В шаге от края. Главы 6-8

6. СТРАННЫЕ ЗВОНКИ

Дождь. Окно, комната. Серое небо в окне. Диван. На диване – подушка, на подушке – моя несчастная больная голова.

Осеннее похмелье. Похмелье само по себе штука малоприятная, а осеннее похмелье и того хуже.

Дождливым серым утром я проснулась на диване в квартире Ланы, с головной болью и сушняком в горле. Полежав немного и прислушавшись к шёпоту Вселенной, я сделала вывод, что в квартире я нахожусь одна. Прошлое мокрым серым комом стояло в душе, вызывая спазмы дурноты, и я подумала, что жить дальше с таким грузом совершенно невозможно. Часы согласились с этим, как бы между прочим намекнув мне, что уже полдесятого.

Полдесятого! Я села на диване, при этом всем своим нутром, каждой его клеточкой почувствовав, как Вселенная с огромной скоростью расширяется. Ланы не было, а на кухонном столе лежала записка от неё.



"Лида!

Я не стала тебя будить, чтобы ты хорошенько выспалась после вчерашнего. Надеюсь, ты хорошо помнишь, что нужно делать? Если твоя головка побаливает, а мысли путаются, то я напомню:

1. Сегодня 19-ое.

2. Я уехала.

3. Буду дней через 10. Когда будет известна точная дата моего возвращения, дам тебе знать.

4. Присматривай за квартирой.

5. Никому не открывай, ни с кем не разговаривай.

На обороте этого листка – номер телефона, по которому ты можешь со мной связаться в экстренном случае. Звони только в действительно экстренном случае. Я занята, и отвлекать меня крайне нежелательно.

Лана".



Я прилепила эту записку скотчем к зеркалу в ванной и приступила к выполнению своего сверхсекретного задания государственной важности.

Первые пять дней прошли спокойно и благополучно. Я просыпалась в девять – полдесятого, неторопливо принимала душ, а когда было настроение, то ванну. Пока вскипал чайник, я жарила яичницу с колбасой и завтракала, наслаждаясь чётким и красочным изображением на огромном экране. Уборкой я не слишком себя обременяла: будучи человеком чистоплотным, я попросту не создавала вокруг себя беспорядка. Однако пыль я вытирала и проветривала каждый день. На четвёртый день я сходила к себе домой и смахнула пыль там, а также захватила оттуда кое-какие свои вещи. Всё было в порядке.

Из квартиры я выходила только в магазин. Закупив себе продуктов на день, я возвращалась и целый день проводила перед телевизором – благо, смотреть его было одно удовольствие. Спала я на раздвижном диване в гостиной, который был так широк, что и в сложенном виде мог бы сойти за кровать.

На пятый день меня заставили слегка занервничать странные телефонные звонки. Первый раздался в десять утра, но вместо голоса в трубке было зловещее молчание. Это насторожило меня, и я не пошла даже в магазин. После второго звонка, который раздался в два часа, я начала грызть ногти и прислушиваться к каждому шороху. Телевизор я не выключила даже ночью и заперлась на все замки. В третий раз позвонили в час ночи, и снова в трубке было жуткое молчание. Я повесила трубку и забралась под одеяло. Уснуть мне удалось только под утро.

Я уже подумывала о том, не позвонить ли мне по тому номеру, который оставила Лана для экстренного случая, но, прикинув, решила пока её не беспокоить. Я сомневалась, можно ли странные звонки считать экстренным случаем. Нужно ли ей об этом сообщить прямо сейчас или следует ждать, пока что-нибудь действительно не случится? Но если что-то и впрямь случится, может быть уже слишком поздно. Подумав, я решила: если снова позвонят, я набираю экстренный номер, а пока просто не выхожу из квартиры.

Целый день я просидела в четырёх стенах, но странных звонков так и не повторилось. У меня закончилась еда, и утром на шестой день пришлось выйти в магазин. Перед тем как осуществить вылазку, я посмотрела в дверной глазок. На площадке было на первый взгляд пусто. Я открыла дверь и осторожно высунула голову, бросила взгляд по сторонам, вверх и вниз. Сердце колотилось. Никого.

