Эти глаза напротив

Часть I

ОНА

Стояла жаркая погода, что совсем не радовало. В замкнутом пространстве вагона, даже такого комфортабельного, фирменного, вариантов спасения от изнуряющего зноя было не много: открытые настежь окно и двери купе создавали неприятный сквозняк, а включенный кондиционер гнал ледяной воздух с натужным завыванием.
– Мам, а разве бывает вот такая любовь, – дочка с широко открытыми зелеными глазами положила на столик книгу. Это был небольшой томик  Куприна «Гранатовый браслет».
– Почему нужно было про любовь написать такую печальную повесть?.. – размышляла девчушка вслух, – мам, скажи, почему?
– Это повесть печальная, но любовь… она всегда прекрасна, – задумчиво ответила напротив сидящая женщина.
– А мне, кажется, такой любви не бывает, и никогда не бывало, поэтому все так печально… потому что это вообще не любовь… Любовь – это ведь радость!
– Радость для того, кто любит, все правильно. Даже если это неразделенная любовь, как в этой повести. Любовь, доченька, это дар… Если судьба его преподносит, он остается на всю жизнь, что бы ни случилось и как бы ни сложилось потом… Любовь – она никуда не денется, она всегда будет с тобой…
– А у тебя была такая любовь, настоящая? – заглядывая в глаза, прошептала дочь. Мать улыбнулась, опустила глаза и не спешила с ответом.
– Мам! Была? – дочь смотрела с жадным предвкушением.
– Да, Анечка, в моей жизни была такая любовь. – Помолчав добавила, – и была… и есть…
– Мам, расскажи…
– Это было, когда я училась в техникуме на Украине.
– На Украине?
– Да… Я не набрала баллы при поступлении в институт, думала: что бы этакое придумать. Экзамены уже везде закончились. Я поехала к тете Гале в Свердловск погостить и поискать, куда можно сдать документы. На вокзале встретила девчонок знакомых: мы с ними вместе занимались на подготовительных курсах, они тоже по конкурсу не прошли. И они сказали, что едут сдавать документы в техникум, что-то там про вычислительные машины; вечером экзамен по русскому – изложение, а завтра – по математике. И если сдаешь экзамены, сразу зачисляют. Я обрадовалась – за два дня все будет ясно.
Никому ничего не сказав, я вместе с этими девчонками подала документы и через день мы  уже были зачислены. Тут выяснилось, что учиться нужно ехать на Украину – это был специализированный министерский техникум, готовил специалистов для военно-промышленного комплекса. С распределением тоже никаких хлопот: по окончании – работа в крупном НИИ. Уезжала в гости к тете, а приехала через два дня уже студенткой техникума. Только вот не знала, как дома сказать. Но мама отнеслась к этому на удивление спокойно: поступила – очень хорошо, нужно ехать – значит поедешь. Так я уехала на Украину учиться. Там я и встретила свою любовь …
Она замолчала, задумавшись…
– Мам, ты уехала…– нетерпеливо прошептала дочь, – и что, что было дальше?
– Тогда я первый раз летела на самолете… Приехала в большой город, все было новым, необычным. В техникуме целыми группами учились из разных городов, а наша группа – двадцать девочек с Урала; в основном были такие, как я – по конкурсу в ВУЗы не прошли; только несколько человек было по направлениям с предприятий.
Нас поселили в общежитии. Правила были очень строгие, как на военном положении, комендант – просто зверь. Из нашего городка нас трое было, а четвертой к нам поселили одну из тех, что с предприятия, она постарше нас была. Ох, и крутила она нами – жила на наши деньги и вообще… делала что хотела. С мальчиками начала встречаться, а мы что – мы молчим… Вот так в облаву она и попалась с мальчиком – загостился позже одиннадцати ночи. И нас всех, не разбирая, из общаги выселили –  так мы оказались на съемной квартире… Девчонки той хватило не надолго: один или два семестра отучилась и сбежала, точно – после летних каникул не приехала, замуж вышла что ли… Мы еще решили – нас в общежитие вернут, но куда там…
Она опять задумалась… вагон мягко покачивало. В купе заглянул голубоглазый юноша:
– А чего это вы тут притихли? Секретничаете? – пробасил он ломающимся голосом.
– Да, секретничаем, а ты не мог подольше погулять? – Аня поняла, что историю ей сегодня не дослушать – не станет же мама при брате рассказывать про любовь…
– Да, какие там секреты, рассказываю Ане, как я поехала на Украину учиться на программиста, и даже не знала…
– Не знала? Это как? – усаживаясь рядом с сестрой, заинтересовался сын.
– Программирование в то время была редкая специальность даже для института, а тут техникум, – начала она, улыбаясь.
– Представьте, уже октябрь, позади колхозный десант: мы там помидоры собирали, начали втягиваться в учебный процесс, я ждала девчонок – наверное, идти в столовую, и смотрела на доске объявлений: что новенького? Читаю: "Открыт дополнительный набор на радиотехническое отделение по новой специальности: техник-математик-программист (с углубленным изучением математики и вычислительной техники)" Тут девчонки подошли.
– Вот кто-то попал! – киваю я на объявление. – Математика! Хорошо, что это не наша специальность.  А они мне:
– Рябинина, ты в своем уме? это и есть наша специальность и набор как раз  в нашу группу!
Я просто остолбенела. В школе математика была для меня как Эверест: прекрасна и непостижима. В десятом классе я увлеклась кибернетикой. Даже реферат писала "Моделирование нейронных процессов в кибернетике"… что-то в этом роде. Помнится,  в старом словаре нашла: «Кибернетика – лженаука для затуманивания мозгов советских людей». Но когда начали осваивать космос: запустили спутники, полетел Гагарин – поняли: без быстродействующих вычислительных устройств технический прогресс невозможен.
Это прекрасная наука! Представляете: моделирование живых процессов, мышления… искусственный интеллект… Это в те-то годы, когда вычислительная машина была почти чудом, а о персональном компьютере еще никто и не помышлял.
Информации было мало, я ходила во взрослую библиотеку в читальный зал – домой книжки не давали. Но кибернетика… 
– Девчонки, это же не математика!
 Те просто за животы схватились:
– Нет, вы посмотрите на нее: она два месяца учится и не знает на кого. Ты что, серьёзно?
А каково было мне? У меня первой мыслью было: вылечу в ближайшую сессию – математику, да еще высшую, вряд ли осилю! И как я потом вернусь домой? А мама?! Она уже столько денег на меня потратила...
– Ну, мам, ты даешь, обхохочешься с тобой…
– И как ты с математикой?
– Видимо, с перепугу так старалась, что потом матанализ даже девчонкам объясняла...
– Ой, я не могу, с перепугу математику выучила, – Аня схватилась за щеки – ой, не смешите меня больше…
Все, глядя на нее, рассмеялись.
Дверь купе отворилась.
– Я смотрю, вы тут не скучаете…
– Пап, ты все пропустил… Хотя ты и так наверняка это знаешь.
Она посмотрела на него: «Как хорошо, что удалось уговорить его поехать с нами: отдых ему нужен больше, чем всем нам вместе взятым»
– Ладно, болтайте, только не громко, – отец забрался на верхнюю полку.  – Я отсыпаюсь. Не забудьте меня разбудить, когда море на горизонте покажется…
Они еще долго шептались, то и дело прикрывая ладошками смешки. Только Аня иногда замечала грустинку в маминых глазах. …Вечер, все улеглись по своим полкам. Дочь надеялась, что мама продолжит свой рассказ, но она молча лежала, закинув руки за голову, и смотрела на проплывающие по потолку тени…

