III Третий сын. Глава 10. Третий сын

    ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
    ЧАСТЬ III. ТРЕТИЙ СЫН.

    ГЛАВА 10. ТРЕТИЙ СЫН.

       В темноте и молчании «Комарик» подходил к пристани порта Идены. Суда полиции, поднятой Аней на уши, сопровождали его, как рыбы – прилипалы акулу. Навстречу ему вскочили и едва не побежали по воде несколько фигурок. Чикикука верещала, Терезка, Аня, Хрот и Кохи прыгали, кричали и махали руками, и подняли такой гвалт, что полицейский сделал им замечание. И вот ведь какая невозможная наглость – Ловкач тоже был там.
   Пиратов мы снова заперли в чулане и велели сидеть тихо. В темноте и от радости наши друзья не заметили заплаканных глаз Мадины и подавленного состояния Петрика и Лалы. Они обнимали нас и целовали, их прямо – таки распирал восторг встречи. Думаю, они уж и не надеялись увидеть нас живыми. Воки держался чуть напряжённо, что и не удивительно. Зачем он сюда притопал, неужели трудно было сообразить, что сейчас самое время бежать быстрее и дальше? Видите - прав был Чудилка, предположивший, что месть, ставшая теперь смыслом его жизни, приведёт Воки обратно на «Комарик». Жажда мести задушила на корню даже инстинкт самосохранения.
   Это очень странно, и мне не понять, но, говорят, есть такие люди.
   Мы так устали, что разбирательство с Воки отложили на утро, при нём ограничились лишь коротким рассказом: пираты украли судно, а Чудила и Малёк догнали и пошвыряли негодяев в реку. Рики был освобождён вместе с Мадиной, Натой и Лалой. Почему на «Комарике» я? А я же, как анчу, отправился в разрушенную крепость воздать дань памяти, и всё такое, вышел на берег Дведи – ну и тоже помог швырять пиратов. Историю освобождения судна мы поведали за поздним ужином правдиво и подробно, нахваливая нашу Лалу от всей души.
   И надо было лечь спать, но попробуй усни, когда братья Корки требуют от сестры объяснений, отчего она в таком потрясении и при этом нехорошо смотрят на Петрика: не обидел ли?
   - Ладно, - вздохнул тайный полицейский, и незаметно для Воки уронил со стола его ложку. Тот решил, что сам столкнул её нечаянно и полез доставать. В это время Петрик быстро откупорил маленький пузырёк и прямо у всех на глазах вылил в чай Ловкача его содержимое. И при этом выразительно на меня посмотрел. Я не смог сдержать смешка: Чудилка, оказывается, и сам не прочь немного побаловаться местью. Подлил в чай снотворное, понял я, зная своего дружка.
   - Э! Ты ч… - начал было Кохи, протянув руку, но Лёка наступил ему на ногу и Корк только пискнул. Любой пискнет, если Малёк наступит ему на ногу.
   Воки выпрямился, демонстративно зевнул, сказал, что ему пора бы уже на боковую, во мгновение ока осушил чашку и поднялся. Ребята смотрели с любопытством, а Кохи - с ужасом, думая, наверное, что тот сейчас скончается: мало ли что вылил ему в чашку Чудилушка. Потом я узнал, что, будучи в возрасте шести лет, старший сын Корков слышал от слуг историю о подобном поступке собственного дедушки. И сделал всё, чтобы не поверить. Но Воки, пошатываясь и потирая глаза, пересёк кухню и действительно отправился спать. На эту ночь мы были избавлены от любых его происков.
   И теперь пришлось рассказать юным Коркам и всем, кто не в курсе, то, что вы уже знаете про Ловкача Воки Тэрю, он же Яков Рэютри, он же Яков Корк. Чикикука приникла к Мадине, ласкалась к ней и нежно обнюхивала, но бедная Корочка была безутешна, я просто всем сердцем чувствовал это.
   И представьте себе, каково было потрясение, и сколько вопросов, и споров о дальнейшей судьбе попавшего нам в руки преступника.
