БЗ. Глава 6. Общество Аврора. Параграфы 12-16

6.12. Сорок пять


Сорок пять молодых членов «Авроры» – все кандидаты в чистиль­щики – были как на подбор красивыми юношами и девушками. Приём был организован в виде молодёжной вечеринки с дискотекой и проходил в ночном клубе «Аврора». (Специально для членов Общества). Офи­циально вечеринка была приурочена к скорому вступлению этих молодых кандидатов в ряды чистильщиков, но Пандора сообщила мне по секрету, что истинная и главная цель этого мероприятия состояла в том, чтобы я выбрала одного из этих кандидатов себе в ученики.

– Оскар сам отбирал кандидатуры, – сказала она. – Это лучшие из лучших. Они превосходно показали себя в работе в «Авроре», и все они жаждут стать настоящими чистильщиками. Но только один из них удосто­ится чести стать учеником самой Авроры.

– Чья это была идея? – усмехнулась я.

– Разумеется, Джулии, – удивилась Пандора. – Разве она не сказала тебе об этом?

Я ответила:

– Мне никто ничего не говорил. Я не знала о том, что должна буду кого-то обучать. Разве я обязана это делать?

Позади меня раздался голос Юли:

– Нет, конечно, ты ничего не обязана. И никто тебя не станет прину­ждать. Но эти молодые люди так мечтают об этом! Неужели ты разобьёшь их заветную мечту?

Её рука обняла меня за плечо. Она сегодня была потрясающе краси­ва: крупные каштановые локоны обрамляли её бледное лицо, а глаза, под­чёркнутые тёмными тенями, таинственно мерцали.

– Мой сын тоже здесь, – сказала она.

Проследив направление её взгляда, я увидела за одним из столиков Гришу в компании четырёх девушек. Они весело болтали и смеялись, пили коктейли.

– Он что, тоже… кандидат? – пробормотала я, запнувшись.

Юля с улыбкой кивнула.

– Он в «Авроре» с тех самых пор, как мы с его отцом поженились. Он проявил себя прекрасно. Уже староста ячейки «Авроры» в своём университете.

Гриша заметил нас. Повинуясь знаку Юли, он поднялся из-за столи­ка и пошёл к нам. Девушки, видя, к кому он идёт, провожали его с зави­стью во взглядах. А он приблизился развязной походкой молодого повесы, из­балованного вниманием женского пола, с очаровательным нахальством уселся за столик рядом со мной и поцеловал мне руку – златокудрый голу­боглазый Аполлон, уверенный в своей неотразимости.

– Привет, Аврора, – сказал он. – Привет, мам. Привет, Пандора.

Пандора, заблестев глазами и улыбкой, ответила, протягивая ему руку:

– Привет, привет, очаровашка.

Он галантно поцеловал протянутую руку, а Пандора ущипнула его за гладкую щёку.


6.13. Лучший


– Конечно, он же сын Джулии.

Шестеро молодых людей – три парня и три девушки – сидели за столиком, уставленным бокалами.

– По-моему, нам вообще ничего не светит. И так ясно, что Аврора выберет его.

– Зачем вообще было всё это устраивать? Просто брала бы его сра­зу, безо всяких тусовок, так было бы честнее. У них, наверно, уже всё об­говорено.

Я вышла из тени невидимости.

– Можно к вам, ребята?

Они, увидев меня, обомлели, а потом все вскочили, предлагая мне свои стулья:

– Садитесь, пожалуйста!

– Ну, больше чем на один стул я сесть не смогу, – сказала я.

Я села на ближайший ко мне стул, а занимавшая его девушка устроилась на коленях у парня. Они все не сводили взглядов с бокала кро­ви, который был у меня в руках. Сделав выбор, я должна была вручить из­бранному бокал, а он – выпить его содержимое.

– Почему же вы считаете, что у вас нет никаких шансов? – спросила я. – Только потому, что Гриша – сын президента «Авроры»? – Я поставила бокал на стол. – У него такие же шансы выпить этот бокал, как и у вас. Всё честно. Я пока не знаю, кого выберу. Может быть, это будет кто-то из вас… А может, и кто-то вон за тем столиком. Или вон за тем. А может, кто-то из тех, кто оттягивается на танцплощадке.

К столику подошёл Гриша.

– Аврора, – сказал он, – тебя зовёт мама. Она хочет с тобой о чём-то поговорить.

