Весенний букет

     Уроки закончились. Шумные третьеклашки разноцветными колобками вЫсыпали на улицу. В Юльку полетел снежок, – кто-то из дворовой компании: Вовка или Юрка, небось, затаились где-то за углом и ждут, что Юлька бросится в погоню, но Юлька не повелась.

Дворами, конечно, быстрее, а с компанией — веселее; но в воздухе столько солнца и света, свежести и весны, – вдыхать и вдыхать, до полного изнеможения, до головокружения, не торопясь и наслаждаясь. И Юлька выбрала «длинный» путь, с заходом на большой широкий проспект.

Еще утром болезненно-бледный после долгой зимы, серый от пыли и грязи, – сейчас он блистал весенним великолепием: сверкали окна, витрины, водопроводные трубы, автобусы и машины, серебряные лужи… Свет расплескивался по тающим сосулькам, по стенам домов, по лицам людей. Юлькино сердце ликовало и прыгало, как будто солнечный зайчик, забравшись под курточку, щекотался тонкими лучиками: хотелось смеяться, бежать, кричать от радости, а домой — не хотелось.

Позорно нарушая распорядок дня, Юлька тянула время, как могла: читала афишы и плакаты, заходила в магазины, ротозействовала, насколько позволяла совесть, но дорога  неизбежно вела в родной двор. Целиком заасфальтированный, он был одинаково скучен во все времена года – сер, пылен и широк. И только незаметная для случайного прохожего ниша скрывала в тени гору осевшего, мокрого снега. Вовки с Юркой не было: то ли заигрались где-то, то ли уже по домам сидели. Подойдя к своему подъезду, и прежде чем шагнуть в темноту лестницы, Юлька задержала взгляд на солнце, чтоб пропитаться его светом, а когда выступили слезы и взгляд пришлось отвести, поняла, что ничегошеньки не видит, и крепко-крепко сжала веки, чтоб побыстрее вернуться на землю.

И тут в воздухе пахнуло едва уловимым терпким ароматом, таким свежим, пряным, таким знакомым, таким…  без которого весны не бывает.

Чуть подглядывая сквозь ресницы, Юлька устремилась на запах, туда, где он был  сильнее… сильнее… сильнее… В тот уголок двора, где меж домами скрывался узкий выход на тихую зеленую улочку. Правда, тут надо по-осторожней: мало ли – велосипедист какой. И Юлька открыла глаза.

Около прохода со стороны улицы лежал ворох тополиных свежесрезанных веток, а над ним в серьезных размышлениях склонились люди в ватниках, о чем-то говорили, что-то решали… Юлька тоже решила: если попросить несколько тополиных веточек, — может, это не слишком нахально будет, а дома будет, будто весна в гости пришла...

Но замечательные люди в ватниках, отгадав «невоспитанные» Юлькины мысли, подозвали ее, и вручили такую охапку веток, что Юлька чуть не задохнулась от счастья, и  крепко обнимая сокровище, пахнущее морозцем, весной, небом, и свежестью, бросилась домой, где уже начинала волноваться бабушка.

***

        — Иду, иду, — открыла бабушка. — Батюшки мои! Что за чудо лесное!
        — Баля! Баля! Смотри, там тополя обламывают, и веток – много-много! – затараторила Юлька, одной рукой удерживая букет, а другой, – стаскивая с себя курточку. – А я их домой взяла. Мне, честное слово, разрешили! Даже сами дали! Често-честно! Пусть они постоят, распустятся! Нигде еще листиков не будет, а у нас будут!
        — Да ты переоденься сначала, – помогала бабушка, сдерживая улыбку. – Сейчас поедим, а потом и с ветками разберемся. А пока пусть отогреваются. Я воду для них налью, чтоб отстаивалась. Пока едим, – вода как раз и приготовится.

За обедом бабушка расспрашивала, как прошел день, как успехи, внимательно выслушивала Юлькины ответы, голубые Балины глаза лучились, уголки губ смеялись, и Юльке это нравилось. А еще нравилось, что в прихожей отогреваются веточки, а на подоконнике в трехлитровой банке «готовится» вода.