   Да-да, именно споров. Потому что молодые Корки оказались намного более чувствительными, чем я о них думал. Они пришли в ужас, представив себе печальную судьбу их лихого братца, его, будто бы, тяжёлую жизнь. Они просили для него дурацких и глупых поблажек и незаслуженного снисхождения. Они, одинаково прижимая руки к щекам и глядя на меня круглыми глазами, и повторяя, что сами не понимают, как могут говорить такие слова, обращаясь ко мне, умоляли об этом лично МЕНЯ. Меня, едва не потерявшего Рики, рассудок и жизнь по милости негодяя.
   И я, как дурак, сказал Мадинке, Хроту и Кохи, и Терезке, растерявшейся вконец от всевозможных чувств:
   - Хорошо.
   И заслужил за это полный укоризны взгляд Лёки. На прочих я даже и глядеть боялся. Я прямо кожей ощущал горячее возмущение Петрика. Ната и Лала презрительно фыркали. Даже Аня сказала: «Ну, я как бы это… Прямо не ожидала, вроде бы!» И только Рики, прильнув ко мне, выдохнул в восхищении: «Миче, ты лучше всех!»   
   После этого я почувствовал неодолимое желание остаться в одиночестве. Такое гадкое чувство, будто бы я предал кого-то, что-то святое. Мне казалось, что юные Корки, испуганные и потрясённые, испытывали то же, что и я, и от этого было ещё гаже. Куда податься на маленьком судне, полном людей?
   Только в сон. Уйти в тишину сна, и чтобы не дёргали. Я и ушёл, ни на кого не глядя, подтвердив, что выполню обещание. Если Воки Ловкач попытается удрать до девяти утра, я не буду препятствовать. Я сам подтолкну его к побегу, потому что даже родственники преступника сказали, что не в состоянии говорить с ним. Значит, придётся мне.
   Стараясь не шуметь, ребята стали расходиться тоже.
   Но Ната, страшно оскорблённая в своих лучших чувствах, крикнула мне вслед, что как же это я так могу? Неужели я совсем не дорожу жизнями Рики, и Петрика, и Лёки? Жизнями её друзей, между прочим. Неужели не понимаю, что если мы отпустим Ловкача, не видать нам покоя, не чувствовать себя в безопасности? А "Чёрный Мститель"? Понимаю ли я, нсколько страшное преступление было замыслено Ловкачём?
   Я хотел сказать, что понимаю, но Кохи в отчаянии уронил на руки голову, и я решил, что не понимаю совсем ничего.
   А утром я узнал, что Чудилка ещё очень долго сочинял на палубе письма в разные инстанции – он просто не верил в то, что я способен отпустить на все четыре стороны человека напавшего на мой дом и покушавшегося на всех моих друзей и родственников то по очереди, то сразу. Поэтому он готовился передать преступника в руки соответствующих служб. Под утро его сменил Лёка - в Идене «Комарик» нуждался в усиленной охране.
    Я знаю, что никто в эту ночь не спал нормально от разных мыслей, от горечи в душе. Лёка, изнывавший на палубе от безделья, подкрался к Ловкачу, в очередной раз (он проделывал это часто) обыскал его вещи и перевернул его на спину. Оказалось, наш доморощенный мститель под воздействием снотворного спал в обнимку с контрабандным синим взрывчатым шариком. Заснул, не успев воспользоваться.
   Вот так.
   Лёка растолкал меня и заставил вынуть начинку и лишить шарик его магических свойств. Думал я, заканчивая эту работу, что Малёчек обрушит на меня ливень упрёков. Но он только молча смотрел, как я потрошу опасное оружие.
    - Знаешь, Миче, - вздохнув, произнёс мой дорогой товарищ, - может быть, Рики и прав.
    - Что?
    - Ничего. Дай шарик, положу обратно.
    - Насыпь внутрь песок, - посоветовал я.

   *   *   *   
   Ну и, конечно, больше я не ложился. Сподобился сварить овсянку, пожарить гренки и сделать компот. Для этого я снова, очень рано, сходил на рынок, где заказал так и не купленные нами вчера сахар, соль и прочие продукты, прихватив немного с собой в корзинке.