*   *   *
– Танюха! Мы пошли, догоняй…
– Ой, девочки, подождите!
– Тебя не дождаться… Ключ мы взяли, дверь захлопнешь…
Она слышала их возню и торопливые шаги.  Щелкнул замок. Ушли.
Всё было как обычно, но сердце колотилось так, что казалось – сейчас выскочит, и ей никак не удавалось провести ровную линию над ресницами. Увидеть, что же получилось, можно было, только отодвинув маленькое зеркало, а на таком расстоянии из-за близорукости всё вроде было в ажуре. «Ну, хватит, а то на Арлекина скоро буду похожа».
В прихожей, взглянув на свое отражение в большом хозяйском трюмо, она осталась довольна. Кремовое платье из мягкого кашемира с завышенной талией, шапка каштановых волос – несколько упрямых кудряшек как бы нечаянно падали на лоб и виски. Она сняла очки и засунула их в карман пальто, набросила на шею тонкий, как паутинка, пуховый шарф. Да, туфли не забыть. Подхватив пакет, она наконец-то перешагнула за порог и захлопнула за собой дверь. «И чего это меня так трясет, как будто я не танцы, а на экзамен по электротехнике иду. Танцы-танцы… Ох, и повеселимся! Опаздываю, как всегда – «Танюша-копуша».
Она шла быстрой легкой походкой, ловко минуя лужи и пробегая по узким бордюрам, подобно эквилибристке на канате.
…В зале общежития уже во всю гремела музыка, было почти темно и душно. Она быстро нашла своих подруг: как всегда веселые и нарядные, они стояли у окна, пересмеиваясь и украдкой поглядывая на другую сторону зала, где сгруппировались ребята.
– Танюха, ты как всегда опаздываешь. Мне здесь одной приходится отдуваться. – Ирка  обняла ее за талию.
Заиграла быстрая музыка. Девчонки выпорхнули на танц-пол, выстроив круг и оставив двух девушек в центре – те задавали тон танца. Выбирая партнеров из окружившего их кольца, они приглашали их в центр круга, но мало кто  даже из парней выдерживал стремительный ритм и мог достойно их поддержать …
– Ну, вы даете! Вы что, репетируете?
– Чего репетировать, каждый свое танцует… (Зря я очки сняла, ничегошеньки не вижу). Она отвернулась от подружек и пыталась хоть что-то рассмотреть в сумраке зала. Заиграла медленная мелодия, несколько пар уже вышли на паркет. И вдруг её взгляд остановился на светлом, если не сказать сияющем, пятне… облаке… Оно плывет, приближается, приобретает человеческие очертания, и оттуда, из облака, светят два голубых прожектора… Вот они совсем рядом… глаза… Она очнулась от этого наваждения, почувствовав толчок в бок, оглянулась и получила еще один толчок в спину. Это подружки пытались вывести ее из оцепенения. Она повернула голову  – снова эти глаза... и будто откуда-то издалека – голос:
– Можно вас пригласить? – перед ней стоял ОН: белая рубашка, белые брюки и синие-синие глаза.
Он ждал, когда она подаст ему руку, а у неё будто кино промелькнуло… её рука ложится в эту большую ладонь, и он, чуть наклонившись,  целует ее пальцы... Эта сцена вызвала у нее улыбку, и она, как бы в шутку, подала свою руку именно так – для поцелуя. Её пальцы, чуть сжатые,  остались в этой сильной ладони.  Наконец она оторвалась от глаз и рассмотрела лицо: тонкие и одновременно мужественные черты,  высокий лоб, на который падала упрямая прядь прямых темно-русых волос и синие-синие глаза. Как из сказки  – пронеслось в голове…  Откуда он взялся? Ноги уже несли ее к центру зала, руки сами взлетели на крепкие плечи, она ощутила его бережное прикосновение на своей спине и талии. Незащищенность и подвластность этим рукам, которые вдруг охватили ее, вызывали сладкую тревогу. Играла всеми любимая битловская мелодия, но она слышала где-то внутри себя лишь голос Ободзинского – из детства: «Эти глаза напротив, что это, что э-то?». Они молчали: она боялась, что сорвется голос и выдаст её волнение. Под своими ладонями она чувствовала его напряженное до легкой дрожи тело, это было так странно и так волнующе приятно. Чтобы, хоть как-то успокоить себя, она закрыла глаза и поплыла по волнам музыки. Ей казалось, что она, подобно лепестку розы, качается на волнах тихого лесного ручья, огибая причудливый узор, который он рисует, пробиваясь к своей заводи. … Или она – колышущиеся на волнах тонкие ивовые ветви… В какой-то момент ей показалось, что она слышит его голос, но нет, он молчит… это голос изнутри ее самой:
«Только не подведи,
Только не подведи,
Не отведи глаз…»
Она не сразу поняла, что музыка смолкла. Танцующие пары начали расходиться, и только они, словно зачарованные, стояли и смотрели друг на друга. Наконец он взял её под руку и повел к «девчачьей стенке».
–- Как статуэтку меня несет… жаль, что девчонки не видят, – пронеслось в  голове. Боковым зрением она заметила: он не ушел, остановился где-то рядом.
Девчата шумной стайкой тут же подлетели к ней, и вот уже со всех сторон посыпались вопросы: «Кто он?.. Как зовут?… Это, кажется, со старшего курса…»
