Умники и умницы. Финал

Ярослав ТУРОВ
учащийся 11 «А» класса СОШ № 25 г. Благовещенска

УЧИТЕЛЬ
Умники и умницы. Финал
 Рассказ-воспоминание

Подготовка

Что для вас слово учитель? Кто – учитель? Каков он? Чему он учит? Писать «жи и ши» через ж и ш? Малышей не обижать? А может, быть, просто жить и мыслить определенным образом? Только спустя две недели томительного ничегонеделания получив от Юрия Павловича тему «Знаменитые учителя от Конфуция до Сухомлинского», я понял, насколько же ёмкое слово – учитель. Учителя разные бывают. Гитлер, вон, для скинхедов учитель. Сталина тоже великим учителем называют. Моцарт – для музыкантов учитель, Микеланджело – для художников, Лев Толстой – для писателей (а ведь он еще и школу открыл для крестьянских детей!). По существу своему, учителя – все. Каждый человек, шагая по жизни, хоть чему-нибудь да научит если не человечество, то хотя бы отдельных его представителей. Сколько в моей жизни людей, совсем незначительными словами и поступками влиявших на мое мировоззрение! Каждый, покопавшись в памяти, отыщет таких людей добрый десяток. Изучить всех и каждого – невозможно.
Именно для этого в теме присутствуют маленькие «подсказки». Слово «знаменитые» уже отсекает несколько миллиардов человек. Для себя я объяснил его так – знаменит только тот, про которого я хоть раз да слышал. Остальные – нет. Это правило, разумеется, не касалось области педагогики. Про Ушинского и Песталоцци я никогда не слышал, но это не делает их менее известными. Немного подумав, я решил, что самый знаменитый учитель всех времен и народов – стальные качели ранним январским утром. Не знаю таких людей, кому бы не приходилось хоть раз попробовать на язык их незабываемый вкус…
Слова «От Конфуция до Сухомлинского» давали представление о временных рамках заданной темы – от 551 г.до н.э. до 1970 г. н.э. Почти две с половиной тысячи лет человеческой истории, полной взлетов и падений, войн и революций, великих рассветов и кровавых закатов… Я не испугался, но даже обрадовался – наконец-то представился шанс серьезно повысить уровень своей эрудиции!
Также в теме проскальзывал намек, что будут вопросы про Конфуция и Сухомлинского. Почтенный учитель Кун в последствии предстал перед нами трижды, Василий Александрович – ни разу.
Осмотрев поле битвы, я бросил легионы душевных сил в атаку. От школы на месяц отказался. Читал с 8 утра до 12 ночи с коротким перерывом на обед и сон. В общей сложности мною было задействовано около шестидесяти книг и журналов, а также целый ворох файлов, скачанных отцом из Интернета. Вот далеко не полный список изученных мною учителей: Конфуций, Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель, Демокрит, Диоген, Эпикур, Иисус Христос, Будда, пророк Мухаммед, Моисей, Архимед, Александр Македонский, Цезарь, Ганнибал, Сенека, Ян Коменский, Коперник, Галилей, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Ньютон, Ломоносов, Песталоцци, Локк, Руссо, Суворов, Петр I, Наполеон I, Александр II, Моцарт, Чайковский, Ван Гог, Пикассо, Бисмарк, Шекспир, Кирилл и Мефодий, Ушинский, Белинский, Пушкин, Гоголь, Лев Толстой, Достоевский, Менделеев, Циолковский, Пирогов, Фрейд, Павлов, Дарвин, Эйнштейн, Маркс, Корчак, Макаренко, Шацкий, Ленин, Сталин, Ганди, Солженицын, Сухомлинский. «Попал» процентов на семьдесят. Были вопросы по таким совершенно неизвестным мне личностям, как Цицерон, Шарль де Голль, Билл Гейтс… Последний, кстати, жил после Сухомлинского, поэтому предсказать, что он будет, было совершенно невозможно.
Параллельно я испытывал на себе некий опыт, который называется Секрет. Смысл его состоял в том, что любая правильно направленная мысль со временем материализуется, если ее не перебивает другая, «враждебная» мысль. Если проще, то стоит только сильно и правильно чего-либо хотеть, желание обязательно сбывается, причем при наилучших и наиболее выгодных для тебя условиях. Всю свою комнату я обклеил маленькими бумажками с надписями типа «Пришел, увидел, победил», «Я победитель», «Я обязательно выиграю», «Мне всегда везет», «У меня все хорошо» и так далее. На компьютер и телефон поставил заставку «Я покоритель Москвы!». На каждой тетради крупным шрифтом написал слово «Победа» и повсюду в конспектах рисовал пять заветных ключей-орденов. На листе бумаги написал небольшую, но внушительную победоносную речь, которую повторял каждое утро и каждый вечер перед сном. Также я написал небольшой рассказ на две страницы о том, как пройдет моя поездка, в котором «предсказал», что одержу блистательную победу, получив пять орденов, и что при этом буду чувствовать. Рассказ сбылся на 60% - я получил три ордена, а не пять. Глобальный опыт мой удался на славу. Считаю, что своим примером я смог подтвердить, что Секрет – не эзотерическая чушь, а некий невероятно глобальный психофизический процесс, еще теоретически не обоснованный наукой (или обоснованный, но не растиражированный). Исследованием его еще в начале двадцатого столетия занимался великий русский ученый Владимир Михайлович Бехтерев, но его репрессировали в 37-м…
О чем человек думает, когда не занят мыслительной работой напрямую? Например, когда моется в ванной или идет на работу? Практически ни о чём. Кто-то слушает музыку, кто-то глазеет по сторонам, читает рекламные плакаты, у кого-то в голове носятся беспорядочные стайки несвязных мыслеобразов. Максимум, человек думает о своем муже или любовнике, о последнем свидании, о недавней премьере нового сериала или счетах за квартиру и услуги ЖКХ. По большей части все это – напрасная трата мыслеобразов. Мы же не ходим по улице, каждую секунду выбрасывая из кошелька на землю по десять рублей? Мы идем в магазин и покупаем на эти деньги ту вещь, о которой давно мечтали. Так почему с мыслями иначе? Может, потому что они слишком легко даются и для многих из нас не имеют цены? Если бы люди осознали, что каждая правильно направленная мысль много ценнее ограненного алмаза, жизнь на планете Земля была бы совершенно иной.
Так вот, следуя такой логике, каждую свою «лишнюю» мысль я тратил на пожелание победы и удачи. «Удача и победа!» - отныне гласил мой девиз. Надо предполагать, Кое-кому там, наверху, я сильно надоел теми водопадами энергии, мыслеобразов, «духовных эсэмэсок», которыми я штурмовал Его кабинет. Прямо-таки закрываю глаза и чуть не наяву вижу – огромная старческая рука хватается за телефон, могучий голос произносит: «Алло! Гавриил! Пошли ты кого-нибудь из младших сотрудников к Турову, пусть подсобят, а то он Меня уже достал!» И ведь послали!
Надо ли говорить, что целый месяц находиться в таком чудовищном умственном, психологическом и физическом напряжении довольно сложно. Но расслабляться я не имел права, за что мне воздалось с лихвой.

