Призрак старого Арбата

Еще пару-тройку лет назад в магазинах, рассыпанных по узким арбатским переулкам, частенько можно было услышать старушечье перешептывание:
— Опять приходила...
— Ну, теперь жди покойника...
— Или пожара...
— Или повышения цен...
Пессимистические прогнозы всегда сбывались, но ничего удивительного в этом не было. Арбат — один из самых старых столичных районов не только по собственному возрасту, но и по возрасту большинства его жильцов, так что покойники здесь не являлись редкостью. Пожары вспыхивали не реже, чем в других местах Москвы, а уж о повышении цен и говорить не приходится: они давным-давно стали неотъемлемой частью нашей изменившейся жизни. Но кто перед всеми этими неприятностями приходил? К кому? Все это оставалось загадкой.
Мало-помалу, однако, удалось выяснить, что когда в одном из так называемых «доходных домов», построенном в конце прошлого—начале нынешнего века на углу двух переулков, появляется «некто» или «нечто», добра ждать не приходится. В самом лучшем случае задержат пенсию или прорвет канализацию. В худшем же... сами понимаете.
Наконец явление обрело имя. Естественно, речь шла о привидении. Или о призраке — кому как больше нравится.
Конечно, ничего из ряда вон выходящего в этом не было. Любой уважающий себя старинный дом просто обязан иметь собственный призрак или привидение. Это, по мнению, например, англичан, придает респектабельность. Так-то оно так, но англичане разводят и любовно культивируют призраков, как правило, в фамильных замках, где жилплощадь на душу живого населения много больше наших заветных двенадцати квадратных метров, не говоря уже о пяти метрах загадочной санитарной нормы. И, кроме того, у нас еще совсем недавно почти все сохранившиеся старинные дома были либо коммуналками, либо помещениями райкомов партии, а в последние без крайней нужды не сунется даже привидение. Впрочем, может, и совались, но по ночам их некому было видеть и пугаться. В коммунальных же квартирах...
Во всяком случае, дому на углу двух арбатских переулков достался чрезвычайно беспокойный призрак, приносивший сплошные неприятности. Без всякого, естественно, намека на респектабельность. Толком описать его долгое время никто не мог: одинокие старушки-старожилки лишь крестились и лепетали что-то о «белом-белом, вот те крест, прямо на меня прет и бормочет, жалобно так бормочет, а потом ка-а-ак завоет, и из меня душа едва вон не вылетела!».
Более молодые обитатели коммуналок в существование призрака верили слабо, а собственные непонятные видения (бывало, бывало!) относили за счет низкого качества спиртных напитков и недостаточности закуски. Правда, совсем еще юная мамаша-лимитчица, которой ночами напролет не давал уснуть грудной ребенок, поделилась один раз с соседками, что в комнате возникло нечто белое, зыбкое и потусторонним голосом произнесло:
"Дитя пожалей, душеньку безвинную...» Поделилась, как выяснилось, на свою же голову, потому что соседки единодушно отнесли слова призрака к самой молодой мамаше...
Правда, одна из наиболее дряхлых обитательниц подъезда вспомнила, что в прежние времена призрак нередко приставал именно с этими словами и именно к молодым матерям, которых раньше в доме было куда больше. И еще припомнила, что с представителями сильного пола призрак, наоборот, в беседы не вступал, а разражался отчаянными воплями и невнятными проклятиями, после чего быстро исчезал. Приятного во всем этом, разумеется, было мало.
Поэтому, когда пошла первая волна расселения коммуналок в центре города, старушки благоразумно помалкивали о призраке: хотя собственная отдельная квартира мало кого прельщала, доплата предлагалась солидная, и терять эти деньги из-за бесплотного, хотя и довольно беспокойного существа никому не хотелось. Но и молчание — этакая «омерта по-московски» — не слишком помогло. Соседние дома один за другим принимали новых обитателей в квартиры, познавшие «евроремонт», а угловой дом стоял как заколдованный. Жэковское начальство поговаривало о сгнивших перекрытиях и аварийном состоянии здания, но жильцы были твердо убеждены: никто не хочет селиться в доме с привидением. Потому квартиры и не расселяют.
Наконец, лед тронулся. По дому пронесся слух, что некто за большие деньги купил право надстроить так называемый «мансардный этаж» и создать наверху шикарные двухэтажные апартаменты. Счастливчикам завидовали: четыре семьи с последнего этажа получили вполне приличные квартиры в пределах Москвы, а не на выселках. Что не помешало оставшимся жильцам проинформировать нового хозяина помещения, когда тот явился осмотреть свои владения, о местной достопримечательности — детолюбивом призраке. Реакция хозяина была вполне адекватной: он посмотрел на информаторов-добровольцев тяжелым взглядом, покрутил пальцем у виска, сплюнул на пол и сказал одно-единственное слово:
— Убирайтесь.