Взяв с собой бокал, я пошла за ним на второй этаж. Там он открыл какую-то дверь.

– Сюда.

Комната освещалась несколькими десятками свечей, расставленных повсюду: на полу, на тумбочке, на подоконнике, над изголовьем широкой кровати с белоснежным шёлковым бельём.

– И что всё это значит? – спросила я.

Гриша, взяв меня за руку, подвёл к кровати и усадил. Прикрыв дверь, он нажал кнопку на стоявшем в углу музыкальном центре. Глядя на меня чистыми голубыми глазами – сама невинность! – он начал вытворять под музыку бесстыдное и завораживающее безобразие. Мальчик, которому я подарила на день рождения ночной кругосветный полёт, извивался пере­до мной, будто его прекрасное молодое тело вовсе не имело костей, драз­нил меня рельефной мускулистой грудью, поджарыми бёдрами и длинны­ми стройными ногами. Брюки соскользнули с него, и я увидела его круг­лые упругие ягодицы, розовые, покрытые золотистым пушком – не попка, а персик. На нём были красные стринги, под которыми спереди бугрилось самое завораживающее безобразие. С кошачьей грацией он подполз ко мне по ковру и обвился вокруг меня. Опускаясь под его мягким давлением на шелковые простыни, усыпанные лепестками белых роз, я старалась не пролить кровь из бокала, который всё ещё держала в руке. Его горячие губы касались моей шеи, от его тёплого дыхания у меня бежали по всему телу мурашки.

– Что ты делаешь…

Его тёплый шёпот щекотал мне ухо:

– Окажи мне честь, Аврора… Стань моей наставницей.

– Ты хочешь, чтобы я выбрала тебя?

– Да… Я хочу учиться только у тебя.

– И почему же я должна предпочесть тебя всем остальным?

– Потому что я лучший.

– Ты, я вижу, заниженной самооценкой не страдаешь, дружок.

Рывок – и он оказался подо мной, а из бокала в моей руке на бело­снежный шёлк не пролилось ни капли.

– Знаешь, мальчик, я не ожидала от тебя такого. Если ты думаешь, что всего на свете можно добиться через постель, то ты ошибаешься. Стриптизёр, впрочем, из тебя может получиться неплохой, а в остальном ты меня разочаровал.

Бокал, который он так желал получить, я выпила сама. Поставив его на тумбочку, я слезла с кровати.


6.14. Не родись красивой


Она сидела на диванчике в самом дальнем и тёмном углу, за пустым столиком. Серьёзная и мрачноватая, она не танцевала, ничего не пила и ни с кем не разговаривала. Девушка была некрасивая, похожая на усердную школьницу, с большими выпуклыми серыми глазами и жидкими русыми волосами, заплетёнными в две косички, в белой блузке навыпуск и серой юбке в складку. Из-за её тщедушного и узкоплечего телосложения я бы дала ей на вид лет пятнадцать. Она была самая неказистая из всех сорока пяти претендентов и не вписывалась в общий стиль тусовки, но, вероятно, кое-чего стоила, если сумела пройти отбор Оскара.

Она была так погружена в свои мысли, что не заметила, как я подо­шла. Увидев, что я сижу рядом, двушка немного вздрогнула и села прямо, буд­то аршин проглотила, не сводя с меня своих выпуклых, водянисто-серых глаз.

– Кажется, вы скучаете, – сказала я. – Не танцуете, не пьёте. Ни с кем не общаетесь. Почему?

– Я никого здесь не знаю, – ответила она. – И меня никто не знает.

– Тогда надо познакомиться, – улыбнулась я. – Как вас зовут?

– Кэт Вайсмюллер.

– Откуда вы родом?

– Из Германии. Я родилась в городке Боркенвирте. Это Северный Рейн-Вестфалия, недалеко от границы с Нидерландами. Крохотный горо­док, почти деревня.

– Несмотря на то, что вы почти из деревни, ваш английский без­упречен.

Она смущённо улыбнулась.

– Благодарю вас. Не так уж и безупречен.

– Нет, я серьёзно. Чем вы занимаетесь, Кэт?

– Я только что закончила Гейдельбергский университет.

– И кто вы по специальности?

– Врач-терапевт.

– Сколько вам лет, Кэт?

– Двадцать четыре, а что?

Я улыбнулась.

– Вы очень юно выглядите.

– Мне все так говорят, – сказала она. – Принимают за школьницу.