 Совпадения

Очень поддержали меня Дальневосточная распределительная сетевая компания и ее директор Ю.А. Андреенко. Хочется сказать этому замечательному человеку большое спасибо за помощь, причем уже не в первый раз. Пару лет назад, когда я с товарищем публиковал свою первую книжку («Игра с огнём»), этот человек чуть ли не единственный откликнулся на просьбу - нашу и директора фонда «Талантливая молодёжь Амура» М.В. Нудьга, которая нам помогала. Теперь эта книга отмечена премией государственной московской библиотекой имени Ленина как одно из лучших изданий 2009 года. Подробностей об этом награждении я так и не узнал, но сам факт наполняет сердце гордостью. Не устаю повторять, как же здорово, когда на свете есть добрые люди, склонные к благотворительности. На них, пожалуй, и держится весь прогресс, все процветание науки, искусства, культуры, образования, здравоохранения и всего-всего, что только у нас есть хорошего. Умение поверить в способности никому не известного человека с улицы, помочь ему, дать ему возможность реализовать себя, послужить на благо людям – это очень дорогого стоит. Без таких людей не было бы ни Леонардо и Микеланджело, ни Пушкина с Гоголем, ни Чайковского с Шостаковичем.
Теперь непосредственно про игру. Поездка моя началась как в детской страшилке. В черном-черном городе, в гостиницу «Звездная» на тринадцатый этаж в номер «1313» заселился мальчик, чтобы 13 апреля в 13.00 принять участие в финале олимпиады «Умницы и умники»… Мороз по коже, не правда ли? На бумаге может быть и так, но на деле все было как нельзя лучше. Во-первых, 13 – мое счастливое число, а помноженное на пять, оно обещало мне счастье в пятикратном размере. Во-вторых, с погодой очень повезло. Стоило мне покинуть родную область, как на нее обрушился циклон, заперший самолеты на пару дней на прочный ледяной замок. Но я был уже далеко. В то время как в Благовещенске бушевал снежный вихрь, в Москве светило ласковое солнышко, зеленела травка, и было ну ОЧЕНЬ много людей, и все были совершенно разные! До сих пор не устаю этому удивляться!
Рядом со мной в самолете сидел пожилой интеллигентный мужчина в галстуке, которого звали Юрий Васильевич. В ходе полета у нас с ним завязалась дискуссия в стиле «капитализм против социализма и коммунизма». Думаю, не надо объяснять, кто за кого «болел». В ходе спора я лишний раз нравственно просветлел и загорелся юношескими мечтами с рвением патриота бороться за светлое будущее и благо Родины. Со временем мой порыв слегка поугас, но зато я получил заряд бодрости и хорошего настроения. Пожелав Юрию Васильевичу всего самого хорошего, взяв у него визитку, я попрощался.
Выйдя из аэровокзала и сев в маршрутку, я первым делом узнал, что часом ранее под Смоленском разбился самолет президента Польши. Это грозное известие показало мне, что даже сильные мира всего суть рабы истории, пешки в чьей-то шахматной игре, что никто из нас не вечен и бессмертное «Memento mori» не должно остывать в памяти ни одного из живых.
Подобные мысли вернулись ко мне неделей позже, уже после игры, когда я побывал на станции метро Лубянка. Здесь в самый канун праздника Пасхи произошел страшный теракт – женщина-шахидка взорвала себя при помощи пояса смертника прямо в толпе едущих на работу людей. Погибло более тридцати человек. Кровь текла рекой, развороченные человеческие тела наполнили станцию в тот жуткий день. «Видишь эти маленькие белые точки на мраморной стене?» - спросил сопровождавший меня Борис. – «Это следы от разлетевшихся повсюду осколков – бомба была начинена мелким металлическим мусором вроде гаек и болтов - для увеличения поражающего эффекта». Не сказать, что щербинки были глубоки, но силы их удара было вполне достаточно, чтобы разорвать одежду и пронзить податливую плоть… Я смотрел на черные рельсы, еще недавно покрытые запекшейся кровью. С рельс на меня глядели люди, десятки людей. Их зыбкие тени с молчаливым упреком вопрошали меня и других пассажиров: «Почему жизнь так несправедлива? Почему вы живы, а мы нет? Почему вы смеете жить и радоваться жизни, когда наши близкие сходят с ума от горя? Как у вас хватает наглости строить какие-то планы, не зная даже наших имен?» Подъехавший в этот миг поезд рассеял жутковатое видение. Я поспешил удалиться. Уже метрах в двадцати от места взрыва дышалось намного свободнее, и смертельная тоска отступала.
Но это было потом, а пока спустившись в метро и зайдя в вагон, я встретил… Наташу. О ней я писал в предыдущем рассказе. Поразительная случайность! Чтобы усилить эффект удивления, скажу, что в Москве проживает более десяти миллионов человек; метро состоит из десятка разных линий, протянувшихся с севера на юг и с запада на восток более чем на сотню километров. Каждые три минуты по этим линиям ходят поезда из десяти (или около того) вагонов, то есть всего этих вагонов целая тьма. В сутках, как известно, двадцать четыре часа, в каждом часе шестьдесят минут, то есть ровно двадцать раз по три минуты. Я не математик, поэтому не могу представить вам точных вычислений и формул теории вероятности, скажу лишь, что шанс, что мы с Наташей, не договариваясь заранее, в одно и то же время будем ехать в одном и том же вагоне одной и той же ветки в городе с таким чудовищным населением ничтожно мал. Нет, даже меньше, просто возьмите это моё «ничтожно мал», поделите на десять миллионов – вот настолько он мал. Следовательно, это была не случайность, это был добрый знак. Для человека, который везде ищет знаки, оных порою становится слишком много…
Итак, номер «1313»… Просто, уютно и слегка одиноко… было, пока в соседний «1312» не подселился Даниил Лапач, стройный добродушный парень, по утрам и вечерам в наушниках совершающий пробежки по округе. Приехал он с мамой, невысокой очень живой (это свойство в матерях умников я наблюдал с завидным постоянством) женщиной, которая тут же напоила меня чаем, что было очень мило с ее стороны. Вообще Лапачам я несказанно обрадовался, так как до их приезда целых два дня просидел совершенно один – приехал раньше всех (а уехал, как ни странно позже всех).
На третий день подготовки в номере у меня начали сдавать нервы. Хотелось бросить все, наплевать, махнуть рукой – будь что будет, иначе это педагогическое сумасшествие убьет меня. За какой-то месяц я прошел курс античной философии и истории педагогики, которые студенты в пединститутах изучают несколько лет. От такого поневоле свихнешься…