– Ты можешь хоть что-нибудь сказать? – Ирка тряхнула ее за плечо.
– Мы с ним не говорили… я не знаю… ой, отстаньте от меня! – отмахивалась она от подружек, изо всех сил пытаясь изобразить безразличие.
Она чувствовала на себе его взгляд, и ей очень хотелось, чтобы он подошёл и увел её из этого птичьего базара.  Вкрадчиво зазвучал саксофон и ведущий объявил:
– Белый танец, приглашают девушки!
«Ну, вот!..» – растерявшись, она повернула голову, их глаза снова встретились…
– Так… пойду разберусь с этим франтом, – это Ирка, признанная красавица, пошла в атаку. Точеная фигурка, ноги, как говорится, от ушей и самый главный козырь – роскошные волосы. В своем обалденном английского трикотажа платье, туфлях на высоченной платформе – последний писк моды –  она, покачивая бедрами, подошла почти вплотную и положила свою белую, словно фарфоровую, руку на его плечо.
– Разрешите вас пригласить? – изображая страсть, прошептала подруга (но для неё это было подобно грому – в висках застучало). Ирка пустила в ход весь свой арсенал: в серых глазах – призыв, голова наклонена так, что шикарные волосы, спадающие  ниже пояса, колыхнулись волной (уж от этого ни один парень устоять не в силах!).  Усмехнувшись, он аккуратно, но твердо снял с плеча Иркину руку.
 – Извините, но я уже приглашен, – и сделал шаг в сторону.
Красавица, не привыкшая к отказам, аж побледнела. «Так тебе и надо, – мелькнула мысль. – Не зарься на чужое»  Чужое? Она опешила. Почему подумалось именно так?
Он спокойно обошел обескураженную кокетку, повторив: «Меня уже пригласили» – и протягивал руку к ней. Она, глядя прямо в Иркины остекленевшие глаза, про себя повторила: «Да, чужое! С этой минуты – только моё!»
В этот момент какой-то вихрастый парень навис над нею, чуть пошатываясь,  схватил за локоть. Сквозь томный голос саксофона проскрежетало:
– Детка, пойдем – оторвемся…
–Ты что не слышал? – синие глаза потемнели. – Белый танец, приглашают девушки.
Она увидела, как заиграли желваки на скулах.
–- Какая разница, – вихрастый не унимался. – Пошли!
– Тебе же сказано, девушка занята, – в голосе зазвучали метал-лические нотки.
«Только не драка!» – тоскливо подумалось ей. Резко вырвавшись из цепких пальцев «вихрастого», неожиданно для себя, скользнув ладонью по руке синеглазого, она сжала его запястье и увлекла своего принца к танцующим.
Глаза Ирки недобро сверкнули вслед: «Ладно, подруга, еще посмотрим…»  Никогда она не была в таком смешном положении – получить отворот-поворот на «белом танце»!
Чувственная мелодия старинного блюза заставила их снова  встретиться глазами, и они уже не отрывали взгляда друга от друга.
Неожиданно он прижал ладонь к ее спине, и взял ее правую руку в свою ладонь – это была поза танго. «Ого!» – только и успело промелькнуть в голове. Она поднялась на пальцы, запрокинув голову назад, смотрела прямо в его синие глаза и отдалась на волю танца, упав спиной на крепкую ладонь. Следуя за каждым его движением, как мягкая трава за дуновение ветра, или кружащийся лист, взлетевший в порыве подняться к облакам, или капелька дождя, стекающая по стеклу… сквозь плачущее соло гитары, она слышала:
«Только не отведи,
Только не отведи,
Только не отведи глаз…»
Вот он склоняется над ней все ниже, неотрывно глядя в глаза… кажется, ее голова сейчас коснется пола… затихают последние аккорды… В полной тишине он поднял ее, не выпуская из своих объятий…
Вспыхнул свет и бодрый голос ведущего объявил:
– Теперь, пока наши музыканты отдыхают, мы с вами поиграем в наш любимый «Ручеек». Ага, одну пару я уже вижу…
Не успели они опомниться, как оказались в самом центре «бурного ручейка». Они нырнули под поднятые руки и снова оказались щека к щеке.
– Бежим отсюда?… – шепнул он.
– Бежим… – еле сдерживая смех, ответила она.
Они бежали по «ручейку»… казалось, он никогда не закончится. Наконец, вынырнули на свободу… Он держал ее за руки:
– Пойдем погуляем, –  как это просто прозвучало.
– Да… – это все, что ей удалось выдавить из себя.
Они стали пробираться к выходу.
–Таня, ты куда? – бдившая Ирка поймала ее за руку, когда они проходили мимо.
– Никуда… – бросила она через плечо, освободившись от захвата. «Кажется, дружбе конец…» – мелькнула мысль, почему-то совсем не огорчившая ее.
Они вышли в холл, встали у окна.
– Значит, вас Таня зовут?
– Да…
– А меня – Александр, …  можно Саша …  или Саня, … или…
– Лучше Саша… – почти перебила она, и глянула, прищурившись подслеповатыми глазами, чтобы лучше рассмотреть его.
Он, сделав шаг назад и прищелкнув каблуками, улыбнулся, протянув ей руку для знакомства.
– Татьяна...  – повторила она и опять медленно положила свою руку поверх его теплой ладони.
– Лучше Танюша …– подхватив шутливый тон, ответил он, взяв ее под руку.
И оба засмеялись.
Этот смех как будто разрушил все, что еще могло их отделять друг от друга.
 
