Табе пакет не приносили?

                Т А Б Е   П А К Е Т …  Н Е   П  Р И Н О С И Л И?
                ( Ответственное лицо )

                - П Ь Е С А.-



                Действующие персонажи:

Балбеткин Андрей Ильич – вступающий в должность заместителя главы администрации по строительству и социальным вопросам.
 
Шурпеткин  Иван Ринатович – зам. главы по связям с общественностью.

Мартынов Антон Сергеевич – начальник управления по трудоустройству.

Поручик – представитель банка «Народное добро».

Ворон Дмитрий Антонович – начальник финансового управления.

Ворон Николай Антонович – управляющий банка «Народное добро».

Родькина Надежда  Исааковна – начальник  треста столовых и магазинов.

Охеев Арест Семёнович –  помощник главы администрации.

Пульберг  Ильдус Булатович  – начальник жилищно-коммунального управления.

Студнев – начальник службы безопасности, бывший работник КГБ.

Антюхов или Зам. – зам. начальника жилищно-коммунального управления.

Секретарь-машинистка.

         Просторный  кабинет Балбеткина. Два стола: один - рабочий, другой - для заседаний.
Шкаф, телевизор на тумбе. Балбеткин стоит перед зеркалом и репетирует.
               
                Балбеткин.
   От лица группы товарищей и от своего лица хочу сказать, что Вы, Николай Николаевич,  сделали правильный выбор, назначив меня на такой высокий пост. Хочу заверить, что полностью оправдаю Ваше доверие и подниму показатели работы Администрации на более высокий уровень, в чём Вы можете не сомневаться.
   Отдамся весь служению делу и получу от Вас ещё большее доверие, взамен на оказанную мне честь работать под Вашим чутким руководством. Подобострастная улыбка и нежный взгляд, обезоруживающий, точка!
   Что, значит, точка? А, в скобках - последние слова. Это значит, я уже молчу, улыбаюсь и нежно гляжу. Опять забыл! Надо как-то выделить, подчеркнуть, что ли? Или совсем замазать, чтобы не оговориться во время церемонии?
 
                Стучатся в дверь. Входит вальяжно Шурпеткин.

                Шурпеткин.

   Мимо проходил. Увидел - сквозь двери свет пробивается. Вот, заглянул, не ошибся. Оказывается, это ты весь светишься от счастья. Радостно, наверно, послужить на благо народа?
               
                Балбеткин.
   Извините, а вы, собственно,…

                Шурпеткин.
   Я твою кандидатуру первым одобрил. Ну, одним из первых. Я – заместитель главы по общественным связям, Вадим Семёнович.

                Балбеткин.
   Ах, да! Не узнал, богатым будете! Извините!

                Шурпеткин.

   Извиняться потом начнёшь, когда явится «исходящий-входящий». Но будет уже поздно.

                Балбеткин.

   Почему поздно? Кто такой «исходящий-входящий».

                Шурпеткин.

   Да есть один у нас такой. Исходящий 68 дробь 215, входящий 4 дробь 21. Приходит всегда не вовремя с письменным поручением. Как такого  земля носит? До тебя он пока не дошёл, но, думаю, скоро будет.

                Балбеткин.
   Я всегда готов! А что за поручение?

                Шурпеткин.

   Ещё не знаю, но догадываюсь. Сверху скинули распоряжение, резолюцию или постановление. Проще сказать, разнарядку. В следующем месяце надо будет посадить в тюрьму одного коррупционера.            

                Балбеткин.

   Какого коррупционера?

                Шурпеткин.

   Да любого. Обычная практика. Разоблачить, уличить, поймать на взятках, помочь прокуратуре устроить громкий процесс, осветить в СМИ, ну и так далее. Скорее, тебе и поручат эту рутинную работу выполнять.

                Балбеткин.

   Но я ещё никого не знаю в Администрации? Я только с делами своего сектора буду месяц знакомиться.

                Шурпеткин.
   Значит, сам сядешь. Ничего не поделаешь – указания сверху надо выполнять неукоснительно, реагировать молниеносно и отчитываться своевременно.

                Балбеткин.

   Бред какой-то!