Репетиция

Репетицию, назначенную на двенадцатое число, ждал с нетерпением. Я увижу умников, я увижу Вяземского, я снова буду вдохновлен и полон сил!
Главный корпус Останкина ждал с распростертыми дверьми (нет, это было не гостеприимство, просто фотоэлемент был в отпуске). К моему удивлению приехали практически все, кто «пролетел» на полуфинале, за исключением нескольких чрезвычайно эмоциональных девочек. Несказанно рад был увидеть старые (в переносном смысле) лица, пожать руки, перекинуться шуткой про Диогена Синопского… Москвичи и «россияне», как мы себя назвали, поделились на два одинаковых кружка, время от времени кидая друг другу многозначительные ухмылки. Атмосфера была довольно разряженная. Не было тяжелых угрюмых взглядов, нервных движений головы, трясущихся рук. Впрочем, предстояла только репетиция, но что будет потом…
Останкино не изменилось ничуть, словно я уехал отсюда только вчера. И Юрий Павлович, и Татьяна Александровна уже виделись такими близкими, почти родными людьми. В самых простых выражениях, чтобы не насиловать наш воспаленный учителями мозг, Вяземский с безграничным терпением и обстоятельностью объяснил нам «how it will be».
На словах все было довольно просто. Три агона (передачи), девять агонистов, три желтых дорожки, на каждой один раз можно ошибиться. Кто ошибается два раза, на один агон попадает в «карцер» - парковую скамеечку вроде тех, что стоят на Патриарших прудах. Юрий Павлович нам даже Воланда на ней изобразил. Очень похоже, кстати…
На центральной трибуне сидят теоретики, выигравшие в «Шансе», и еще не выступавшие или уже выступившие агонисты. Они имеют право отвечать первыми. Если они не отвечают трижды или никто из них просто не поднимает руку, право ответа переходит на левую и правую трибуну, где сидят москвичи и «россияне»-зрители сиречь проигравшие. За правильные ответы им дается только медаль, а не орден-ключ от МГИМО, как «центровым» умникам, но и эта скромная лепта сильно поднимает их в рейтинге.
Затем прошла жеребьевка – опять тянули карты. С полуфинала я сильно поднялся в рейтинге – с двенадцатого на втрое место. Круче был только несокрушимый колосс кёнигсбергский Григорий Фёдоров. Из первой гимназии!!! В начале четвертьфинала его по недоразумению называли Астаной, потом «повысили» до Кёнигсберга, теперь же кроме как «АААААААААА, ЭТО ОН, ТОТ САМЫЙ!!!» я про него вспоминать не смею. Ему опять повезло больше всех, он попал в третий агон – вопросы, как всем потом показалось, там были самые лёгкие, а на первом и втором можно было подзаработать дополнительных орденов без риска угодить за решетку. Я вытянул двойку пик – вторая позиция второго агона. Не так плохо, а впрочем, посмотрим. По очередной иронии судьбы мне снова выпало играть бок о бок с соседом по номеру – на этот раз им стал Даниил Лапач, легкоатлет с открытой душой – третий по рейтингу. Так как в финале ни о какой конкурентной борьбе на дорожках речь не шла, я не боялся сильного противника и был рад, что мой товарищ будет отстаивать свою честь рядом со мной.
Еще нас с Фёдоровым Вяземский между делом назвал «тяжеловесными людьми» - мол, мы много орденов нагребем, потом еле ноги передвигать будем. Не знаю, как насчет меня, но вот Фёдоров… Впрочем, обо всем по порядку.
Чтобы мы не мучились в ожидании неизвестности, Юрий Павлович, как великий человек, прочитал нам список товарищей, о которых Он пожелал нас спросить. Ими стали Конфуций, Сократ, Пифагор, Аристотель, Цицерон, Иисус Христос, Кирилл и Мефодий, Леонардо, Микеланджело, Ушинский, Толстой, Пирогов, Песталоцци, Шарль де Голль, Билл Гейтс (???), Петр I, Сталин, а также несколько вопросов на эрудицию про древнегреческих героев, византийскую систему образования и что-то еще.
С одной стороны, знание вопросов меня успокоило – я «угадал» почти всех учителей, а с другой немного напугало, так как до игры оставались считанные часы, и хоть сколько-нибудь углубить свои знания не представлялось возможным. Впрочем, такой расклад запросто отметал половину могучих конспектов, написанных мной, несказанно облегчая мне работу – зачем мне читать о Коменском и Ломоносове, если про них не спросят? Энергичная мама Даниила – святая женщина! - сразу после репетиции отправилась в магазин и купила целую кучу книжек, за которую мы сразу и засели. Я зачитал товарищу кое-что из своих конспектов об Ушинском и Песталоцци, он рассказал мне про Микеланджело. Мама Даниила приобрела для меня пару брошюр про Сталина и Буонарроти, которые я с хрустом проглотил. На душе было совсем не так, как на полуфинале. Я, безусловно, волновался, но чувства отчаяния, что я вишу на волоске, уже не было – слишком рейтинг высок, слишком обширны знания.
Я снова молился, всеми «мышцами души» желая победы, и читал, читал, читал без конца… Господи, поскорей бы эта педагогическая гонка закончилась! Да пребудет воля Твоя на  земле и на небе! Смиренно приму любое Твое повеление.

То, ради чего я страдал

Как-то все в этот раз было спокойненько, без лишних эмоций. Я медленно собрался, медленно и вальяжно добрался до Останкина, не опоздал и не пришел слишком рано – ровно тогда, когда и следовало прийти. Два кружка  - московский и российский – постепенно пополнялись вновь прибывшими. Тут я увидел и Михаила. В прошлый раз он дал себе слово бороться до конца, попытать счастья еще и на финале, иначе он «никогда себе этого не простит». Мы молча пожали руки и больше не удостоили друг друга взглядами. Дело в том, что, прочитав мой предыдущий рассказ о поездке на полуфинал, Михаил страшно обиделся. Даже сообщение прислал о том, что я – подлец (!), и он всю свою жизнь теперь положит на борьбу с такими негодяями. В чем дело объяснить оказался. Мне оставалось только развести руками. Не знаю, чем была вызвана его обида – может, тем, что я изобразил его в нелицеприятном свете. А что, вполне возможно! Он такой товарищ - любит, когда его хвалят, а вот когда кто-то высказывает свое мнение, он не любит – сразу перебивает. Не исключено, что существует другая причина, более глубокая и сложная, так что я со своим скудным умишком не способен ее постичь. В любом случае, Михаил проявил себя крайне не толерантно. Дорогой Михаил Пуляевскый! Если ты читаешь эти строки! От всей души прошу у тебя прощения за смертельные обиды, нанесенные твоему самовлюбленному сердцу! На свете много козлов, вроде меня, и к их бренному мельтешению надо привыкнуть. Или на худой конец, объяснить, что не так, а не играть роль загадочного философа. Как сказал Томас Джефферсон: «Клевета наистраннейшая вещь! Чем больше с ней борешься, тем больше она становится, не обращаешь на нее внимания – и она умирает сама собой!»
Российский наш кружок стоял молча. Все почитали минутой молчания этот славный крестовый поход на Москву, откуда не каждому суждено было вернуться «со щитом». Я снова посылал в космос потоки энергии. Со стороны могло показаться, что парень просто уснул.
Вошли в студию, включили освещение и начали работать. Несмотря на то, что все девчонки были в бальных платьях (при одном взгляде на них я чуть не растерял все свои педагогические знания от восхищения), а парни в выпускных костюмах, атмосфера была более чем будничная. Песня «Домисольки», сдержанное приветствие ректора, ваш покорный слуга с улыбкой в самом центре…
Ректор заветного МГИМО Анатолий Васильевич Торкунов произвел на меня впечатление строгого и монументального в своей воле третейского судьи, который все мысли и дела знает наперед. Под его тяжелым взором умники мгновенно забывали, что такое хандра и сколиоз. Мне хотелось, схватив знамя, вскочить на коня и в порыве дикого энтузиазма с отрядом польских улан форсировать Неман. Даже Юрий Павлович, изображая то ли сенсея киокусинкай карате, то ли японского журавля, то и дело бросал на верховного архонта осторожные взгляды. Как жалко, что великий человек отменил конкурс красноречия – мне так хотелось бы прочитать перед ректором одну из заготовленных заранее речей! Так выйти и звонким мальчишеским голосом с запалом радости в груди и азартным блеском в глазах проговорить:

Бесценный опыт, дух познанья!
Чего нам тут еще желать?
В учении приложив старанье
Мы сможем Ломоносовыми стать!
Науки юношей питают,
Отраду старым подают!
С наукой смысл жизни знаю!
С наукой мне везде уют!
Стране на пользу и во благо
Почтенным дедам и отцам
Науку знать, лелеять надо,
И всем тогда воздастся нам!

