ЖАРА

               

             Жара обволакивает. Июль для Ирины пахнет разнотравьем. Она медленно идёт через городской парк и наслаждается ароматом свежескошенной травы, который смешивается с другими запахами. Много солнца, много запахов и жара.

              Ирина давно подметила, что каждый месяц имеет свой особенный запах. В наступившем июле она всё время попадает под магию аромата липового цвета. А ещё, если немного покапал июльский дождик, то от липового аромата можно сойти с ума, впасть в нирвану. О, этот липовый цвет! Ты невозможно прекрасен! Ты – уникален!
Жара обволакивает.
 
              Уже которую ночь Ирина спит обнажённой и, практически, не накрываясь, потому что июль не просто жаркий, а знойный. Дождей давно не было, а по ночам невозможно заснуть из-за духоты. Все двери и форточки в комнатах открыты настежь, чтобы было хоть какое-то движение воздуха.
Несмотря на невыносимую жару, ей всё равно жаль, что июль скоро пройдёт. Радует, что этот месяц не уйдёт навсегда. В следующем году он опять придёт. И опять будет дарить свой липовый аромат, липовую нирвану, кусочек липового счастья!

               Беда не предупреждает и, как не прошеный гость, появляется неожиданно. В полдень, в самое пекло, отца Ирины увозит «скорая». В первое мгновение она теряется и никак не может сообразить, что делать. Наконец, придя в себя, в один пакет складывает вещи, которые необходимы отцу в больнице: зубную щётку, пасту, мыло, два полотенца, туалетную бумагу, тапочки и журнал с кроссвордами; а в другой пакет – еду. Через час Ирина в приёмном покое с двумя пакетами в руках.
 
               К отцу её не пустили, сказали, что срочно готовят к операции. Ирина прислонилась к холодной стене, поставила на пол пакеты. Жарко. Очень жарко… Надо срочно что-то делать. Мысли лихорадочно спотыкаются друг за друга. Она достаёт из сумочки телефон и набирает номер знакомого, имеющего отношение к медицине.

               - У меня беда: отца положили в кардиологическое отделение, готовят к операции. Помоги!

               - Попробую сообразить. Твой звонок застал меня врасплох. Я перезвоню тебе.

               Ирина сидит в предбаннике приёмного отделения и, в ожидании звонка от знакомого, рассматривает наглядную агитацию, развешенную на стенах, в которых в основном рекомендуют, как следует предохраняться. Наконец раздаётся долгожданный звонок:

               - Значит так: тебя сейчас ждёт в своём кабинете главный врач больницы Аркадий Артурович. Его кабинет находится в административном корпусе на втором этаже.
 
               - Большое тебе спасибо!

               - Да, пока не за что. Буду рад, если тебе это поможет. Держись и не падай духом.

               Ирина вышла из приёмного отделения в пустынный больничный двор, на котором располагалось около семи корпусов и несколько подсобных построек. Солнце спряталось и моросит мелкий дождь. Она ищет глазами административный корпус. Идёт по аллее, с двух сторон которой расположены вековые липы, источающие свой аромат, который уже не радует, а от которого хочется плакать: почему, за что?

               Когда она подошла к административному корпусу, тоненький солнечный луч пробил себе дорогу сквозь тучи и небольшим квадратом осветил больничный двор. Больница старая: скорее всего, её возвели сразу после войны; значит, зданиям не менее шестидесяти лет. Толстые кирпичные стены оштукатурены и выкрашены в насыщенный жёлтый цвет.

               Ирина поднялась на второй этаж и вошла в приёмную главного врача. Молодая женщина, кровь с молоком, этакая русская матрёшка с ярким румянцем на щеках, мельком глянула на вошедшую женщину, на мгновение оторвав взгляд от монитора компьютера, и протокольным голосом секретарши проговорила:

               - Главврач занят, у него посетитель. Присаживайтесь.

               Сев на стул, который стоял у самой двери, Ирина замерла в ожидании. Прошло десять минут, двадцать. Время для неё тянулось и так медленно, а когда прошло полчаса, она начала нервничать: «Может, секретарша не хочет пускать её к главврачу и ждёт окончания рабочего дня».
Матрёшка как будто прочла мысли:

                - Не понимаю, почему так долго? К главврачу за полчаса до вашего прихода зашла женщина.

                Секретарша поднялась из-за стола, взяла какую-то бумажку и, покачивая бёдрами и грудью, вплыла в кабинет главврача, не очень плотно прикрыв за собой дверь, так что Ирина слышала их разговор.

                - Аркадий Артурович, в приёмной сидит женщина. Она к вам.

                - Да, да. Я уже заканчиваю.

                Матрёшка выплыла из кабинета и, глядя на Ирину большими круглыми глазами, сочувственно проговорила:

                - Не понимаю, о чём так долго можно говорить?

