Первая после бога

Времена нынче тяжелые, простите за такое банальное начало. Каждый крутится, как умеет, пытаясь уцелеть и выжить. И то, что когда-то резало глаз, становится привычной частью пейзажа. Особенно городского. Имею в виду бесчисленных  "коробейников", торгующих с рук где угодно и чем угодно - от лимонов до свитеров и от сигарет до чайных сервизов.
Промозглым зимним вечером, когда, как говорится, "хороший хозяин собаку на улицу не выгонит", торопилась я домой и на выходе из метро увидела выставленный на тротуаре ящик с пакетами соленых огурцов и квашеной капусты. А около ящика - фигуру неопределенного вида, закутанную до самых глаз. Пройти мимо я никак не могла, поскольку для меня лучшей конфетой всегда был соленый огурец.
-Сколько с меня за огурчики? - поинтересовалась я у фигуры.
И услышала в ответ:
-С тебя - десятка.
 Наши глаза встретились... Лаура! Голос изменился, она постарела, как-то усохла. Но ее глаза спутать с чьими-то другими было невозможно. Такие встречаются только на страницах романов да на детских рисунках. В пол-лица, с неправдоподобно-длинными ресницами. Помню, если Лаура хотела кого-то очаровать, ей хватало одного взгляда: не только мужчины теряли головы, но и женщины, как правило, лишались дара речи. Как сказал в свое время один наш общий знакомый: "Это не глаза, а оружие массового уничтожения".
За узнаванием же последовало удивление: Лаура в роли уличной торговки! Женщина, которая у всех вызывала либо восхищение, либо зависть - в каком-то жутком тулупе пытается заработать пару рублей? Одна из признанных красавиц Москвы, интеллектуалка, врач, что называется, "от Бога" - и такое? Нет, это решительно не укладывалось в голове.
- А я тебя по голосу узнала, - невесело сказала Лаура. - Время-то никого не щадит. У тебя только голос прежним остался.
Сказать, чтобы это было приятно слышать, я не могла. Но что делать - правду слушать никто не любит. Оставалось надеяться, что время меня хоть и не пощадило, но хотя бы не изуродовало.
- А вообще неплохо выглядишь, - продолжала она. - Мир все-таки тесен. Что ты делаешь на этой окраине? Ты вроде где-то в другом месте жила...
Разговаривать на холодном ветру и на виду у многочисленных прохожих было не слишком удобно. Кончилось тем, что я потащила Лауру к себе, уговорив ее сегодня плюнуть на всю эту коммерцию. Тем более, что моей давней, хотя и не очень близкой знакомой, судя по всему, больше всего было нужно выпить горячего чаю. Или еще чего-нибудь покрепче. А главное - поесть.
- Как у тебя хорошо, - сказала Лаура, усаживаясь за столом в моей крошечной кухоньке. - Тепло, уютно, домом пахнет.
Пахло на самом деле всего лишь гороховым супом, и вареной картошкой - все это я срочно поставила на плиту разогревать. К счастью, в морозилке нашлась пара сосисок. А с солеными огурчиками и квашеной капустой получился просто роскошный стол, к которому я достала бутылку водки из "стратегических запасов". Доллар долларом, а "жидкая валюта" в России всегда была конвертируемой, а не деревянной. И среди слесарей, сантехников и прочих нужных людей пользовалась уважением и популярностью.
И вот спустя час передо мной сидела почти прежняя Лаура. Во всяком случае, узнаваемая не только по глазам. Появились прежние интонации, манеры, мимика. Не было только одной, свойственной когда-то ей черты: победительности. Это была не та "Великая Лаура", которую кто-то однажды сравнил с реактивным лайнером: мы все по жизни тормозили, оглядывались, соблюдали правила дорожного движения, чуть что - давили на тормоза, а она брала старт - и сразу оказывалась впереди и выше всех. "Вот уж, воистину, укатали сивку крутые горки", - подумала я. Но даже не догадывалась - насколько крутые.
...Родители Лаурой занимались мало, потому что почти все время были за границей. Тогда - в пятидесятые-шестидесятые годы - это было большой редкостью и невероятным везением. Дочку с собой они взять не могли, опять же не те времена были, об учении за границей слыхом не слыхивали, поэтому Лаурочку оставили на попечении бабушки, которая в единственной внучке души не чаяла и ни на шаг от себя не отпускала.
Помимо учебы в школе Лаура занималась всем, чем положено было заниматься "девочке из хорошей семьи": иностранными языками (учителя ходили на дом), музыкой (тоже в домашних условиях), фигурным катанием (под присмотром бабушки, стойко мерзнувшей на катке). Разумеется, она была одета лучше всех в классе, у нее всегда были самые модные пластинки и самые редкие книги. Был даже цветной телевизор - неслыханная роскошь в то время, когда большинство граждан довольствовалось черно-белым "ящиком".