– Почему вы хотите примкнуть к отряду чистильщиков?

На этот вопрос она ответила мне с немецкой чёткостью. Она сказа­ла:

– По двум причинам. Во-первых, я хочу очищать общество от подонков, а во-вторых, мне очень нравится летать. Точнее, я очень хотела бы летать.

Я сказала:

– Ну, для того чтобы удовлетворить это желание, вовсе не обяза­тельно становиться чистильщиком. Запишитесь в лётную школу.

Она покачала головой.

– Нет, я хочу летать не на самолёте, а на собственных крыльях. Это разные вещи.

Я продолжала испытывать её:

– Вы больше не сможете питаться по-человечески. Вы будете пить только кровь. Вас это не страшит?

Кэт ответила:

– Это так же страшно, как питаться мясом и внутренностями живот­ных. Кровь – такая же ткань организма, как любая другая. Люди тоже ино­гда употребляют в пищу кровь, готовя из неё различные блюда.

Я сказала, вставая:

– Ну, пойдёмте, проверим, насколько далеко вы можете зайти.

Она вложила свою маленькую ручку в мою протянутую ладонь и тоже встала, блестя широко распахнутыми глазами. Окинув взглядом её полудетскую, щупленькую, плоскую фигурку, я усмехнулась. Сейчас это было её недостатком, но потом превратится в преимущество. Такая без­обидная внешность позволит ей нападать внезапно на ничего не подозре­вающую жертву – будущего донора.

– Пойдёмте, Кэт, я вас угощу.

Держа её за руку, я подвела её к стойке бара и, приподняв её, как ребёнка, усадила на высокий табурет. Бармен тут же услужливо осведо­мился:

– Что Аврора желает?

Я усмехнулась:

– Что может желать Аврора? Конечно, кровь. Да побольше. У вас есть какая-нибудь большая ёмкость?

– Разумеется, – последовал ответ. – Сию минуту будет.

Кэт опять сидела прямо, как с проглоченным аршином. Она вся тре­петала, догадываясь, что сейчас будет и что это значит для неё. Ждать при­шлось минут пять. Когда передо мной поставили стеклянную пивную кружку литровой ёмкости, полную тёплой крови почти до краёв, я взглянула на Кэт и не удержалась от смеха: её глаза едва не вылезали из орбит.

– Маленьким бокальчиком вы не отделаетесь, – сказала я ей.

– Я должна это всё… выпить? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Да, – кивнула я. – Выпьете – возьму вас. А нет – ну, тогда не обес­судьте.

Её пальцы слегка дрожали, когда она протягивала руку к кружке, на побледневшем лице была написана отчаянная решимость. Я пожалела её и взяла кружку первая.

– Погодите, вам столько не осилить. Если вы не возражаете, я немного уменьшу количество.

Я отпила примерно треть и только тогда вручила кружку девушке.

– Всё. Остальное – вам. Если не допьёте хотя бы глоток, я буду ис­кать кого-нибудь другого, посмелее.

Оказалось, что за моими передвижениями внимательно следили. Как только Кэт взяла кружку, настала тишина, пляска цветных огней по­гасла и стало почти темно, а на Кэт упал сверху луч прожектора, озарив её неярким серебристым светом, похожим на лунный.

– Исторический момент, – шепнула я. – Эффектное оформление.

Блестели края кружки, блестели остекленевшие глаза Кэт, когда она подносила её к губам. В полной тишине она начала пить, и из-за краёв кружки были видны только её глаза, широко раскрытые, почти не мигаю­щие. Стеклянное дно медленно поднималось. По подбородку Кэт потекли две тоненькие струйки, запятнав её белую блузку.

– Аккуратнее, – сказала я. – На себя выливать – нечестно.

Дно кружки задралось в самое верхнее положение и замерло в нём на пару секунд, а потом Кэт отняла края ото рта. Раздались хлоп­ки, сначала редкие, как первые капли дождя, и постепенно они перешли в стойкие и долгие, но сдержанные аплодисменты. Кэт, улыбаясь кровавым ртом, обводила вокруг себя обалдевшим взглядом. Зажёгся свет.

– Поздравляем вас, Кэт.

Подошедшие Юля и Оскар пожали ослабевшую руку девушки. Все остальные тоже подходили с поздравлениями. В их глазах читалось откро­венное удивление: как могло этой пигалице повезти больше, чем нам? Чем она лучше нас? Почему выбрали её? Гриши в числе подходивших не оказалось. Видимо, он расстроился. Впрочем, это был ему хороший урок.