Так началась история её первой любви…



*   *   *
В купе заглянула полноватая женщина в синей форме:
– «Скуратово» вы спрашивали? Через пять минут, стоим двадцать минут, – скороговоркой выпалила бойкая проводница и скрылась.
Было утро. Свежо. Она привычным движением заколола волосы, глянула в зеркальце, накинула на плечи тонкий шарф.
– Мам, ты куда? – Анюта выглянула из-под простыни.
– Пойду пройдусь… – и вышла в коридор.
Она стояла и смотрела на проплывающие мимо деревья. А вот и переезд, верный предвестник приближения станции. Поезд заметно замедлил ход, и она услышала, как учащенно забилось ее сердце. «Сколько лет прошло? Почему же я так волнуюсь? Это всего лишь станция» Она оглянулась на приоткрытую дверь купе.
Станция, где они всю ночь бродили по тихим улочкам, потом сидели в сквере, обнявшись, и она, как  и в первый день, слушала биение его сердца… а он прижал ее к себе, заботливо укрыв от ночной прохлады. После трех месяцев разлуки она приехала сюда, чтобы проводить его в армию…
Пять дней счастья… Она помнила каждую секунду, каждый миг, каждый взгляд, каждое прикосновение… Возле вагона  они замерли в ожидании неминуемого расставания. Хотелось, чтобы время остановилось, повернуло вспять… А потом она стояла в дверях вагона, оттесненная проводницей, и видела, как на его щеке блеснула слеза и по движению губ понимала: «Мы встретимся… мы обязательно встретимся, любимая…» Она выпрыгнула бы из вагона – туда, к нему – но проводница, как шлагбаум, перегородила ей путь (потом она будет отпаивать ее, рыдающую, горячим чаем…)
Колеса со скрипом, нехотя, тронулись с места, а он молча шел, потом пробежал вдогонку несколько шагов, и уже за поворотом она видела прощальный взмах руки…

Показалась станция, заставленные вагонами пути…
Стук колес стал жестким, поезд со скрежетом покачивался на стрелках. Она украдкой смахнула краем шарфика навернувшуюся слезу. Наконец, из-за поворота подплыло навстречу приземистое, недавно подремонтированное и подкрашенное в жёлтый и белый цвета здание вокзала. Его венчала стилизованная под старинную вязь надпись «Скуратово».
Тот же серый перрон, обрамленный стеною высоких запыленных тополей, низкое утреннее солнце золотит их верхушки. Она опустила раму окна, чтобы вдохнуть этот воздух… Суетливо ищут свои вагоны спешащие на посадку редкие пассажиры. Вот около соседнего вагона высокий мужчина прощается, провожая – видимо на отдых – свою семью… целует дочь в щеку, обнимает за плечи жену… подал чемодан… Улыбнулся, помахал рукой.
Она не могла оторвать взгляда:
– Боже мой, не может быть… – прильнула она к окну. Под ее пристальным взглядом мужчина обернулся…
– Саша! – вскрикнула она, сорвав с плеч шарф. Эти синие глаза… Она не могла сдвинуться с места. Из купе показалась русая голова:
– Мам, ты звала?.. – сын подошел сзади и положил подбородок на ее плечо.
– Ты звала меня? Что за станция такая…  – дурашливо пробасил он строчку из детского стихотворения.
Она молчала, не слыша – она была там, на перроне… 
И снова в сердце прозвучало, как много-много лет назад:

«Эти глаза напротив – что это? Что это?»

