Шел дождь

Трудно быть Богом.
Трудно быть Ангелом.
Но труднее всего быть Человеком.
Ибо став человеком,
Бог познает Чувства
и преодолевает страх Одиночества…

Шел дождь. Неторопливо, неспешно. Плавно шествовал по дорожкам, вздувал пузыри на лужах, морщил пейзаж за окном.
Снова дождь. Кто он на этот раз? Меланхоличный усталый прохожий?
Или бодро стучащий по клавишам окон и крыш пианист?
Дождь всегда знает твое настроение. Извлекает его из глубины души, из самых потаенных ее закоулков, и превращает то в барабанную дробь грозы, то в нежный шорох серебряных струй.
Настроение его мелодий всегда созвучно твоему.
Именно поэтому дождь не только лучшее лекарство для души, но и лучший друг.
Он всегда знает, что таится в глубине сердца, ему не нужны слова, но он всегда готов тебя слушать.

Каждый день, спеша с работы домой, она видела этого сутулого человека с грустными глазами. А у его ног всегда сидел такой же грустный шоколадный спаниель.
Она мысленно называла его – Он. И думала, как однажды узнает его имя. Остановится и просто заговорит о чем-нибудь. Странно, что она вообще так много думала о Нем. Всего лишь странный человек, гуляющий со своей собакой по вечерам. Но что-то тянуло ее к Нему. Что-то заставляло придумывать истории о Нем.
Проходили дни и недели. Каждый вечер она замедляла шаг, пробегая мимо них.
Спаниэль поднимал одно ухо и вопросительно смотрел на Нее.
Он грустно провожал ее взглядом. Как будто хотел что-то сказать.
Или  может, она просто придумывала себе все это? Чтобы не чувствовать себя такой неизбывно одинокой…
Со временем они начали кивать друг другу, потом говорить «Добрый вечер».
На то, чтобы сказать больше или остановиться на бегу, не хватало смелости.
А может, чего-то еще…
Она не помнила, кто кивнул первый, помнила лишь, какое почувствовала облегчение и восторг. Они больше не совсем чужие друг другу. Она больше не совсем одинока.
И вечерами, суетясь на кухне, Она несколько раз выглядывала в окно, чтобы посмотреть, стоят ли еще под фонарем Он и собака. Теперь она хорошо знала расписание их прогулок. Но даже себе боялась в этом признаться. Словно подсматривала за чужой жизнью, в которую ее не просили войти.
Каждый раз Он произносил свое «добрый вечер» очень серьезно и невыразимо печально. И ей хотелось остановиться, сказать что-то такое, от чего бы у него и у его собаки зажглась в глазах радость.
Чуть позже Она узнала, что спаниеля зовут Роберт, что ему почти десять лет. А как зовут хозяина, спросить было неловко. Ведь Он сам не спрашивал ее имени.
Еще через время, они стали говорить друг с другом. Так, ни о чем. Какие нынче погоды. Какое небо. Что осенью темнеет раньше. Что желтые листья прозрачны в вечернем тающем свете. Что фонари загораются нынче позже обычного.
А иногда просто уютно молчали. И сверху на них смотрел старый покореженный фонарь. Свидетель их знакомства.
Берт сидел рядом и изредка бросал вопросительные взгляды на эту странную молчаливую пару. Иногда лизал Ее руку, словно подтверждая, что они признали ее за свою.
Они почти ничего не знали друг о друге. Казалось неловким и неуместным задавать вопросы или рассказывать о себе.
Зато излюбленной их темой стал дождь. И Он, и Она, любили его. Поэтому самыми наполненными стали для них те встречи, когда от любопытных глаз их укрывала завеса дождя. И можно было мечтать, говорить и смотреть друг на друга. И слушать дождь.
Однажды Он признался, что давно заметил Ее в толпе. Тогда шел дождь. Она прошла мимо, опустив голову, и придерживая ладонью мокрые волосы. И Он обратил внимание, что дождь совсем не раздражает Ее, а даже напротив, радует. Несмотря на испорченную прическу, мокрую юбку и капли воды на щеках.
И с тех пор Он всегда ждал вечера, когда Она проскользнет мимо него к черной пасти подъезда.
Он все не решался заговорить с Нею. Да и о чем они могли говорить?
Разве что о дожде…
Только проржавевший фонарь терпеливо выслушивал все его мысли, зажигая тусклый желтый огонь по вечерам.
Зачем они с Бертом каждый вечер ждали встречи? Кто мог бы ответить?
И Она  тоже призналась в ответ, что никак не решалась подойти.
Что Она могла бы сказать им? Им, одиноко и грустно стоящим под фонарем?
