил его из памяти. Точно – это же тот толстенький врач, который был с Сурненко… ну, Серый, громило посуды… Они ж разговаривали, когда познакомились с Сурненко…Ну, когда он деньги за посуду отдавал. И потом… Друга этого, ушибленного посудой, звали Полозов Рустам Георгиевич. Точно!
… Встреча с бригадным перевернула и отменила всё – Бекетов уже арестован кем-то, якобы за покупку партии психотропных средств. Самого этого бригадного «зарядил» на поиск не кто иной, как заместитель начальника милиции, причем в строго конфинденциальном порядке, пояснив, при инструктаже: «Человек арестован спецурой. Но в прокуратуре о покупке психотропных средств слыхом не слыхивали…В сводке по району ни строчки, ни полстрочки… Человека замели за что-то другое. Но самое главное – поиск объявила… тоже спецура! Очень надежный и высокий человек вышел на нас с просьбой максимально провентилировать вопрос… Когда арестован? Как я понял, часа четыре назад…».
- А ну, уточни… Четыре или три с половиной – это совсем разный километраж передвижения.  И где это произошло?
Бригадный звонил по телефону своего контакта. Пигаш в открытую поехал к КПП психушки – там были двое его людей. Лишь бы смена была их… Смена была не их… Но говорливая тетушка буркнула хорошую фразу: «Что-й-то сёдни на ночь глядя разъездились все эти… Открой-скажи…»
- Кто был тут до меня?
- Дак два раза с черными стеклами машины подъезжали… Номера сказать? Десять баксов.
Пигаш отдал десять долларов. «Не…-  мотнула головой тетка, - Десять евро. Мы по старинке баксом зовем…». «Мля…», - процедил про себя Пигаш и отдал евро. Номера машин - это было хоть что-то… А в остальном опоздали. Бесполезно играть со спецурой.

А потом наступила ночь телефонных звонков. Ночью и столько Пигаш по телефону не общался никогда. На пустой, еле освещенной улице Егорьевска возле заправки на выезде от автопавильона, и потом – на трассах до Сусанино и Павлово теплая сентябрьская ночь кутала фары машин густо, будто пеленала. Клочковатый туман ближе к утру был натуральной иллюстрацией клочковатых поисков и мыслей Пигаша.
В первом же звонке, который сделал Пигаш Сизому, он был вынужден пояснить, что тут игра посложнее, чем полагают заказчики, а если они знают степень серьезности, то должны понимать, что опоздали. Если же лоханулся, упустил время или недооценил конкурентов сам Сизый, то горе на его голову – сберечь Бекетова уже невозможно. Этого загадочного мужичка со смешным устным провинциальным портретом (по-южному седеющий плотный брюнет, увалень в куртке-аляске и в очках) взяла «контора», хвост которой невидим . Если догонять известные машины, тогда ему и его людям надо идти на силовой вариант освобождения. Этот вариант, к счастью, не оговаривался как обязательный. А если догонять, чтобы только выяснить, Бекетова там везут, куда везут и везут хоть кого-то, тогда и это сейчас возможно только, если по счастливой случайности мобильная часть группы людей Пигаша окажется на той же части трассы, где заметят номера «конторских машин». Впрочем, и это чушь – в машинах ведь ребята не из «Пионерской зорьки», хвосты просекут сразу. Уйдут или накажут, побьют машины, например – ресурса у них точно побольше. И главное – морального ресурса… И все-таки.

