Как Ивашка на бабушке женился

     Солнце склонилось над березняком и, окидывая землю-матушку послед-
  ним взором, задумалось. В эту самую пору, когда вся домашняя работа
  переделана и остаётся только вечером обиходить скотину, так хорошо
  посидеть на брёвнышке, поджидая стадо. Макарьиха со Степанидой сидят
  рядком и, постукивая прутиками по пёстрой от подсолнуховой шелухи
  земле, неспешно вели разговор. По дороге проходили люди, перекидыва-
  лись с ними несколькими словами, оживляя разговор, и торопились
  дальше. Старушки знали в селе всех наперечёт. Каждого о чем-то
  спрашивали, а то и, грозясь хворостиной с напускной строгостью, отчи-
  тывали. И опять разговор возвращался к повседневным заботам, а то и
  просто молча грелись в закатных лучах, думая, каждая о своём.
     Вдалеке на сельской улице показалась женщина, ведущая за руку
  мальчонку лет четырех. Подойдя поближе, малый выдернул ручонку из
  маминой ладони и подбежал к старушкам.
     - Устя! Созрела ли груша, та, что у межи? - звонким голосом спро-
  сил пострелёнок.
     Макарьиха удивлённо посмотрела на него и кивнула головой.
     - Ты бы принесла мне тех груш! Я так соскучился по ним...
     Не по-детски твёрдые, повелительные нотки прозвучали в его голосе.
  Будто он, вмиг превратясь в степенного мужика, посылал девчушку Устю
  насобирать груш на меже. Не смея перечить ему, Макарьиха молча подня-
  лась с бревна, на котором сидела, и послушно направилась в огород.
  Через малое время вернулась, неся в подоле фартука румяные груши.
  Поджидавший мальчик, кинув за пазуху несколько плодов и откусив от
  самой румяной груши бочок, с трудом поворачивая языком, спросил:
     - Ухо твоё зажило? Хе! Надо же! Чуть свинья не откусила...
     - Ага! Только меньше выросло!
     Она выпростала из-под платка правое ухо и, показывая мальчику,
  повернула голову набок. Тот посмотрел, кивнул головой и, не сказав
  больше ни слова, побежал догонять мать. Макарьиха оторопело глядела
  ему вслед, пока женщина не перевела его через мосток, и они скрылись за
  лозняком.
     - Да ты чего это, соседушка? Побелела вся, дрожишь как осиновый
  лист! Чего стряслось-то? Сядь, сядь, милая! Может, показалось тебе
  чего? Так ты плюнь через левое плечо, перекрестись и забудь...
     - Забудь! - передразнила соседку Макарьиха. - Ты, вот мне ска-
  жи: откель этот пострел про грушу знает? Ведь не здешний же. А про ухо?
  Я о нём уже и сама забыла! Когда-а это было! А вот он спросил, будто
  вчерась случилось... Матерь Божья! Чего деется на белом свете! - осеняя
  себя крестным знамением, удивлялась старушка. - И Устей меня назвал!
  Поди люди уже и забыли имя-то мое. Все по мужу кличут: "Макарьиха да
  Макарьиха!" А он откель про это знает? Вот как раскинешь умишком, так
  и впрямь страхи какие-то сердечко холодными лапищами сжимают...
     - А что с ухом-то приключилось? Меня же из Погребишкина Владимир
  привёл. Тебя уже тогда Макарьихой прозывали. Про ухо я и не слыхала.
  Так чего ж там было? - допытывалась соседка, стащив с головы платок и
  вытирая им, пот с лица, придвинулась ближе, боясь упустить хоть слово.
     - Чего было? Да ничего и не было! Девчушкой я тогда была. Вот как
  тот малец. Все донимала мать, чтоб серёжки мне купила. У матушки моей
  были серёжки золотые. Колечком таким. Они и теперь в сундуке в пла-
  точке завернутые лежат. Вот внучка приедет, подарю. А я, чего там, дитём
  ещё была. Сорвала вишенки со сросшимися корешками и на уши себе нацепила.
  Будто бы вишенки - серёжки. Ну и заигралась. А свинья подошла и хотела
  те вишенки съесть. Да вместе с ухом и захватила. Я с испугу дернулась
  и пол-уха надорвалось. Ой, Боженьки! Никогда мне так больно не было!