Стишок мой. Простенький, легковесный и непритязательный. При умелом прочтении – неплохое средство воздействия на аудиторию. Даже более неплохое, пожалуй, чем белый стих – в тот еще вникать надо, а здесь все настолько просто и неоспоримо, что можно только подивиться. «Нет величия там, где нет простоты, добра и правды». Лев Толстой.
Или вы будете спорить с самим Толстым?
Увы! Конкурса красноречия ни на русском, ни на английском, ни на французском, ни даже на китайском (;;;) не было. Рассчитывать приходилось только на свои знания.
Первыми играли Урмас Ояберь, Сергей Лебеденко и Залина Тетцоева. Все наши, русские, российскоутробные. Каждый из них – интересный и колоритный персонаж - хоть сейчас на страницы романов и повестей! Первым отвечал Урмас (это в переводе с эстонского означает «сильный мужчина»). На полуфинале он был лучшим из лучших, но из-за небольшой промашки спустился на седьмое место. Очень скромный и тихий молодой человек, обладающий огромным внутренним потенциалом и невероятной трудоспособностью. По его словам, когда он готовился ко Льву Толстому, он совершенно не делал конспектов, и практически запомнил всю «Войну и мiръ» наизусть. Не знаю, насколько это соответствует истине, но истина в том, что он знал ответы на такие вопросы, на которые не смог бы ответить ни один из умников, кроме, пожалуй, колосса Фёдорова (про этого я вообще подозреваю, что он не человек).
Выбрав вопрос о Конфуции, Урмас открыл агон. Вопрос был такой: «Конфуйций учил: чтобы стать цзюнь цзы – благородным мужем, нужно сперва начать с того, что всегда находится у тебя под рукой. А с чего или с кого именно нужно начинать?» При всем уважении к Юрию Павловичу рискну заметить, что сформулирован он был довольно мутно (вы это поймете, когда узнаете ответ). Урмас сказал: «Нужно начинать с себя» - и получил первый замок. Такая вот символика у этой передачи. Если ключ, то непременно отпирает двери в МГИМО, если замок - то отдаляет заветную цель. Причем забавная деталь – ключ огромный, а скважина у замка маленькая-маленькая. Для меня это означало, что эти предметы не равноценны – ключ несоизмеримо выше. Как оказалось, я был прав.
Так как я для себя решил отвечать первое, что в голову взбредет – такая вот женская логика – то, конечно, сидел с вытянутой, как знамя победы, рукой. Меня и спросили. Вот что я произнес:
- Чтобы стать цзюнь цзы, человеку необходимо начинать с человечности. Это китайское первоначало жэнь, в книги «Лунь юй» - «Беседы и суждения» обозначено так: где бы вы не находились, человечность всегда будет находиться у вас под рукой, - и в ожидании замолк. Даже самому страшному ботанику такой бред в агонии белой горячки в голову не придет, думается мне сейчас. Даже Юрий Павлович секунд десять размышлял над тем, что я сказал.
- Друг мой, небольшая вам подсказка, я спросил не с чего, а с кого? – дал он мне еще один шанс. Неправильно, короче. Намек понят, надо срочно предложить другую версию. Что бы такого сказать? Время стремительно истекало, какой-то тихий голосок нашептывал мне: «с ближнего, с ближнего, с ближнего»… Ну я и сказал…
- С ближнего своего? – вообще ответ мне крайне не нравился. Слишком уж он христианский. Какой на фиг ближний в древнем Китае? О добром самаритянине человечество узнает только лет через пятьсот. Я читал, что в Поднебесной были цзюнь цзы (читай выше, кто это) и сяо жэнь (мелкие людишки). Про ближнего ни слова в книгах. Каково же было мое удивление, когда ректор сказал, как отрезал: «Правильно!»
Вот это счастье! Вот так повезло! Попал пальцем в небо! Или небо попало в мой палец? Тут еще большой вопрос, кто в кого попал. Юрий Павлович с некоторой неохотой зачитал:
- Чтобы стать благородным мужем, первым делом необходимо начинать с ближнего своего, а, прежде всего, с родителей. А вот про родителей вы ничего не сказали. Но раз наш глубокоуважаемый верховный архонт так желает, значит, это орден!
 И вот на шее моей болтается первый ключик. Золотистый такой, на цепочке, пластмассовый. Я его даже поцеловал (интересно, камера это запечатлела?). Он для меня в тот момент был ценнее, чем весь золотой и алмазный фонд России вместе взятые.
Залина Тетцоева играла второй, и тоже ошиблась. Девушка красивая, но неприметная. «Заметил» я ее только под конец полуфинала, когда она на Льве Толстом наколотила столько орденов, что все диву давались. Сколько в мире таких неприметных людей, которые семимильными шагами движутся к успеху! Не успеешь оглянуться, а них уже и богатство, и власть, и счастье, и все, чего только можно желать, кроме известности – она в их понимании есть первейшее зло. В чем-то они даже правы.
Сергей Лебеденко был ярок, но молчалив. Настоящий дипломат! Говорил редко, но метко и только то, что нужно сказать. Тоже, кстати, молодой писатель – книгу свою Вяземскому подписал после игры. Я так удивился. Как? Почему?! На «Умниках» есть еще один пишущий человек, а я об этом ничего не знаю! Это позор! Истины подкрадываются незаметно.
Уже на следующем этапе Ояберь и Лебеденко угодили в карцер, на хлеб, на воду. Там, где их настиг рок, зловещими черными минами покоились четыре замка. Вопросы действительно были очень сложные. Хвала Богу, что я не вытащил первый агон. Залина же спокойненько ответила на два вопроса и элегантно уселась на трибуну. Ей можно было не волноваться – победа была в кармане.
Настал наш черед. Ваш покорный слуга, Бычий Сын, Славящий Солнце (так дословно переводится мое имя), Даниил Лапач и еще одна миловидная девочка по имени Оля. Спускаясь по лесенке с трибуны и выходя на дорожку чем-то я себе напомнил героя педагогики Януша Корчака, обреченно вступающего в газовую камеру Треблинки со своими детьми – тоже шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте. Все смотрят. Камеры смотрят, ректор смотрит, Вяземский смотрит, Татьяна Александровна и Аэлита смотрят, умники, смотрят, в конце концов… Куда деваться?
Несколько раз моя больная фантазия выдавала такие перлы – а что если я вдруг нечаянно скажу неприличное слово? Или еще что-нибудь совершу нелицеприятное? Нет, не подумайте, я совершенно вменяемый и нормальный человек, просто фантазер и исследователь, которого донимает дурацкий вопрос «а что если?». Ведь существует же магия Вуду, нейролингвистическое программирование, эриксоновский гипноз и прочие способы манипулирования сознанием. Одно неверное и несвоевременное действие – и все разрушено, летит ко всем чертям Родосский памятник архитектуры – репутация, которую с таким трепетом возводил целый год… А дальше? Выгонят из студии, на место позовут следующего по рейтингу (кто там у нас десятый?), энд Ярик гоу хоум… Мрачные фантазии - оставим их! У меня была булавка от сглазов, и потом, я в Москву не за этим приезжал.
Лапача спросили первым. Он выбрал вопрос о Сократе. Надо сказать, что про оного чудаковатого старика я прочитал если не все, то ОЧЕНЬ многое, но великий человек специально подобрал такую цитату, о которой, пожалуй, не знал никто, кроме самого Сократа. Естественно, Даниил, знавший об античном мудреце не меньше моего, не ответил. Совместными усилиями, умники родили ответ, а за Даниилом замаячил дамоклов меч амбарного замка.
«Удача и победа, удача и победа, удача и победа…»
- Ну-с, Ярослав, посмотрим, что у нас здесь, - проговорил Юрий Павлович, разглядывая свои листочки. Видеостены на этот раз не было, поэтому приходилось воспринимать Его на слух, а тут мое «цветное зрение» было бессильно. – Конфуций, Песталоцци и «Кто?»
Что ж, мудрый Кун-цзы, ты подарил мне удачу один раз, подари и другой!
- Конфуций.
- Отлично. Вопрос такой: «Кто, по мнению Конфуция, ошибается по-настоящему?»
Вопрос довольно сложный, тут необходимы точные знания цитат «Лунь юя», но к счастью, они у меня были. На всякий случай раскопал целых две.