 Пигаш поднял людей по всей трассе. Главным доводом для своих действий принял одно – не факт, что за парнем охотиться ФСБ или кто-то из «этих». Это слова, предположения заказчиков, может и просто для  подстраховочки. Пигаш делал свое дело исходя из максимально объективной, как ему казалось, реальности. Он, конечно, подстраховался – обзвонил и снова напряг всю свою сетку с поправкой на то, что никаких силовых мероприятий в случае обнаружения «объекта» не предпринимать. Глаза «включили» десятки людей – от автозаправщиков на Коломенском шоссе до вьетнамского шулера и точильщика ножей под Воротниково, до церковного сторожа в Вознесенском и таксующей братвы под Люберцами. Фиксировались все «ниссаны», и «форды». Все. Не взирая на названные и неназванные номера.
Двадцатый звонок… Тридцать второй… Сорок второй… «Форды», «Ниссаны», «Тойота» перепутанная с «Ниссаном»… Пятьдесят четвертый… И ещё, ещё звонки, звонки…
Пигаш первым же звонком передал номера машин, купленные за 10 евро, но теперь звонил Сизый и … назвал ему другие номера. За ними тоже на всякий случай надо было следить. «Это по нашей программе? Или ты, мля, мне какой-то довесок всучиваешь? Что-то не нравится мне эта работа, Сашок. Я сверну сейчас всех людей…»- Пигаша через полтора часа всерьез напрягла безалаберность и стихийность работы. За спецурой пытались следить дилетанты и при этом в жмурках этих они явно не отдавали себе отчет в том, что те, кто окажется в фокусе гонки, могут остаться без головы. И не только фигурально выражаясь… В полтретьего ночи рыжий дед, понимая, что все его усилия и внимание всей его сетки дают ноль, принял решение, которое в любой другой ситуации он посчитал бы «лоховским», слишком открытым и некрасивым по своему непрофессионализму. Не найдя Бекетова, который ищет Полозова, и зная, что Полозова в Егорьевске нет  рыжий… седой дед решил пойти по тому каналу, который выводил хотя бы на Полозова. Он решил звонить Сурненко. И рассуждал Пигаш примерно так: «Если тут спецура против спецуры… Предположим, что это так… Если спецура против спецуры, то нужно попытаться объявить хотя бы одной из них, что ты по своим делам ищешь человека, который спецуре понятен, известен и… А мы ищем по просьбе, мы не при делах. Из серии «бабушке пирожки несем»… Смешно, конечно». Пигаш плюнул и, секунду поколебавшись, набрал номер…


Помня про однажды увиденный элемент «маятника», действие, которое в некоторых школах джиу- джитсу называют джи-джи-тау, Пигаш никогда и нисколько не сомневался в том, что Сурненко из «этих». Его телефон, к счастью, был в одной из старых записных книжек, которые у «ангольского прапорщика» всегда были при себе.
- Здравствуй Вадим Виленович,.. – Пигаш прислушался к тишине в трубке. Надо же набраться наглости, чтоб будить человека в полчетвертого утра. На секунду Пигашу даже показалось, что связи нет, что тишина техническая, но потом все же услышал дыхание. На всякий случай торопливо извинился и пояснил: - Прости за такой поздний звонок. Ты меня, наверно, не помнишь. Когда-то вы с другом – с врачом Полозовым перебили у меня посуду на Люберецком дорожном рынке. Я – Пигаш, тот самый дед…Ты ж, между прочим, говорил, «звони, если что…». У меня то самое «что… если что…».
- Да, Владислав Егорович, помню, конечно… А ты – нет: я Владиленович.., - и хмыкнул, - Шучу. Это не принципиально…
- Вадим, я ещё раз извиняюсь, но позвонить в такое время просто вынужден. Тут меня напрягли ребята, ищем человека, а человек тот, между прочим, ищет вашего Полозова….Хорошо, что я вот фамилию вспомнил, - играл уже немного забывчивого старика Пигаш, - Но – бзынь – и ни человека, ни Полозова…
- А что? Проблема какая-то? – после паузы, показавшейся сонной и ленивой, спросил голос в трубке.
- Не знаю. Но, если парни не врут, то могут быть эти самые проблемы. Не столько у Полозова, как я понимаю, сколько у того человечка… Ну, за которого меня попросили…