Заскрипели колеса, состав лениво тронулся…
– Смотри, мам, киоск, надо было хоть «Фанту» купить…
Он приближается… вот уже проплывает мимо… Эти глаза – не может быть!
Ей даже показалось: он ее увидел, узнал, сделал шаг к ней, как тогда, и губы что-то прошептали… Но гудок встречного поезда заглушил слова. Она помахала из окна шарфом, легкий шифон вырвался и поплыл к нему, подхваченный ветром…
Он сделал еще несколько быстрых шагов вслед за поездом, прощально поднял руку… взметнулся шарф… И вот уже едва различимый силуэт скрылся за поворотом.
– Мам, что за станция? – встревожено спросил сын.
– Станция… по имени Любовь… – еле слышно прошептали пересохшие губы.
Она повернулась и, привстав на цыпочки, поцеловала сына в макушку. Глаза ее светились счастьем.
– Мам, ну ты что? – сын обнял ее за плечи.
Она молча уткнулась лицом в его грудь.

"Только не подведи...
Только не отведи
 глаз..."

Часть II

ОН

Поймав легкий шарф, выскользнувший из окна проплывающего мимо вагона, он снова глянул в показавшиеся ему знакомыми глаза.
– Не может быть! – в висках застучало и вырвалось громкое – Танюша!
Он пробежал вслед несколько шагов… Да – это она. Как может быть такое? Хотя … почему нет?
В тиши опустевшего дома он не находил себе места, вернее, своим воспоминаниям.