Наконец, обед был закончен, чай допит, посуда помыта, стол вытерт насухо и накрыт старыми газетами поверх клеенки.
        — Ну, тащи сюда свой букет, будем разбираться — проворчала Баля.
Оттаявшее, ароматное сокровище было взвалено на стол. Сгорая от нетерпения, Юлька начала суетливо перекладывать веточки с места на места. Так, ей казалось, «разбираются» с букетами.

А вот Баля сохраняла прежнее спокойствие, и даже как будто медлила: она протерла очки, водрузила их на нос, взяла ножик, и стала внимательно осматривать веточку за веточкой. Что-то выбрасывала, что-то откладывала, обрезала концы веточек. Через полчаса перед Юлькой лежал большущий букет здоровых тополиных веток, удивительно крепких и прямых. И только одна из них была раздвоена.

        — Теперь – в воду! – торжественно подытожила бабушка. – Только осторожно, по одной ставь, чтоб не помять и не сломать другие.
Букет вышел на загляденье.
        — А когда они распустятся? — спросила Юлька.
        — Не сразу, подождать надо. Но сначала – убраться, а то распустятся, – увидят  беспорядок, и затоскуют.

Юлька тщательно прибралась на кухне, и приготовилась долго и терпеливо ждать.

***

        В конце февраля в школе готовились к празднику «Здравствуй, весна»: по замыслу Тамары Андреевны, классной руководительницы Юлькиного 3-ьего «Б», сначала девочки должны были поздравить мальчиков-соседей по парте, потом мальчики – девочек-соседок по парте, а потом — небольшой школьный концерт, для которого класс репетировал песенку. Песенку родительский комитет выбрал сообща, а вот поздравления каждый ученик придумывал сам.

Юлька сидела за третьей партой у окна, рядом с Димкой. Мальчик как мальчик: ростом повыше остальных, волосы черные, глаза зеленые, на щеках – ямочки. Правда, в чем-то чуть-чуть не такой, как Юрка с Вовкой. С ними хорошо кататься с горки, кидаться снежками, а лучше всего — гонять по двору, особенно, когда Вовкину собаку выпускают погулять. Собака большая, пушистая и очень веселая, — можно носиться за ней, можно от нее.

А Димка — он из другого двора… Молчаливый, неторопливый, но точно не тихоня;  спортом каким-то занимается, и даже Сашку-задиру не боится; и ведет себе непривычно, — за косички не дергает, сменкой не кидается, не обзывается, иногда даже дежурить помогает, от Сашки защищает.
Юлька стеснялась этого, и дорожила этим.

Что же подарить Димке? В детском саду малыши дарили друг другу раскраски, мелки, но здесь-то вопрос для взрослых, для 9-летних… Задача хоть и непростая, зато бабушка-волшебница рядом.
И однажды, напустив на себя побольше важности, Юлька начала советоваться с Балей:
        — Тамара Андреевна сказала, чтобы мы подарили что-нибудь мальчикам. Я — Димке. А что подарить не знаю. Солдатики, раскраски — это для маленьких, а мы уже большие. Значит, и подарок должен быть взрослым…
— Например?
— Ну, машинка серьезная… — неуверенно ответила Юлька. Бабушка чуть кивнула, ожидая продолжения. — Понимаешь, машинку купить можно. А надо что-то… ну то, что в магазинах не продается... — Юлька выжидательно посмотрела на Балю.
Бабушка всегда все понимала, но очень редко подсказывала. И сейчас, видя задумчивость внучки, только подбадривала ее лучистым взглядом:
— Ну, подумай, не торопись. Займись пока делами, уроками. Все само придет, — уж очень спокойно сказала бабушка.
«Ну почему, почему не подсказать, когда знаешь?» — насупилась Юлька, посидела за уроками, между делом решила подарить Димке книжку про животных, потом почти обиделась на Балю.