Тишина в трубке была пятисекундная, но она показалась седому деду подозрительно долгой. В лучшем случае по ту сторону связи человек отвлекся, надевая, например, носки или футболку. А, может, это вообще не Сурненко? Что трубка его, Владислава Егоровича, по имени-отчеству назвала, это ещё ничего не значит. Точнее все это может значить, что «ведут» уже его самого – Пигаша «ведут»… Ну откуда какому-то «серому» Сурненко, которому он звонил в последний раз лет шесть назад и то на тему «козьего молока» и с шутками, что Сурненко прошел и не поздоровался на Люберецком балагане… Ну откуда Сурненко помнить имя-отчество? Конечно – только в случае пристального, не поверхностного внимания.
- Так, значит, Вы, Вячеслав Егорович, О БЕ... ОБ Этом человеке беспокоитесь? И что? Чем могу помочь?
- Ничем, - разозлился на себя Пигаш. «Лох. Голимый лох, - ругнул себя Вячеслав Егорович, - Зачем я позвонил?». Однако вслух брякнул, - Заработать хочу. А вдруг человеку помогу? Тем более он с Полозовым знаком, - с нескрываемым сарказмом , обращенным к самому себе закончил он, извиняясь ещё раз, что разбудил в такую рань. Хотел уже отключиться, но услышал в трубке резкое: «Хорошо. Поможешь». Голос теперь в трубке угадывался явно Сурненковский.
- Я коротко, - Пигаш начал объяснять, почему и в связи с чем его попросили подстраховать некоего Бекетова, - …а про Полозова я вообще случайно вспомнил. Стою сейчас в Егорьевске, на пятачке возле угловой аптеки, если знаете…- (Тут Пигаш опять слегка валял дурака – он действительно стоял напротив угловой аптеки в Егорьевске, но ему интуитивно важно было показать свою открытость и как бы некоторую наивность), - Поэтому я по телефону вынужден. Ездить, как я понимаю, уже некогда. Ты ж, небось, в Москве…
- Нет. Я позади тебя в тридцати шагах. Стеклянный павильон «Цветы» видишь?
Вячеслав Егорович про себя ухмыльнулся: «Ведут – не ведут… Ты уже «убит», Слава…» - сказал он себе.

Не в первый раз в жизни, конечно, случалось, что вели его, а не только он. А вот, что прозевал он, действительно по-стариковски, такую хорошую «наружку», как павильон «Цветы» - это вызывало досаду.
Пигаш сидел в машине и звонил из машины. Получается, что тот, кто смотрел ему сейчас в затылок, знал точно и чья машина, и что в его «Рено» нет посторонних. Вряд ли бы пошел сейчас Сурненко на прямой контакт, если бы знал, что Пигаш в машине не один. Впрочем, черт его знает…
По чьему заказу работает Пигаш,  интересовало Сурненко в первую очередь. Пигаш рассказывал, и они очень внимательно, профессионально цепко рассматривали друг друга, будто только что познакомились. Вадим сильно постарел, стал совсем седым и завел себе усы щеточкой. Куда делась его бычья борцовская шея? А Сурненко про себя отметил сразу, что «дед»-то совсем не матерщиник, что без той дурацкой балаганной роли он довольно деликатен , по-военному лаконичен и точен. Для Сурненко секретом уже не были ни ангольское и инструкторское прошлое Пигаша, ни то, что он « на активных ролях в люберецкой ОПГ(организованной преступной группировке), кассир «общака», как было написано в досье, запрошенном Сурненко ещё тогда, после странной истории (на его взгляд) у торговых рядов в 1994-м. Запрос Сурненко делал, конечно, не из-за битой посуды , летящего ворона и тетушек, выхлопывающих половики и ковры на одинаковой дистанции от дороги. Запрос он делал по поводу МТЛБ, разбившего фару его «Форда», а также рыжего деда, подозрительно профессионально и быстро наложившего повязку и нашедшего в «диком поле» фурацелин. Ответ тогда пришел неожиданный…

И все-таки они испытывали симпатию друг к другу. Это была симпатия двух мужиков состоявшихся в жизни  крепко, имеющих цели, умеющих их ставить и добиваться. А сама игра «я знаю, что ты знаешь, что я знаю» только добавляла вкуса в их оценочных взглядах друг на друга. Сейчас они спасали человека, один за деньги, второй за идею, один зрячий, а другой вслепую, но оба понимали, что уже полезны друг другу и это их тоже тихо радовало.
Сквозь запахи орхидей, флоксов и сквозь колючки кактусов Сурненко взял разговор в тонах, не терпящих возражений и обсуждений. Это был как минимум тон победителя в слежке.  Пигаш это понимал. Вадим отдавал приказы, как кому-то по телефону, так и Пигашу: 1) снять сети наблюдения;2) людей отправить по домам без всяких промежуточных сборов; 3) по звонку было понятно, что позвонил прокурору с просьбой- приказом: УБОПУ и местному ГИБДД в ближайшие 2-3 часа не проводить операции против лиц на автомобилях «Ниссан» и «Форд» и, желательно, вообще против каких-либо; 4) успокоить «так называемого Сизого» и передать, что «кажется нащупали того, кого надо»; 5)  некоему «Китайцу» был отдан приказ войти в дом….Где и какой дом, конечно, было не понятно, но было понятно, что «Китаец» - это спецгруппа.