                Ирина терпеливо продолжала ожидать. Она думала об отце, сокрушалась, что ничем не может ему помочь. Что вот сейчас зайдёт к главному и о чём просить? Сделайте так, чтобы отец не умирал, дайте лучших хирургов, лучшие лекарства. Бред какой то.
 
                Прошёл час. Секретарша стала собираться домой – у неё закончился рабочий день. Уходя, мило улыбнулась Ирине:

                - Мне пора уходить, дверь в приёмную оставляю открытой. До свидания.

                Прошло ещё полчаса и, наконец, дверь кабинета главврача отворилась, и оттуда вышла женщина средних лет интеллигентной внешности. Ирина, уже спокойная, «как удав», вошла в кабинет.

                Кабинет обставлен добротно: внушительных размеров тёмного дерева письменный стол, добротные книжные шкафы, за стеклянными дверцами которых просматривались корешки толстых книг, на полу добротный красный ковёр. В каждом углу кабинета – кадки с фикусами.
 
                Кабинет по своему интерьеру больше напоминал кабинет маститого писателя, нежели главврача. За столом восседал клон известного дагестанского поэта Расула Гамзатова.
 
                Сначала он задал Ирине несколько вопросов, чтобы войти в курс дела, а потом тихим голосом, медленно проговаривая каждое слово, начал говорить с ней, как врач-психотерапевт, как будто у неё последняя стадия психоза.
Она вежливо его слушала и понимала, что он ничем ей не поможет. И, вообще, зачем она к нему пришла, да ещё так долго сидела под дверью? А он всё говорил и говорил. Может,  врач и говорил правильные вещи, но Ирине, как ей казалось, они были ни к чему. Она выхватила паузу и вклинилась в бесконечный монолог главврача:

                - Большое спасибо, что приняли меня, что выслушали, что сказали массу для меня полезных вещей. У меня одна единственная просьба: можно мне зайти в реанимацию к отцу после операции?

                Он опять начал тихим и нежным голосом говорить, что не может этого позволить для пользы её же отца, и опять продолжил бесконечный монолог, как ей надо вести себя в случившейся ситуации и что правила для всех одинаковые.
Главврач говорил и говорил, а Ирина уже сидела как на иголках. Ей хотелось быстрее увидеть родное лицо отца. Выждав минут пятнадцать, она опять предприняла попытку вклиниться в монолог:

                - Я вам  так благодарна. Не буду тратить своим присутствием ваше драгоценное время. До свидания.

                Ирина поднялась со стула и уже собралась уходить, но он продолжал говорить, явно не намериваясь заканчивать разговор. Он говорил, а она стояла и с вежливым выражением лица продолжала его слушать. Хотя на самом деле она его не слушала, а думала о своём.

                Наконец, он закончил свой монолог, поднялся и проводил Ирину до дверей.

Она шла по больничному двору в направлении кардиологического отделения и думала о том, почему главврач так долго держал у себя в кабинете ту женщину, а потом и её: «Может, он очень одинок, живёт один и рад каждому посетителю, типа, а поговорить».
Она идёт по той же липовой аллее обратно. Думает об отце, но аромат цветущих лип, усиленный после дождя, мешает сосредоточиться. И жара, которая не даёт дышать…Сумерки. Сколько же она просидела у главврача? Очень душно. От раскалённого асфальта в нос бьёт теплом и запахом битума.

                Когда Ирина вошла в приёмный покой, навстречу ей вышел дежурный врач. В двух словах он рассказал об операции и о состоянии пациента, и что надежды на выздоровление минимальны. А потом неожиданно добавил:

                - Вы, наверное, хотите пройти к отцу?

Ирина растерялась. Ведь главврач категорически отказал ей в личном посещении отца.

                - Конечно!

                - Только пару минут.

                Ей дали белый халат, и она пошла за медсестрой, благодарно думая, что не такой уж и бесчувственный этот Аркадий Артурович: «Наверное, пока я шла, он позвонил в отделение и распорядился на счёт меня.»
 
                Отец, такой родной, бледный, с синюшными губами лежал один в палате под капельницей, всё ещё не придя в сознание.
От безысходности и неотвратимости надвигающейся беды, Ирине хотелось рыдать в полный голос, но слёз не было.

                Зашла медсестра, и молча вывела Ирину из палаты, что-то говоря ей, но она уже ничего не слышала. Проходя приёмное отделение, её взгляд на секунду задержался на двух белых пакетах, одиноко стоявших возле стула, оставленных ею ещё днём, и уже не нужных. К горлу подступил ком горечи.

                Войдя в квартиру, Ирина дала волю слезам.

                Невыносимая жара летнего вечера … В открытые окна в квартиру проникает аромат цветущих лип, заполняя собою пространство.