Слово, правда, было другое, но смысл от этого не изменился.
Полгода после этого дом дрожал от фундамента до крыши в ходе перестройки. Лифт, перегруженный стройматериалами, то и дело выходил из строя. С завидной регулярностью нарушались водоснабжение, отопление, телефонная связь и подача электроэнергии. Впрочем, ремонт есть ремонт, и жаловаться несчастным старожилам было некуда. Оставалось только терпеть. Призраку, наверное, тоже было муторно, потому что во время ремонта его появление ни разу не было отмечено.
Всему когда-то приходит конец. Двухэтажные апартаменты наверху дома были отстроены, и хозяин прибыл в последний раз перед завозом мебели и семьи полюбоваться на результаты. Откуда-то стало известно, что с собой у него была и выпивка, и закуска и что намеревался он «вспрыснуть» окончание ремонта со своими двумя приятелями прямо в пустой квартире на газетке. Откуда взялся этот дикий слух ~ остается только догадываться. Истина же заключалась в том, что хозяин и еще два человека действительно проследовали в лифте наверх в один из вечеров после окончания ремонта. И какое-то время там пробыли. А затем скатились вниз по лестнице с неприличной поспешностью, приговаривая: «Чур меня, чур». Выглядели они сильно напуганными.
Больше никто хозяина апартаментов не видел, а через какое-то время прошел слух, что он якобы разорился и апартаменты продал буквально за бесценок одному из своих кредиторов. Так это было или нет, сказать трудно, но ни мебели, ни новых жильцов на последнем этаже старого дома так и не появилось.
Зато появился и стал уверенно распространяться слух о том, что весь дом уже куплен — и за немалые деньги — каким-то акционерным обществом. Оно, общество, якобы расселит всех жильцов и переоборудует дом под гостиницу-люкс. Действительно, квартиры начали потихонечку пустеть. А в ходе этого процесса по дому гулял скромный, неприметный человек, которого больше всего на свете интересовал таинственный призрак. Отрывочными, смутными и вовсе бредовыми сведениями о нем он исписывал блокнот за блокнотом, откровенно пренебрегая такой новомодной штукой, как диктофон. Впоследствии выяснилось, что блокноты заполнялись не зря...
Почти два века назад на месте усадьбы, сгоревшей во время наполеоновского нашествия на Москву, был построен преуютный деревянный дом, оштукатуренный «под камень», с колоннами по фасаду. Построил дом дворянин среднего достатка, которому внезапно полученное наследство позволило выбраться из деревни в первопрестольную. Означенный дворянин с немалым семейством справил новоселье и через два года скончался. Вдова же его со всеми чадами и домочадцами поспешно уехала обратно в деревню, продав дом себе в убыток. Ходили глухие слухи о том, что в доме «нечисто», но слухи так слухами и остались.
Несколько раз дом переходил из рук в руки, но финал всегда был одним и тем же: внезапная смерть кого-то из мужской половины семейства и паническое бегство остальных. В конце концов дом купил какой-то купец для своей зазнобы. Зазноба сбежала, по слухам, с гусаром, дом купило страховое общество, снесло и на его месте возвело пятиэтажное доходное здание с шикарными квартирами. Только жильцы в этих квартирах долго не задерживались.
Конец этому безобразию положила революция, после которой каждый, получивший вожделенные «метры», сидел на них тише тихого и к перемене жилплощади не стремился. Да даже если бы и стремился...
Французы говорят: «Ищите женщину» и, как всегда, бывают правы. Незаметному, скромному человеку с блокнотами удалось-таки раскопать старинную легенду, которая, возможно, соответствует действительности и позволяет как-то объяснить таинственные события в «нехорошем доме». Легенда восходит к тем временам, когда на месте доходного дома находилась старинная дворянская усадьба, исчезнувшая в огне.
В усадьбе жили два барина — старый и молодой, отец и сын, Отец, как водится, отличался крутым нравом и желал, чтобы все вокруг трепетало перед его волей. Сын был помягче, хотя тоже не ангел. И вот этот самый сын совершил самый естественный на свете поступок — влюбился. На свою беду в крепостную девку, да еще ту, на которую «положил глаз» его грозный батюшка. Тем не менее парочка наслаждалась в объятиях друг друга, а опасность быть застигнутыми и сурово наказанными придавала любви особую остроту.