… Цветочный павильон на глазах Пигаша превращался в диспетчерскую, где хрюкали две рации, из-под земли, а точнее из подсобного помещения появились двое молодых людей, за стеллажем шевелился ещё один, но его Пигаш заметил ещё, когда вошел. В орбите оперативной связи и управления Сурненко  по прикидке старого прапорщика Пигаша в данный момент находилось не менее тридцати человек…

               *   *   *

… Я никак не мог проснуться. Близко и очень ярко горела настольная лампа. Светила в лицо. У меня горел нос. «Наверно, от лампы», - плавала где-то в лобной части черепа мысль тяжелая, как мешок мокрой ваты. Я хотел повернуть голову, но она не поворачивалась. Хотел повернуться в кресле, чтобы спать боком, как делаем мы это в самолетах или в ночных междугородних автобусах, но тело было словно впаяно во что-то. Кажется, одно из первых, что я осознал, это что нос горит у меня не из-за лампы, а оттого, что он разодран. В каждой ноздре были вставлены щупальца с прищепками-раструбами, раздвинувшими мои ноздри до невероятных размеров. Нос из-за этого мероприятия был совсем гармошкой.  На миг даже подумалось, а есть ли у меня нос в том виде, каким мне его дали родители, с горбинкой, крупный, с линией хряща, слегка проступающей под кожей  по левой стороне, выскочившего когда-то от пропущенного удара на секции бокса. Куда-то туда, в носоглотку, уходили стальные нити, в лобной части я чувствовал, что шевелятся «усики» этих нитей и чувствовал, что поднимается температура. Было странное ощущение, что я проснулся только затылочной частью.
Да. Это было очень схожее состояние с состоянием управляемого сна. Где за искусственным светом, бьющим в мои глаза, я слышал мужские голоса, слов разобрать не мог. Затылочная и лобная часть были разогреты. Особенно затылочная часть. Она была охвачена огнем не изолированным в области поле Вернике, температура уходила и на гепофиз, и захватывала часть темени. Резкого контраста с височными долями не было и поэтому, наверно, я увидел две двери в себе. Через них можно было уйти и от этого огня, и от боли, появившейся в правом глазу, и от похолодевшего дребезжащего сердца. Сердце вообще раскрылось, как пещера, или как алтарные ворота, и крупные подтеки сталактитов и сталагмитов алого цвета застыли мгновенно…  Двери я видел и сквозь алтарь сердца и, будто бы сверху – надалтарно. Распахнулись правые двери – я так и хотел и, слава Богу, так и произошло. В дверях стоял ангел. За ангелом было бирюзовое пространство, похожее на небо, но я угадал, что это не оно. В театре наше светотехники и декораторы делали небо даже получше. И могли его сделать даже в подвале.

- Здесь купят тебя и сделают из тебя нетебя, - строго сказал ангел, - Мы можем уйти…
- А ты кто? – спросил я у него.
- Ангел.
- Ты не ангел.
- Я ангел.
- Нет. Ты не ангел…
- Как ты догадался? – и эта тварь захохотала больным смехом одного знакомого спившегося актера.
- Не мне и не тебе решать, когда и куда мне пора… - ответил я, вспомнив, что, когда пора, тогда приходят двое и у души грешной не спрашивают. Берут её и несут.
Дверь захлопнулась вместе с «ангелом» с такой силой, что перед дверьми завис клуб пыли, как черный туман, который бывает на моей родной Выми, северной реке со священными водами и вечной тайной извилистых многотеррасных берегов. Правой двери больше не было. Вместо неё стояла глухая каменная стена.
Левая дверь открылась со скрипом. В щелочку выглянул мужик. Сначала появилось полголовы и глаз, потом полтела. Он был голым и лысым. На груди у него блестел крестик. Широкий, основательный, но совсем не православный, а такой, знаете, Корсуньский крест, похожий на российсктий Орден Мужества.
Мужик не успел открыть рот, как я сказал ему: « Не зови! Пшел вон!». Он разозлился и пошел не вон, а на меня -  свирепо, зачем-то озираясь по сторонам. Он цедил сквозь зубы: «Я-то уйду, а ты застрянешь здесь навсегда. И будешь получеловек- полумонитор. На Земле тебя уже нет. Ты разве не знаешь эти коридоры? Это же та самая… Ну? Как это вы называете?». Не отвечая ему, я про себя подумал: «Цитала что ли?». Наступает облегчение…

