Больничный дневник

Н-го дня, вернувшись очень рано с работы, лежал я в позе эмбриона и было мне видение. Видел я, как меня переодевают в костюм и кладут во гроб. Видение было настолько реальным, что я явственно ощутил запах формалина, в связи с чем по наитию свыше набрал 03 и через 20 минут был госпитализирован с диагнозом «острый аппендицит». На третьи, собственно говоря, сутки с момента, когда появились первые симптомы, на аппендицит отнюдь непохожие.

***

Через час я своими ногами потопал в операционную, отказавшись от «паланкина» и отобрав бритвенный станок у медбрата сам побрил то, что полагается. Тупо пялюсь в осветительные приборы.
-Волнуешься?- спрашивает хирург.
–Нет, жалко, что пропущу самое интересное.
В систему вводят что-то и я мгновенно вырубаюсь. По прошествии н-ного промежутка времени обнаруживаю себя сидящим на операционном столе. «Всё что ли?», - спрашиваю у врачей, чем ввожу их в веселье. Они спрашивают, как я себя чувствую. Я говорю, что похудевшим грамм на 200.
Через пять минут я в палате,  через десять минут - в курилке. Действие общего наркоза испытал впервые и отошел от него мгновенно.

***

Похоже, я попал в самую хорошую палату в плане вменяемости пациентов. Около входа самую высокую кровать занимает старик Василий. Он чем-то похож на усушенного и постаревшего лет на 30 Александра Баширова. Все зовут его бабай. Бабай не может спать лежа - нога не дает. А он не дает ее ампутировать, хотя дела хреновые. Спит он или сидя на постели и уткнувшись головой в пирамиду из подушек, привезенных родственниками, или сидя на подлокотнике банкетки в коридоре и упираясь в костыли. Мы ждем, что когда-нибудь он навернется на пол.
С больничного двора в окно со стороны мусорных контейнеров доносится собачий лай и звуки грызни.
– О! - говорю я. – Наверное бачок с операционной вынесли…

***

Мой сосед Илья, с ампутированной выше колена ногой, пробует встать на костыли. Сосед Вова комментирует:
-Ничо, люди по канату ходят.
-Ага, нах, - отвечает Илья. – А тут по канату, на одной ноге да еще и на костылях…
Бабай молча наблюдает за этими кульбитами. Он постоянно мерзнет и кроме трех поддевок еще и кутается с головой в одеяло, чем напоминает отступающего француза

***

Молодые хирурги чем-то похожи на рыбаков. Нужно видеть их лица, когда они хвалятся друг перед другом:
-А я вчера во-о-от такой аппендикс вырезал
-А зато я вчера во-от такенную ногу ампутировал

***

-Бабай, а бабай, а как ты хочешь спать? Может на правом боку, или на левом, или на спине, а вот еще на животе можно? – это Илья подкалывает Василия, пробуя довести до него мысль, что ампутации не избежать, зато после этого он сможет выспаться в нормальном положении.
Вечером я увидел, как бабай заснул в положении стоя, держась одной рукой за кровать, а другой за стул.

***

-Слышь, бабай, - говорю я Василию. – Вот ты спишь сидя, а ведь тебя и похоронят сидя. Согласно традициям.
…Мужики веселятся. Черный циничный юмор здесь ценится больше всего.

***

В одной из соседних палат обитает батюшка. Видимо молитвы не помогли. Я спрашиваю у соседей не зовут ли его случайно Онуфрием. Мужики не понимают сути. Я рассказываю им детскую сказку на О. Ну, там где отец Онуфрий обманул обнаженную Ольгу, откусившую ему окаянный отросток. Мы ржем, хотя некоторым смеяться больно. Когда успокаиваемся, через минуту кто-то задумчиво произносит:
-Слышь, мужики, а батюшка-то по урологии лежит.
У нас опять начинается истерика.

***

В два часа ночи из коридора раздается страшный грохот. Бабай все-таки не удержался на подлокотнике. Я выхожу курить. Василий выходит за мной. Он стонет и шипит, потирая ушибленную задницу и ругаясь вперемешку на татарском и русском.

***

Оказывается кроме батюшки в одной из палат еще и аббат имеется. Мы его так назвали, потому что разительно похож. Идеально круглая лысина на макушке и бородка с усиками а ля Генрих |V. Чем-то он напоминает кардинала Ришелье. Я делаю предположение, что он член какого-нибудь ордена. Меня опровергают аргументом, что он просто член.

***

Старшая сестра-перевязочница едва не нарвалась. Старик, до которого она чего-то докопалась, выставил перед собой клюку, с которой он бегал по коридору, и сделал выпад в ее сторону с возгласом: «Припорю, с-сука!». Сестра, не уступающая габаритами участнице сборной по метанию молота, в ужасе попятилась и скрылась в перевязочной. Моего хирурга, молодого армянина, который аккуратно отдирал повязку, чтобы сменить, сестра отстранила со словами «Чего ты телишься?» и одним махом сорвала все пластыри. Я промолчал. Она, глядя на меня, произнесла из под маски, расширив очи: «Бу-у». Я ответил: «И чо?». На этом разговор был исчерпан.

***

Бабай наконец-то согласился на операцию. Долго пытался прочитать какие-то бумаги, а потом поставил закорючку и зайдя в палату спросил, с трудом выговаривая мудреное слово:
-А что такое анестезия?
-Тебя обманули, бабай, не анестезия, а эвтаназия. Ты чего подписал?! Не слышал про указ – всем кому за 60 делать эвтаназию...

***

Бабаю отрезали ногу и он впервые, если верить его жене, спит нормально впервые за 6 недель. Рвется в курилку, но жена его не пускает. До этого он за 2 дня испепелил 8 пачек «Максима».
В палату проникают вездесущие продавцы всякой дребедени. Девушка предлагает купить библию. Мы говорим, что у нас тут только мусульмане и иудеи. Она заявляет, что у нее и коран имеется в кожаной обложке. Мы говорим бабаю, что на обложку пошла кожа с его ноги. Его жена смеется вместе с нами. Она вообще с юмором.

***

Сигареты, которые мне привезли, заканчиваются. Да и чай тоже. Я предпринимаю самостоятельную вылазку в какой-нибудь близлежащий ларек. Мне долго объясняют как отсюда выйти. Советчиков до чертовой матери, а советы разные. Выйти из корпуса можно только через подвал. Я спускаюсь вниз и уже через пять минут мечусь по тоннелям, как загнанная крыса. Я нахожу либо запертые выходы, либо выходы в другие отделения. Наконец я на улице. Это не Клиники медунивера, это какой-то орден госпитальеров! Понарыли катакомбов, мать иху ети. На улице страшная жара и обратно я добрался мокрый, как мышь...
...Саня из пятой палаты не выдержал. Он встал с унитаза и натянув штаны влепил пинка бабке-уборщице, выставив ее из туалета. Она по обыкновению зашла туда, гундя под нос «срут и ссут, срут и ссут». Нормальные слова и просьбы выйти на нее не действовали. Бабка визжала в коридоре, как резаная.

***

Меня все-таки отпустили «под личную ответственность» домой на выходные. Ждать выписки осталось недолго. Странно, но за все время пребывания с меня не попросили ни копейки. Хотя, говорят, что едва ли не во всех больницах "намекают". Я купил бутылку дорогого шотландского виски и отдал ее своему хирургу. На за помин души, так за здоровье.