  Перевязали мне голову платком. Какие тогда лекари были... Само зарастёт!
  Еще тятька хворостиной через плечи огрел. Чтоб не визжала. Сама, дес-
  кать, в том виновата. Ухо-то приросло. Маленько не так, ну да что тут
  поделаешь? Так и живу. Не пришлось, правда, серёжки поносить, все его
  волосами прикрывала. Что теперь вспоминать? Сколь годов прошло! А вот
  он спросил, будто вчерась было и сам то видел...
     - А может и видел! Кто ж его знает? - чуть слышно, про себя про-
  молвила соседка. Но Макарьиха расслышав, насторожилась.
     - Как это? Ведь дитё он ещё малое? Чего он в жизни видеть-то успел?
     Соседка явно раскаивалась, что взболтнула, но выроненное слово
  назад не воротишь, и она, поджав губы, даже чуточку отодвинулась. Но
  раздосадованная Макарьиха допытывалась, и ей пришлось, хоть не охотно,
  отвечать.
     - Малый он-то, малый! А сколь годов ему, одному Богу ведомо... Ты,
  вот, повспоминай: кто видеть такое мог?
     - Повспоминай! Легко сказать! Это ж сколь воды утекло! Ага, помню
  меня дразнили, будто бы на войне меня подранили. В аккурат тады война
  началась! Немец наступал! Брат сам на фронт напросился, а мамке, как
  стал собираться, сказал: "Ты, так не убивайся. Устя вместо меня боль
  приняла". Ага, так и сказал. Только он меня, в семье так называл. Мам-
  ка Устиной звала, и сестры за ней повторяли. А вот он любил меня! Да-а.
  Уже перед самым концом похоронка пришла. Э-эх! Разве ж можно чужую
  боль на себя принять?..
     Макарьиха задумчиво покачала головой. Соседка, рисуя прутиком вен-
  зеля на земле перед собой, вкрадчиво сказала:
     - А может он это и был?
     - Кто?               
     - Да мальчонка этот! Может, братову он душу носит? Вот и прояснилось
  ему в головёнке и припомнилось, что когда-то виделось?.. Чего ты так
  на меня смотришь? Так вот бывает. Случается промеж людей. Да ты
  чего? Побелела-то так! Прям как полотно! Господь с тобой! Макарьиха!
  Дай-ка я тебе водички принесу...
     Соседка опрометью побежала в дом, и уже через минуту несла кружку
  с водой и таблетку на ладони.
     - На вот, попей! И под язык таблеточку поклади. Чай, полегчает...
     - Чего ты там говорила? - попив водички, спросила Макарьиха. - Как
  это может такое статься?
     - Чего? А-а! Как будто ты никогда о таком и не слыхала? - не до-
  вольно проворчала та. - Свояченица мне рассказывала. В том годе ещё.
  По весне. Вот как я к ней ездила. Только... кто ж в этом поручиться
  может? А в народе, знаешь, всякое можно услышать. Надо бы батюшку
  нашего, отца Анатолия, поспрошать. Вот он бы все и обсказал...
     - Да ты не крути! Толком говори! - нетерпеливо прикрикнула на неё
  Макарьиха.
     - А я и говорю! В тех краях семья одна жила. Ну, всё как полага-
  ется: муж, жена и три сына у них. Дети выросли, а родители
  состарились. Ранней весной матушка и преставилась. А отец затосковал.
  Да-а, дружно, видать, жили... Так вот не ест он, не пьёт и все твер-
  дит, что "скорей бы меня Господь прибрал! Не в радость мне житье без
  жены. Только одного я боюсь, как же я предстану перед глазами моей
  матушки? Виноват я перед нею! Всю свою жизнь вину свою в сердце ношу..."
     Ну-у, прошло там какое-то время, и подзывает он к себе сыновей. А
  сам уже так ослаб, что и с печи не слезает. Говорит он им:
     - Снился мне давеча сон. Матушку я свою во сне видал. Место мне
  незнакомое. Да и выглядит она теперь по-другому. Сразу-то и не рас-
  познал её. Только сердцем чую: она это, она! Возле избы, об одном
  оконце, верба дуплистая у калитки растёт. На той вербе аисты гнездо
  себе устроили. А на улице, где бабы печную золу ссыпают, матушка моя
  ту золу деревянной щербатой ложкой копает и лопушком ямку выстилает.