Я уже не только во сне понимаю, что это сон или измененное состояние сознания, похожее на сон, уже не только вижу природу несебя, но уже дифференцирую эту природу и главное – всё то, что вы прочитали в шести строчках выше, я систематизирую и раскладываю там, в том состоянии, перед дверьми.
Напротив двух дверей и против двух тварей я обнаруживаю ещё двух личностей – себя, рассматриваемого со стороны, и ещё кого-то рядом с собой. Кстати, тот, который обнаруживает себя и стоящего рядом с собой – это вообще пятый участник. Но он не режиссер этого спектакля подсознания, он скорее … он скорее… он, пожалуй, … не знаю. Бог знает КТО ЭТО… Но это Я. Нет – это Я…ЯЯЯ. Стоп. Оценивает ЕГО кто? Зто самое «яЯЯ»? Не он – это точно! Но и не первый Я. Тогда кто? Шестой что ли? Ты кто, Шестой?… А пятый вдруг заглушил голос и первого и шестого. Он назвал себя – «я»… И стало ещё легче.

Голый мужик с Корсуньским крестом теперь прячет лицо. Он боится меня. Он орет и грозно ходит вокруг меня, но он уже знает, что я знаю, что он боится меня. Он умрет навсегда, если не затащит меня в эту дверь.
- Это не Цитала!!! – заорал я, - Это шахта Смерти!!!
Меня ударило бетонной стеной вместе с дверьми, улетающими в бездну вместе с мужиком, за стеной открылось настоящее звездное небо –  глобальное и по-настоящему  живое. Бетонные осколки мне били в лицо, но зато в череп сыпались звезды. Стало страшно холодно. Я умирал. И это я тоже знал. Последнее, что я увидел – ко мне летел громадный-громадный Орел. Мой Орел…

                *   *   *

Сурненко кричал на врачей. Потом повернулся к офицерам группы захвата:
- Он без пульса уже четыре минуты! Все мероприятия, все! -Реаниматологи, привезенные специально на случай кризисных обстоятельств или вооруженного сопротивления преступников, на случай если будут раненные, качали дыхание, пытались запустить сердце. От  импульсного переносного генератора четвертый раз «бомбили» грудную клетку Бекетова электроимпульсом, который, казалось, скорее мог убить, чем воскресить.
«Китайцы», ребята из той самой группы захвата, поднимали с пола связанных и изрядно помятых мужчин в дорогих костюмах, двое были в спортивных куртках, стянутых с плеч на руки, закованными в наручники. Под мышками этих «спортсменов» болтались пустые ремни из-под пистолетов. Как-то, видимо, они пристегивались без кобур. Проблема была в том, что реаниматологи не могли начать действия, пока не сняты шунты из головы Георгия. Заставили снимать шунты одного из захваченных специалистов. Но время уходило. Уходили те самые минуты, когда человек из клинической смерти ещё может быть возвращен. Что закапывали «пациенту» в глаза? Какие уколы делали?.. Шунты. Что ввели через шунты? И вообще – какова их функция? Сурненко был в шоке. Он понимал, что опоздал. И опоздал не на минуты, а на десятки минут. Наблюдение неправильно трактовало события в комнате, где (так казалось наблюдающим) Георгий Бекетов был усажен в кресло, и ему только задавались вопросы и подавалось кофе…. На захват пошли только когда на целую минуту оказалась задранной кверху голова Бекетова и  поняли, что он не в себе, ему что-то ввели или вводят.