Но обижаться долго — скучно. Лучше — во двор, откуда уже доносились мальчишеские вопли. Во дворе, около снежной горы, они с Юркой и Вовкой слепили огромного снеговика, вставили ему вместо носа сосиску, а Вовкина собака, прыгая за сосиской, разнесла этого снеговика ко всеобщему восторгу, потом все барахтались в куче снега, носились по двору… От взрослых мыслей не осталось и следа.

Дома, прежде чем лечь спать, Юлька проверила свой тополиный букет. Веточки выглядели совсем по-весеннему. Янтарные оболочки почек казались прозрачными, а некоторые приоткрылись, и можно было разглядеть золотистую зелень будущих листиков. Даже раздвоенная веточка, которая долго не хотела распускаться, наконец, ожила, — кора на ней стала ярче, и почки заблестели.
        — Баля! Баля! — закричала Юлька, испугав бабушку. — Все! Почти распустился! Смотри, вон, листочки видны! Видишь? Видишь? — затараторила Юлька и замерла… Она отгадала, угадала про подарок, и эта отгадка была такой волнительной и красивой, что наверняка, — верной.
        — Знаешь, завтра я подарю их Димке! Книгу и веточки!
— Подаришь! Подаришь! — улыбалась бабушка. — Только надо будет завернуть как следует, чтоб по дороге на замерзли… А пока — спать, спать, спать.

***

Праздники — это здорово!!! И каждый класс, и актовый зал, в котором состоится школьный концерт, и даже коридоры, – все было украшено плакатами, бумажными гирляндами и разноцветными шарами.

В школу Юлька прибежала пораньше: надо было спрятать драгоценный букет, чтоб никто не увидел. В 3-ьем «Б» пользовались старыми партами со специальным ящиком для книг и тетрадей. Но это был праздничный день, — учебники и тетради остались дома. Юлька осторожно положила букет вглубь парты и уселась ждать.

Скоро класс начал заполняться. Ввалились Вовка с Юркой и Сашка-задира. Потом и Димка. Класс наполнился. А через минуту вошла и Тамара Андреевна. Все затихли. Повисла торжественная пауза.

Тамара Андреевна, немолодая статная женщина с круглым добродушным лицом, с теплыми, почти горячими руками, с мягкими, плавными движениями, любила свой 3-ий «Б», а третьеклашки любили ее, потому что знали, что она добрая и хорошая. Ругала редко, но если и ругала, — сердилась недолго.
Иногда, чтобы в классе не забывали о дисциплине, вдруг начинала воспитывать: учила отвечать хором и гулять строем. К счастью, длились эти учения не больше двух недель. Вообще, Тамара Андреевна любила казаться строгой и важной; одевалась в темное; волосы и брови красила в черный, прическа, похожая на военную башню, дополняла ощущение могущества, и даже тайной угрозы. Зато третьеклашки знали, — рядом с ней ничего не страшно, и сама она никого не боится. И за это еще больше любили свою учительницу.
Единственное, чего боялась Тамара Андреевна, тщательно скрывая свой страх от детей, — выйти за рамки общепринятых представлений.
Есть устоявшиеся понятия: «хорошо» и «плохо», «можно» и «нельзя», но бывают минуты, когда их  оказывается недостаточно, и нужно какое-то внутреннее чутье, живое чувство. Такие моменты пугали Тамару Андреевну больше всего. Так, не по злобе, не по глупости, а единственно из боязни нарушить границы понятного, она избегала всевозможных отклонений от сложившихся устоев. Но ее мягкое доброе сердце не всегда считалось с этим страхом. Тамара Андреевна считала это душевной слабостью, частенько сердилась на себя, и, как могла, боролась со своим характером, но то и дело оказывалась поверженной...

Праздничная речь классной руководительницы была длинной и пышной. Но Юлька ничего не слышала. Она думала только о том, как подарит Димке тополя, как он удивится и обрадуется. Ведь он поймет, как долго и терпеливо пришлось лелеять этот букет. Ну, и книжка —тоже хорошо, потому что интересно.