Бабушка пестовала ненаглядную внучку до семнадцати лет, та отвечала ей полной взаимностью и, похоже, вовсе не тяготилась слишком плотной опекой. И неизвестно, как сложилась бы судьба Лауры, если бы не внезапная кончина старушки. Поплакав на похоронах и проводив родителей обратно на заграничную работу, она сделала то, от чего бабушка, несомненно, перевернулась в гробу: подала документы в медицинский институт и поступила туда с первой попытки. Потому что с детства хотела стать врачом, и не просто врачом, а хирургом. А такая профессия для "девушки из хорошей семьи", по мнению родственников, никуда не годилась - кровь, страдания, грязь... Родители хотели видеть ее филологом, бабушка - пианисткой. Но мало ли кто чего хочет!
Тихая и послушная Лаурочка внезапно оказалась человеком с железным характером. С семнадцати лет ее негласным девизом стало "все будет так, как я хочу!". И чуть ли не тридцать лет ей удавалось жить именно так, как она хотела.
Хотя институтские будни состояли не только из лекций, сессий и практики в морге, а в стипендии Лаура не особенно нуждалась, она чуть ли не с первого курса стала гордостью института. Кроме того, быть хуже других она просто не могла по характеру: только лучше всех, только самой-самой. Даже если для этого приходилось зубрить неделями и не вылезать сутками из прозекторской. Здоровье позволяло, а остальное обязательно получалось, и исключений из этого правила не бывало.
- Между прочим, я замуж выходила по расчету, - сухо сказала Лаура. - Так что не нужно удивляться тому, что у меня была такая прекрасная семья. Когда я познакомилась с Геннадием, он мне понравился, но не больше других поклонников. А вот когда я узнала, что он - единственный сын генерала, внук академика, правнук профессора - не только пошел в военно-морское училище вопреки желанию родителей, но еще и учится, как зверь, и не признает никаких поблажек... Я решила, что это мне подходит. Мы с ним друг друга понимали: родители - хорошо, но человек сам по себе должен быть личностью. Незаурядной. Иначе грош ему цена даже при сверхбогатых и сверхвлиятельных предках.
Да, она не прогадала. Через два года после свадьбы ее Геннадия назначили военным атташе в одной из западных стран. И Лаура уехала с ним, отложив "красный диплом" до лучших времен. И началась сказка, о которой, уверена, мечтают многие из нас, женщин.
- Господи, как мне все завидовали! Даже там, в нашем посольстве, где у всех все одинаковое. Но у меня пироги всегда были пышнее, квартира - чище и уютнее, с сыном - никаких проблем, с мужем - полная взаимная любовь. И на всех приемах я всегда была лучше всех наших одета, хотя денег на тряпки тратила меньше. Просто умела сделать платье неузнаваемым, а побрякушки покупала не по цене, а по качеству. На мне серебряная цепочка смотрелась лучше, чем на послихе - алмазная. К тому же я не просто дома сидела, а писала диссертацию. И написала. И защитила, между прочим, в один из отпусков. А зарплаты Гены хватало на все: купили в Москве трехкомнатную квартиру, обставили ее, машину, естественно, взяли в экспортном исполнении. И главное: у меня была идеальная семья. Жаль только, что сына после семи лет пришлось отправить в Москву, к бабушке и дедушке, моим родителям. Ну, так ведь я выросла при одной бабушке - и ничего.
Сказка кончилась внезапно. Нет, это не была вдруг вспыхнувшая страсть к какому-то роковому герою или внезапно возникшая неприязнь к мужу. Просто в одно прекрасное утро Лаура проснулась и решила, что она совершила колоссальную ошибку, пожертвовав карьерой ради тихих семейных радостей - пусть даже и в заграничном раю.
-Понимаешь, я испугалась, что всю жизнь буду только "супругой". Супругой господина военного атташе, господина посла, персонального пенсионера. А я что - кукла? Еще бы несколько лет - и мне никто бы кошку не доверил лечить, несмотря на мою диссертацию. Да, я помогала мужу, много помогала, но зачем тогда было получать диплом врача? Вполне бы хватило десятилетки. Ну, в крайнем случае - филфака, как родители грезили. Это не профессия, считала я, - а так, украшение жизни. Как раз для "супруги". И еще я испугалась, что на старости лет, как моя мама, буду вспоминать только о том, как была хороша на приеме в королевском дворце. Мол, когда я вошла в зал, все ахнули, а его величество поцеловал мне руку. Для этого большого ума не надо, а уж "красного диплома" - тем более.