                Шурпеткин.

   Вот, вот! То же самое твой предшественник говорил. Где он теперь? Сидит. Семь лет дали.  Хотя прокурор просил пять.
   Ну, я пойду? Ещё раз поздравляю с высоким назначением! Дерзай!

                Уходит с чувством выполненного долга.

                Балбеткин.

   Я не ослышался? Это шутка такая по Администрации гуляет? Прикалываются над новичками?               

                Стучат в дверь.

                Балбеткин.
   Проникайте! Не занято! Тьфу, то есть входите, не заперто!

                Входит Студнев, начальник сл. Безопасности.

                Студнев.
   Табе пакет!

                Балбеткин.
   Так, выйдите, пожалуйста! Этот анекдот я знаю с детства!

                Студнев выходит, стучится в двери, снова заходит.

                Студнев.
   Я – в смысле вопроса: табе пакет не приносили?

                Балбеткин.
   Вы – исходящий 68 дробь 215?

                Студнев.
   Нет. Я начальник службы безопасности, генеральный секьюрити. Но «исходящего-входящего» хорошо знаю. Это входит в мои обязанности.

                Балбеткин (настороженно).
   А что за пакет?

                Студнев.
   Не знаю.

                Балбеткин.
   Как же не знаете, если сами спрашиваете о нём?

                Студнев.
   Значит, знаю, но не скажу.

                Балбеткин.
   Мелкий шантаж? До свидания!

                Студнев.
   Хочешь, я могу по памяти пересказать содержание? Всего за 50 рублей.

                Балбеткин.
   Вы вскрывали депешу?

                Студнев.
   Упаси, боже! Конверт тонкий, на свету всё прочесть можно, не вскрывая. Нет, я с законом дружу!

                Балбеткин.
   И кто ещё на свету просматривал пакет?

                Студнев.
   Я – бесхитростный. За 20 рублей скажу -  все! Итого, 70 рублей! Мелочь, а приятно.   

                Балбеткин.
    За что? Сначала пакет отдайте!

                Студнев.
   Забыл предупредить: почта у нас частенько пропадает. Особенно, под грифом п/п.

                Балбеткин.
   Под грифом «поручение правительства»?

                Студнев.
   Это для вас – поручение правительства, а для остальных – под грифом «Пусть полежит». Вот так лежит себе, лежит никому не нужное,  а потом вдруг становится кому-то нужное – и нет его!
               
                Балбеткин.
   Воруют?

                Студнев.
   У нас не воруют. Просто, до адресата не доходит. Но это не беда. Мы здесь все живём как одна семья. Всё на виду – того посадили, этот на выданье. Тот детский садик и вокзал достроил, но не поделился, этот главе ещё с продажи земли не донёс.

                Стучат в двери.
                Студнев.
   Я позже за денежкой зайду.
                Выходит.
                В дверях появляется Поручик.

                Балбеткин.
   Входите. Вы кто?
               
                Поручик.
   Поручик.

                Балбеткин.
   Это звание такое?

                Поручик.
   Нет, это профессия. Мне поручено поручить вам одно деликатное поручение. Ручаюсь, что вы не откажетесь от этого поручения.
   Мои поручители уже поручились за Вас – что вы после получения поручения обязательно исполните это поручение. Иначе они не ручаются за себя.

                Балбеткин.
   Вы принесли пакет?

                Поручик.
   Нет, у меня устное поручение, но возникшее у поручителя вследствие текста распоряжения, содержавшегося в пакете.

                Балбеткин.
   Интересно, кто же ваш поручитель, и чего он вам такое поручил, что я не смогу отказать поручику в исполнении данного поручения?

                Поручик.
   Мой поручитель – управляющий банка «Народное добро». А поручение простенькое – ликвидировать начальника финансового управления.

                Балбеткин.
   Что-о-о-?

                Поручик.
   Не что, а кого. Начальника финансового управления. И не выкатывайте глаза. Мне поручено передать, что вам теперь, после спущенного на вас сверху распоряжения,  всё равно. До кучи, так сказать,  одним больше, одним меньше. Ну, а если не ликвидировать, то хотя бы лишить начальника финуправления возможности выполнять финансовые операции.