Гром грянул внезапно: девушка призналась своему любовнику, что беременна, а батюшка приказал сыну жениться на девице из благородной семьи с хорошим приданым. Сын осмелился возразить — и был изгнан из отчего дома. Согрешившая же девушка бесследно исчезла. Когда спустя несколько месяцев сын вернулся за своей любовницей, ему поведали, что ветреная красавица сперва услаждала старого барина, а потом сбежала с кучером, прихватив некую сумму денег. Несчастный обманутый любовник проклял всех женщин вместе и каждую по отдельности, повинился перед батюшкой и женился на той, которую ему сватали. Только брак не был счастливым: молодая жена стала сохнуть и чахнуть и через год отдала Богу душу, разродившись мертвым ребенком.
Это так подействовало на старого барина, что тот лишился рассудка. А придя в себя перед смертью, повинился сыну, что оболгал его возлюбленную. Девушку сперва держали под строгой охраной в особой комнате, куда доступ имел только доверенный слуга, а потом, перед самыми родами, перевели в подвал. Дворне же сказали, что сбежала-де с кучером, да еще и барина обокрала...
На этом исповедь оборвалась — старый барин приказал долго жить. Молодой барин кинулся в подвал и в дальнем углу его обнаружил следы свежей кирпичной кладки. Когда стенку разломали, факелы осветили полуистлевший труп с крохотным скелетиком на груди. Молодой барин тут же, на месте, скончался от разрыва сердца, а дворня в ужасе разбежалась из проклятого дома. Через несколько месяцев в Москву вступили войска Наполеона — и город запылал. Погибла и усадьба...
Таинственный призрак, по свидетельству очевидцев и нескольким сохранившимся письменным преданиям, представлял собой женщину, скорее всего молодую, с младенцем на руках. Один или два раза в месяц глухой ночью она бродила по дому, проходя сквозь стены, и, если встречала мужчину, начинала стонать и проклинать его. К женщинам же, особенно с детьми, относилась более бережно и просила только «дитя пожалеть». Нерадивые матери напрасно испытывали угрызения совести: скорее всего, она имела в виду собственное дитя, погибшее некрещеным. Оба они, заживо замурованные, умерли от голода.
Неизвестно, поверили ли новые хозяева дома в эту историю. Известно только, что здание реконструировать не стали, а «выпотрошили» его, оставив только стены. Что интересно, котлован под новый фундамент был вырыт глубже, чем это делают обычно, и какое-то время на дне котлована копошились несколько человек с самыми обыкновенными лопатами: то ли клад искали, то ли еще что.
Неугомонные арбатские старушки все так же шепотом пересказывали друг другу душераздирающие истории о найденных скелетах, обвитых цепями, о железных сундуках, битком набитых бриллиантами «буржуев недорезанных», и прочие сказки с довольно пикантными подробностями. Некоторые, перепутав время и место действия, а также, безусловно, попав под мощное влияние средств массовой информации, утверждали, что в подвале старого дома были зарыты трупы любовниц незабвенного Лаврентия Павловича, которых там же и расстреливали.
Послушать старушек, так они еще пятьдесят лет назад точно знали не только «биографию» призрака, но и то, какого пола дитя произвела на свет несчастная, загубленная девушка. И молчали только потому, что «времена были другие». Что верно, то верно, во времена оные людей научили молчать даже о том, что они точно видели своими собственными глазами, а не только слышали в очередях или от соседей. Зато теперь выясняется, что «арбатский призрак» проявил невероятную коммуникабельность перед 1937 годом, приставал ко всем без разбору накануне войны, а одной старушке просто-таки предрек хрущевскую денежную реформу, благодаря чему оная старушка скопила несколько килограммов медных монет, выгодно поменяла их и безбедно прожила остаток жизни. Правда, о «павловской» реформе призрак предупредить поленился... или не нашел достойных кандидатов.
А если оставить в стороне шуточки и сплетни и отнестись к этой истории серьезно (да-да!), то вполне возможно, что призрак просит у живых только одного: христианского погребения ее и младенца. Она ведь не самоубийца, которую нельзя ни отпевать, ни хоронить по православным обрядам. Найти кости и захоронить по-христиански всего-навсего. Возможно, именно эта идея пришла в голову новым хозяевам здания, когда последовало распоряжение провести раскопки на дне котлована. О результатах раскопок, правда, ничего достоверного не известно.
Если же легенда — правда и прах несчастной по-прежнему находится в земле под домом, то совершенно не исключено, что в скором времени по коридорам шикарной гостиницы, пугая постояльцев и прислугу, будет проплывать белая тень с невнятными стенаниями. А мы — не англичане, призраки для нас — стресс, а не признак респектабельности.
Даже если призраки появляются в престижном доме престижного района.