Линия огня на линии жизни-2
К 65-летию Великой Победы.
Моим маме и папе ПОСВЯЩАЕТСЯ
Вот что рассказал мне двоюродный брат Михаил, сын тёти Кати, о тех событиях лета 1942 года:
- Мы приехали на станцию и ждали поезда. Но состав не подавали долго. А тут - прямо за железной дорогой - поле с зелёным горохом. Я Зинке и говорю: "Пойдём горошка наберём, есть хочется. Может, и в дорогу нарвём. Мы поезд ещё издали заметим." Только до поля дошли, тут и начались снаряды рваться. Мы как упали, так и пролежали на земле, пока не стихло. А вернулись и увидели жуткую картину: отца ранило в живот, он ещё был жив, тётю Дусю - в бедро. Дусю и отца забрали в госпиталь, мать поехала с ними. А мы с Володькой вернулись домой. Мать ещё долго ездила к отцу в госпиталь - тут было недалеко,в соседнем районе. А однажды поехала, а госпиталя уже нет: эвакуировали его, а куда - неизвестно. С тех самых пор мы ничего об отце и не знаем, а по документам он числится в пропавших без вести. Мать на него похоронку не получила. А мы потом эвакуировались в село недалеко от Воронежа, а Зинка уехала с тётей Полей. Ну, оттуда её призвали в сапёрные части - это ты и сама знаешь...
Из рассказов мамы я знала, как Катя осталась вдовой в 46 лет с пятью детьми, с чувством отчаянной веры и неведения о судьбе мужа. Как она голодала - отчего у неё распухали ноги, как тосковала и убивалась по своему любимому Тихону, то ли живому, то ли мёртвому, на которого похожи все их красивые дети. Катя прожила долгую жизнь вроде и рядом с детьми, но с холодным одиноким сердцем. Умерла Катя в 92 года от своего рождения и свои последние слова: "Одиночество хуже смерти" - она завещала детям.
А мама, как проводила отца, начала искать убежище. Оставаться в доме было опасно: снаряды места не выбирали. В нашем погребе была вода, и мама приглядела сухой погреб в брошеном доме в конце улицы. Туда она с детьми (Володька остался с ней - сын Дуси) перетащила перину и одеяла. Ночь они ночевали в этом погребе, а утром Поля возвращалась в свой дом за водой к солдатам и картошкой, которая хранилась в погребе. В солдатских котелках она варила картошку и с ней шла к ночлегу. Дети оставаться одни боялись и частенько ходили за матерью, держась за её юбку. Над их головами со свистом пролетали снаряды и с грохотом рвались вдалеке. Но иногда снаряды падали рядом.
Вот как вспоминает мой брат Борис, которому тогда шёл десятый год:
- Я выглянул из погреба и вижу: мать подходит, а на руках у неё Нинка годовалая, и только мать на крыльцо ступнула, как в соседнем дворе, совсем рядом, взвился столб огня и громкий треск, и чёрный дым - в разные стороны.
Мама читала молитвы или заговоры на спасение и избежание бед за себя, за детей, за отца. Есть выражение: "Как заговорённый". Наш отец действительно был заговорённый и прошёл войну без единого ранения, но об этом - позже...
Немцы уже вплотную придвинулись к правому берегу реки Воронеж. Чернавский мост был взорван, а на другом мосту наши войска заняли оборону. А мама всё ходила с детьми по улице. Однажды ей признался один военный:
- Тётка, если сейчас не уедешь отсюда, то потом поздно будет. Скоро здесь будет совсем жарко...
И тут райисполком выделил транспорт для последних неэвакуированных граждан, и с ним уехала мама на станцию.
Об этом я рассказала в письме в региональную газету "Моё", которое было опубликовано 30 августа 2005 года. Я писала о матерях и их любви к детям.
"Письмо номера "Матерям-одиночкам надо ставить памятники"
Здравствуйте, уважаемая редакция "Моё"!
В вашей газете часто читала о женщинах, которые отдают детей в детские дома, оставляют новорожденных в подъездах жилых домов и выбрасывают младенцев в мусорные баки, сетуя на то, что сейчас трудные времена и детей невозможно прокормить.
Моей маме было 30 лет, когда началась война. У неё было пятеро детей, рождённых в 33-м, 35-м, 37-м, 39-м и в июле 41-го года. Отец летом 1942-го ушёл на фронт. Матери предстояла эвакуация. Уезжали со станции Придача. С ней были 10-летний сын соседки и 18-летняя племянница, которая вызвалась помочь матери. Мать, шестеро детей и юная племянница сели на открытую платформу и поехали в Грибановский район Воронежской области.
Ночью платформу засыпало снегом. Было холодно, и хотелось есть. Но мать, несмотря на всё это, не выбросила ни одного ребёнка с платформы поезда. После этого от простуды у матери всё тело покрылось чирьями.
В Грибановке нашей семье дали развалившуюся хатёнку в дырах, которые мать заделывала, смешав глину с соломой. Вернуться в Воронеж мама смогла только весной 1943 года. Бревенчатый дом, в котором мы жили раньше, был наполовину разобран, а двор и огород были изрыты окопами. Всё пришлось восстанавливать маме. Отец вернулся с фронта только осенью 45-го.
Моя мама ни разу не пожаловалась на то, что ей трудно. Она тянулась изо всех сил, выжила сама и сохранила всех своих детей, потому что она любила нашего отца и своего мужа. Уголь таскала со станции Придача по ночам на своих плечах в вёдрах, да ещё пряталась от конной милиции.
А современная молодёжь путает секс с любовью. Дети должны рождаться не от секса, а от любви.
Я считаю, что женщинам-матерям, проявившим героизм и терпение в годы войны, надо поставить памятник. А ещё следует уравнять права детей матерей-одиночек и детей, воспитывающихся в семейных детских домах. Чтобы этим детям платили пособие не 140 рублей, а 2,5 тысячи в месяц. Дети ни в чём не виноваты. Когда они вырастут, государство призовёт их выполнять свой долг по защите Отечества. А чем оно защитило их детство?
Милые, дорогие женщины - матери-одиночки! Конечно, очень трудно нести свой крест без мужской поддержки. Но что делать, если в России мало порядочных мужчин. Я призываю вас к любви и терпению. Не лишайте любви и заботы своих детей. Когда они вырастут, то будут целовать вам руки и благодарить за тот подвиг, который может совершить только женщина-мать.
Женщина-мать."
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Свидетельство о публикации №210042000805