   И вот я колдовал над кастрюлями в самом ужасном расположении духа, а Воки сунулся помогать. У него был вид собаки, которой показали, но не дали большой кусок мяса. Понятно – пираты, укрывшиеся от него в Идене, не пришли рано утром в указанный им кабак. Воки покинул «Комарик» одновременно со мной, но когда я вернулся с рынка, поджидал меня на пристани, чтобы я провёл его сквозь магическую завесу. Удивительная наглость. Не встретив соратников, убедившись, что оставленный на судне синий взрывчатый шарик не сработал, Ловкач вернулся всё с той же целью – мстить до конца.
   - Уйди, – сказал я ему. – Хочешь помочь – ступай на пристань и прими там, что нам привезут. Деньги знаешь, где лежат. И ещё, Ловкач, такое вот дело. Я думаю порой: вон как изменились Кохи, Хрот и Мадинка. Они хорошие люди, но жили в плохой компании - и никто этого не замечал. Жизнь даёт шанс, но не все им пользуются. Они воспользовались – и им хорошо.
   - И очень страшно, Миче, - возразил мне Воки. – Они предатели, и должны теперь всю  оставшуюся  жизнь  трепетать перед местью тех, кто растил их с определенной целью. И ты подумай, сколько той жизни осталось?
   Я оторвался от кастрюльки:
   - А кто – нибудь их спросил, какие у них цели?
   - Нельзя предавать дело, которому служили поколения твоих предков.
   - А смысл? – вздохнул я. – Считаешь, что убивая анчу и двигая папочку к власти, эти дети были бы счастливее, чем сейчас, когда они пишут свои писанины, путешествуют и вышивают цветы, когда они свободны и дружат с таким замечательным Миче? Если они пожертвуют всем этим, они не добьются любви мамы и папы. Они уже пробовали.
   Воки хмыкнул:
   - Ты это к чему, Миче? Ты вроде как мне мораль читаешь.
   - Да так. Говорили, что Корки Хрота всё–таки немного любят. Но я скажу тебе, Ловкач: родители или любят всех детей или не способны к нормальной любви.
   Он засмеялся:
   - Что это ты, Миче, разбушевался? Какой–то ты взъерошенный сегодня и настроение у тебя философское.
   - Не хочется мне болтать с тобой, Воки. Ты иди, прими там сахар, вон, слышишь, кричат уже. Ты иди. Иди, иди…
   Он намеков не понял. Принял товар, расплатился и вернулся. И руководил грузчиками, пока они ставили мешки в чулан, где давеча находились пираты, которых Малёк втайне от Воки увёл в каюту. Там продолжался вчерашний сложный разговор, оттого–то я один и крутился у плиты. Я сказал, что не участвую больше ни в каких разговорах. Что до времени, отведённого Эей для вершения судов, я попробую выполнить своё обещание. «Давай, ступай, попробуй», - напутствовал меня Петрик, взъерошенный не меньше, чем я.
   - Воки, - крикнул я. – Шёл бы ты прогуляться, а?
   - Тебе неприятно моё общество?
   - Боюсь, тебе очень скоро моё общество станет неприятно.
   - Ладно, пойду на корме посижу.
   - Лучше, Воки, на площадь куда-нибудь. Знаешь обычай? В девять утра Эя повелела судить суды, а до девяти можно спокойно прогуливаться, если ты не в тюрьме. В девять мы отчаливать хотели. А если кто опоздал – тот останется в Идене, - я уже открытым текстом намекал Ловкачу о побеге.
   - Ты с Натой поссорился, что ли? - хмыкнул тот, глядя на меня с непередаваемым выражением. Наверное, очень хотел, чтобы поссорился. – Миче, я на корме буду.
   Ладно. Пусть его как хочет. Руку Воки держал в кармане. Ему не терпелось в одиночестве рассмотреть, почему не взорвался синий шарик.
   На палубе показались Чудила и Малёк, а за ними – Лала и Рики. Эти двое подобрались ко мне и обняли меня с двух сторон.