Наконец, прозвучал призыв обменяться подарками. Когда очередь дошла до их парты, Юлька кое-как сунула Димке книгу и полезла в ящик парты. Долго и громко шуршала бумага… Бешено колотилось сердце...  И вот он — роскошный букет! Горьковатый запах тополя, дух солнца и наступающей весны заполонили весь класс. В Димкиных зеленых глазах заплясали золотистые искорки, по щекам разлился румянец радости. Класс притих.

Тамара Андреевна встревожилась: не принято, не понятно, прекратить надо…
        — Теперь, — скомандовала она, становясь строгой и сердитой, — девочки расскажут о своих подарках всему классу. Я вызываю по фамилии, а вы отвечаете, что подарили!
Юлькина очередь. Она встала, предчувствуя недоброе, взяла книгу:
        — Книга о животных…
        — Так… — кивнула Тамара Андреевна.
Промолчать о тополях было невозможно. Не то, что класс, – вся школа пропиталась сладковато-пряным запахом. Доброе лицо Тамары Андреевны посуровело: лоб прорезали тонкие и глубокие морщины, брови сдвинулись к переносице, взгляд стал холодным. В полной тишине, боясь и стыдясь, Юлька выдавила:
        — И  букет…
— Выйди к доске, — голос учительницы звучал уничтожающе. — Что это за веник?
Юля закусила губу, чтоб не зареветь, и как будто онемела. Тамара Андреевна тоже молчала. Третьеклашки поняли: сейчас будут воспитывать, – поняли, и, на всякий случай, съежились. Грозный голос классной руководительницы, обращаясь к целому классу, спросил:
— Где у нас мусор?
— В корзине, — ответил, робея, детский хор.
— Где у нас виноватый?
— В углу.
— Юля, слышала, что говорит класс? Мусор должен лежать в корзине! – Тамара Андреевна посмотрела на часы, чтоб прикинуть срок наказания для Юльки, но оказалось, – пора спускаться в актовый зал, тут уж не до карающих расчетов. – Выброси свои палки. От угла, на этот раз, освобождаю, – скоро концерт, будешь петь со всеми. Но старайся как следует, – тогда я прощу тебе эту историю.

Юлька не могла просто «выкинуть» свою драгоценность. Она аккуратно положила ее в пустую мусорную корзину, как в хрустальную вазу. Там, свободно раскинувшись, вызволенный из неволи, и оказавшийся в центре внимания, тополиный букет смотрелся еще пышнее, роскошнее и величественнее.

         — Теперь все вниз, — скомандовала Тамара Андреевна.
Третьеклашки, молча, вышли из класса, выстроились и привычными рядами зашагали в актовый зал. Класс опустел. «Хорошо бы выбросить этот хлам куда подальше», — подумала Тамара Андреевна, взглянув на букет, – подумала, но не смогла. И, рассердившись на свое мягкодушие, бросилась догонять неровный строй, даже не заперев дверь в классную комнату, что случалось с ней очень редко.

***

Зал был полон народу: учителя, ученики, родители, приглашенные гости сначала долго рассаживались, потом слушали поздравления, потом выступала директор, потом кто-то из родителей… Потом свет погас и начался концерт. Третий «Б» выступал хорошо, пел стройно, и даже с воодушевлением, и только Юлька не могла выдавить ни звука. Стыд сковал все ее существо. Так она и стояла, безмолвно раскрывая рот и покачиваясь в такт музыке, а после первых же хлопков в зале, – трусливо удрала со сцены, чтобы, оставаясь незаметной, дождаться окончания концерта…

Наконец, концерт закончился. Зажегся свет. В зале все улыбались, поздравляли друг друга, дарили тюльпаны и мимозы. Где-то в этой толчее ждала ее Баля, единственный человек, способный все понять, рассудить, расставить по местам, и хотя Юлька боялась столкнуться с Тамарой Андреевной, или хуже того, с Димкой, но другого выхода не было, и она рванула наугад, в самую середину зрительного зала.

