Остановись, мгновенье!

Холодные тяжёлые капли с шумом разбиваются о железный подоконник. За окном дождь. Самый обычный весенний дождь. Романтически настроенные особы сказали бы, что это звенит капель, но я же не романтик. Какая разница мне теперь, дождь ли, солнце или ещё какое разнообразие? Меня занимает конверт, который ты машинально крутишь между пальцев. Это зрелище притягивает и завораживает. Кто-то давно сказал, что ожидание смерти хуже самой смерти… теперь я понимаю это. Обычный почтовый конверт, белый, тонкий, с напечатанной маркой, а внутри приговор. Приговор мне, тебе, всей нашей жизни, прошлой и будущей. Впрочем, будущего у нас как раз может и не быть. Всё зависит от маленького листка бумаги, находящегося внутри.

Как же мы до такого дошли?

Никто уже точно не скажет. Всяко ведь бывало. Бывали мгновения, когда за спиной вырастали крылья, хотелось парить, петь и плакать от переполнявшего нас счастья одновременно, бывали мгновения, наполненные неистовой страстью, утолить которую не под силу никому, а бывали и такие мгновения, когда сама мысль, что мы вместе, что мы рядом, доставляла тихое наслаждение. Хотелось впитывать каждую минуту, каждый миг жизни. Куда же всё это ушло? Полёт закончился, пристегните привязные ремни, пассажиров просьба не курить и не вставать с кресел до окончательной остановки… Да… ремни… То, что раньше окрыляло, стало тяготить, ощущение счастья сменилось привычкой. Тут впору Пушкина вспоминать, с его бессмертным «привычка свыше нам дана, замена счастию она». Привыкли. Приземлились. Насытились. И, как следовало ожидать, устали. Остались лишь боль, нарастающее раздражение и недоумение.

Как же так? Почему? Почему именно мы? Почему именно с нами?

Я пытаюсь понять, что случилось, пытаюсь угадать содержимое конверта, но оно надежно скрыто, а ты… ты не спешишь его вскрывать. Медлишь, надеясь на что? На чудо? Неужели ты до сих пор надеешься? Или мне только кажется? Кто из нас принимает желаемое за действительное? Я? Ты? Мы оба? Так томительно ожидание… Я уже готова порвать этот злополучный конверт на тысячу мелких кусочков и выкинуть в окно. Я готова ненавидеть тебя за твою медлительность. Как и всегда и во всём, ты предпочитаешь неспешность и взвешенность. Ты спокоен. Или мне это только кажется? Почему ты медлишь?!

Треск рвущейся бумаги. Как страшно. Я вдруг ощущаю себя как приговорённый к казни перед оглашением приговора, когда за спиной возвышается колода и топор палача. Сердце сжимается. Под мерное тиканье старинных ходиков в передней, ты молча читаешь письмо, откладываешь его на стол и отходишь к окну. По твоей реакции невозможно понять, что же ты там такого вычитал. Ты упираешься лбом в холодное стекло и молчишь. Я не вижу твоего лица, не чувствую твоей реакции, и от этого мне становится ещё страшней. Переборов свой страх, я читаю письмо. Меня начинает бросать то в жар, то в холод, руки дрожат, а навернувшиеся слёзы мешают дочитать до конца. Но это уже не важно. Я подхожу к тебе, обнимаю и упираюсь лбом в твою спину. Стекло холодное, а ты, наоборот, такой горячий… Хочется закричать, но сил хватает только на слёзы.

Господи, как же это хорошо, стоять вот так, чувствуя тепло друг друга, и просто молчать. Письмо, эта враз ставшая ненужной бумажка, сиротливо лежит на столе, мы стоим, слушаем дождь. Слушаем, вместе, ты и я. Но теперь мы не одиноки. У нас появилась надежда, появился шанс что-то исправить, что-то начать заново. И я собираюсь использовать этот шанс. А ты?

Звук рвущейся бумаги… всего лишь мгновение, но для нас…