   - Ты самый лучший, Миче, - выдохнул Рики. – Ты только скажи Мадинке, пусть уже перестанет плакать. Плачет и плачет. Это же вредно. Для меня. Для Лалы тоже. Она расстраивается.
   Чикикука тоже прибежала, взобралась мне на плечо, прижалась и уткнулась в шею. А потом вдруг спрыгнула и понеслась в каюту. Потом опять ко мне. И опять к своим Коркам. И снова… День был какой–то мрачный. Не пошли бы дожди. Если пойдут - мы застрянем у этой пристани ох, как надолго.
   Чудила ещё раньше меня сходил по делам в город и вернулся. Уходя, он сказал, что объяснит «кому следует» о моём обещании. Раньше положенного времени никто не поднимется на борт «Комарика». От этих слов стало ещё хуже. Во много раз хуже. Получается, я просто подвожу Петрика, который проделал такую большую работу, как тайный полицейский. Я принуждаю его к лишним объяснениям, наверное, заставляю унижаться и – что уж там! – жертвовать карьерой. Почему он пошёл мне навстречу? Почему позволил Коркам уговорить себя?
   Ната обняла и поцеловала меня, удивив несказанно. Получается, она больше не сердится? Дети утащили вниз тарелки, чашки и ложки, а Малёк – кастрюлю и чайник, а я пошёл за ними, захлопнув дверь перед носом сунувшегося внутрь Воки. Оставили ему завтрак на столе – пусть ест и проваливает. Он снова не понял. Съел и остался, постучал в дверь и спросил, не заболел ли кто. Я ответил, что началась эпидемия, и лучше быть подальше отсюда, но Воки, как видно, эпидемий не боялся. Он силой прорвался в каюту, да так и остолбенел, увидев трех пиратов.
   - Заходь, Яков, чего жмёшься, - махнул ему рукой рыжий. Причём, в голосе его было злорадство. Не очень-то любили Якова – Воки его товарищи.
   До Ловкача тут дошло, да поздно. Думаю, веселящий порошок здорово повлиял на его мозги. Теперь мы с Мальком встали у двери, не давая ему сбежать. Было уже хорошо за девять - время в которое Эя заповедала вершить суды. Согласно договору, теперь я был свободен от обещания.
   Мы сказали Воки, что намерены его судить пока сами, а там видно будет, и выложили про него всё, что нам удалось узнать и заподозрить. А Петрик, скорчившийся у стены на табуреточке, сказал:
   - Ты думал, я мог не узнать тебя, хоть ты и переоделся? Ты хотел застрелить Малька из ружья. Вон оно. Я и чехол нашёл. Тебя видели именно с такой штукой в руках. Ты отравил девочку, а хотел отравить беременную женщину. Доставить папочке Кырлу радость. Зачем ему анчутские внуки? Вполне достаточно сына – анчу, Яков Корк. Ты всё время подвергал Терезку опасности. Ты донёс ему, что Миче дал Далиму карту Лийских островов. Ты ведь всё время среди нас крутился. Только ты мог донести Кар-Кару, что Кохи поверил Миче, когда тот пообещал не упоминать его имя всвязи с историей с амулетом Сароссе. Миче видел тебя внизу, в пещере. Ты подглядывал за ним, Яков. И подслушивал, наверное, когда они с Кохи выясняли отношения.
   Это, я знал, Петрик сказал наугад, а оказалось, попал в точку. Он продолжал:
   - Кохи едва не погиб из–за тебя, из-за твоего доноса. Никто, кроме нас, так и не знает имён главных заговорщиков, зато папаша сорвал на сыне злость. Зачем тебе Кохи? Его не жалко. Твои братья и сестра остались на улице, а твои молодцы жгут единственный дом, где они смогли найти приют и защиту. Это здесь дошло пока не до всех, но ты покушался на жизни сестры и братьев. И ты в сговоре с пиратским волшебником, покушавшемся на меня.