Но они всегда волновали ее. Настолько, что Она даже придумывала о них истории. Только они всегда получались грустными и это как-то неправильно.
Он сказал, что на самом деле у них с Бертом вовсе не грустная история, а очень даже хорошая. Ведь теперь они не одиноки так, как раньше. Теперь им есть, кого ждать по вечерам и готовиться к встрече.
Проходили дни, точнее – вечера. Иногда шел дождь, а иногда обманывал их ожидания. И Он, и Она все чаще думали о том, что могли бы разделить жизнь так, как они разделили дождь. И она сразу наполнилась бы теплом и тихой радостью.
Но опять не решались сказать об этом друг другу. Словно эти простые слова могли ворваться в чужую жизнь незваными и что-то в ней разрушить. Каждый боялся, что между ними повиснет неловкое молчание и разобьется хрупкая трогательность их вечерних встреч. Оба боялись потерять то, что возникло между ними. Слишком мучительно было бы вернуться к прежнему неизбывному одиночеству.
Она думала о том, что теперь ее вечера не так пусты. Есть на кого взглянуть в окно и мысленно пожелать доброй ночи.
Он вспоминал о том, как блестели Ее глаза, когда Он рассказывал о прошлогоднем дожде на набережной у моря.
Они робко пытались рассказать друг другу, как прошел день, внимательно наблюдая за реакцией и в любой момент готовые остановиться. Спасительной темой все еще оставался дождь. И всегда можно было замолчать, погладить Берта, спросить, как он кушал сегодня и не был ли слишком вялым. Посетовать на то, что старость настигает всех, даже собак.
Это был огромный шаг для каждого. Свидетельство нового доверия. Или может быть веры. Веры в то, что другому человеку небезразлично то, что с тобой происходит, не безразличны твои мысли и чувства.
Она думала, что Он старше ее. И сотни раз Она мысленно проговаривала, что для Нее это не имеет значения. Но слышал ли Он отзвуки ее мыслей?
Она знала, что Он одинок. И никто, кроме Берта, не может разделить его любовь к дождю. Он знал, что Она одинока. И, наверное, много раз пыталась знакомиться. Но каждый раз обжигалась и больше не делает новых попыток. И вот теперь так важно не разрушить огонек ее доверия.
Он хотел сказать, как рад Ее видеть. И что Она так красиво поворачивает голову, а волосы блестящей волной скользят по плечам.
Она хотела сказать, что весь день ждет вечера только для того, чтобы обменяться несколькими фразами с Ним и погладить Берта. И что она стала готовить еду на троих. Правда, потом все приходится выбрасывать, потому что Она ни разу не решилась пригласить их на ужин.
Он думал о том, как чудесно было бы после прогулки не расставаться возле подъезда, а подниматься втроем домой. В уютное тепло общего дома. И зажигать свет. И пить чай. И молчать или неспешно говорить.
Они любили не только дождь. Еще они любили читать. И это стало новой  безопасной темой. Обсуждать прочитанные книги. Советовать новый роман, делиться впечатлениями.
Он думал, как было бы здорово бродить вместе с Ней вдоль книжных полок и выбирать книги, которые они вместе прочтут.
Она, покупая новый роман, всегда думала, что бы Он сказал о ее выборе.
У Него были такие понимающие внимательные глаза. И потрясающе добрая улыбка. Ей всегда казалось, что Он знает, о чем она думает и никогда не осуждает. И это, конечно, было самым важным. Приятие. Когда тебя принимают таким, каков ты есть. И не надо придумывать образ, а потом старательно ему следовать, боясь, что однажды разочаруешь того, кто рядом с тобой.
Их отношения развивались спокойно и размеренно. Они ничего не просили друг от друга. А может быть, ничего и не ждали. Поэтому притворяться просто не было смысла.
В мыслях они наполняли свою жизнь присутствием друг друга. Но продолжали прощаться у подъезда по вечерам, стараясь не обращать внимания на недовольно повизгивавшего Берта, не понимающего, почему они расстаются.
Что останавливало их у этой черты? Что не позволяло сказать вслух то, о чем мысленно они говорили бесконечно?
Прошлый опыт и разочарования. Прошлые слезы и обиды. Страх, что снова будет, как тогда….
Неважно, что давно наступило «Сейчас». И нет никакого «тогда». Разве что в испуганной памяти. Страх заставлял их держать дистанцию и неловко прощаться, с надеждой гладя в глаза. А вдруг…
Почему мы так не решаемся совершить то, что для нас является самым важным? Почему так боимся сделать первый шаг? Кажется, что впереди еще очень много времени. И конечно, будет другой момент. Более удобный.
Никто никогда не думает, что другого момента может не представиться. Потому что жизнь не всегда и не равно со всеми бывает щедра.