  Вкруг неё куры в золе купаются, и она с ними разговаривает.
     Вот ежели б вы, сыны мои старшие, нашли ту избушку, об одном оконце
  и упросили родителей моей матушки, чтоб привели они её в наше подворье.
  Я бы и вымолил у неё прощение. Потом уж спокойно лег в могилу рядом с
  моею женою.
     Делать нечего. Сыны собираются в дорогу, а младшенького дома остав-
  ляют. При хозяйстве, значит, и чтоб батюшке было кому водички подать.
     Идут они день, другой. Людей расспрашивают. Только те плечами по-
  жимают. На третий день забрели в чащу лесную. Увидели там избушку,
  что по самое оконце в землю вросла, сели у колодца перед домом пере-
  дохнуть. И разобрало их сомнение. Говорит старший среднему брату:
     - Куда мы идем? Чего ищем? Ей-ей не знаю! Батюшка наш постарел сов-
  сем. А старые, что малые. Такого наговорят, что и семь мудрецов в толк
  не возьмут. И мы вот дом покинули и по свету бродим, людям глаза мо-
  золим... Слыхал я, что бабушка наша, когда он ещё без штанов бегал,
  утонула.
     - Так кого ж мы тогда ищем? - изумился средний брат. - Да будь
  она живая, мыслимо ли искать её родителей и в гости к нам звать?
  Где уж там они, коли, и батюшка наш с печи не слазит? Прости меня
  Господи, свихнулся старик и мы с ним тоже!
     - Вот и я так же думаю! Поживём в этой избушке пару деньков и
  домой воротимся. Он, поди, уже и забыл, по что нас посылал. А спросит,
  скажем, что не нашли ни такой избы, ни вербы с аистиным гнездом.
     На том и порешили. Живут себе в лесной избушке, грибы-ягоды соби-
  рают, а все больше на травке валяются. А тем временем подзывает отец
  младшего сына и говорит:
     - Близится мой час, Ивашка! Младшенький ты у меня. Тебя
  больше других любил я. Исполни мое последнее желание! Выйди за село
  и иди по дороге, никуда не сворачивая, ажно до самого леса. Там уви-
  дишь: кряжистый дуб на обочине растет. Поди, сядь под ним и жди.
  Кто к тебе подойдёт, тот и укажет дорогу к дому, где матушка моя живёт.
  Приведи её ко мне, соколик ты мой! Поторапливайся! Холодом веет. Смер-
  тушка моя ко мне приближается. Успеть бы...
     Сын младший, как услышал батюшкины слова, что было духу помчался
  по той дороге, которая к лесу вела. Добежал, сел под дубом и ждёт.
  Не успел и дыханье выровнять, как подходит к нему старик и говорит:
     - Благословен будь, сын, исполняющий родительский завет!
     Ивашка поднялся на ноги и поклонился старому человеку. Тот выслу-
  шал его, потеребил бороду и отвечает:
     - Надлежит тебе идти тропинкой вдоль ручья. Как ручей с
  рекой соединятся, там и изба об одном оконце стоит. Иди, не мешкай!
  Да ежели надо, на колени упади, а исполни последнюю просьбу отца.
     Видит Ивашка, что не простой старик стоит перед ним. Вот и осме-
  лился спросить у него.
     - Дедушка, а что со мной будет?
     - А что будет? - призадумался тот. - Жить долго будешь в роди-
  тельском доме. Время подойдет, женишься на бабушке, а батюшку на
  загорбке носить будешь.
     Поклонился Ивашка старику и скорым шагом пошёл по тропинке.
  Все так и сбылось, как он предсказал: изба об одном окошке и вер-
  ба с аистиным гнездом у дороги. Одно только смутило парня: на том
  подворье увидел он людей молодых. Подошёл к вербе и тут-то вспом-
  нил, что отец рассказывал, будто бы мать его в золе щербатой ложкой
  ямки копала. Стал оглядываться. Так и есть! В золе куры купаются, а
  чуть поодаль  девчушка ложку вместо куклы баюкает.