   Я не утерпел и тоже высказался:
   - Ты устроил так, что мой Рики сломал руку, ты поставил его на ролики и натянул поперек улицы проволоку. Как я узнал? Просто спросил, кто задержал ребят чуть сзади. Ты велел подпалить дом, где был мой Рики, убить меня и моих родителей. И я теперь понял, откуда ты, мститель наш, возвращался, когда мы встретили тебя у ворот. Когда отправились на поиски амулета Сароссе. Ты тогда устроил падение со смотровой площадки парня моей кузины Лоры - она ведь отвергла тебя. И ты стрелял в Малька…
   - Ты скинул Чудилу за борт, - влез в мой монолог Лёка. – Ты натравил на наш город «Чёрного Мстителя». И, тем не менее, ради твоей сестры, ради твоего родства с нашими друзьями, мы хотели, чтобы ты ушёл, а там уж - как тебе повезёт. Но ты и тут устроил нам гадость: нам самим придётся передать тебя полиции. Не хотелось руки пачкать.
   - Ваш город – это ваша правда. «Чёрный Мститель» - моя. Вот и всё, - глухо произнёс Ловкач. – Чудила убил человека, который растил меня, как отец, и любил по–своему. Если бы не это, Петрик Тихо был бы единственным среди вас, кому я хотел бы сохранить жизнь. Мне тяжело было поднять на него руку, но это необходимо. Он казался мне лучше вас всех, хоть и насмехался надо мной как-то раз. А гляди-ка, оказался проклятым полицейским! Значит, тем более, не достоин жить. Ваш Миче защищал ваш город, но я уже сказал, чья это правда.
   - Люди, которые отказались от сына из–за того, что у него не тот цвет волос, были в обречённом городе, - возразил Чудила. – Ты хотел погубить родителей? Вы же заодно.
   - Я бы не причинил родне зла, - ответил Яков Корк. – Есть заклинание, защищающее избранных. Я понимаю родителей. Я не сержусь на них. Те, кто претендуют на престол, не должны иметь детей с внешностью анчу.
   Мы примолкли, задумавшись каждый о своём. Рыжий пират, чьё разбойничье сердце было на стороне Петрика, покхекал и заговорил:
   - Слышь, Чудилушка, этот Яков сказал нам, что на «Комарике» две тётки и дети, а Миче очень удачно забыл о защите какой-то волшебничьей. И запросто можно пробраться даже обычному человеку. За девчонок, сказал он, можно потребовать выкуп хороший – вот мы и умыкнули судно. Яков грохнуть вас хотел. Только задержать вас было надо в городе, там, где мы, потому что все попытки вас убить у самого Ловкача даром пропали. А как ещё задержишь? Только если бы мы знали, что это, слышь, твоё судно, Петрик, ну никогда бы!.. Ни в жисть! Честно. А записку оставлять в пещере было бесполезно. Наши все где-то в Идене шарились. А увидевши письмо от этого злыдня, разбежались бы однозначно. Говорили мы Ловкачу это, когда он нас в трактире нашёл, а он всё равно поехал.
   - И стрелял в Лёку! – подавившись от возмущения воздухом, напомнили дети.
   - Ваш Лёка допёк меня, как никто! – скрипнув в ярости зубами и перекосившись лицом, крикнул Ловкач. – Невозможно было мимо проехать! Вы тоже допекли меня!
   - Ему хочется публичной мести, театральных жестов, запугать побольше народа. История знает такие примеры, - печальным голосом объяснил Хрот и сильнее прижал к себе безмолвную заплаканную Мадину. Кажется, за ночь он немного изменил свой взгляд на проблему. – Между прочим, что Воки нам сказал, когда явился вчера на пристань? «Где Кохи? Я потерял Кохи!» И делал намёки, не причастен ли наш брат к исчезновению «Комарика».
   При этих словах Мадинка сделала попытку разрыдаться по новой, но сил у нее не нашлось.
   - Ну, что я и говорил! – хлопнул по коленке Чудила.
   У меня создалось впечатление, что они с Мадиной в ссоре. Чёртов Воки не так навредил – так хоть этак. Мадинке, как любой романтической особе, жаль бедного заблудшего старшего братца, горько от того, что он жил вдалеке от неё, что столько лет посвящены не дружбе, а вражде, что бестолковые родители так перелопатили их судьбы. А Чудила… Что Чудила? Он из тайной полиции.