- У меня две версии. Первая – ошибается по-настоящему тот, кто не исправляет своих прошлых ошибок, - тут Анатолий Васильевич развел руки в стороны, и я понял, что попал в точку. Но надо же повыделываться! Дурацкая черта, с ней надо бороться.
- А вторая?
- А вторая – тот, кто не учится у благородных мужей, когда у него есть такая возможность, - если честно, эту цитату я целиком выдумал, но был уверен, если бы у Конфуция спросили об ее истинности, он проголосовал бы «за» обеими руками.
- Какую выбираем? – улыбнулся Юрий Павлович иронично – Он всегда так улыбается.
- Первую, - вздохнул я. «Понт» «не проканал». Кучерявый дурачок.
Ответ был верный и, более того, точный. Вот у меня и второй ключик. В принципе, сейчас уже можно было расслабиться – с двумя ключами победа была бы мне обеспечена. Но впереди еще две клетки, угодить в карцер, где сейчас прохлаждались Урмас и Лебеденко, проще простого.
Рыжеволосая девочка-москвичка Оля, игравшая третьей, запуталась в собственном ответе и получила замок. В полуфинале для москвичей, посвященному древней Японии, она на конкурсе красноречия толкнула прекрасную речь о красоте страны Восходящего солнца. Следующий за ней парень со внешностью чистокровного эллина долго мялся в своих ораторских исканиях (наверное, он просто импровизировал), а потом поставил жирную точку в своей речи, сказав нечто похожее на «я полностью согласен с Олей». Я катался по полу минут двадцать. Цицерон глотает слюни от зависти! Теперь эта фраза прочно вошла в «инопланетный» лексикон мои родителей. Они на нем общаются, когда хотят выразить чувства, которые не передать обычными словами.
- Папа, ты согласен с Олей? – спрашивает мама.
- Мама, я ПОЛНОСТЬЮ согласен с Олей! – отвечает папа, и всем все сразу становится понятно. Я со временем словарик составлю из их высказываний - для потомков.
Очередь ответа снова перешла к Даниилу. На этот раз он выбрал швейцарца именем Иоганн Генрихович Песталоцци – был такой великий педагог конца эпохи Просвещения. Его фамилия теперь стала моим любимым ругательством. Вот идешь ты по квартире, не заметил в темноте собаку, наступил, получил вопли и болезненный укус и орешь на весь коридор: «ПЕСТАЛОЦЦИ!!!» И вроде легче на душе становится.
Надо сказать, что Даниил в наших с ним разговорах частенько упоминал могилу великого учителя и надпись на ней «Все для других, ничего для себя!». Ему и достался вопрос: «Какая надпись выбита на надгробии Песталоцци? Ключевые слова “Все…, ничего…”». Секунд десять Лапач думал – боялся изречь «Все для себя, ничего для других». Наконец, сформулировав правильный ответ, с честью заработал свой первый орден. Для меня это было не меньшей радостью, чем для него самого. Я даже немного расслабился, и это сыграло со мной злую шутку.
- Кирилл и Мефодий, «Кто?» и Толстой, - предоставил мне выбор Вяземский.
«Только не Толстого!!!» - возопила моя интуиция, но гордость заткнула ее. Как так?! Ведь я столько про него читал! Неужто не вытащу?
- Толстой.
- Вопрос: «Откуда, по мнению Льва Николаевича Толстого, в России должен происходить прогресс?» Отмечу, что произнес он эту фразу в 1860 году.
- Из народа, - чуть подумав, сказал я. А что тут еще скажешь? В 1860 году Толстой совершал поездку по Западной Европе, посещая иностранные школы, но остался ими недоволен. Тогда, вернувшись в Ясную поляну, он создал собственную школу для крестьянских детей, которая и поныне остается самым оригинальным педагогическим экспериментом всех времени и народов. Так как для меня из этого ничего не вытекало, ответом я сделал то, что для Толстого было дороже всего – простой русский народ. Оказалось, чуть-чуть не дотянул. За меня это сделал вещий Григорий Фёдоров.
- Прогресс в России должен происходить из народных школ, - сказал он и получил орден. Четвертый. Тут я понял, что мне его не догнать.
- «Из народа» - это слишком мало, Ярослав! – тихо проговорил Вяземский. - Вообще, у меня просыпается желание засадить Вас на скамеечку отдохнуть!
Брр! Мороз по коже от этих слов.
Оля выбрала «Кирилла и Мефодия». Честно, я думал, вопрос будет в стиле «как на старославянском называется буква “п”?», или что-нибудь из этой оперы, как на олимпиаде по русскому, но все оказалось еще проще. «С какой фразы начал Кирилл перевод священных писаний на славянский язык?» Любой, хоть немного знакомый с основами христианской культуры, без труда справится с этим вопросом. Оля не справилась. Вначале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог. Или вы знаете какую-нибудь другую фразу, с которой мог начаться перевод Евангелия от Иоанна? Чего только Оля не предложила! И создал Бог небо и землю, и отделил свет от тьмы, и начал внедрять науки… Следуя этой логике Московский государственный университет имени Ломоносова сиречь МГУ возник как минимум дня на три раньше Адама и Евы. Это был второй замок, и к пленным узникам подселилась новенькая арестанточка. Если принять время передачи за целую жизнь, то ее посадили пожизненно и оправдали лишь посмертно.
Вопрос Лапачу: «Какое революционное нововведение в преподавании географии, физики и словесности принял Константин Дмитриевич Ушинский, когда работал инспектором в Смольном институте благородных девиц?» Тоже ничего сложного. Даниил сперва ответил нечто невразумительное о введении новой методики преподавания, и когда Вяземский уже собирался уходить на трибуну за правильным ответом, закричал ему вслед, хватаясь за соломинку: «На русском языке!!!». Началось долгое и утомительное вытягивание правильного ответа из моего быстроногого соседа. Участие в нем принимали Анатолий Васильевич, Татьяна Александровна и Юрий Павлович. В Смольном институте вышеуказанные дисциплины преподавались исключительно на латыни, а истинный патриот Ушинский велел преподавать их на родном для девушек русском. Объявили новый дубль, Даниил Лапач с честью ответил и с двумя орденами, довольный, как кот, уселся на трибуну. «Ура! Еще один достойный человек поступил!» - мелькнула в голове мысль, но ее тут же заглушили просьбы Бога о помощи – мне все еще грозил карцер «пожизненно».
Выбор был небогат. Билл Гейтс и «Кто?»
«Кто, кто, кто, кто, кто, кто…» - заладил мой рассудок. Я буквально наяву увидел, как на одной из декораций свесив одну ножку, и другую согнув в колене, сидел светловолосый кудрявый парень в белоснежном трико – мой ангел-хранитель. Лицо у него было мое, улыбка как у арлекина, а на руках серебряные кольца. Улыбающиеся губы шептали одно слово.
- Кто! – рискнул я.
- Ну, Ярослав, это настолько простой вопрос, что если вы на него не ответите, я никогда и ни за что в жизни не приеду в Благовещенск, потому что мне будет стыдно, что в нем живет парень, совершивший такую досадную ошибку! – сделал небольшое вступление Юрий Павлович. – В шестом веке до нашей эры в Греции жил человек, несколько раз становившийся чемпионом Олимпийских игр. Теперь, когда этого человека упоминают, в основном, говорят про какие-то штаны… Кто это был?
Вот так-так! Никогда бы не подумал, что мою судьбу решит геометрическая теорема. Вяземский еще не закончил читать вопрос, как я уже ответил.
- Пифагор. Пифагоровы штаны на все стороны равны.
- Умница, - сказала Татьяна Александровна свое любимое слово, которое мечтает услышать любой в студии (даже сам Юрий Павлович), которое в переводе означает «Ты ответил правильно, и будешь награжден за это».
- Это что, а в квадрате плюс бэ в квадрате равно цэ в квадрате?
- Да, сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.
- В прямоугольном треугольнике, - многозначительно произнес великий человек, поучительно поднимая палец к небу. Это означало, что для меня игра окончена полной и безоговорочной викторией.