Черные, синие, зеленые, серые юбки, платья, брюки, сумки, - перед глазами все расплывалось и мелькало, и, наконец: вот оно! – родное лицо. «Баля, Баля», — шептала Юлька, готовая раскричаться. Баля разговаривала с незнакомой женщиной, очень красивой: высокой, зеленоглазой, темноволосой. Женщина то и дело улыбалась, и на щеках ее появлялись ямочки. Но не время для разглядываний… Юлька протиснулась, добралась, схватила бабушку за руку, за теплую, сухую, спасительную руку и только тут перевела дыхание. Женщина, ласково взглянув на Юльку, попрощалась и отошла. Наверное, тоже кого-то ждала. А теперь скорее домой! Подальше от школы!
 
Короткий праздничный день закончился. Школа пустела, родители и ученики  расходились по домам. Юлька шла, крепко вцепившись в Балю, словно боялась потеряться. А Баля молчала, будто чувствовала, что происходит в маленькой 9-летней душе, ни о чем не спрашивала, ничего не говорила, просто шла рядом и держала за руку.

Сначала они петляли по маленьким улочкам, потом направились в сквер. Баля села на скамеечку, и притянула Юльку: «Ну, что случилось?» А Юлька путалась в мыслях, не знала с чего начать, и окончательно растерявшись, уткнулась в бабушкино плечо, шмыгая и всхлипывая.

Лишь когда волнения отступили, Юлька заметила в Балиных руках два букета: тюльпановый, и еще какой-то, в плотной бумаге, что за цветы – не видно. Наверное, подарили  родители: Вовкины и Юркины. Молодцы! Тоже бабушку любят. Баля проследила за Юлькиным взглядом:
— Это тебе просили передать, — и протянула букет в плотной бумаге.
— Мне?.. но мы же всем классом… А я вообще… — начала кисло оправдываться Юлька.
— Давай, давай, плакса, — подбадривала Баля…

Юлька взяла букет в правую руку, левой осторожно развернула плотную бумагу. И застыла… В руках она держала небольшой букетик мимозы, в середине которого красовалась раздвоенная веточка тополя. И Юлька снова разревелась, хотя уже другими слезами… (Правильно Баля «плаксой» назвала.)

***

P.S. Вечером пили чай с пирогом. На подоконнике  в разных вазочках стояли тюльпаны и мимозы, а в трехлитровой банке — тополиная веточка. Юлька рассказывала о своих несчастьях. Но Баля, оказывается, итак знала почти все, и даже больше. (Димкина мама, та самая женщина с ласковым взглядом, уже рассказала ей, что Димка, после выступления, вернулся в класс, забрал тополя, нашел свою маму, и вместе с ней составил несложный букетик.) Но Юльку мучило другое:
— Баля, ну почему Тамара Андреевна сказала про букет, что это — мусор? Ведь ты бы так не сказала?
— Нет, Юля, не сказала бы.
— А почему она так сказала?
Баля задумалась. (На такие вопросы нельзя отвечать кое-как, от них нельзя отмахиваться, надо было говорить правду, и так, чтоб не подорвать авторитет учительницы.)
— Понимаешь, Юля, все люди разные, и каждый из нас по-своему все чувствует, по-своему живет. Это не плохо. Если бы все были одинаковы, жить было бы очень скучно. Понимаешь?
Юлька согласно закивала головой, хотя на самом деле, ничего не понимала.

Бабушка всегда говорила правду, но сейчас эта правда выходила неправильной. Ведь если все люди разные то и Юлька, получается, разная, не такая, как Баля. То есть, конечно, до Бали ей, действительно, далеко: Баля старше, добрее и очень умная. Но ведь Юлька тоже когда-нибудь будет такой же, как Баля! Точно такой же, и нисколько не разной. Ну пусть не скоро, пусть через много-много лет, но ведь такой же!
— Значит, и я… но я-то… я-то ведь… — Юлька мучительно искала выход, — как же… значит, и я разная… но ведь я такая же разная, как и ты!? ведь точно такая же разная?! — выпалила Юлька, — правда?.. Именно такая же?

Бабушка ответила таким заразительным смехом, что сложные Юлькины мысли быстро прояснились: «Точно! я стану такой же разной, как Баля». Теперь все было правильно, и Юлька рассмеялась в ответ.