*   *   *

Он знал о ней много. Знал, что она – первокурсница, учится на программиста в группе, где одни девчонки и почти все с Урала. Как выйдут из аудитории на перемене, просто глаза режет: как на подбор – красавицы, а эта – с копной каштановых волос, кажется просто недосягаемой. Он заметил её давно, но не решался подойти и познакомиться; ему казалось, что нужен какой-то повод: и еще –  сразу произвести впечатление – ну, чтобы заметила, запомнила. Он знал, что она не живет в общаге – их комнату выселили за какие-то нарушения – бредятина, в общем. И сегодня он опять мечтал – как подойти к ней, как заговорить, она всегда куда-то исчезает… она может  вообще ускользнуть от него. От этой мысли даже в дрожь бросает, а он только мечтает, лежит на кровати, задравши ноги на спинку, и… думает о ней. Порой собственная нерешительность его просто бесила. Никогда для него не составляло труда познакомиться с девчонкой, он часто ловил на себе  явно откровенные и тайные взгляды воздыхательниц. Но она… она была совсем другое дело. Увидев ее, он не мог сдвинуться с места: ноги становились чугунными, сердцебиение учащалось, язык пересыхал… А она пропорхнет мимо или щебечет с подружками. Правда, несколько раз он видел ее одну: конспекты читала или в столовой, но так и не решился приблизиться… Его мысли прервали возбужденные голоса.
– Что за шум, а драки нет? – нехотя оторвался он от собственных мыслей.
Это были его друзья, с которыми он прожил в общежитии три года. А с чего это они так вырядились? … Ах, да, сегодня же их, дипломников, чествуют.
– Саня, а ты чего разлегся? Говорильня закончилась, уже танцы во всю шпарят! – он лениво отмахнулся.
– Ты бы видел, девчонки-то с первого курса такой класс выдают –  полный отпад…
– Первый курс?...
– Ну, да, программисты…
Его словно подбросило – через секунду он уже мчался с утюгом в гладилку…
«Как же я её найду в этой толчее? Похоже, весь техникум сюда собрался». В танц-зале, как и положено, царил полумрак. («Темнота – друг молодежи», вспомнил он расхожую шутку). Гремела музыка – быстрый танец. «Это хорошо, что быстрый, можно спокойно обойти весь зал и… Да, вот же они – уралочки-программисточки» Стайка этих подружек выделялась всегда и везде. «Она должна быть среди них…»
В центре живого кольца «зажигали» две девушки – на высоченных каблуках («Как можно на этих ходулях вообще двигаться? А эти танцуют… да еще как – весь зал на них смотрит!») Девушки поочередно выдергивали партнеров – парней и девушек, но мало кто выдерживал задаваемый ими темп, они соперничали друг с другом. Но какие они разные: одна вызывающе  кокетлива – в каждом движении каприз, вычурность. А вторая… да это же она! Его бросило в жар: её движения как бы струятся, завораживают, манят, кажется, она парит над полом… Он смотрел на нее неотрывно… проводил ее взглядом и подошёл к ребятам.
– Ого, Саня, ну, ты даешь, – увидев его во всем белом, приятели даже  присвистнули.
– Впечатление произвожу? – он расправил и без того широкие плечи, поправляя падающие на лоб волосы.
– Не иначе как ты решил завоевать чье-то сердце? – шепнул ему на ухо друг.
– А это … будем поглядеть, – нашел ее глазами.
«Yesterday» – зазвучала его любимая битловская мелодия. «Я должен ее пригласить. Вперед!»
Он решительно посмотрел на нее через весь зал. Она стояла, отвернувшись от подружек, задумчиво рассматривая выходящие в центр зала пары: каштановые пряди обрамляли её лицо, шея изящно изогнута, а дальше – длинная линия, изгиб, напоминающий скрипку… Сердце заколотилось, и тут он поймал ее взгляд… Она смотрела на него, замерев…
 «Эти глаза напротив
 чайного цвета…,
 эти глаза напротив,
что это?
 Что это?» –
Вспомнилась песня из детства.
«Вот и свела судьба,
Вот и свела судьба
Вот и свела судьба…
Нас…»
Он понял: наконец-то она его заметила … А он не может отвести глаз, будто боится, что все исчезнет, как во сне – когда протягиваешь  руку, а она тает, оставляя серебристое облако…  Он любил этот сон, но – не сейчас… Он шел к ней, не видя ничего, кроме этих карих глаз с зелеными звездочками – вот они, уже совсем рядом!...
«Только не подведи,
 только не отведи…
только не отведи глаз…»
 Он увидел её лицо так близко первый раз: на белой коже милые золотистые веснушки проглядывали сквозь легкий румянец, губы изогнуты красиво, но не капризно, и какая-то фантастическая музыка в каждом изгибе её тела. Он стоял перед ней, казалось, уже вечность… Наконец решился: подал ей руку, воображая себя галантным кавалером, даже чуть поклонился и услышал свой голос:
– Можно вас пригласить?
В ответ ресницы её чайных глаз дрогнули, на губах отразилась чуть уловимая улыбка… смутившись, она оглянулась на своих подружек… Наконец, её маленькая белая ручка вспорхнула, подобно бабочке, и нежно опустилась на его ладонь. Ему захотелось поднести её к губам, ему даже показалось, что он это сделал.  Но… Он только слегка сжал тонкие пальцы, боясь отпустить их,  потянул к себе… И вот она сделала первый шаг к нему…
В висках стучало так, что почти заглушало музыку. Её руки на его плечах –  они невесомы. Он берет ее за талию – такую тонкую, что  пальцы можно  сомкнуть в кольцо; спина… вот он – этот изгиб скрипки… В горле пересохло… он не может вымолвить ни звука – и не хочет.  Легкая дрожь пробежала по всему телу, пришлось сделать глубокий вдох, чтобы унять ее. Его обдало волной дурманящего аромата ее волос… Кудряшки коснулись лица, странно – щекотно и приятно… В такт мелодии её тело, послушное малейшему его движению, плавно покачивается, как кувшинка на волнах… как ковыль на ветру… И этот новый аромат, он не мог надышаться… Внезапно музыка смолкла. Ему так не хочется, чтобы закончилось это волшебство. Её руки продолжают лежать на его плечах, она смотрит, слегка прищурившись, в уголках губ спряталась улыбка.