"Реактивный лайнер" стартовал в очередной раз. Лаура решила, что все еще можно исправить. Официально она уехала в Москву "по состоянию здоровья". Обожавший ее муж решил, что все перемелется: нагуляется, самоутвердится и вернется. Плохо же он знал свою жену, с которой прожил в мире и согласии больше десяти лет!
Лаура пошла работать. Возвращаться за границу она и не думала. Районная поликлиника, районная больница, центральная больница... Собственный кабинет с табличкой на двери "Кандидат медицинских наук". Работала без выходных, без отпусков - сутками, как когда-то в институте. Потому что врачом она могла быть только выдающимся, лучшим в Москве, живой легендой, чтобы все восхищались и завидовали.
- Когда мне предложили поехать работать в Африку, я сначала не поверила. У нас ведь тогда за границу попасть женщине-специалисту было практически невозможно. Такого просто не бывало на моей памяти. Наверное, поэтому и решила - еду! Сыну у моих родителей было хорошо, они его обожали, да и тоскливо бы им иначе на пенсии было. А Геннадий... Знаешь, наверное, это был единственный мужчина, которого я любила. А коллеги для меня вообще никогда мужчинами не были. Во всяком случае, мы с мужем развода официально никогда не оформляли. Но я решила, что карьера для меня важнее супружеских радостей. Да и на квартиру - свою, собственную - хотелось заработать. Вот и заработала... не только на квартиру. И другую заграничную жизнь повидала. Насмотрелась...
Девять лет в Африке - Ангола, Эфиопия, Сомали - были для нее самыми яркими в жизни. Хотя никаких особых экзотических красот и романтики не запомнилось: невыносимый для европейца климат и изнурительная работа в чудовищных условиях, не только больные, но и раненые, а также умирающие от голода люди - умирающие прямо на пороге больницы, куда они кое-как смогли доползти. И еще "африканский подарок" - тропическая малярия с частичной потерей слуха. Но в итоге всего этого Лаура стала не просто врачом, а врачом-практиком, военно-полевым хирургом. Женщиной-легендой, для которой, кроме работы, ничего не существовало. В том числе и личной жизни.
Трудно поверить, но армия поклонников, всегда и везде сопровождавшая Лауру, для нее самой мало что значила. Так, общий фон, невыключенное радио, которое даже и не слушаешь, что бы там ни передавали: про весенний сев, про любовь... Кроме всего прочего, она оказалась однолюбкой и любила своего далекого мужа так, что никаким романам и даже флиртам места не оставалось.
Вернувшись в Москву, Лаура обнаружила, что собственная квартира и репутация первоклассного врача - это еще не все. Например, изрядно портил настроение холодок в отношениях с подросшим сыном. Он привык к ее отсутствию и не слишком нуждался в материнской опеке, а так же не скрывал облегчения от того, что бабка с дедом один за другим покинули этот грешный мир, оставив внуку роскошную квартиру, доверху забитую предметами первой, второй и двадцать пятой необходимости. К тому же трудно в двадцать с лишним лет снова становиться опекаемым и жить по чужой указке. А упрямства у других Лаура не терпела. Привыкла к незыблемости собственных решений, привыкла к тому, что желания других - ничто по сравнению с ее волей. Все будет так, как она хочет, а иначе и быть не может. Но сын-то, похоже, характер унаследовал от нее, а не от отца, так что нашла носа на камень.
С мужем было проще. Геннадий все простил, понял и даже готов был, по его собственным словам, "все начать сначала". Тем более, что так хотела Лаура. А если она что-нибудь хотела... Женщине, прожившей подле Геннадия последние пять лет, пришлось ретироваться. Реактивный лайнер взял новый старт и...
И впервые не достиг поставленной цели. Уже обменяли квартиры на одну общую, уже уложили вещи для переезда, уже пригласили гостей на двойной праздник: новоселье и как бы свадьбу, тем более, что до серебряной годовщины было рукой подать, Но Геннадий в этих праздниках участия принять уже не смог: скоропостижно скончался, так и не успев по-настоящему воссоединиться с женой. Она со своей педантичной целеустремленностью хотела устроить второй медовый месяц не на скорую руку, а с блеском, комфортом, размахом. Как все и всегда. Не удалась...
- Меня, наверное, сглазили, - тоскливо сказала Лаура.
И я подивилась такому словосочетанию в устах женщины, не верившей ни в Бога, ни в черта, а только в себя, да в Госпожу Удачу.