Прошло ещё четыре минуты. Ни пульса, ни дыхания. Обнадеживали только зрачки суженные до точки. Где-то глубоко в мозгу или в нервной системе Бекетова жил спазм, импульс, и жизнь в теле ещё была. Ещё две минуты… Ещё полторы…
- Не останавливайтесь, - устало и безнадежно просил Сурненко. Он совсем не думал о грядущем скандале и больших разборках в ФСБ. Мелькала мысль только о том, что на его глазах гибнет его протеже – чудо, случайно созданное природой. Гибнет человек, способный переходить в разные диапазоны сознания с переходом в другие пласты времени с опре5деляемым выходом Личности из тела.
..Реаниматологи виновато прятали глаза. Прямой укол адреналина в сердце не помог. Исчерпано было уже все.
- Всё? – не оборачиваясь спросил Сурненко.
- Всё… - ответил старший, - Всё, кроме одного. И оно не понятно… Зрачки все так же сужены.
- Так, увы, бывает… Участок мозга жив, но все остальное… Не дай Бог его сейчас оживить – будет просто бревно. Сколько уже времени прошло? Семнадцать минут…  - прокомментировал молодой самоуверенный парень с чистым и честным взглядом человека, которому в этой жизни все понятно, как в двигателе мотоцикла.
- Больше… Уже девятнадцать…Двадцать минут, - старик-реаниматолог развел руками. Дескать, понимаешь командир, это и в самом деле «всё». Но Сурненко вдруг, будто вспомнив что-то, взял за локоть старика и повел в соседнюю комнату. Через две минуты он попросил позвать Пигаша: «Да-да, того старика пригласите, пожалуйста… Который в машине… Я сейчас выйду».

Реаниматолог вернулся к столу и над телом лежащего на столах Бекетова, над его ногами начал какие-то действия, что-то проверял в плечевой линии лежащего.
Сурненко вышел в коридор длинного офисного помещения, когда-то служившим, кажется, местному управлению пожарной службы, а теперь переделанному под офисы строительных и транспортных контор. Нашли, сволочи, что экспериметы проводить… Пигаш подошел, ожидая вобщем-то теперь только простого ответа – все в порядке, можешь ехать домой, старик. Но Сурненко позвал его не за этим.
- Вячеслав Егорович, тут дело такое…- он вкратце пояснил, что произошло, а потом, перейдя на шепот, начал говорить вещи, от которых Пигаш слегка оторопел. Но понял одно – какая-то «игра» ещё не закончилась. Однако попахивало  подставой… Ещё бы – Сурненко просил Пигаша увезти к себе домой… труп Бекетова.
- Не подстава, - словно угадав мысль Пигаша, успокоил его Вадим и уже не по-командирски, а вовлекая в какой-то секрет, хлопнул его по плечу, - Думаю, что это максимум на сутки.
- Сурненко увидел, как напряженный взгляд Пигаша стал сначала угрюмым, а потом Пигаш почему-то взглянув за спину Сурненко резко и удивленно вскинул брови. Сурненко обернулся. Сзади стоял старик-реаниматолог. Он не менее удивленно смотрел на Пигаша.
- Куликов?…
- Вячеслав Егорович… Пигаш? – и после паузы добавил с улыбкой, в которой было понимание специальных задач, - Ну, конечно, где же ещё может быть наш сумасшедший инструктор…

Сурненко ничего не понимал, глядя на обнимающихся дедов, но понимая уже, что знакомы они  не шапочно, дал им перекинуться несколькими общими фразами. Потом все в том же тоне командира, которому надо свести действия группы людей к единой цели и свести быстро Сурненко попросил обоих: « У вас будет время пообщаться, а сейчас, пожалуйста, как договорились»,  - он взглядом спросил подтверждения Куликова, а Пигаша взял под локоть и отвел в сторону, объясняя задачу. Причину такой «игры» обещал объяснить утром.
Бекетов был мертв. Сурненко в этом очень сомневался. Очень… Но теперь выгодно было сделать вид, и чрезвычайно важно в любом случае, чтоб в смерть Бекетова поверили все – от врачей до оперов и этого инструктора уголовника Пигаша…