Он осторожно снял её руку со своего плеча, почувствовав, как та скользнула по его широкой ладони, подхватил ее чуть ниже локтя («под локоток…») и они пошли. «Куда? Зачем?». Ему вдруг вспомнился любимый мамин хрустальный лебедь… казалось, он несет драгоценную статуэтку – легкую, почти невесомую и очень хрупкую, которую надо вернуть на место…
Он не пошел к друзьям – только отошел на пару шагов, чтобы не опоздать и пригласить на следующий танец. Видел, как подружки окружили её, на миг  потерял из вида, и сердце прыгнуло, испугавшись. Среди девчат она казалась спокойной, даже безразличной, но он улавливал её тайные, как будто нечаянные взгляды, и это давало надежду, что сегодня она не исчезнет… Никогда уже не исчезнет из его жизни.
– Белый танец, приглашают девушки! – объявил ведущий.
«Живая музыка» отдыхала. Из динамиков полилась мелодия старинного блюза «Маленький цветок»… Он узнал ее по первым вкрадчивым аккордам. Бросив быстрый взгляд в ее сторону, он уже было шагнул к ней, но тут та – вторая, с которой она танцевала в центре круга – направилась прямиком к нему. «Приехали…» Он перевел взгляд на нее в ожидании и уловил, как дрогнули ее ресницы…
Девушка подошла, бесцеремонно положила руку ему на плечо и жеманно прошептала:
– Разрешите вас пригласить? – его обдало пряным запахом чужих духов. «Разрешения нужно было спрашивать у подруги» – подумал он, усмехнулся, а вслух сказал:
– Извините, но я уже приглашен. – Он снял холеную руку с плеча. Его поразила холодность, сквозившая во всем облике красавицы, но чтобы не обидеть девушку своим отказом, мягко повторил:
– Меня уже пригласили, – и  шагнул к той, которую ждал.
И тут увидел, как подвыпивший Севка по-свойски хватает ее за локоть:
– Детка (у него все детки), пойдем – оторвемся…
Он был готов отбросить нахала, однако, сдержался и попытался все обернуть шуткой:
– Ты что, девчонка? Белый танец…
– Какая разница, – не унимался Севка, отгораживаясь от него рукой. Он стоял почти между ними… Еще немного, и он вынесет этого ловеласа из зала...
– Тебе же сказано, – перешел он на жесткий тон, – девушка занята.
Вдруг тепло скользнуло по его руке, ее пальцы сжали его запястье… Он увидел в ее глазах почти мольбу: «Не надо…» и в следующий миг, повернувшись на каблучках, она уже шла, увлекая его за собой.
 Её решительность придала ему смелости. Мелодия блюза, это почти танго… Снова она в его объятиях… он решительно прижал ее к себе одной рукой. Она вложила руку в его ладонь, приподнялась на пальцы, откинула голову назад и, замерев, посмотрела прямо в глаза, готовая следовать за любым его движением. Танго! Он любил и умел танцевать этот танец.
Сделав широкий шаг вперед, слегка наклонившись над ней, он рукой удерживал ее за спину и тут же почувствовал, как только что мягкая ладонь легла ребром за плечом. «Она тоже знает этот танец! Что ж, покажем класс…» Сделав мягкий полукруг, неся ее на своей ладони, он выпрямился. Несколько быстрых поворотов и длинных боковых шагов… Сложная дорожка-«елочка»… Топтавшиеся под «медлячок» пары отступили, давая им простор… Танцевать с ней было легко, она предугадывала все его движения.  Мелодия, меняющийся ритм блюза вносили в их танец особое очарование… Они то замирали, то кружились… взметнувшись, падало и поднималось ее гибкое тело, послушное его рукам… Одинокая гитара пела о своем:
«Только не подведи…
не отведи
 глаз!»
Близится заключительный аккорд... Он сделал шаг вперед и начал наклоняться над ней, удерживая ее за спину… почувствовал, как она доверилась ему, отклоняясь назад… гибкая и легкая… уже почти параллельно полу… Финальная кода… он  поднял ее. Они стояли, не разнимая рук.
Вспышка света вернула его к действительности. Бессменный ведущий Димка бодрым голосом объявил «Ручеек». Он держал ее за руки, к ним начали пристраиваться пары и вот они уже в самой середине … парни и девушки побежали по ручейку, выбирая партнеров… «Сейчас уведут…» – промелькнуло у него. И он нырнул в ручеек, потянув ее за собой, они опять оказались совсем рядом.
– Бежим отсюда? – прошептал он ей в самое ухо.
– Бежим… – услышал он сквозь смех.
Наконец они вынырнули из «ручейка». Он посмотрел в ее смеющиеся глаза.
– Пойдем, погуляем?…– это получилось так просто, как будто он её давний знакомый или даже друг. И в ответ услышал такое желанное:
– Да.
Они стали пробираться к выходу. Все та же подруга поймала ее за руку, когда они проходили мимо:
– Таня, ты куда?
– Никуда, – усмехнулась она, даже не обернувшись.
Танюшка-веснушка, значит…
Они вышли в холл и встали у окна.
– Значит, вас Таня зовут?
– Да… – кивнула она.
Он протянул ей руку, изо всех сил стараясь скрыть свое волнение.
– А меня Александр, – можно бы щелкнуть каблуками, но он только слегка наклонил голову:
– Можно – Саша, или Саня… (так звали его друзья) или …
– Лучше Саша, – эта неожиданная фраза остановила его.
Её лицо стало серьезным, нет, нарочито чопорным, длиннющие ресницы опустились, прикрыв чайные глаза, подбородок округлый, но такой упрямый, вздернулся вверх, едва уловимые ямочки на щеках предательски выдавали тщательно спрятанную улыбку, вся она вытянулась в струнку и прозвенела в тон гитарной струне:
– Татьяна, – её рука опять, как в первый раз, легла в его ладонь, и ему захотелось коснуться её губами, но он опять не решился.
– Лучше Танюша, – подхватил он шутливый тон, слегка прищелкнув каблуками, и дружески подхватил ее под руку.
Они оба засмеялись, и он понял, что уже больше не смотрит на неё со стороны, а вот она  –  здесь, рядом, она с ним!

