4 января 1945 г. Польша

    Здравствуйте!
    Ваше письмо меня действительно сильно взволновало. Хотя я и привык за время войны к человеческим несчастьям и страданиям, но к тому, чтобы люди сходили с ума, привыкнуть не успел. В моих воспоминаниях  Таля –   веселая, жизнерадостная девушка, беззаботности которой я завидовал. Это можно было бы ждать от Шуры, которая действительно самый странный и нервный человек из всех встреченных мной, но не от нее. Много я насмотрелся реальных опасностей, но об опасности потерять власть над собой я и не задумывался никогда. А ведь это ужасней всякой инвалидности, лучше быть безногим и даже безруким, чем влачить такое существование. Представляю, какое впечатление это произвело на вас.
    Очень жаль, что я не получил ни одного письма, написанного мамой. Те немногие строчки, которые она приписала к письму, были для меня праздником. Должен признаться, однако, что моя реакция на них была противоположной той, которая была у мамы на мои письма:  проливал я не слезы, а слюну, читая о кушаньях, вкус которых я уже давно забыл. Интересно, что музыкальная память оказалась (вывод из личного опыта) самой сильной памятью, а вкусовая – самой слабой. Я до сих пор помню мотивы, слышанные более трех лет назад, почти не вру, когда, оставшись наедине, устраиваю для себя концерты.
    Прошлое письмо, отправленное мной с нового места, было довольно кратко: не было времени и условий для написания подробного письма. Постараюсь в этом письме описать упущенные там подробности.
    Живу я по-прежнему мирно. Стоим в лесу в землянках. Когда приехали сюда, до постройки землянок жили в деревне. Жители – бедняки, окончательно разоренные немцами. На земляном полу хаты, в которой мы жили, создались, очевидно, очень благоприятные условия для жизни блох. Хозяева, очевидно, привыкшие, мирно спали, а мы все ночи напролет чесались, ругались и проклинали свою несчастную судьбу. Время от времени кто-нибудь, дойдя до исступления, вскакивал и с тихим воем выскакивал на улицу, где, раздевшись догола, вытряхивал из одежды и одеяла блох. Лишь выбившись из сил, к 6-7 часам утра засыпали. В 8 часов у блох начинался завтрак, и мы вынуждены были подниматься. Блохи гуляли по нам толпами, и за 4 дня мы расчесались до болячек и окончательно выбились из сил. Дело доходило до того, что из одного только сапога вылавливалось до 19 блох (рекорд). С огромной радостью мы под дождем удрали в не оконченные еще землянки в лесу. Лес здесь, как ни странно, исключительно сосновый. Объясняется это тем, что он искусственно посажен. Везде, начиная от метрового молодняка и до вековых сосен, заметны ряды. В лесу много кабанов, диких коз и оленей. Удивительно, т.к. население вокруг очень густое. Объяснить это можно лишь тем, что леса были частные, и никто в них лесниками не допускался. Около дорог все взрослые деревья имеют отметину – черные кольца вокруг ствола на высоте роста. Наши славяне, конечно, взялись за дичь и скоро, наверное, приведут ее к общему знаменателю. Мой начальник, капитан Поварков, оказавшийся страстным охотником, 3 ночи сидел на дереве у нашей кухни над кучей капустных отбросов. Свиньи приходили, копались в ней, но стрелять он не решался, т.к. ночи были темные. На четвертую ночь, когда взошла луна, он подстрелил из моего автомата молодого кабана (с метр длиной). Поразила меня его живучесть и щетина. Его буквально изрешетили, а он еще хрюкал и вращал глазами. Щетина же его напоминала своей густотой мех, а толщиной – сено. Этим кабаном мы отметили наступление Нового года. Офицеры дополнительно к нему достали местной самогонки и перепились в дым. Я, как непьющий, дабы сделать в новогоднюю ночь что-нибудь выдающееся, слопал четверть кг американского шоколада, полученного мной как некурящим  за месяц взамен табака. Не знаю, как у вас, но здесь буквально каждый гонит самогон. Польская полиция пытается бороться, но это дает мало эффекта. Основным потребителем самогона является, конечно, наше воинство. Покупают на злотые, меняют на утащенное откуда-то барахло и т.д. Цена его 400-450 злотых за литр, что, при большой дороговизне остального, довольно дешево. На базаре конверт стоит 5 злотых, коробка спичек – 15 и т.д. Интересная картина получается с польской валютой. Имеют хождение довоенные деньги, злотые краковского правительства (которое при немцах было в Варшаве) и люблинского. Все они ничем не обеспечены, однако, имеют хождение, причем новые злотые, отпечатанные нашей типографией (на таких деньгах польский орел имеет на крыльях едва заметную пятиконечную звездочку),  принимаются   менее охотно.
    Живу я по-прежнему хорошо. Плохо лишь то, что часто происходят авралы, во время которых приходится недосыпать. Вообще, штабная работа характерна ночной работой. Мне же приходится работать круглые сутки, причем каждый начальник считает своим долгом, ложась спать, подкинуть мне работки. Завтра опять начнутся штабные учения, и опять несколько суток придется покорпеть. К этому я уже приспособился давно, и не поспать сутки для меня сейчас совершенно безболезненно.
    С 1.1.45 г. разрешено посылать посылки с фронта. Мне можно будет посылать посылку до 5 кг весом каждый месяц. В посылку принимаются только трофейные вещи. Продукты питания и вещи нашего производства не принимаются. Это разрешение застало меня врасплох, и я не знаю, что смогу вам послать, т.к. не запасся в предыдущем наступлении ничем подходящим. Напишите, что вам необходимо в первую очередь, и если начнется наступление, то я постараюсь раздобыть и отослать вам это. Если будут разрешены посылки на фронт, то ничего не посылайте. Я всем обеспечен в более чем достаточном количестве. Не нужно мне сейчас и теплых вещей. Зима здесь такая, что реки даже не замерзают. Снег выпал здесь только 28.12., и сейчас слой его имеет толщину около 1,5 см. До выпадения снега было тепло так, что можно было ходить по-летнему, в одной гимнастерке (5-15 градусов). Дни стоят на 85% ясные. В ясные дни все время над нами летают (почти беспрерывно) самолеты. В 1,5 км от нас полигон, на который они высыпают бомбы. Все время стоит гул моторов, разрывы авиабомб, пушечные и пулеметные очереди. Случается, что бомбы случайно роняют возле нас и выбивают из окон наших землянок бумагу, заменяющую стекла. Несколько дней назад днем сюда залетел 4-х моторный немец. Наши истребители посадили его неподалеку. Это первый 4-х моторный самолет, который я видел за время войны днем.
    Кончаю письмо, т.к. скоро придет почтальон.
    Поздравляю вас  с наступившим Новым годом!
    Желаю вам всего наилучшего!
    Валентин.