Последний агон можно было с полной уверенностью назвать если не битвой, то прогулкой титанов. «Прогуливались» по дорожкам ультрамегагипертитан в супертяжелом весе Григорий «Кёнигсберг» Фёдоров и два титана поменьше – Алексей Романов и Дмитрий Карапоткин, оба из Москвы. Повезло парням несказанно – на третьем агоне они могли не бояться угодить в «карцер» - сидеть пришлось бы недолго. Да и вопросы, как многим показалось, были намного легче, чем в первом и втором агонах – из девяти я точно знал семь ответов, но увы! – не спросили.
На Григория Федорова внимание я обратил еще на собеседовании перед четвертьфиналом. Пока все умники приглядывались друг к другу, смущенно знакомились и хвастались знаниями, Григорий «клеил» останкинских девчонок из школы молодых ведущих, театрального кружка или чего-то в этом роде. Гляжу, стоит такой невысокий паренек с лисьим взглядом, улыбается хитро, будто задумал чего-то, шутит, а вокруг толпятся изящные нимфы и во весь голос смеются. Даже немного завидно стало. Когда «раздавали» клички, на него по недоразумению был наклеен ярлык “Астана” - он там родился (меня прозвали “китайским шпионом”). Заработав пару орденов, товарищ Федоров «подрос» до Кёнигсберга за свою привычку коверкать слова на английский манер. Только на полуфинале я, когда услышал, как его робко назвали “Гриша”, подумал: «Вот и признание к парню пришло при жизни».
Григорий человек со всех сторон удивительный. Он единственный на передаче острил больше самого Вяземского, слегка дерзил Ему и «выжил» после этого. Он первым начал употреблять в приветствии фразу «из гимназии № 1», ему эту шалость простили, в отличие от других подражателей, которых сразу пресекали и зашикивали. На четвертьфинале Григорий выиграл на красной дорожке, не зная ни одного правильного ответа, а на полуфинале выиграл на красной дорожке, дав уже такие ответы, которых не смог бы повторить почти никто в студии (чуть ли не на французском Толстого процитировал!). Одолев Льва Николаевича, Кёнигсберг сразу махнул «с бала на корабль» - уехал, Вяземский даже не успел взять у него интервью. Показателем успешности Григория может служить фраза, которой его приветствовали умники перед репетицией: «А мы уж надеялись, что ты не придешь!» На передаче собрались люди далеко не робкого десятка, все, как один, самовлюбленные и амбициозные, так что внушить им уважение и, тем паче, страх – дело нелегкое.
Я подсчитал все шаги Григория и понял, что эта интеллектуальная машина, не считая ошибок на трибуне, промахнулась на дорожках только один раз – самый первый вопрос про Александра III Александровича. ОДИН!!! Я, нашедший 80% всех ответов, промахнулся трижды – на Джефферсоне, Анне Каренине и Толстом. Невероятно…
На финале Фёдоров был хорош. Когда его вызывали на дорожку из-за кулис, надо было видеть этот мягкий пружинистый «дежурный» шаг и «походные» движения локтями. Так пионеры во времена «застоя» выходили с граблями на субботник – мол, сейчас здесь разгребем и дальше пойдем. Никто больше так на трибуну не выходил, только он. Все шли, как робкие и вежливые гости, приглашенные за стол, а он, как хозяин дома, по пути оглядывая владения – не завалялся ли где предательский дырявый носок?
И как на дорожке он стоял, я тоже обратил внимание. Когда человек стоит прямо, я могу мысленно изобразить график его души – как она умещается в заданную оболочку. У Фёдорова душа в его невеликое тело не умещалась – это отражалось на позе. Так могла бы стоять огромная горгулья, если бы за спиной ее развевались могучие паруса-крылья, а ноги бороздили пол острыми когтями. Ноги были прямы, и вместе с тем несколько изогнуты, широко расставлены, и вместе с тем будто бы сведены вместе. Руки были сжаты в кулаки, напряженно свисали, немного отстав от торса. Грудь была колесом, из нее ввысь рвался поток энергии, окружая все тело словно щитом, голова опущена. И что самое интересное, ни одного лишнего движения! Даниил, например, когда играл, покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину, сверлил грустным взглядом потолок. Я переминался с ноги на ногу, чесал бороду, метался глазами, оглядывался. Григорий на дорожке сделал только три скупых движения – шаг (тюк!), еще шаг (тюк!), и коронный шаг на вершину Олимпа (ТЮК!). Вылитый робокоп!
А как он отвечал? Нет слов, одни эмоции! Японский поэт Басё про местность Мацусибу писал: «О, Мацусиба! Мацусиба, о!» - всего четыре «О». У меня больше. ОООООО!!! В переводе на русский означает: орден! орден! блин, еще один орден! и опять орден (да куда тебе столько орденов?!), и снова орден – где мой револьвер??! Может, хоть сейчас… Ну??! Нет!  - шестой – ШЕСТОЙ!!! – орден!
Последний вопрос у Фёдорова был такой: кто, по мнению Конфуция, достоин называться настоящим учителем? Я знал ответ, и сказал бы примерно следующее: тот, кто сохраняя старое, способен увидеть в нем новое. Григорий молчал секунд тридцать. Я уже хотел подбросить монетку – если орел, то он не знает ответа, если решка, значит, DSL-Интернет, встроенный в его мозг закончил скачивание «Лунь юя» только сейчас. Щелкнул секундомер, и Кёнигсберг мертвым голосом, словно поддерживая мысленную связь с древним Китаем, будто преодолевая страшное препятствие, сказал: «Конфуций говорил… тот… кто, сохраняя тепло древности… способен… узреть в нем новое… может называться… истинным наставником». Вяземский обомлел. Указанная фраза есть ни что иное, как перевод с древнекитайского, а переводов, как известно, столько же, сколько и переводчиков. Следовательно, в магазинах и библиотеках, мы при старании можем обнаружить около двадцати совершенно разных по форме, но одинаковых по содержанию книг «Беседы и суждения». Вероятность того, что Юрий Павлович и Григорий Фёдоров воспользуются одним и тем же переводом, равнялась примерно одному к двадцати. Великий человек зачитал ответ – он слово в слово совпал с ответом Фёдорова. В этот самый миг я вдруг понял страшную тайну…
Григорий – НЕ ЧЕЛОВЕК!
Это он только с виду невысокий паренек в лакированных туфлях. На самом деле он – терминатор из жидкого металла, посланный в наше время из будущего, чтобы выиграть передачу «Умницы и умники», стать юристом и разрушить правовое равновесие России! Интересно, что из этого больший бред – терминатор или правовое равновесие?
Григорий, ты молодец! Из всех моих сверстников ты один, пожалуй, достоин быть примером для подражания. При условии, что я не буду знать, что творится у тебя в душе. Но ты ведь не писатель и «скромняга» по жизни, так что оное знание мне не грозит. Хвала тебе! Пусть твой безумный бес удачи не покинет тебя!

