Дежа вю

«А ведь и тогда, тринадцать лет назад, в таком далёком теперь тридцать восьмом, я сидел в этом же кафе, за этим же столиком… Я тогда впервые увидел её… Только Жан-Кристоф был ещё молодым и абсолютно здоровым…» – Нероев с улыбкой смотрел, как официант ловко управляется одной рукой, расставляя на его столике бокалы и бутылки с вином и минеральной водой «Перье».
- Кофе сразу, месье Фошан?
- Одну чашечку сейчас, Жан-Кристоф, другую – после вина.
- Будет исполнено, месье Фошан. Как всегда – плюс сигареты? Ваши, «Голуаз», синие?
- Как всегда, Жан-Кристоф, – улыбнулся Нероев. – И, пожалуйста, две пачки. Возьму ещё с собой. Мои кончились.
«Да, тринадцать лет… Жан-Кристоф поседел… – Нероев посмотрел вслед однорукому официанту. – Бармен сказал, что левую руку он потерял в одной из операций Сопротивления… А ведь тогда, в тот самый день, за несколько минут до моей встречи с Джоан, он спорил с кем-то из посетителей, что его левая рука сильнее правой, потому что он – левша. Впрочем, он неплохо управляется и одной…»
Михаил Александрович Нероев, советский агент-нелегал, известный местным завсегдатаям под фамилией Фошан, продолжил предаваться воспоминаниям. Сегодня он имел на это право: он получил недавно благодарность из Центра за успешную ликвидацию важного федерального чиновника в Бонне и – в качестве премии – разрешение выехать в Париж на две недели для кратковременного отдыха. И вот сейчас он сидел за уличным столиком маленького кафе на площади Андрэ Мальро перед «Комеди Франсез» и продолжал испытывать нарастающее с каждой минутой ощущение «дежа вю».               
«Да, тогда тоже был май, и так же цвели каштаны. Вот только война была грядущим, а не прошедшим фактом. И я был полон надежд и иллюзий… Как и Джоан… И все ещё были живы… И Джоан…
Погоди-ка, – продолжал диалог с самим собой Нероев. – Как я увидел её? Надо припомнить… Она подошла слева, со стороны Тюильри. Я сразу заметил женскую фигуру в плаще, но не счёл её ни опасной, ни заслуживающей какого-либо специального внимания.  Она присела за соседний столик. Между нами никого не было… Она сделал заказ, и как только официант отошёл, она вполголоса, незаметно для всех остальных, произнесла первую часть пароля. Услышав мой отзыв, она пересела за мой столик, договорила пароль… и в ту же минуту земля, как пишут в романах, ушла у меня из-под ног».
Нероев так явственно вдруг ощутил то самое потрясение тринадцатилетней давности, что на его внешне спокойном лице заиграли на мгновение желваки, он прикурил одну сигарету из принесённой пачки. Перед его глазами за какую-то минуту пронёсся пёстрый калейдоскоп событий тридцать восьмого: мешанина мелких и крупных политических демаршей предвоенной Франции; две успешные ликвидации, проведённые совместно советской и английской агентурой – первый опыт совместных действий разведок будущих союзников – и эта неуместная, такая опасная для обоих, внезапно вспыхнувшая страсть (почти любовь!) между кадровым сотрудником седьмого отдела главупра НКВД и только вступавшей в опасную игру юной («Боже мой, ведь ей было всего двадцать!») колумбийкой, работавшей на Управление спецопераций британской МИ-6.