Прошел почти год с момента их первой встречи. Никто не решался сказать или сделать что-то такое, что избавило бы их от одиночества. Но каждый продолжал мечтать о том, что однажды это произойдет.
А потом наступила зима.
Они грустили о дожде. Представляли себе, как он пойдет в апреле или в мае. Гадали, прогремит ли гром вместе с первым дождем, и увидят ли они радугу. Строили планы на летние дожди.
И ловили в ладони снег.
Белые пушистые хлопья летели с неба, сверкали под ногами, медленно таяли в руках. Снег ведь тоже дождь. На время ставший ледяными кристаллами. 
Их вечерние беседы стали более короткими. Мороз не позволял долго стоять под полюбившимся фонарем. А иногда и жгучий ветер загонял их в теплое укрытие.
Она почти набралась смелости пригласить его на чай. Пообещала себе, что завтра  непременно скажет об этом вслух.
Но на следующий вечер Его и Берта не оказалось на месте. Впервые за последний год они не встретили ее после работы.
Почти всю ночь Она не спала, страшные картины мелькали в воспаленном мозгу. Под утро Ей удалось убедить себя, что завтра они увидятся, и найдется какая-нибудь простая и даже смешная причина этому отсутствию. Они будут пить чай у нее дома и вместе посмеются над ее тревогой.
Но и на следующий вечер фонарь сиротливо светил на дорогу. И свет его был еще более тусклым, чем обычно, как будто и ему стало одиноко от того, что Он не пришел.
Она так ничего и не знала о Нем.
Даже если с Ним случилась беда, Она не знала, как Ему помочь. И корила себя за свою нерешительность, стеснение и неловкость.
Утром Она не пошла на работу, твердо решив узнать у соседок, где живет мужчина с шоколадным спаниелем. Ведь кто-то знает это наверняка.
Вышла во двор и первое, что увидела – упирающегося, жалобно скулящего Берта, которого незнакомая женщина волокла на поводке к зарешеченной будке.
- Простите, куда Вы ведете эту собаку?
- А ты, милочка, что, лично знакома с этим пуделем? – недружелюбно ответила та.
- Это спаниель, - машинально поправила Она, обнимая Берта, кинувшегося ей навстречу.
- О, да псина и правда тебя знает!
- А где его хозяин?
- Ой, такое горе, такое горе, - вдруг запричитала соседка. – Павлушу-то позавчера отвезли в реанимацию. Говорят, долго не протянет. А ведь у него и нет никого. Жил бобыль бобылем. Вот собаку с соседями решили сдать в приют. Кто за ним смотреть будет, когда хозяин того? Концы отдаст?
Она обмерла, онемевшими пальцами вцепившись в шелковистую шерсть скулящего Берта.
- А давно его забрали?
- Да вот два дня как. С сердцем плохо стало. И не знал бы никто. Да собака выть стала за дверью. Я и вызвала из ЖЭО мужиков, чтобы они дверь сломали. Мало ли, может, помер он там, - женщина затараторила, сунув Ей в руки собачий поводок, чтобы было удобнее жестикулировать. – Еще на похороны денег собрать надо. Вчера объявление повесили. Пока из больницы дадут знать, чтоб мы из морга забрали тело, глядишь, и соберем денег на гроб-могилу.
Она не желала слушать о смерти, перебила.
- В какую больницу его увезли?
- Да по скорой, в дежурную.
- А фамилию Вы его знаете?
- А как же? Липецкий Павел, 42 лет от роду… А ты-то, милая, кто ему будешь?
Она не ответила, побежала к остановке. Забыв о том, что у нее в руках собачий поводок и рядом с ней несется вприпрыжку Берт.
На углу дома перед ней выпрыгнул из машины с будкой небритый водитель.
- И куда это мы так резво? – он небрежно сплюнул себе под ноги. – Платить кто будет за ложный вызов? Я так понимаю, что собачка хозяйку обрела?
- Сколько стоит вызов? – Она машинально полезла в кошелек.
- Триста рублей, - он заинтересованно следил за тем, как она дрожащими пальцами вытягивает мятые купюры из кошелька.
 - Вот, возьмите. Отпустите нас, пожалуйста, - Она не замечала, что по щекам у нее текут слезы.
- Эй, дамочка…
Она оглянулась, испугавшись, что могла не досчитать денег второпях. Слезы застилали глаза.
- Эй, - водитель махал ей рукой. – Тебе в больницу, что ли, надо?
Она кивнула, сглотнув ком.
- Давай довезу, - он замялся. – Бесплатно.
Она снова кивнула, думая о том, что невозможно, просто невозможно, чтобы Он не встретил вместе с ней первый весенний дождь…