                Балбеткин.
   Издеваетесь? Меня никакая сила не заставит совершить такое гнусное и глупое преступление.

                Поручик.
   Поручитель сказал, что вы должник.

                Бабеткин.
  Я?  Да я никогда в глаза не видел вашего управляющего и банк «Народное добро» стороной обхожу.

                Полручик.
   Правильно, поручитель сказал, что вы ещё у него в банке возьмёте кредит. Погасите только половину, а на вторую набежит по процентам и штрафам сумма, превышающая в четыре раза сумму самого кредита.

                Балбеткин.
   Зря пришли. Кредитоваться я не собираюсь. Деньги не нужны. Хотя вру, мне бы деньги не помешали.

                Поручик.
   Пришёл не зря. Денег потом нашему банку от вас не нужно. Хотя, я тоже вру, деньги нужны всем, но от вас мы вряд ли получим возврат, даже через суд. Поэтому банк поручает вам  деликатное поручение.

                Балбеткин. (Ухмыляясь).
   А взамен? Вы рвёте кредитный договор, которого ещё в природе не существует?
               
                Поручик.
   Но ведь и вы ещё не исполнили в полном объёме деликатное поручение.

                Балбеткин.
   Хватит того, что я его уже выслушал.
 
                Поручик.
   Значит, вы согласны выполнить деликатное поручение?

                Балбеткин.
   Конечно, нет!

                Поручик.
   То есть, как нет? Поручитель уверил меня, что вы согласитесь. У вас нет другого выхода.

                Балбеткин  (долго раздумывает, как бы изавиться от               
                поручика).
   Вы правы, ситуация сложная. Я бы не отказался, но дело в том, что я не могу ликвидировать Заказчика.
   Как вы себе это представляете?  Мне уже начальником управления финансов было сделано деликатное предложение - убрать управляющего банка «Народное добро». Буквально, перед вашим приходом, мы обо всём договорились с начальником службы безопасности. Да вы, наверно, столкнулись с ним в коридоре?

                Поручик.
   Ах, так вы - и вашим и нашим? В таком случае, следует напомнить, что наша организация очень и очень серьёзная. Вы не представляете,  какие поручители серьёзные люди! В данном случае приемлемо только одно условие: наше деликатное поручение должно быть исполнено раньше поручений, порученных вам другими лицами. Вы меня понимаете: в такой серьёзной организации, как банк «Народное добро», отчётность – прежде всего.

                Балбеткин.
   Извините, чай и кофе не могу предложить. Ходатаи выпили за утро. Будьте здоровы, не хворайте головой!

                Поручик уходит. Без стука врываются  Пульберг и
                Зам. Антюхов.

                Пульберг.
   Здравствуйте ещё!

                Балбеткин.
   Здравствуйте!  Ваши лица мне знакомы. Мы с вами раньше встречались?

                Зам.
   Мы из ЖКУ. Постановление прочли? Выводы сделали? Мы пришли помочь.

                Балбеткин.
   Чем помочь? Оплатить за меня  газ, свет, воду, отопление?
    
                Пульберг.
   А что, идея приемлемая. Мы уже узнали о вашей беде, поэтому и пришли с деловым предложением. В течение года вы можете не платить за коммунальные услуги. Мы тут посовещались и решили сообща закрыть ваши долги.

                Балбеткин.
   Спасибо, сейчас разрыдаюсь.
 
                Зам.
   Нам благодарностей раньше времени не надо!

                Пульберг.
   Да! Сначала выслушайте до конца!  Мы закроем ваши коммунальные долги, а вы убьёте одного гада, который гадит в наши души, и в Администрации устроил притон.

                Зам.
   Да, а ещё матерится, и детям в соседнем районе кажет язык и дулю.

                Пульберг.
   Мы считаем, что вам уже всё равно: пятью или шестью жертвами больше. Зато очистите от нечисти  район и, заодно, рассчитаетесь с долгами по коммуналке.