Я вышла и заперла дверь на все замки. По дороге в магазин я всё время озиралась. На каждом углу мне мерещилось, будто за мной кто-то следит. А может быть, я просто трогаюсь умом от этого сидения в четырёх стенах? Как бы то ни было, до магазина я дошла благополучно и купила там продуктов с тем расчётом, чтобы просуществовать по меньшей мере дня три, не высовывая носа на улицу.

На обратном пути также обошлось без происшествий. Я вернулась в квартиру и снова заперлась на все замки, закрыла занавески на всех окнах и включила телевизор.

 – Ещё пара дней такой жизни – и у меня точно разовьётся паранойя, – пробормотала я. – Нет, такая работа не по мне. Если я доживу до возвращения Ланы или не сойду с ума до того времени, попрошу её больше не давать мне таких заданий.

А в восемь вечера того же дня снова зазвонил телефон. Я долго слушала звонки, не решаясь поднять трубку. Я испугалась не на шутку, у меня даже затряслись колени и похолодели руки. Но в конце концов я всё-таки подошла и сняла трубку. После пары секунд молчания послышался неуверенный женский голос:

 – Здравствуйте, это тридцать седьмая аптека?

 – Нет, вы ошиблись номером, – сказала я и быстро повесила трубку.

Сначала я вздохнула с облегчением: слава Богу, просто ошиблись номером. Но уже в следующую секунду мне пришла в голову мысль, от которой я снова напряглась и похолодела: а если это тот же самый человек или люди, которые молчали в трубку? Просто сейчас они сделали вид, что ошиблись номером, чтобы усыпить мою бдительность. Но какого чёрта им нужно? Зачем они звонят? Может быть, проверяют, дома ли хозяева, чтобы без помех обчистить квартиру? Ну нет, ничего у них не выйдет: в ближайшие трое суток я буду сидеть здесь безвылазно, а там, быть может, и Лана приедет. Господи, только бы выдержать, только бы не рехнуться!

Однако нервы у меня начали пошаливать. Через час после подозрительного звонка я не выдержала и позвонила своему соседу, компьютерщику Мише.

 – Миш, привет, это я…

Он, видимо, был так погружён в виртуальную реальность, что не узнал меня.

 – Кто это?

 – Миша, ну, не тормози! Это я, Лида Лагутина из квартиры напротив.

До него дошло.

 – А… Привет.

 – Слушай, Миша, если тебе не трудно, выйди на площадку и проверь, всё ли нормально с моей квартирой.

Видимо, его мозг ещё не успел вернуться к нормальному способу мышления, потому что пару секунд он молчал, а потом недоуменно спросил:

 – На фига? Ты что, сама не знаешь?

Я объяснила:

 – Нет, не знаю, потому что меня там сейчас нет. Но мне очень нужно знать, всё ли у меня нормально.

Наверно, он решил, что я звоню ему из параллельной реальности. Мне было почти слышно в трубку, как информация перекатывается у него в извилинах, не находя себе места и не усваиваясь. Пошевелив извилинами, Миша задал ещё один уточняющий вопрос:

 – А где ты?

 – Я сейчас не дома, – сказала я. – На работе. Я не могу отлучиться, а ты находишься ближе всего к моей квартире. Поэтому я тебе и позвонила, чтобы ты выглянул и проверил, всё ли там в порядке. Мне очень нужно знать. Просто для того, чтобы успокоить душу. Будь так добр, очень тебя прошу.

Наконец Миша, что называется, «въехал» в ситуацию – хоть и не с первого раза, но въехал.

 – Ладно, подожди, – сказал он и положил трубку рядом с телефоном.

Его не было минуты три, и всё это время я держала трубку возле уха и с тревогой ловила позывные его маленькой вселенной. Наконец послышались шаги, стук поднимаемой с полочки телефонной трубки, и Мишин голос сказал:

 – Алло, ты там?

 – Да, Миша, я здесь, – немедленно отозвалась я. – Ну, как?

 – Всё нормально, – сказал он.

 – Дверь заперта? – спросила я.

 – Заперта, – ответил Миша.

 – Ты точно проверял?

 – Точно.

Я вздохнула.

 – Спасибо, Миша… Извини, я, наверно, отвлекла тебя от чего-нибудь.