   Он сказал:
   - Если мы отпустим его, Ловкач найдет способ до нас добраться. Месть одержимых людей – страшная сила. Воки – преступник. Убийца.
   - Э, мальчик, Петрик, а как же мы? - всполошился Рыжий. – Вы хотели взять нас с собой матросами. Мы б и помощь оказали, и, ежели б Корки напали, помогли бы отбиться, и сыты были бы, и показания дали, как потребуется, а? Возьмите нас.
   - Я готовлю хорошо, лучше ваших девчонок, - сказал блондин.
   - Да кто о вас речь ведет? Вы теперь с нами, - отмахнулся Петрик. Сейчас должно прийти здешнее большое полицейское начальство с конвоем. Мы отдадим им Ловкача.
   И что вы думаете? Все эти Корки в один голос воскликнули:
   - Петрик, не надо!
   - Ну он же не даст нам покоя, - пытались возразить другие здравомыслящие люди, но трое Коркиных детей всё твердили: «Не надо».
    Они думали, что понимают, отчего Воки так поступал, и что он больше не будет. Или что пускай его арестуют потом, где-нибудь там.   
   - Миче!
   Я покачал головой. Не смотря ни на какие обещания, я помнил, как горел мой дом, а в нём был Рики. И я предлагал Воки бежать до времени, отведенного Эей для судов, но он остался, надеясь на свершение мести.
   - В конце концов, как бы, есть закон, - разумно сказала Аня. – Пусть он, наверное, решает. Петрик, вон, кажется, пришли за преступником. У тебя ведь готовы все письма? Готово письмо королю?
   - Да, - кивнул Чудила.
   - Петрик написал всё объективно, – потёрла руки Ната.
   - Я же читал вам, - рассердился он. – Вы же согласились, что объективней не бывает. Вы слышали, я прошу, чтобы к этому чудовищу были, по возможности, снисходительны. Всё. Хватит. Отстаньте от меня. Надо поступать, как должно, ясно?
   - Ясно, - повторили мы, а Петрик вышел поговорить с местным начальством.
   И тут, если у кого ещё оставалось сочувствие к негодяю, оно улетучилось, потому что топнув ногой и зло сверкнув глазами, Воки прошипел:
   - Всё эта дрянь. Мало я её бил. Мало ей доставалось, раз она обратилась к тебе, анчу. Помощи ей захотелось! Сочувствия!
   - Кто? – не понял я.
   - Эта глупая женщина, жена твоего Далима.
   - Назика? – ахнул я. – За что ты её бил?
   - За то, что был её первым мужем. Знал бы – убил бы.
   И вдруг изо всех сил он ударил ногой маленького Рыжика, гоняющегося за соринкой. Зверёк пролетел через каюту, стукнулся об стену и упал вниз, в руки подскочивших девчат.   
   Чикикука острыми зубками и когтями впилась ему в эту ногу, он ударил бы и её здоровенным своим сапожищем, но подлетел Кохи, ухватил его за руки и сказал:
   - Не смей!
   Пару секунд братья смотрели друг на друга, а потом Воки ударил Кохи, и тот без звука упал к его ногам.
   Не помню я, что было дальше, и что делал я, ослепнув от ярости. Я опомнился, когда меня крепко схватили люди в форме.
   На бесчувственном ещё Кохи лежали, рыдая, Мадинка и Чикикука. Хрот стоял прямо передо мной с таким выражением лица, что я отшатнулся. Его тоже держали. При этом полицейские спинами оттесняли наших девчонок, потому что рук на всех не хватало. Малёк держал на весу поперёк туловища Воки, а в того вцепились, рыча, Рики и Лала.
   - Ой, упал, - сказал Лека и уронил Ловкача на пол: бам!
   - И что, - спросил от двери Петрик, - пожалели беднягу?
   И все дружно помотали головами, даже Мадина.
   Ну не было у неё третьего брата. Никогда не было, нет, и не будет.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2010/04/30/1066