                Балбеткин.
   Точно, вы все здесь с ума сошли. Никаких резолюций, постановлений, приказов я не читал, никаких пакетов, конвертов, треуголок не получал.
   Но вижу, что это вас мало волнует. Хорошо, кто жертва?

                Пульберг.
   Некто Мартынов, из  управления кадрами.  Да вы его видели: плюгавенький такой, весь сморщенный, взглянуть без сострадания нельзя!
               
                Балбеткин.
   А попроще кого-нибудь - нельзя? Один пробовал уже тягаться с Мартыновым, а другой – раньше – с Дантесом. Печальный исход вам известен. И литература догадалась, что история не знает сослагательного наклонения.

                Зам.
   А вы его не наклоняйте. Вы его, просто, убейте, и мы по результатам голосования общего собрания  закроем ваш долг на год вперёд, а может и больше, чем на год.

                Балбеткин.
   Я должен посоветоваться с женой.

                Пульберг.
   У вас нет жены.

                Балбеткин.
   Тогда с любовницей.

                Зам.
   Это – с Надькой Родькиной из управления трестом столовых?  Так вы должны её будете убить сразу же, после Мартынова.

                Балбеткин.
   А её-то за что?

                Зам.
   Упреждающий удар! Ей сегодня с утра нахамил наш начальник. Вот он! Она ревела как белуга. Вечером к вам придёт и попросит, чтобы вы обязательно убили начальника ЖКУ. А мы перехитрили, раньше «заказали» её. Упреждающий удар!

                Балбеткин, сомневаясь.
   Нет. Надька мне дорога, как работник, торгующий дефицитом.

                Пульберг.
   Пусть будет дорога вам, как память.

                Балбеткин.
   Поразительный цинизм!

                Зам.
   Не цинизм, но тонкая жилищно-коммунальная расчётка.

                Пульберг.
   Значит, договорились?


                Входит в кабинет секретарь-машинистка. Садится за большой стол переговоров, достаёт табличку с надписью: Начальник управления финансов ВОРОН  Д.А., раскладывает бумаги. Следом входит Ворон Д.А., молча садится и просматривает бумаги.

                Балбеткин.
   Ни «здрасьте», ни «насрать»! Как звать вашего шефа?

                Секретарь
   Дмитрий Антонович.   

                Балбеткин.
   А фамилия?
   
                Секретарь- машинистка молча показывает на табличку.

                Балбеткин.
   Я понимаю – здесь написано чёрным по белому. А фамилия?

                Секретарь с раздражением говорит по слогам.
   Вор – он.
      
                Балбеткин.
   А фамилия?

                Секретарь.
   Это и есть фамилия.

                Балбеткин.
   То есть, фамилия и призвание – в одном стакане? Слова омонимии. Ворон, потому что он – вор, или он вор, потому что он – ворон, да? 

                Секретарь.
   Да, Ворон.

                Балбеткин.
   Наоборот. Если он ворон, то - да,  а если он ворон, ещё и да, то – нет!

                Секретарь указывает пальцем на Ворона Д.А.
   Ой, разбирайтесь сами!

                Балбеткин.
   И вам в ответ: «Пока ещё добрый день!» Господин с фамилией-призванием!

                Ворон Д.А., не отрываясь от чтения бумаг.
   Что значит: «Пока ещё добрый»?

                Балбеткин.
   По поручению банка «Народное добро» я буду вас убивать.

                Ворон Д.А.
   Ещё один? День,  правда, выдался на урожай убийц. Вы сегодня – седьмой.

                Балбеткин.
   Будьте мужчиной! Поднимите немедленно голову и гляньте смерти в лицо!

                Ворон Д.А.
   Ага, разбежался. Я подниму, а вы мне из водяного пистолета брызните в лицо какой-нибудь гадостью: ядом или кислотой.

                Балбеткин.
   Откуда вам известно?

                Ворон Д.А.
   Вы же хотите, чтоб я мучился, орал, хватался за обожженное лицо, а перед смертью в агонии валялся у вас в ногах и просил прощения за то, что выделил на ваше управление строительства лишний пяток миллионов бюджетных рублей?

                Балбеткин.
   Как вы меня узнали? Я же новенький! Вы даже не взглянули на меня!