     Не стал он долго раздумывать. Постучался в калитку, а как хозяева
  позволили во двор войти, пал пред ними на колени и стал просить-умо-
  лять прийти к нему в гости. И так уж он просил, так умолял, что у
  них смягчилось сердце. Отложили свои домашние хлопоты и стали соби-
  раться. Запряг хозяин гнедого мерина в возок и, помахивая кнутом, вы-
  ехал на полевую дорогу. Через какое-то время подъезжают они к воротам,
  а старик уже их на крыльце поджидает. Не успел возок остановиться,
  девчушка соскакивает на землю, хватает хворостину и давай охаживать
  ею старика. А тот и не противится. Стоит на коленях, склонив голову и,
  знай, твердит:
     - Прости меня, матушка! Дитём я глупым был! Убежал из дому. А ты
  смерть лютую, приняла, меня искавши. Не хотел я смерти твоей! Видит Бог,
  не хотел! Прости меня, за ради Христа!..
     Всё ей ноги целует и слезно просит её. Девчушка отшвырнула хворос-
  тину, обняла его и сама расплакалась. Мать с отцом глядят на них, меж
  собой переглядываются и сказать не знают что. Дело невиданное. Доселе
  неслыханное. А старик тем временем поднялся с колен и велит сыну
  открыть все сундуки в доме. Величая девчушку "матушкой", просит при-
  нять в подарок все, что ей приглянется. А та обошла дом, заглянула во
  все уголочки и, подойдя к старому кованому сундуку, сказала:
     - Его мне матушка в приданое дала!
     Тут же открыли сундук, а там одежды старинные, дивные. Девчуш-
  ка их руками гладит и приговаривает:
     - Этот платок мне матушка на Покрова подарила. А в этом сарафане
  я под венец шла...
     И опять родители дивятся её словам. А старик торопит. Велит сун-
  дук тот на возок отнести и отправляться в обратный путь. Так и сделали.
  Уехали гости, а старик, помолясь перед святыми образами, лег на лавку
  и к закату солнца, преставился.
     Долго ждал Ивашка своих старших братьев, но те так и не вернулись
  к родному порогу. Что с ними приключилось, до сих пор никто не знает.
  А младший живёт и живёт себе в родительском доме. Вспоминая старика,
  предсказавшего ему, что он "женится на бабушке", решил: "Лучше я вовсе
  бобылём век скоротаю, чем со старухой под венец пойду!"
     Только судьба наша в руках Всевышнего. И тут уж чему быть, того и
  конем не объехать. Постучалась однажды в окошко девица. Гром гремит,
  дождь её бедняжку полощет. А она стоит с узелком в руке и глядит на
  всё такими глазами, будто после долгой разлуки домой воротилась.
  Открыл ей дверь Ивашка. Она вошла в дом, поклонилась святым образам и
  говорит хозяину:
     - Я пришла в сей дом не гостьей, а хозяйкою. Тебе Иван - женою
  верною. Мы друг для друга судьбою предназначены...
     Улыбнулся Ивашка девушке и стал расспрашивать её, кто она и как
  оказалась в здешних местах? Она села на лавку и поведала, изумленному
  парню, как жила в избе об одном окошке. У калитки росла верба, а
  на ней каждую весну селились аисты. Теперь уж нет ни той избы, ни её ро-
  дителей. И аисты не прилетают на обгоревшую вербу.
     - Я много раз тайно приходила к твоему двору. Какая-то неведомая
  сила тянула меня сюда... Помню, маленькой девочкой я тут гостила.
  Только давно то было. Забылось уже...
     - А мне вот, не забылось!
     И он рассказал ей, что знал и помнил. А через малое время поже-
  нились они. Нарожали детей. И жили долго, в любви и согласии.
     Дослушав до конца рассказ соседки, Макарьиха долго молчала, ду-
  мая о своем.
     - Знать бы раньше, что случается такое в мире, я б расспросила
  мальчонку о своем брате. А теперь, где ж его искать?
     - А его не надо искать! Он сам тебя найдёт, если на то будет воля
  Божья. Сходи помолись за него. Свечечку поставь...
     Ничего ей на это не сказала Макарьиха. Тяжело вздохнула и, под-
  нявшись с бревна, пошла встречать из стада свою корову Зорьку, доставая из кармашка фартука горбушку хлеба.
                16 сентября 2002 года.