Будничный конец

Что было потом? Даже сложно вспомнить… Это на экране сразу все лишние кадры отрезают, ведущий читает трогательную речь о том, что российские телезрители – самые умные, играет торжественная музыка, возникает праздничное чувство…
В студии же при полной тишине балом правит рутина.
Игра окончилась. Нас – золотоносных мальчиков и девочек, как цыплят по осени, пересчитали, и в ареопаге началась полемика по поводу количества призовых мест. Тем временем мы с «тяжеловесными» парнями на центральной трибуне уже живо обсуждали, кто куда поступит, ловя завистливые взгляды призеров. Девчонки в бальных платьях (особенно мне понравилось платье одной москвички в стиле древнегреческой жрицы – явно шито на заказ), усевшись рядком, тихо сплетничали, кидая на ректора кокетливые взгляды. Оставшиеся не у дел зрители растерянно оглядывались, Михаил стеклянным взглядом гипнотизировал пол.
Сделали несколько дублей первого выхода Юрия Павловича, заранее попросив нас снять для камеры ордена. Радость окончательно улетучилась, и появилось нетерпение, которое, впрочем, скоро было удовлетворено.
- Победителями восемнадцатого сезона Всероссийской гуманитарной телеолимпиады «Умницы и умники» в 2010 году становятся, - торжественно зачитал Анатолий Васильевич. - Григорий Фёдоров, город Калининград! Ярослав Туров – город Благовещенск! Даниил Лапач – город Россошь Воронежской области! Дмитрий Карапоткин – Москва… - ну и так далее. Среди победителей ко всеобщему удивлению оказался Сергей Болотин из Комсомольска-на-Амуре – прыткий юноша, сотню раз висевший на волоске от падения. Каждый раз в самый последний момент какая-то «неведомая» непреодолимая сила подхватывала его и возвращала «во круг первый» - круг лучших. Помешать этому не смогли ни большое количество ошибок, ни несуразность ответов. Чудеса, да и только!
Минут через пять мы стояли в рядок перед камерами, как сборная России по футболу перед штрафным. Правда, нас было всего восемь, но мозгов хватило бы на двадцать самых отборнейших футболистов! Анатолий Васильевич поздравил нас, Юрий Павлович сказал в объектив такие замечательные слова: «После любой трудной работы нужен хороший отдых!» и еще много того, что вызвало глуповатую улыбку довольства.
Потом ректор как-то быстренько подписал приказ о нашем зачислении и ушел. Я даже понять ничего не успел, как вдруг мне сообщили, что я уже студент. А еще через четыре минуты свет в студии погас, пространство вокруг резко наполнилось разного рода режиссерами, монтажерами, операторами, звуковиками, слесарями, техниками и механиками – они разбирали декорации по винтикам. Высокий Ареопаг превратился в кучу фанерных досок с какой-то мазней в греческом стиле, в полу зазияли огромные дыры, с потолка ядовитыми лианами поползли черные провода толщиной в руку. Зрителей быстренько выгнали, победители и призеры еще двадцать минут в полумраке слушали отзывы великого человека о различных факультетах, после чего были выдворены в коридор. Началась фотосессия.
Еще до приезда на финал меня мучил неразрешимый вопрос – кем быть? Что выбрать – международные отношения, и стать преуспевающим дипломатом со знанием китайского языка, или остановиться на международной журналистике и продолжить реализовывать свои писательские способности? После короткой беседы с Юрием Павловичем вопрос отпал сам собой – аргументы против дипломатии были настолько вески, что от сомнений не осталось и следа.
Журналистика, я лечу к тебе!

Эпилог

Потом были триумф победителей, слезы побежденных, отъезд семьи Лапачей, три дня одиночества в пустой комнате, недолгое отвращение к книгам, повторное посещение Третьяковской галереи, покупка новой гитары, встреча с Наташей и Борисом, утомительное возвращение домой, неудачное интервью в аэропорту, телевидение, пресса, минуты «славы», новое полотно Иванова «Явление Ярослава в школу», и нелегкое решение готовиться к экзаменам, в том числе и к дополнительным. В принципе, достаточно было сдать русский и математику на тройки, но мое тщеславие не позволило бы сделать этого. Решил вдогонку сдать еще и английский с литературой.
Кстати, с перелетом мне вновь крупно повезло. Как раз в тот день, когда я играл на дорожках, в Исландии произошло крупное извержение вулкана, так что в течение трех дней огромное облако пепла накрыло всю Европу, полностью парализовав авиаперелеты. Пепел, взвешенный в воздухе, способен забивать турбины самолетов и провоцировать многочисленные поломки и даже крушения, поэтому целую неделю раздраженные туристы не могли вернуться домой. Стоило мне сесть на самолет и улететь, как страшное облако добралось и до Москвы. На следующий день я узнал, что знаменитый певец Тото Кутуньо, предпринявший довольно странный гастрольный тур (Европа – Москва – Благовещенск), не может вылететь в столицу Амурской области, и вынужден добираться до нашего городка через Америку. Отчаянный парень! И того, мой путь напоминал приключения Колобка: «От циклона я ушел, и от облака ушел!»