 – Да ничего, – сказал он. И вдруг поинтересовался: – Слушай, а ты где пропадаешь? Я уже целую вечность тебя не видел. Тебя что, нет в городе?

 – Нет, я здесь, – ответила я. – Просто у меня такая работа… Пока я не могу вернуться домой.

 – В засаде сидишь, что ли? – усмехнулся он.

 – Что-то типа того.

 – Слушай, а ты точно не впуталась в какую-нибудь авантюру? Что это за работа такая?

Я засмеялась:

 – Да нет, Миша, не беспокойся за меня. Никаких авантюр. У меня всё нормально. Дня через три вернусь домой.

Разговор с Мишей немного успокоил меня. Я не стала набирать экстренный номер, и в этот вечер никаких звонков больше не было.


7. ПРИМИРЕНИЕ

Проснулась я от телефонного звонка. Схватила трубку – гудок. На самом деле никакого звонка не было, мне это приснилось. Проклиная всё на свете, я выпила стакан молока и снова улеглась. Было три часа ночи.

Я долго не могла заснуть, ворочалась с боку на бок часа полтора. А в шесть утра меня разбудил настоящий звонок. Страх вернулся: на меня словно вылили ушат холодной воды, сердце застучало со скоростью электрической швейной машины. Дрожащей рукой я подняла трубку и еле слышно сказала «да», но в ответ мне шуршала зловещая тишина. Мои нервы сдали окончательно, и я заорала в трубку:

 – Хватит сюда звонить!

Мне никто не ответил, трубку повесили. Злая и не выспавшаяся, я пошла на кухню заваривать чай.

 – Сумасшедший дом какой-то, – бормотала я себе под нос. – Ещё один такой звонок – и я разобью этот чёртов телефон…

Выпив чаю, я проснулась и немного взбодрилась, но вскоре моё самочувствие ухудшилось. Заболела голова, и я прилегла на диван. Под бормотание телевизора мне удалось задремать.

Разбудил меня звонок, но не телефонный. На этот раз звонили в дверь, и я перепугалась до полусмерти. Час от часу не легче! На подгибающихся ногах я подкралась к двери и посмотрела в глазок. Это был Рудольф! Сначала я не поверила своим глазам, подумала, что мне померещилось спросонок. Протерев глаза кулаками, я снова посмотрела в глазок: нет, точно он. Он снова нажал кнопку звонка.

 – Ланы нет дома, она уехала, – сказала я через дверь.

 – А я не к ней, я к тебе, – ответил Рудольф.

 – Я не хочу с тобой разговаривать, уходи, – сказала я.

 – Подожди, Лида! Я хочу попросить прощения… Я был не прав, я обидел тебя, я знаю. Я хочу загладить свою вину. Открой, пожалуйста! Я ничего тебе не сделаю, клянусь. Я просто хочу попросить прощения, вот и всё.

И вид, и голос у него были такими искренними и покаянными, так что ему хотелось верить. Я уже почти поверила, но толика сомнения всё же скреблась у меня в груди: если я его впущу, не наступлю ли я второй раз на те же самые грабли? Но эти звонки! Я была уже так напугана и измучена ими, что была рада впустить кого угодно, лишь бы не быть с этим один на один. Если бы не это обстоятельство, я не впустила бы Рудольфа ни за что на свете, но сейчас я была бы рада даже его обществу, лишь бы только не быть одной. Задавив в себе сомнения, я всё же открыла дверь.

 – Лида, прости меня, – тихо и проникновенно сказал он, виновато опуская взгляд и чуть наклоняя голову. – Можно войти?

 – Ладно, проходи, – сказала я, сама не веря, что я это говорю.

Я впустила его и закрыла за ним дверь. Он топтался на коврике перед дверью, то опуская глаза, то вскидывая их на меня. На руке у него был пластырь.

 – Я знаю, я поступил как последний мерзавец… Ни за что ни про что обидел такую замечательную девушку. Наверно, это из-за виски… Когда я выпиваю, я делаюсь такой дурак! Прости меня, Лида. Прости, если можешь.

Я не придумала сказать ничего лучше, кроме:

 – И ты извини… За то, что укусила тебя.

Он улыбнулся, потрогал пластырь на руке.