                Ворон Д.А.
   По голосу. Я вас, спиногрызов, всех по голосу узнаю. Сейчас вы скажете, что вам меня жалко, что лучше договориться, чем брать грех на душу, что жизнь – штука сложная, и нельзя ли проекты вашего управления считать приоритетными?
   Заранее говорю – нет! Нельзя! Начальник управления финансов – фигура номинальная. От меня ничего не зависит, кроме номинала. Если хотите меня убить изощрённым способом, то не просите у меня денег, и я умру от неожиданности.

                Балбеткин.
   Может быть, всё-таки договоримся? Давайте, ликвидирую директора банка «Народное добро»?

                Ворон Д.А.
   Директор банка «Народное добро» человек мне не чужой. Он мой младший брат.

                Балбеткин.
   Ну и что? Надежда Исааковна – директор треста столовых – мне тоже не чужая, как выяснилось. Всё равно я согласился, не раздумывая.

                Ворон Д.А.
   Странно, а есть в администрации тот, кому наша Надька может быть чужой?

                Балбеткин.
   За такое оскорбление, брошенное вами в адрес приговорённой общим собранием  ЖКУ, я должен отреагировать должным образом.

                Ворон Д.А.
   Вы мне отчётность должны предоставлять своевременно, а не образы.
 
                Балбеткин.
   Это я образно говорю. Вы же знаете, что сообразно сложившейся ситуации, я не могу себе вообразить, что вы тоже являетесь любовником Надежды Исааковны.

                Ворон Д.А. поднимает голову.
   А я могу? Я могу? Сижу целыми днями как проклятый, свожу дебет с кредитом, пытаюсь пережить очередной банковский кризис. Поступлений всё меньше, кризиса всё больше. Хоть в петлю лезь!

                Балбеткин.
   Намекаете? Намекаете!

                Ворон Д.А.
   Хорошо, намекать больше не буду. Я подумаю над вашим предложением. Следующий!

                Балбеткин вдруг выходит из своего кабинета и заходит снова.
               
                Ворон Д.А., уткнувшись в бумаги.
   Добрый день! С чем пожаловали?

                Балбеткин.
   Я принёс водяной пистолет, чтобы вас укокошить.

                Ворон Д.А.
   Ещё один? День выдался добрым. Вы сегодня пятый.

                Балбеткин.
   Как, пятый, если предыдущий был седьмым?
 
                Ворон Д.А.
   Пятый, который пришёл с водяным пистолетом. А так – восьмой.

                Балбеткин.
   Ну, тогда я спокоен, раз вы считать не разучились. Только «следующий» должен говорить я. Это мой кабинет.

                Ворон Д.А. удивленно осматривает кабинет.
   Разве? То-то я гляжу портрет президента какой-то не родной, сделан не в рублёвом эквиваленте.
                Встаёт и уходит следом за секретарём-машинисткой.
   
                Балбеткин.
   Забавные игрища! Чудят они или серьёзно?  Но какое распоряжение было в пакете?  А если и вправду они здесь все больны исполнительностью и понимают буквально указания сверху?      
   Входите! Вы кто?

                Поручик.
   Я поручик. Пришёл узнать: выполнили вы деликатное поручение?

                Балбеткин.
   Да, почти выполнил.
               
                Поручик.
   Что значит – почти?

                Балбеткин.
   Почти – это значит, что Ворон Д.А. согласился повеситься, но при условии, если я дам ему немного денег. Так что дайте мне денег, я принесу их ему, и он убьётся сразу.

                Поручик.
   За деньги любой дурак убить сможет. Вы без денег попробуйте, под будущий кредитный договор.

                Балбеткин.
   Как знаете. Моё дело – предупредить. Я уже от начальника управления финансов  получил деньги на исполнение деликатного поручения: на ликвидацию его родного брата, управляющего вашего банка.

                Поручик (шёпотом)
   О какой сумме идёт речь?
 
                Балбеткин.
   Об огромной. Я сейчас напишу вам мелким шрифтом.

                Поручик.
   Ого-го, перестаньте рисовать ноли! У меня в глазах рябит.