Итоги

Участие в передаче «Умницы и умники» очень многому меня научило. Помимо чудовищного объема знаний, колоссального жизненного опыта, водопада доселе незнакомых чувств и эмоций, целой галереи новых видов, вкусов, запахов, звуков и ощущений, серии значимых знакомств, я понял несколько важных вещей. Четвертьфинал научил меня не бояться книг, где, как говорят в Интернете, «многа букаф». Какой бы объемной и сложной не была книга, теперь я знаю, что при желании способен ее прочитать и понять, и к тому же буду знать примерный срок, за который я сделаю это. Я научился обнаруживать нужную мне информацию, пользуясь всеми доступными источниками – библиотеками, Интернетом, книжными магазинами, услугами преподавателей вузов, школьных учителей и собственных родителей. Я обнаружил в себе полезную способность на некоторое время превращаться в настоящую машину и работать сутками без остановки, регулируя уровень жизненных сил, усталости и энтузиазма. Я овладел основами контроля собственного разума и души – теперь при желании я могу вызвать у себя любое чувство от гнева и печали до радости и счастья, настроить себя на нужную мне «тональность», в зависимости от того, какую песню – минорную или мажорную – мне предстоит исполнить. Я научился на время избавляться от таких вредных в работе чувств, как сомнение, нетерпение, вялость, непоследовательность, сентиментальность, невнимательность, а также давить присущие творческой личности качества: обидчивость, влюбчивость, мечтательность, чувствительность. Я вовсе не приучал себя становиться моральным уродом, но лишь на время извлекал из души то, что могло отвлечь от поставленной задачи.
Помимо всего прочего, сравнив пути Америки, России и Китая, я определился со своими политическими взглядами и пришел к тому, что русской национальной идеей должна стать максима Сергея Уварова «православие, самодержавие, народность». Только единоличный харизматический правитель способен сплотить под своим началом такую огромную многонациональную страну, как Россия. Опираясь одной рукой на русскую православную традиционную культуру, а другой на талантливый (истинно так!) русский народ, оный лидер выведет ее к иной, лучшей жизни. Какая разница, как его будут называть – Великий князь, царь-батюшка, государь-император, товарищ генсек или господин президент? Суть одна. О, великий самодержавный монарх! Верой и правдой служить буду тебе, молю об одном лишь – люби Россию, храни ее, как зеницу ока! И тогда мой меч (перо) и моя жизнь – к твоим услугам.
Знакомство со Львом Толстым на полуфинале стало целой вехой на пути моего творческого роста. Вдохновленным примером великого писателя, я узнал, из чего вырастает величие, на чем оно покоится, и какими путями можно заманить его в свои сети. Роман «Воскресение» произвел в моей душе настоящую революцию – на долгих три дня ангелы порядочности и демоны цинизма сделали мою душу полем своих разборок. Сложный мой нравственный выбор сложился весьма неоднозначно – я решил попытаться удовлетворить свои амбиции и насытить пороки, главным из которых является тщеславие, но по возможности, пользоваться «добрыми» средствами, не причиняя никому зла.
История с Михаилом Пуляевским научила не доверять людям. Вчерашний друг, припертый обстоятельствами, может в любой момент возненавидеть тебя, стоит лишь дать для этого незначительный повод. Для Михаила таким поводом стал мой рассказ, воспринятый, как грубая и глумливая карикатура.
Ну а финал… Финал заставил меня задуматься о роли учителя в жизни людей. Роль эта – горькая шекспировская трагедия. Всю жизнь травят, как влюбленного Ромео, гонят прочь, как забытого Лира, не понимают, как вздорного Гамлета, и душат, как несчастную Дездемону. Великие учителя, какую горькую чашу пришлось вам испить!
Сократа казнили законопослушные демократы, которым слишком больно было слышать о себе правду. Яна Амоса Коменского преследовали по религиозным причинам католики во главе с Папой Римским, так что ему пришлось десяток лет прятаться в лесах, как дикому зверю. Иоганна Генриха Песталоцци с его идеями не воспринимали всерьез, ведь мысль его намного опередила свое время. Константина Дмитриевича Ушинского преследовала царская реакция и погрязшие в собственном невежестве попы, в любом отступлении от нормы видевшие «вольнодумство». У Льва Николаевича Толстого, пока он лечился от чахотки в Самарской губернии, в Яснополянской школе жандармы провели обыск, пытаясь найти нелегальную подпольную типографию – это так возмутило писателя, что у него отпало всякое желание заниматься педагогической практикой. Антона Семеновича Макаренко клеймили «прожектером», «несоветским» и «мелкобуржуазным» педагогом и даже довели до разрыва сердца, хотя его колония имени Горького воспитала прекрасных и преданных Родине людей, а завод фотоаппаратов «ФЭД» (Ф.Э. Дзержинский) на базе коммуны оного товарища поставлял в копилку Союза до нескольких миллионов рублей чистой прибыли в год. Василию Александровичу Сухомлинскому, у которого в сердце было три осколка фашистского снаряда, приходилось лебезить перед кабинетными червями, возомнившими себя знающими педагогами, уверяя, что его идеи нисколько не противоречат коммунистической идеологии, а он всего-навсего писал для детей сказки (но и туда приходилось вставлять цитаты из полного собрания сочинения Ильича)!
 Всех их после смерти обожествили, признали великими и гениальными, «единственными в своем роде», всем воздвигли памятники – рукотворные и не очень. Где, ГДЕ вы были при жизни тех, кому не достойны даже вылизывать сапоги языком, презренные ничтожества??! Вы презирали их, травили, как плешивых собак, обвиняли в разврате, ереси, богохульстве, вольнодумстве, оппортунизме, ревизионизме и прочей хрени! Вы убили их!!! И где вы сейчас??! Имена ваши помнят разве что узкоспециализированные историки да чересчур усердные ботаники исторических факультетов! Вы пыль, грязь и перегной, а слава Великих переживет века!
Как сказал Ян Коменский, учитель есть самая почетная в мире должность. Но она и самая сложная. Тот, кто с честью взвалит на себя сей непомерный груз, не согнется под тяжестью бремени, будет щедро вознагражден за труды свои. А кто не сдюжит – наказан страшнейшей карой – забвением. К сожалению или к счастью, я не чувствую в себе призвания учить людей непосредственно напрямую. Мое дело – писать. Хотя, не исключена возможность того, что в какой-то отрезок жизни я пойду по стопам своего отца – стану преподавателем…
Изучая чужих учителей, я одновременно вспоминал своих. Их много, начиная от дворовых хулиганов и одноклассников и заканчивая мудрыми профессорами и бессмертными личностями. Нет смысла перечислять – имена их значимы только для меня. Главное, я помню и ценю их вклад в мой характер, познания и взгляды. Спасибо всем вам, мои дорогие учителя! Особую благодарность хотел бы выразить некоторым людям:
Спасибо Галине Павловне Коноплевой, или просто моей милой Гале, самой лучшей бабушке на земле. Без того светлого, чистого, доброго фундамента любви к познанию, что она мне дала, я не смог бы ступить и шагу потемках запутавшегося в самом себе мира. Она рано покинула меня, это был тяжелый удар, но я склонен считать, что так было нужно Богу, чтобы дальше я шагал уже сам, оберегаемый ее ласковой невидимой рукой.
Спасибо моим милым родителям Александру Ивановичу и Регине Игоревне Туровым. Любое мое безумное начинание они всегда с готовностью поддерживали как морально, так и материально. Спасибо папе за его сдержанность, спокойствие, мудрость и терпение. Спасибо маме за ее неудержимое рвение, бешеный энтузиазм и неисчерпаемые идеи.
Спасибо Александру Васильевичу Урманову, профессору литературы Благовещенского педагогического университета, который научил меня искусству, которое, пожалуй, важнее всего для будущего писателя – читать книги. После первого занятия с этим мудрейшим человеком я несколько недель просто боялся читать – а вдруг упущу нечто важное, вдруг не пойму, вдруг в памяти отложится только сюжет? На примере А.И. Солженицына Урманов учил меня писать «кратко и глубоко», обуславливая это особенностями времени, которое ускоряется с каждым днем. Многочисленные беседы с ним – творческие, политические, нравственные – оказали огромное влияние на мое мировоззрение, за что низкий Вам поклон, Александр Васильевич!
Спасибо Александру Семеновичу Бобошко, замечательному амурскому поэту и барду, за то, что внес существенный вклад в мое нравственное воспитание. Глубоко в душу мне запала его фраза: «Главное мое достижение в жизни – это то, что я всегда жил по совести». Какие мудрые и пронизанные чувством собственного достоинства слова! Меткого слова Вам, Александр Семенович!
Спасибо Владиславу Григорьевичу Лецику, корифею амурской прозы, публицистики и издательского дела, за то, что научил меня критически относиться к себе и с юмором отмечать собственные ошибки. Писатель с нелегкой судьбой, он в свои немалые годы остается наиживешим, интереснейшим и нужнейшим области человеком, и это заслуживает глубочайшего уважения и высочайших похвал.
Ну и, наконец, большое спасибо  Юрию Павловичу Вяземскому, который научил меня… да много чему научил, хотя даже сам об этом не догадывается. Его гениальная повесть «Шут» потрясла меня высотой слога, стилистикой, языком, композиционным решением и выводами, которые сделал автор в итоге. Фактически эта повесть является моей мечтой, осуществленной другим человеком. Я тоже хотел написать почти что так же, но, увы, Юрий Павлович опередил меня на тридцать лет. Вяземский является для меня примером безграничных возможностей человеческого интеллекта (в гуманитарной сфере). Передача «Умники и умницы» выходит в эфир вот уже восемнадцать лет, и каждый год этот великий человек читает книг по заданным нам темам ничуть не меньше, чем сами умники, вникая в самые незначительные тонкости. Представить, какой это чудовищный объем литературы, не хватит никакой фантазии. Конечно, со временем кое-что в памяти сглаживается и стирается, но ведь человеку вовсе не обязательно быть компьютером или ходячей библиотекой. Человек приобретает знания, чтобы делиться ими с окружающими. Юрий Павлович делится. Суперэрудит, или «заумник», как Он себя называет, Вяземский владеет пятью языками, преподает на кафедре зарубежной литературы и культуры в одном из самых престижных университетов России, пишет книги и ведет передачу, не имеющую аналогов во всем мире. Благодаря его олимпиаде уже сотни юношей и девушек - как из Москвы, так и из маленьких городов и поселков - поступили в МГИМО, получили прекрасное образование и обрели свое место в мире. И все это заслуга Юрия Павловича, ведь сама передача придумана им от начала и до конца, в отличие от многих других интеллектуальных шоу, «содранных» с западного эфира.
Радость моя в том, что Юрий Павлович будет учить меня еще долгие годы, а уж я постараюсь извлечь из его уроков как можно пользы для себя и моих близких.
Ну вот, пожалуй, и все, друзья мои! Так закончилась моя трехэтапная эпопея. Так закончился еще один, очень важный, этап моей жизни. Не зря спортсмен Даниил когда-то сравнивал игру с кроссом. Тут все, как в жизни: неожиданный низкий старт, волнительное и напряженное продолжение, и, наконец, финишная прямая - красивый завершающий штрих, жирная точка в конце первого предложения из жизни мечтательного юноши, который в неполные восемнадцать сумел добиться всего, о чем только мог мечтать. Много было в жизни забегов – везло всегда, сколько себя помню. Так пусть же удача моя пребудет со мной и дальше, пусть книга моя не заканчивается! Пусть за строчкой следует новая, отлитая золотом, не менее захватывающая и поучительная! Пусть за главой наступит новая глава, на горизонте замаячат новые Эльбрусы и Джомолунгмы! Нет на свете ничего прекраснее, чем видеть перед собой достойную благородного мужа цель и стремиться к ней, смакуя по пути крупинки счастья, порою целыми горстями рассыпанные у тебя на дороге! Умение видеть счастье даже там, где, казалось бы, нет места и лучику света – не это ли величайшее искусство? «Учиться и время от времени повторять изученное, это ли не приятно?» Так говорил Конфуций.

17 - 22 апреля 2010 г. Благовещенск