 – Да ничего, ты правильно сделала… Ты же защищалась. Так мне и надо.

Я вздохнула.

 – Ладно, что стоять у порога… Проходи. Чай будешь?

Рудольф обрадованно кивнул и прошёл на кухню. Я поставила чайник, достала чашки и нераспечатанную коробку конфет, оставшуюся после того визита Рудольфа, кончившегося столь неприятно.

 – А Лана надолго уехала? – поинтересовался он.

 – Должна скоро приехать, – сказала я.

 – Надеюсь, не сегодня, – усмехнулся Рудольф. – Не хотел бы я, чтобы она снова наставила на меня пушку.

 – Она была ненастоящая, – сказала я. – Только чтобы напугать.

 – Ненастоящая? – вскричал Рудольф. – То есть, как это? Типа, игрушечная?

 – Вроде того.

Рудольф хлопнул себя по колену.

 – Ну, ни фига себе! А выглядела совсем как настоящая! Ё-моё, как она меня развела! А я со страху чуть не обделался!

Он долго хохотал, хлопая себя по коленям и вскрикивая «не могу!» Я заварила чай и распечатала коробку конфет. Просмеявшись, Рудольф снова посерьёзнел и добавил тихо:

 – Так мне и надо… Лида, ты прощаешь меня?

 – Ладно, проехали, – вздохнула я. – Только если ты опять примешься за старое, я могу укусить тебя за другое место, и так легко ты не отделаешься.

Рудольф примирительно выставил ладони.

 – Да Боже упаси! Самому стыдно. Ты просто не представляешь, как стыдно. После этого я самый настоящий козёл! Да я на коленях готов просить у тебя прощения!

 – Обойдёмся без этого, – перебила я. – Давай лучше пить чай. Ничего крепче не предлагаю, чтобы у тебя ненароком опять башню не снесло.

 – И не надо, – согласился Рудольф.

Мы выпили по чашке. После этого Рудольф, извинившись, ушёл в туалет, а я снова наполнила чашки и потянулась к коробке, выбирая конфету. Часы показывали без десяти одиннадцать. Я выбрала конфету, но не донесла её до рта: раздался телефонный звонок. Чувствуя, что меня начинает трясти мелкой дрожью, я встала и подкралась к надрывающемуся телефону. Он звонил долго, но я так и не сняла трубку. После небольшой паузы телефон опять начал звонить. Схватив трубку, я крикнула:

 – Сволочь, ты меня достал!

И, не дожидаясь ответа, бросила трубку. Секунд через тридцать на кухню вернулся Рудольф.

 – Что такое? На тебе лица нет, – сказал он, заглядывая мне в глаза. – Что стряслось?

Я опустилась на стул и уронила голову на руки.

 – Достали меня эти звонки, – процедила я сквозь зубы. – Звонят и молчат в трубку… Что это такое? Что им надо?

 – И давно это? – спросил Рудольф, беря конфету.

 – Позавчера началось, – простонала я. – Даже посреди ночи звонили.

 – И молчали? – Рудольф закинул в рот конфету и запил чаем.

 – Да… Один раз, правда, кто-то номером ошибся, аптеку им надо было. Но я подозреваю, что это тоже могли быть они. Как ты думаешь, что это такое?

Рудольф пожал плечами.

 – Может, кто-то балуется. Малолетки какие-нибудь. Забей, просто не подходи к телефону.

 – А если это воры? – высказала я не дававшую мне покоя мысль. – Проверяют, дома ли хозяева? Если я не подойду, они могут подумать, что в квартире никого нет, и тогда…

 – Нет, вряд ли. Воры так часто не стали бы названивать. Скорее всего, это просто кто-то балуется. Просто хочет тебя напугать. Забей на это.

Уверенность, с которой Рудольф сказал это, не показалась мне странной или подозрительной, напротив, она даже немного успокоила меня. Я тоже съела пару конфет с чаем.

 – Однако всё это меня ужасно достало, – призналась я Рудольфу. Призналась, потому что больше не с кем было поделиться.

Он успокаивающе дотронулся до моей руки.

 – Да забей… Они того и добиваются – достать тебя. А ты пошли их подальше, и всё.