6.15. Дважды два – четыре


– Папа сказал, что у меня не было никакой сестры. Если бы была, он бы знал.

Я нахмурилась.

– Ты рассказала ему обо мне?

Карина отрицательно качнула головой.

– Нет... Зачем ты сказала неправду? Ты мне никакая не сестра, а мама. Ведь правда? Да?..

Стол Карины был по-прежнему завален учебниками, в раскрытой тетрадке – недоделанное упражнение по русскому языку. На белом блюдечке лежало большое красное яблоко, я сидела на её стуле, а она – у меня на коленях, прильнув ко мне. Я подумала: если говорить правду, так до конца, а если лгать, то тоже. Сказал «а» – говори уж и «б». «Б» в дан­ном случае означало бы то, что мне следовало сказать Карине, что Денис – не родной её папа, а она его так любит! Нет, уж лучше пусть она думает, что я её мама. В самом деле, какая разница? Всё равно настоящей матери она не знала.

– Ведь правда? Да? – настойчиво спрашивала она, заглядывая мне в глаза.

– Хорошо, родная... Пусть будет так. Я твоя мама.

Она поверила без колебаний: она уже давно верила, нужно было только подтверждение. Вцепившись в меня мёртвой хваткой, она прошеп­тала:

– Я знала.

Я не могла сказать ей «нет»: слишком крепко моё сердце увязло в плену её грустных карих глаз. И я сказала то, что повторяла, как заклина­ние, на протяжение всех пяти лет в замке Кэльдбеорг:

– Я люблю тебя, Карина.

Без неё мне не жить, и это было так же точно, как дважды два – четыре.


6.16. Родство по крови


В белой комнате было светло и тепло. У стены, оклеенной фотообоя­ми с лесным пейзажем, стояла белая кроватка, и из сугроба бело­го постельного белья выглядывали выпуклые серые глаза и торчали серо­вато-русые косички. Глаза тревожно косились на резиновый медицинский жгут. Пальцы дока Гермионы зашуршали упаковкой одноразового шприца.

– Ну-с, приступим. Производим забор крови у Авроры.

Я сняла свою чёрную кожаную куртку и поставила локоть на об­тянутую клеёнкой подушечку. Жгут перетянул мне руку. Ритмично сжимая и разжимая кулак, я смотрела на Кэт. Она свернулась под одеялом калачи­ком; все предварительные процедуры были над ней проведены, док также провела с ней разъяснительную беседу о том, какие ощущения она будет испытывать, и втолковала, что это нормально, и бояться ничего не надо.

Шприц наполнился тёмной кровью. Я прижала к локтево­му сгибу ватку, а док Гермиона подошла со шприцем к кровати Кэт.

– Кровь Авроры мы введём тебе в вену, дорогуша, – сказала она. – Давай ручку.

Кэт выпростала худенькую руку из-под одеяла, и док перетянула её жгутом. Я сказала, чтобы её подбодрить:

– Не бойся.

Она улыбалась. Игла вонзилась, и она немного вздрогнула, но улы­баться не перестала. Моя тёмная холодная кровь смешалась в вене с её алой тёплой кровью. Мои пять миллилитров в ближайшие сорок восемь часов превратят все её четыре с половиной литра в точно такую же тём­ную холодную жидкость.

Игла была вынута, и Кэт спрятала руку под одеяло, натянутое до подбородка. Она улыбалась мне, и я тоже не могла ей не улыбнуться. Я сказала:

– Теперь в тебе моя кровь. Можно сказать, мы с тобой в какой-то мере породнились.

Её личико на глазах бледнело, губы серели, но она держалась спо­койно. Док Гермиона сказала:

– Вы можете идти, Аврора. Ваше дальнейшее присутствие не обяза­тельно.

Я встала. Из-под одеяла послышался тихий голосок:

– Аврора… Не уходите, пожалуйста.

Я остановилась, потом подошла к ней.

– Ты хочешь, чтобы я побыла с тобой?

– Да… Если вам не трудно.

– Мне вовсе не трудно. Я останусь с тобой. Док, вы не возражаете?

Док Гермиона ответила:

– Как пожелаете, Аврора.


продолжение см. http://www.proza.ru/2009/11/05/652