Гл. 1. Нецензурная автобиография

Нецензурная автобиография




Народы, хотите я вам скажу громовую истину, какой
вам не говорил ни один из пророков...
 - Ну? Ну?.. Хх..
 -Это – что частная жизнь превыше всего.
 - Хе-хе-хе!.. Ха-ха-ха!.. Ха-ха!..
 - Да, да! Никто этого не говорил; я – первый...
Просто сидеть дома и хотя бы ковырять в носу
и смотреть на закат солнца.
 - Ха, ха, ха..
 - Ей-ей: это общее религии... Все религии пройдут,  а это
останется: просто – сидеть на стуле и смотреть вдаль.

/23 июля, 1911г., «Уединённое», В.В.Розанов/.

I. Появление на свет

         Моё бренное тело и я появились на свет в 19... году в старинном русском городе Ярославле на Волге. Тесно, больно носу, холодно, страшно. Вместо воды – воздух, другая среда, ужас. Когда меня зачали в Бухаресте, всего год спустя после Великой войны, то аборты в СССР были запрещены. Время голодное, - а когда оно было сытое в России, - мать носила меня в утробе и спасалась грецкими орехами. Дали имя Вадим, не подозревая, что 22 апреля день моего святого – Вадима, архимандрита Персидского. Через сорок один год я назвал свою дочь – Мария, забыв, что в день её рождения – 14 апреля, именины Марии Египетской. Пусть материалисты объяснят мне такие «совпадения». Вопрос, о моменте вселения бессмертной души в смертное тело, оставляю за пределами этого текста, как неразрешимый в настоящее время.
         Какая-то кожная болезнь привязалась ко мне и я еле выжил. Взрослым я никогда не видел Ярославля. Живя в Германии, получил фотографии родильного дома в Ярославле – красный кирпичный дом, мой любимый цвет. Такого же цвета тюрьма «Кресты» в С.-Петербурге.
         Украина, юг, степь, Херсонская область, я живу у своей бабки по отцу – Степаниды Никитичны. Мне года полтора, зарево пожара на ночном небе, беспокойство, разговоры взрослых о бандеровцах. Ночью шёпот, шорох, возня ночью за занавеской и я уже «знаю», что там происходит нечто тайное и запретно-скрываемое. Жарко, палящее солнце, безлюдно. Запах бензинового перегара – как аромат, как тревожный намёк на иную жизнь за степным горизонтом, автомобиль – редкость. Громадные верблюды, смотрел на них запрокинув голову. Боялся, что верблюд плюнет не меня. Мы верили, что если его раздразнить, то он плюнет на обидчика.
         Пол в глинобитной хате из смеси глины с лошадиным помётом. Удивление, грязное и чистое, переход одного в другое. Навоз – грязный, наступишь в свежую коровью лепёшку и зелёная гуща вылезает между пальцами. Всё лето бегал босиком. А в хате чистый пол и вкусно пахнет чистотой. Никакого мытья полов, приходило время и намазывали новый слой. А когда пол толстел – его просто соскабливали лопатой. Бабка Стеша собирала сухие коровьи лепёшки и лошадиные «яблоки». Кизяком топила печку и готовила на ней еду. Топила и соломой, но она сгорала мгновенно, не успев согреть чугунок с борщом.
         Вкус Украины. Ягоды паслён – чёрные, сладкие, пахучие, а сушеные казались ещё вкуснее, когда наступала зима и изредка выпадал диковинный снег. Бабка Стеша сушила разрезанные красные, мясистые помидоры в противнях на соломенной крыше хаты, чтобы прожорливые куры не склевали. Сухие помидоры шли зимой в борщ, а я готов был жевать их круглый год. И теперь, растерев в пальцах зелёный черенок от бесвкусного голландского помидора, я вдыхаю запах и мгновенно оказываюсь на Украине, в раннем детстве. Арбузная патока, молоко, сметана, сливки, творог, кукуруза, подсолнечные семечки, размоченная в корыте для животных пшеница, её особенный вкус.
         Кузница или МТС /Машинно-тракторная станция/, чёрная мёртвая земля политая машинным маслом и такой-же мёртвый затон с рыжей от ржавчины водой. Чуждые запахи, что-то адское и привлекательное одновременно. Я подбирал там железки и играл с ними, превращая их своей фантазией в паровоз или самолёт, которых никогда ещё не видывал.
        Какое-то религиозное собрание /баптистов?/, строгость, сидеть прямо, руки на коленях. Поют что-то непонятное и этой непонятностью тревожное для меня. Тайна, никому нельзя говорить об этом собрании.
        Бабка ушла надолго, оставила меня одного, дверь заперла от лихих людей. Я очень хочу писать, но выйти во двор не могу, терплю. Терпеть уже нет сил, я готов пописать в угол хаты, мне непонятно, как можно заставлять так страдать. Я не написал ни в штаны, ни в угол. Вернулась бабка и показала мне кувшин в углу. Оказывается, она перед уходом оставила мне кувшин для малой нужды, а  я или забыл, или не мог себе представить, что можно писать в ту же форму в которую наливают молоко.
        Моя страсть к огню, спичкам, запаху вспыхнувшей серы. Однажды я чуть не поджёг дом. Где-то нашел спички, старые, побывавшие под редким в тех местах дождём. Серные головки побледнели и рассыпались от прикосновения. Но я сидел в большом ящике с соломой, стоящего у стены, и упорно чиркал спичку за спичкой, пока солома не вспыхнула. Кто-то увидел, побежали за водой, которой оказалось всего полведра. Потушили. На белой стене хаты остались чёрные следы копоти...
        Проблемы с водой в степной Украине. Коровы пили солоноватую, а до колодца с пресной водой надо было ходить километра три. Как там мылись люди – не представляю. Может не мылись вовсе, а как монголы считали, что мытьё в реке вызывает грозу?
        Райское неразличение добра и зла. Я не могу точно вспомнить, был ли это сон или явь. На косогоре, покрытом жёсткой, короткой, сожжённой солнцем травой, я поймал маленького жёлтого цыплёнка. Мягкий пух, очень горячее тело, все косточки ощущает моя маленькая ладонь. Непонятное чувство поднимается то ли в горле, то ли в спинном хребте и я камнем разбиваю голову цыплёнка. К жёлтому цвету прибавляется красный... Никогда больше в жизни я не мучил животных, не вешал кошек, не поджигал крыс, не бил собак палкой. Но когда мы гостили на Украине у бабки в 1958 году, то мне пришлось резать курицу. Почему-то все боялись это сделать, а есть курятину хотели, и я показал свою храбрость. Мне объяснили как надо резать кур и дали туповатый нож. Поймали жертву, я встал ей ногами на крылья, левой рукой крепко схватил голову и вытянул шею вверх. Перерезать горло было не очень легко, оно оказалось жёстким, похожим на гофрированную трубку от противогаза. Но я справился и мы ели борщ с курятиной.