                Балбеткин.
   Наивно и пошло торговаться из-за нолей. Ноль, он и есть ноль. Ещё один – для убедительности и ещё один, как контрольный выстрел в голову банка. Вот, возьмите! Красиво нарисовано.

                Поручик.
   Мы подумаем. Но об очерёдности вы пока  не забывайте.

                Балбеткин.
   Почти забыл. Хорошо, что вы напомнили.
               
                Поручик уходит.

                Врываются Пульберг и Зам. Антюхов..

                Пульберг
   А Мартынов у себя дома, в квартире, вчера костёр развёл! Нам доложили.

                Зам.
   Говорит, что мы отопление ему вырубили.

                Пульберг.
   И пристращал руководство ЖКУ, что если у него перекроют воду, то он пробурит через пять этажей артезианскую скважину и железную трубу с насосом вставит всем нам в одно место.

                Зам.
   Как вы думаете, пробурит?

                Пульберг.
   Пробурит! Этот пробурит!

                Балбеткин.
   С трубой ему придётся, конечно, повозиться.

                Зам.
   Легче убить, чем стерпеть такую наглость.

                Пульберг.
   И боль.

                Зам., размахивая руками перед лицом Балбеткина.
   А вам не больно видеть нас такими жалкими, беспомощными и затерроризированными? Когда же вы его убьёте?

                Пульберг.
   Смотреть на вас без слёз невозможно. Измучились, лица на вас нет. Всё гадаете, наверно, каким способом лучше Мартынова отправить на тот свет?

                Балбеткин.
   Не так просто, как вам кажется. Нужен стимул и добрый посыл.

                Пульберг.
   Да, известное дело: без доброго посыла трудно убивать!

                Зам.
   А мы вам водки нальём два стакана!

                Балбеткин.
   Я под алкоголем убивать не стану. Зачем мне опускаться до пьяной «бытовухи»?

                Пульберг.
   А хотите денег?

                Балбеткин.
   Хочу! Очень! Кто же их здесь не хочет?

                Зам.
   Вот именно! Хотят все! А их нет, денег-то!

                Балбеткин.
   О чём тогда говорить, если от вас нет доброго посыла? А вот от Надежды Исааковны – уже есть. Стимулировала и упредила ваше упреждение.

                Зам.
   Вы не ко мне, а к начальнику обращайтесь. Для него хамство дороже денег, а деньги дороже жизни.

                Балбеткин.
   А жизнь - не дороже Надежды Исааковны.

                Пульберг.
   Я не за себя ратую. Мне жителей района жаль, в первую очередь, а во вторую – жену. Плакать будет. И Надька, наверно, тоже – на пару с женой? Я ведь, всё-таки, человек, какой-никакой. Был. И начальник.

                Зам.
   Не расстраивайся. Будет в твоём похоронном деле и плюс.

                Пульберг.
   Какой плюс?

                Зам.
   А минус на минус – будет уже плюс.

                Пульберг.
   Я – минус?

                Балбеткин.
   Нет. Слёзы жены и Надежды по вас – минус.

                Пульберг.
   А плюс?

                Балбеткин.
   А плюс  на могилке поставят. На кладбище сплошные плюсики торчат. Ваш будет не исключением.

                Пульберг.
   Я обрезанный. Мне не положено.

                Зам.
   Да, скрытный у нас народец живёт. Никогда бы не подумал, что мой начальник, Ильдус Булатович Пульберг, обрезан как последний не русский. Значит, вам не привыкать прощаться с жизнью. У вас ещё в детстве  лучший кусок живого отрезали и выбросили в коммуникации, как приманку.

                Балбеткин.
   Вы повздорьте здесь чуток, а я в это время схожу к Мартынову. Проведу разведку боем.
 


                Сцена 2.

                Балбеткин входит в соседний кабинет Мартынова.
                Мартынов стоит к нему спиной.
                Балбеткин стучит Мартынову в спину.
   Тук-тук, можно?

                Мартынов.
   Нельзя! Я думаю. Но, если уж постучался, входи.

                Балбеткин.
   Я пришёл по просьбам трудящихся. Мне надо будет с вами познакомиться и убить. Хочу прежде обстановку разведать.