Так началась история его любви…


*   *   *
Звонок в дверь вернул его к действительности.
– Кто? – спросил он, машинально открывая дверь.
– Телеграмма, распишитесь, – девушка протянула ему бланк и ручку.
– Таня?
– Что? Распишитесь, пожалуйста…– девчачий голос вернул его к действительности.
– Извините, где расписаться?
– Вот здесь… да вы не волнуйтесь: хорошая телеграмма, – девушка протянула поздравительный бланк.

«милый папулечка зпт мы хорошо устроились тчк любим скучаем твоя Танюшка»

Он положил телеграмму на столик, коснулся тонкого шифона
– Твоя Танюшка… Моя Танюшка, – вдохнул аромат, прижав к лицу холодный шелк.

*   *   *
Взявшись за руки, они шли по темной улице… Выпавший днем снег таял, превращая дорогу в сплошное месиво… Пару раз Александр подхватывал Таню на руки, чтобы перенести через лужу. Она прижималась к его плечу:
– Нет, нет … отпусти, а то я упаду.
– Упадешь, если я тебя отпущу. Отпустить? – он остановился посередине лужи.
– Нет, нет … иди, только быстрее.
Он поставил ее на бордюр.
– Ты ноги промочил, – она достала из кармана очки, одела и пыталась рассмотреть.
– Ерунда, главное, чтобы твои были сухими…
 Он спрашивал – она отвечала. Казалось, они встретились после долгой разлуки и каждый торопится заполнить этот пробел. Они наперебой рассказывали друг другу, что случилось за время «разлуки»: чему научились, что узнали. Они шли по вечернему городу и не замечали ненастья: в каждой капельке дождя для них двоих было солнце.
Когда, наконец, они вспомнили о времени, было далеко за полночь…
Поднялись на ее этаж, она тихонько постучала в дверь, надеясь, что кто-нибудь из девчонок услышит и откроет. За дверью послышались шаги, шуршание и все стихло… разбудить хозяев квартиры – неизбежный  скандал. Постояв у закрытой двери, они вернулись на первый этаж, встали под лестницей, прислонившись к батарее – замерзли.  Саша расстегнул куртку, укрыл ее и прижал к себе.
«Сейчас он меня поцелует, как мне быть? Разве можно вот так, в первый же день…» Она опустила лицо. Но вот он положил её голову к себе на грудь, обнял.
«Как мне хочется тебя поцеловать, но в первый же день...» Голова кружилась от ее близости. Казалось, весь мир исчез, осталось только то, что было в его объятьях, вся Вселенная в его руках...
Обхватив его руками под курткой и прижавшись к груди, она слышала, как бьется сердце…  удары были такими сильными, что чувствовались через  рубашку. Было страшно шелохнуться в этих теплых объятиях, и она слушала музыку его сердца, затаив дыхание. Теперь, ощущая его сильное тело, она не чувствовала себя беззащитной, готова была доверить ему свою жизнь...  доверить себя безраздельно.
Всю ночь они бродили по улицам, заходили в какой-нибудь дом погреться и говорили, говорили, говорили… Она уже все рассказала про себя и,  казалось,  все знает о нем…
– У меня такое чувство, что я тебя всегда знала, как будто мы просто давно не виделись.
– У меня так же… еще на танцах, когда только подошел к тебе.
– Я тебя до сегодняшнего дня не видела. Просто удивляюсь, как я тебя не заметила все эти месяцы?
– А вот я тебя давно заметил…
– Чем докажешь? Не верю, придумываешь!
– Ну, помнишь ты в сентябре из колхоза приезжала на несколько дней?
– Что-о-о?
– Тогда общага почти пустая была, только выпускной курс на практике, я тебя сразу заметил.
– Да, я приезжала, заболела… И ты хочешь сказать, что ты с самого сентября …  – Слова застряли в горле.
– Да, а потом я тебя видел на переменах, когда мы в общем корпусе занимались, и в кабинете радиотехники. У нас «пара» после вашей группы была.
– Что-о-о? – ей вдруг четко вспомнилось: толпа ребят вечно подшучивающих и бросающих им вслед реплики, типа: девочки, а где можно с вами встретиться, откуда такие красавицы и прочее в том же духе …
– Я прибью тебя! Я же слепня, я ничего же, ну ничегошеньки не вижу, но ты, Сашка… Ты… Мы могли бы уже полгода быть вместе, а теперь … Через месяц защита… и ты уедешь!
–- Месяц – и вся жизнь! Прости, – он поцеловал ее глаза, наполненные слезами, – прости,  я эгоист, я смотрел на тебя, любовался. Я видел тебя во сне. Но… я не мог подойти, ты мне казалась такой недосягаемой, и я боялся, что ты прогонишь меня. Я никак не решался  подойти, – неожиданно для себя признался он.
– А сегодня, думаю: все! Будь, что будет! … Вот… – он заглянул ей в глаза. – А ты, такая родная, такая любимая… – испугавшись собственных слов, быстро добавил.
– Давай днем в кино сходим, я зайду за тобой, можно?
В ответ она только кивнула, боясь, что стук, нет - грохот! ее сердца слышен на весь дом.
Наконец девчонки открыли дверь, а он остался снаружи.
– Ты, что, обалдела, где всю ночь была?
Она в ответ только улыбнулась. Полные слез глаза сияли таким счастьем, что девчата замолчали, как-то по-новому разглядывая ее…

Он шел прямо по лужам, не замечая промокших ног, и даже пнул по журчащему ручейку, а тот рассыпался сотней блестящих капель. Уже светало. Подойдя к общаге, он свистнул, ребята открыли окно на лестничной клетке. Ловко забрался на козырек запасного выхода и через пару минут уже шел, затаенно улыбаясь, по длинному коридору.
У них впереди был целый месяц…

*   *   *

Александр достал деревянную шкатулку, в которой хранились документы, там под картонкой лежал конверт… Он так и не решился выбросить его – это было ее последнее письмо. Она писала, что будет проезжать через станцию, и он может ее встретить.
Он был на станции и, как трус, смотрел из-за дерева… Он не простил, не простил измены: ведь друг не мог соврать… А друг писал, что видели ее и точно знают, что встречается с местными ребятами, «крутит шашни напропалую», а она и не оправдывалась: «Кому ты веришь? Мне или сплетням? Я люблю только тебя». Из армии его встречала другая… День свадьбы был уже назначен…
И вдруг неожиданно это письмо… «Я буду проездом, можешь встретить, если еще любишь…» Он видел, как она вышла из вагона с сумкой в руке, оглядывая перрон, такая любимая и далекая… Он смотрел сквозь накатившие слезы и прощался со своей любовью.
Разве можно  с любовью проститься, я все еще ее люблю… Люблю ее в своей дочери.
«Эти глаза напротив чайного цвета»

Почему у моей дочери твои глаза?
Потому что любовь остается навсегда…