«Ещё немного, и мы сгорели бы оба…»
Перед Нероевым, как будто наяву, проносились картины первых свиданий с Джоан: случайные уличные кафе с непривычно серьёзными парижанами, раскрывающими утренние выпуски газет с сообщениями о мобилизации в Чехословакии; дешёвые отели с крошечными комнатами и неизменным характерным стаккато кроватей в соседних номерах; бездонные чёрные глаза Джоан, которые она прикрывала только наполовину даже в минуты их торопливых соитий… И тот осенний день, когда он по приказу Центра вынужден был уйти – внезапно, никого не предупреждая – в Лиссабон через окно на границе в Пиренеях. Этот день навсегда врезался не только в память Нероева. Это было первое сентября тридцать девятого года. Через два месяца в Лиссабоне он получил от парижского резидента НКВД сообщение, что вся британская группа – все пять агентов вместе с черноглазой колумбийкой  – была расстреляна неизвестными автоматчиками на бульваре Ла-Виллет сразу после его отъезда. Шифровка резидента была короткой, многие детали остались неясными, резидент явно что-то не договаривал, но тогда, с началом войны и стремительной оккупации Польши немцами, времени на долгие размышления у Нероева не было: его группа рыскала по Пиренеям и была занята целой серией ликвидаций гестаповской агентуры в Испании и Португалии. Нахлынувшие воспоминания заставили  Нероева снова ощутить грызущую боль незатянувшейся душевной раны…
«Всё-таки интересен механизм этого психологического явления – «дежа вю»… – попытался вновь спокойно размышлять Нероев, потягивая охлаждённое вино между затяжками «Голуаз». – Почему человеческий мозг проводит эти странные параллели между событиями разных времён? Что это – способ защиты или попытка предвидения? Профессор Подрабинек во время той нашей беседы с ним в Варшаве, помнится, говорил, что феномен «дежа вю» как-то связан с архетипическим устройством человеческого сознания. Ну ещё бы… Ведь Подрабинек был учеником Юнга.                Да, так же цвели каштаны, и день был такой же теплый и солнечный. Джоан подошла со стороны парка Тюильри. Сказала пароль. Первая часть пароля, помнится, звучала как-то глупо… Я часто удивлялся тому, какую чепуху придумывают наши руководители, стремясь стилизовать пароли под повседневную речь. Проверим память… Так, какой тогда пароль сказала Джоан? М-м-м… Начало звучало примерно как: «Я не узнала бы вас, если бы не «Комеди франсез» напротив…» Да, примерно, так… Впрочем, почему примерно? Именно так она и сказала. И пересела за мой столик. А окончание пароля? Хм, вот чёрт… А как же звучала вторая часть пароля после моего отзыва? Профессиональная память стала подводить?» – Нероев усмехнулся своим мыслям и… замер: со стороны Больших Бульваров, со стороны Авеню дель Опера к его столику приближалась стройная невысокая женская фигура. Боковое зрение не позволяло разглядеть детали, но интуиция Нероева уже всё подсказала агенту. Это была Джоан. Это было невероятно, это было совершенно невозможно и, тем не менее, это была она!
Джоан неторопливо подошла к столику Нероева. Жан-Кристоф, как истинный парижский официант, возникший буквально из-под земли и мгновенно оценивший обстановку, услужливо и бесшумно приставил второй стул для дамы. Джоан села. Нероев тряхнул головой, отгоняя обострившееся ощущение «дежа вю». Возможно, именно из-за этого парадоксального ощущения Нероеву уже не казалось в этот момент невероятным появление в кафе его погибшей возлюбленной.
- Здравствуй, Мишель.
- Здравствуй, Джоан. Ты жива… Мне сообщили… что ты погибла. Тогда, в тридцать девятом…
Джоан, как когда-то тринадцать лет назад, потянулась к его сигаретной пачке, достала сигарету и прикурила от дрожащей зажигалки, протянутой ей Нероевым.
- Нет, я осталась жива. А ребята погибли. Все.
Нероев внезапно понял всё: и причину своего поспешного перевода в Лиссабон, и невнятность шифровки парижского резидента о событиях на бульваре Ла-Виллет…
- А наши сообщили мне, что ты погибла вместе со всеми…
- Вот как! – Джоан, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Сигарета в её левой руке слегка подрагивала. Она бросила длинный окурок в пепельницу.
Нероев мягко взял освободившуюся руку Джоан в свою ладонь.
- Ты не поверишь, я только что вспоминал нашу первую встречу. Ведь она была именно в этом кафе… Помнишь, как ты подошла, села, произнесла пароль… Я почему-то не смог вспомнить его вторую часть. А ты помнишь?
- Я всё помню, Мишель…– Джоан осторожно высвободила свою руку.
Ощущение «дежа вю», не отпускавшее до сих пор Нероева, внезапно рассеялось. Он видел перед собой другую Джоан. Дело было не в том, что черты её лица за эти годы приобрели бОльшую твёрдость и строгость, и не в двух заметных вертикальных морщинках, навсегда залегших по углам её чувственного рта, и даже не в первых мелких седых волосках, замеченных Нероевым в отливе её чёрных волос – в глазах Джоан Нероев не видел больше любви.
- Я всё помню, Мишель, – повторила Джоан, и Нероев почему-то вздрогнул. – Я помню, как ты внезапно скрылся накануне первого сентября – без причин и объяснений. И как погибла моя группа на следующий день. Погибла по твоей наводке.
- Что ты говоришь, Джоан! Тебя дезинформировали! Был приказ моего Центра о моём переводе в Лиссабон. Я не имею никакого отношения к вашему провалу. Мы же были союзниками…
- Вот именно – были. Сейчас у гринго другие союзники… А вторая часть пароля…
Джоан на мгновение запнулась, так как нажимала на спусковой крючок пистолета, наводимого ею в течение всего разговора из-под плаща на сердце Нероева. Лёгкий щелчок из-под глушителя не отвлёк даже Жана-Кристофа, убиравшего посуду с соседних столиков.
- А вторая часть пароля, – договорила Джоан уже не дышавшему Нероеву, подмявшему завалившейся головой пачку «Голуаз». – Звучала очень просто: «Дежа вю».