О дружбе

   Мой многомудрый брат, когда-то еще в юности, сказал, что дружба сродни любви, но, в силу экономности расходования средств, длиннее. Какая любовь выдержит испытание десятилетиями? А дружба – пожалуйста. Он говорил, что дружба длиннее, потому что снисходительнее любви. В любви мы ищем эталонных отношений, и потому категоричны, непримиримы и экстремальны в своем романтизме.

   А к друзьям мы предъявляем требования адекватные житейским задачам. С кем-то дружим по привычке, с кем-то прячемся от одиночества, ищем поддержки, подтверждения своих амбиций, с кем-то дружим по интересам, с кем-то роднит пережитое когда-то, с кем-то – переживаемое сейчас, с кем-то – прекрасное завтра.

   Но когда-то и многолетние дружбы могут пойти ко дну.

   За пять минут. За один гадкий разговор. За одну короткую ссору. Я – мастер таких ссор. Все мои друзья знают такую мою особенность. Я и в дружбе категорична, непримирима, и экстремальна в своем романтизме. Как в любви. Была. Потому что за последние пять лет я перессорилась со всеми своими друзьями.

   Они, мои бывшие друзья, все очень достойные люди. По сравнению со всеми теми дружбами, что я наблюдаю со стороны, у нас были потрясающе красивые отношения. Очень близкие, очень тонкие, почти родственные, глубокие, щедрые, взыскательные и снисходительные одновременно. Я их все попортила. И не раскаиваюсь. И не оправдываюсь. И не ищу повторов.

   Понимаете, дружбу ведь ломает не ссора сама по себе. А мотивация! Ведь дело не в том, что вы друг другу сказали! Как вы орали! И сколько желчи было во вкрадчиво - шипящем разговоре. Или сколько адреналина выплеснулось наружу в неприкрытом скандале.

   Если ты так сказал, значит, это в тебе есть. А если он сказал как-то по-другому, значит, в нем есть то. Эти мотивации прежде были вам обоим не очевидны. И связь могла существовать. Но теперь-то они – на лицо. Они непримиримы. И с этим нужно уже что-то делать.

   Можно, конечно, сделать вид, что ничего не случилось. Но лучше не делать. Вы ЭТО друг про друга уже знаете! Замалчивание – оскорбительно для обоих, для всех участников. Озвучивание – бессмысленно – все-таки не любовники. Кто-то может пойти на уступки. Опять же. Но зачем? Теперь, когда вы оба ЭТО знаете. И знаете об уступках, и их цене? Кто заплатит эту цену? И кто примет плату?

   Я не уступаю, не прощаю, не прошу прощения, это - все бессмысленно. Просить прощения, не раскаиваясь – это как-то по-ханжески. И припахивает корыстью, что ли. Прощать человека, не понимающего причины ссоры – еще более по-ханжески. Объясняться, когда вы разошлись в самом ценном? Нет смысла.

   Мне не нужен этот человек. Уже не нужен. Совсем. Такой – не нужен. Он мне был нужен, пока я не знал, что он – такой. Мне не нужно, чтобы он изменялся в угоду мне. В этом тоже было бы вранье. Я сам - не собираюсь меняться. Да, собственно, мы так мало нуждаемся друг в друге в быту, в обычной жизни.

    Есть, конечно, пострадавшие, не без того. И это очень жаль. Потому что порвалось просто по мясу, по очень дорогим сердцам. Есть одиночество, неприятная вещь. Но не настолько, чтобы возобновлять лживые отношения. Все-таки дружба для меня сродни любви, и я не буду экономить, хотя бы в память тех чувств, которые испытывала к этим людям многие годы.

    Я не буду дружить по привычке, или в угоду чьей-то гордыне, или в подтверждение своих или чужих амбиций. Зачем? Я могу не прятаться от одиночества, я это умею. Я не стану унижать их своей снисходительностью. Я ее не испытываю. И учить их не стану, в них, в каждом, собственный ум и такт, и достоинство, в ком это, конечно, есть. Я ничего не попрошу. В них, к сожалению, нет того, что мне нужно. Связи исчерпаны.

    Нужно пережить. Набраться мужества и пережить. Выдохнуть и искать новых связей. Когда-нибудь мы, наверное, «увидимся все в позаброшенном аэропорте». Как говорит мой многомудрый ребенок: «до ста лет, еще сто раз помиритесь».

    Когда-нибудь. Когда мотивации, разводящие вас прочь друг от друга – будут исчерпаны. Будут же когда-то и они исчерпаны.

«И вот тогда, из слез, из темноты, из бедного невежества былого
Друзей моих прекрасные черты, появятся, и растворятся снова…»