Страница из дневника

Наверное, в любых отношениях есть темы, которые не принято поднимать в разговоре. Не потому, что они запрещены, и не потому, что есть договоренность не обсуждать что-то. Просто молчаливое табу.
Когда мы сблизились с Альфредом, я отлично понимал, какая тема никогда не должна касаться наших губ, чье имя под негласным запретом.
Оскар Уайльд.
Тем не менее, его незримое присутствие я ощущаю даже сейчас, когда пишу эти строки в полном одиночестве, закрывшись в комнате, отведенной мне в загородном доме, который снимает Бози для нас обоих. Я слышу дыхание этого человека за нашими спинами, когда мы с Альфредом идем по улице, я чувствую, как его пальцы касаются наших лиц, когда ветер дует с реки, я вижу, как следят за нами его глаза с облачного низкого ноябрьского неба.
Мы никогда не говорили о нем. И вряд ли сможем. Да и вряд ли это нужно.
Когда Бози слышит имя Оскара Уайльда, он улыбается, но это улыбка не радостная. В ней столько боли, столько печали и невыразимой тоски, что я готов умереть, лишь бы эта боль никогда больше не касалась его сердца.
Когда я по неосторожности позволил Бози увидеть свой портсигар, то я проклял свою невнимательность. Конечно, он тут же понял, откуда он у меня и за какие заслуги.
Впрочем, заслуг-то особых и не было.
Очень хотелось бы сказать, что я был молод, что я был глуп, что я был влюблен, что я был другим человеком, но это все непростительная ложь. Я ничуть не изменился за это время. Я так же глуп, молод и так же легко развешиваю свои чувства по людям, как белье по веревке. На кого-то презрение, на кого-то привязанность… Чувств много.
В тот день я повел себя вызывающе и не стыжусь этого. Я хотел добиться того, чтобы провести ночь с Уайльдом. Добиться ли? Это было так легко, что можно с уверенностью сказать – я просто взял эту ночь, как берут со стола столовый прибор.
Я взял ее и по доброй воле отдался Оскару, стал его марионеткой, повиновался движению его рук, был его игрушкой. Я наслаждался той ночью и верил в то, что она никогда не кончится, я чувствовал себя счастливым, входящим в историю, частью создающейся легенды.
Но утро неумолимо вышвырнуло на небосвод желтый солнечный диск, я получил портсигар с гравировкой, и на этом все кончилось.
Я мучился несколько месяцев, очень страдал от того, что оказался не особенным, а рядовым, скучным, обычным. И я мечтал выбросить портсигар и вообще забыть о том, что я превратил мечту в реальность, но сил на этот шаг никогда не находил.
Я искал утешение в вине и пороке, и ***тут рукопись обрывается, словно бы автора отвлекли****

Забыл, что хотел написать. Наверное, то, что я люблю Бози. Люблю его. Всей своей душой и всем телом люблю его.
А теперь я пойду – он ждет меня к ужину.
В этом доме у меня совершенно нет времени на дневник – и я счастлив.