Директор мыльной фабрики

Раз поспорил я с одним Фомой неверующим, что в двенадцать часов ночи пойду на кладбище и вобью гвоздь в деревянный крест.

- Не вобьёшь! – сказал Фома. – Смелостью не обладаешь! Ты днём-то отпрыгиваешь от близкоидущего транспорта, как заяц от охотников. И коленки твои дрожат!

Поспорили мы на три порции мороженого и договорились, что гвоздь я вобью в крест, который перекособоченный рядом с памятником директору мыльной фабрики стоит.

Взял я с собой несколько больших гвоздей на случай, если рука дрогнет и гвоздь в темноте не сыщешь. Не будешь же травинки перебирать, ещё, чего доброго, пальцы поранишь или на кость человеческую наткнёшься.

Луны как раз не было. Хмарь прямо какая-то нависла, будто этот Фома специально природу подкупил, чтоб мне она препятствия учиняла.
Подошли мы без пяти двенадцать к кладбищенским воротам. Фома достал финский нож и сказал:
- Иди давай, забивай, а я тут постою.
- Нож-то зачем тебе? – спросил я. – Аль меня пырнуть надумал?
- Это на всякий случай. Вдруг какая-нибудь нечистая сила появится – я её моментом в кишмиш превращу.

А у самого рука в темноте дрожит, и нож, как милицейская мигалка, туда-сюда прыгает.

- Ну я пошёл! – сказал я голосом покойника, то есть не желая показывать Фоме, что сердце моё ушло в пятки и там скукожилось.
Я бы, наверно, всю сибирскую тайгу быстрей прошёл, чем этот ночной путь по могилам. И куда только кладбищенская служба смотрит! Ни одного фонаря нет. Ладно, я один пробирался, а если бы была какая-нибудь группа юных следопытов, она бы точно тут костьми легла.

Добрался я наконец до памятника директору мыльной фабрики. Налево от него силуэт креста обозначился. Достаю я из кармана гвоздь, а забивать нечем. Про молоток как-то я и не подумал.

Полазил я между могил в поисках какого-нибудь камня – бесполезно. Снял я тогда свою кроссовку и начал ей колотить. Подошва вся продырявилась, и гвоздей уже три штуки загнулось, а в крест не лезут. Дубовый, что ли, крест был, а может, железный.

Вдруг слышу чей-то грубый голос:
- Ты, кузнец своего счастья, чего крест ломаешь, архитектуру кладбищенскую нарушаешь?
Не знаю, куда сердце моё делось, может, само себе могилу вырыло и окопалось.

Повернулся я на голос и вижу: директор мыльной фабрики ко мне подходит, лицо бронзовое, как самовар сто лет не чищенный, во рту сигарета.

- Огонька не будет? – спрашивает, будто меня где возле магазина встретил.
- Постой, - говорю, - какой огонёк?! Гвозди есть, а огонька нет, потому как в детстве ещё курить бросил.

- Нет так нет, - говорит директор мыльного завода. –Лишнюю сигарету выкурить – это тоже, понимаешь, для организма вредно, а у меня рак лёгких. Местные врачи курить не велят, но потихоньку всё равно смолю.

Я немного осмелел и спрашиваю:
- Так ты живой, что ли, или это мне мерещится?
- Какой же я живой, если я уже пять лет, как коньки отбросил.
- А как же ты говоришь?
- Как, как? Языком!
- Ничего не понимаю! – удивляюсь я, надевая кроссовку и изготовившись бежать. – Мёртвые же не говорят!

- Говорят, что в Москве кур доят! – восклицает директор мыльной фабрики, бренча всем своим бронзовым туловищем и надвигаясь на меня. – А у нас в могиле много влаги, мало пыли!

Я никогда не был спортсменом, но если бы в этом момент я выступал на Олимпийских играх, то побил бы все рекорды. В сплошной темноте и в полусознательном состоянии я реактивным снарядом вылетел сквозь забор за пределы кладбища. И только когда у ворот обозначилась фигура моего спорщика, я обнаружил у себя в руках огромный металлический крест и передал его Фоме в качестве вещественного доказательства моей смелости.

Когда я пригляделся, то увидел, что это был не Фома, а директор мыльной фабрики.
Ну и дал я тогда дёру!

Наутро Фома пришёл ко мне с ящиком мороженого и сказал, что будто у кладбищенских ворот с каким-то директором мыльной фабрики познакомился и он послал его, дав пачку денег, в город за спичками сбегать. Но дурака пусть в другом месте поищет!

А вы говорите, что на кладбище всё спокойненько! Я туда больше не ходок: мне теперь этот директор мыльной фабрики каждую ночь в двух экземплярах снится.