-После этой нелепой смерти все пошло наперекосяк. Когда мы с сыном стали жить вместе, я заметила за ним кое-какие странности. Я же врач! Мне двух недель хватило, чтобы понять: единственный сын, последний из близких - наркоман со стажем, практически неизлечимый. Пыталась что-то сделать, хотя понимала: бессмысленно. Слишком много таких я повидала там, в Африке, за девять лет по госпиталям. И пожаловаться было некому: родители мои умерли, а я даже на похороны из-за границы не могла приехать.
Реактивный лайнер, насколько я поняла, резко пошел на снижение. Не переносившая раньше спиртного "на дух", Лаура начала лечиться от одиночества и тоски способом столь же традиционным, сколь и бесполезным. Остановить ее было некому. Да если бы и было - кто бы осмелился? Она же была уверена, что меру знает, что алкоголь в разумных количествах повредить не может, и в любом случае это лучше, чем разрушающие психику транквилизаторы.
Так и шло, пока не произошла трагедия. Хирург ошибается, как и сапер, один раз. Дрогнула рука, до того, казалось, стальная - и ее больная, женщина еще не старая, умерла на операционном столе. И всем, в первую очередь, самой Лауре, стало совершенно ясно: она убила человека. "По пьянке".
-Со мной еще очень гуманно обошлись - просто выгнали. Могли бы и посадить - и были бы правы. Пить тогда перестала - как отрезало. Ни в одну больницу меня бы не взяли, я пошла в медицинский кооператив: на жизнь себе я там вполне могла заработать, а о престиже уже и речи не было. Как и о карьере... Короче говоря, взяли меня в кооператив и в первый день мне там нужно было   сделать  всего-навсего аборт. Но когда я вошла в операционную, почувствовала этот специфический запах... Такой дикий страх ощутила - передать невозможно. Перед глазами пелена, руки трясутся, сердце заходится. Вот тут я поняла: как врач я кончилась, Навсегда. А семейного счастья и нормальной жизни я себя своими руками лишила.
Лауру спасли соседи, почувствовавшие сильный запах газа из ее квартиры. Врачи в "Склифе" откачали. На вторую попытку сил уже не было. Их вообще ни на что не было - даже на то, чтобы плакать на похоронах сына, для которого очередная "доза" стала последней. К тому же мысленно она его уже оплакала до того. Все было кончено. Но, как оказалось, судьба приготовила ей еще один сюрприз. Как его определила сама Лаура, "посошок на дорожку".
-За год до пенсии я осталась без работы и без средств - сын успел спустить все, что три поколения наживали. Пришлось менять квартиру на однокомнатную - у черта на рогах, но зато с хорошей доплатой в валюте. Мне бы на остаток жизни хватило. Да еще машина была - не успела продать. Так пока я грузчикам показывала, куда мебель нести, мои "Жигули" увели из-под носа со всем, что там было: побрякушки кое-какие, коробка с сервизом, деньги, валюта, документы. И-с концами! А я так гордилась, что деньги банку не доверила, избежала всеобщей участи после 17 августа. Хорошо хоть квартиру удалось сохранить -    восстановила дубликаты документов. Паспорт недавно новый    получила, с пропиской. А то вообще - бомжиха. Пенсию через несколько месяцев буду получать, значит, с голоду не помру. А   пока соседке помогаю: она огурцы солит и капусту квасит, а я   продаю. Да мне теперь немного  и нужно, чтобы дожить, сколько  осталось.   
И вдруг уже почти в самом конце нашей встречи Лаура стала совсем прежней: темпераментной, резкой, неотразимой. И сказала фразу, которую никак   нельзя было ожидать после всего услышанного:
-Будь проклята моя бабья дурь! Жизнь своими рунами распылила, изгадила - ради чего?! Да, самоутвердилась, потешила душеньку, "первая после Бога". И что? Какого ... мне нужно было при таком муже, при таком - тогда - сыне? Знаешь, я себя как женщину предала. И Бог меня за это наказал: поделом, по заслугам, по грехам. Дура я, несчастная старая дура. Женщине семью ничто не заменит.
Близкими подругами мы с Лаурой никогда не были и эта импровизированная "исповедь" состоялась лишь потому, что я подвернулась ей под руну в "удачный" момент. Никакой помощи от меня она, естественно, не приняла. Зная ее характер, я и не настаивала.
Реактивный лайнер - это всегда быстрее и эффективнее любого другого средства передвижения. Но у самолета один страшный недостаток: нет заднего хода и на тормоза после взлета не нажмешь. А если резко сбросить высоту и скорость, можно войти в пике. И, как пел Высоцкий, "мир-р-р вашему дому".
И вот еще: с этой печальной встречи, когда вижу на экране телевизора женщину, сделавшую "блистательную карьеру" или читаю об этом, почему-то все время вспоминаю Лауру. И ее отчаянное: "Будь проклята моя бабья дурь!"