 – Прямо так по телефону и сказать? – усмехнулась я. – «Идите вы туда-то и туда-то»?

 – Нет, не стоит, – отсоветовал Рудольф. – Просто не бери трубку. Точно тебе говорю, это не воры.

Я прищурилась и спросила с подозрением:

 – Почём ты знаешь? Сам, что ли, так делал?

Рудольф засмеялся как-то нервно.

 – Нет, с чего ты взяла? Просто знаю… Бывает такое. Может, мне побыть с тобой? А то ты что-то издёрганная какая-то.

 – Только без твоих фокусов, – предупредила я.

 – Да что ты! – заверил он. – Я буду хорошо себя вести.


8. УДАР

Я позволила ему остаться. Это была глупость с моей стороны, но слишком уж эти звонки вывели меня из равновесия. Я нуждалась в какой-нибудь компании, от одиночества и этих звонков я уже была на грани помешательства. Действительно, поначалу Рудольф вёл себя вежливо и мило, и я почти успокоилась на его счёт. Моя бдительность притупилась, я расслабилась и начала чувствовать себя раскованнее, а Рудольф мило болтал и веселил меня разными смешными историями. Шутки у него, правда, были плосковаты, но я относилась к этому снисходительно и даже смеялась – не от души и не до слёз, но достаточно, чтобы Рудольф думал, будто мне очень весело в его обществе. Всё же это было лучше, чем таиться, как мышь в норе, и вздрагивать от каждого шороха.

Я даже позволила Рудольфу немного выпить и сама выпила глоточек с ним за компанию. Всё было в рамках приличия, и моё мнение о Рудольфе начало меняться к лучшему.

 – Слушай, а не пора ли нам перекусить? – предложил он. – А то у меня в животе что-то скучновато.

Содержимое холодильника не сулило нам праздника, и поэтому я отправилась в магазин за продуктами, оставив Рудольфа в квартире: я решила, что ему можно доверять – пусть на «троечку», но всё-таки можно. В магазине я набрала два полных пакета, которые еле смогла дотащить до квартиры.

 – А вот и я! – объявила я, ставя их в прихожей на пол. – Сейчас будет обед.

 – Это замечательно! – отозвался Рудольф подозрительно весёлым голосом.

Одного беглого взгляда мне было достаточно, чтобы понять, что я слишком рано ему поверила: Рудольф в моё отсутствие успел изрядно приложиться к бутылке виски и допил её до конца. Я снова занервничала, но постаралась не выдать этого. Заполнив полки холодильника продуктами, я остановилась в дверях гостиной. Рудольф сидел, развалившись на диване, и курил.

 – Тебе удобно? – спросила я не без язвинки.

Рудольф заверил меня, что всё полный ништяк. Сомневаясь в этом, но внутреннее всё-таки надеясь, что всё обойдётся, я нервно сунула в микроволновую печь на разморозку куриное филе. Пока Рудольф ловил кайф на диване, я чистила картошку. Внезапный звонок телефона резанул мне по пальцу, закапала кровь. Чертыхнувшись, я полезла в аптечку за йодом и пластырем. Пробегая мимо двери в гостиную, я краем глаза заметила, что Рудольф забавляется со своим мобильным телефоном, но не придала этому значения: нужно было скорее обработать порез. Надев на пораненную руку резиновую перчатку, я героически продолжила приготовление обеда.

Жареное куриное филе с картошкой и салат из помидоров и перца, приготовленные в нервозном состоянии и, к тому же, с порезанной рукой, каким-то чудом не пострадали. Уплетая за обе щеки приготовленную мной еду, Рудольф сказал:

 – Ты и вправду офигенная тёлочка… Ещё и готовить умеешь! Где Лана тебя нашла?

Проглотив «офигенную тёлочку» с картошкой, я нехотя ответила:

 – На улице.

 – Чё, правда, что ли? – не поверил Рудольф.

 – Да. На скамейке в сквере. Я была без работы и без денег.

Описав вилкой в воздухе мёртвую петлю, Рудольф с набитым ртом заявил:

 – Лана знает толк в людях, это я тебе точно говорю. Ей не нужны рекомендации и отзывы, она видит всех насквозь, отвечаю!

С ветки за окном тихо сорвался жёлтый лист, отлетел, бесшумно упал на асфальт и умер. Сквозь прореху в серой облачной пелене проглянул усталый солнечный луч, бледный и больной, и ветка клёна зазолотилась, но ненадолго. У солнца не хватило сил, и оно угасло. Сквозь пластиковые окна не проникал уличный шум, и мёртвую тишину не оживлял даже стук вилки и звук жующих челюстей Рудольфа.

Мои руки в хозяйственных перчатках мыли посуду. Чистые вилки и ножи холодно блестели, как инструменты патологоанатома.

 – Так гораздо лучше, – сказал Рудольф, погладив себя по животу. – Ну, что? Чем займёмся?

Его пьяненький намёк был более чем прозрачен, и по моим плечам пробежали неприятные мурашки.

 – Отдохни пока, – сказала я сухим и безжизненным, как шелест опавших листьев, голосом. – Я домою посуду и приду.

 – О’кей, – сказал Рудольф.

Он развалился на диване – сытый и налакавшийся валерьянки кот. Домыв посуду, я пошла не к нему, а в спальню: там был балкон. Отдёрнув лёгкий белый тюль, я открыла дверь и вышла на лоджию. Открыв створку рамы, я подставила лицо зябкому веянию воздуха. Пахло сыро и остро, по-осеннему. Я закурила.

Хлопанье крыльев, тёмная тень, удар в стекло – птица, похожая на ворону, упала вниз, а на стекле остались лучи трещин. Сигарета выпала из моих вздрогнувших от неожиданности пальцев на сырой газон, потухнув в траве, а возле соседнего подъезда зачем-то столпились люди. Нет, они не просто столпились, они чего-то ждали, и было что-то знакомое в этом ожидании. Из распахнутой двери вынесли две табуретки и поставили их перед крыльцом на некотором расстоянии друг от друга. Я уже догадалась, зачем, и догадалась верно: вскоре показался небольшой гроб, обитый белой тканью и отделанный белыми кружевами. Моё сердце скорбно сжалось: в нём лежал ребёнок. Маленькая, обтянутая белым платочком головка на белой подушечке, еле проступающие под саваном очертания хрупкого детского тела. Венки и живые цветы перемешались у гроба, женщина в надвинутом на самые глаза платке беспрестанно лила слёзы, бесшумно и страшно, мелко трясясь всем телом. Начал моросить мелкий дождь.

 – А, вот ты где! – ворвался в скорбную тишину развязный голос Рудольфа. – Ты чего тут стоишь?

Я сказала тихо:

 – Похороны.

Рудольф глянул вниз.

 – Елы-палы… Ну, что поделаешь! Земля ему пухом, но мы-то с тобой живы. Так ведь? – И потянул меня за локоть: – Пошли, а?

Он нарушил обещание хорошо себя вести. Он даже не дождался, пока катафалк уедет, сразу начал хватать меня руками. Я молча отбивалась, но он продолжал хватать и всё уговаривал не брыкаться. Глаза у него были мутные.

 – Ну, чего ты, чего ты… Всё будет нормально, всё будет классно!

 – Рудольф, ты обещал! – попыталась я усовестить его, одновременно отрывая от себя его жадные руки.

 – Да ладно, чё ты, – ухмылялся он. – Не убудет же от тебя…

 – Я не хочу! – рванулась я.

 – Зато я хочу, – глухо ответил он и накрыл мой рот своим.

Я не помню, как в моей руке оказалась пустая бутылка из-под виски. Она была из толстого стекла, с прямоугольным донышком. Удар пришёлся ребром бутылки, донышко откололось и зазвенело по полу, другие осколки бесшумно посыпались на ковёр. Мутные глаза Рудольфа стали стеклянными, из волос по лбу потекла тоненькая красная струйка. Он рухнул, как подкошенный. Всё бы, наверно, обошлось, если бы не острый угол столика.

Я смотрела на отколотое горлышко бутылки в своей руке и не могла понять, как оно там оказалось. Рудольф лежал на ковре с широко открытыми глазами, в которых застыло удивление.

 – Я же сказала, что не хочу, – услышала я свой дрожащий хрипловатый голос.


продолжение http://www.proza.ru/2010/04/22/17