                Мартынов.
   Все хотят моей смерти. Обстановка, как обстановка. Стол, стул, бутылка – всё на месте. Что ещё добропорядочному чиновнику надо?

                Балбеткин.
   Наверно, хотя бы, ещё компьютер, книжки для приличия. Всё домой утащили?

                Мартынов.
   Дурак ты необразованный, и Макса Фриша не читал. Я сейчас откупорю бутылку, опорожню её и мне уже ни стол, ни стул не нужны будут.
   Вот такая знойная, логическая цепочка: в жертву приносишь одно, а жертвами становятся все.

                Балбеткин.
   Я предупреждал руководство ЖКУ, что с вами будет не просто: «Мартынов роман Фриша «Синяя борода» читал». К вам нужен особый подход. Со стимулированием и добрыми посылами.

                Мартынов.
   Это правильно. Когда идёшь убивать, в твоей душе добрые посылы должны булькать и пузыриться. Иначе ничего не получится. Агрессия – ответная реакция. Я сам неоднократно пытался, агрессивно настроенный.
   Обидел мой старый приятель. Обманул, украл деньги, много денег. Злой я был на него. Такие жёсткие импульсы посылал, что, думал, скорчит его, изуродует, как курицу под асфальтовым катком. Нет ведь, отразились импульсы, как от зеркала, и вернулись все, без остатка, ко мне. Так ударили по башке, что до сих пор опохмеляюсь.

                Балбеткин.
   А где у вас жена, дети внуки?  Смотрю: ни одного семейного портрета на столе нет.

                Мартынов.
   Они у меня были?

                Балбеткин.
   Я спросил.

                Мартынов.
   Я тебе сейчас тезисы зачитаю из своей последней научной монографии: «Значение метеоризма в семейной жизни». Сначала она имела другое название. В августе я видел метеоритный дождь. Впечатлило. Назвал научную работу «Метеоризм в нашей жизни». Затем, сдуру, полез в словарь и увидел истинное значение этого красивого слова. Пришлось поменять название и добавить истории: «А.Гитлер с детства болел метеоризмом и покорил всю Европу». А потом, логическим путём, название само напросилось на обложку монографии.
   Зачитываю: «Мужчина – безобидное животное, пока не подпадёт под влияние женщины. Как животное он, наивный и доверчивый, подвержен дрессировке и одомашниванию. Как в животном, зло в нём находится в зачаточном состоянии, и его ровно столько, сколько хватило бы лишь на детскую шалость или, со слов женщины, на безрассудный, нелепый, но героический поступок.
   Мужчина своими безрассудными поступками никогда и ничего не хотел и не пытался доказать другому мужчине. Инстинкт самосохранения не позволил бы ему соперничать с особями, равными по физической силе и разуму.
   Другое дело – женщина, зло в которую заложено самой природой. Природа женского зла – инстинкт продолжения рода, породивший умение приспособиться и приспособить под себя окружающий мир.
   Когда Ева предложила вкусить плод с дерева познания добра и зла, Адам не ведал, что начался сложный процесс его воспитания.
   С соками плода зло всосалось в кровь незлобного животного. Познание зла и его использование для выживания и продолжения рода стало главной задачей первого человека.
   Одна ветвь из дерева зла – обман. Супружеская жизнь – двойственный обман.
   Мужчина силой и безобидным обманом овладевает на время женщиной. Женщина хитростью и обманом позволяет овладеть собой, чтобы пожизненно обладать тем, из кого она сделает для себя крепостную стену и послушника в одном лице…

                Балбеткин.
   Ух, я что-то утомился.
               
                Мартынов.
   И я  тоже. Как жена-психопатка.

                Балбеткин.
   А как - жена психопатка?
               
                Мартынов.
   Точно так же, как бойцовская собака – день дерётся, неделю сил набирается. Но это было раньше. Сейчас дни отдыха сокращаются. Кусаюсь через день. Вот, ты попался, тебе повезло, не то, что раньше.

                Балбеткин.
   Раньше вообще всё было лучше. Бумага в тетрадях была писчая, шероховатая. Шариковая ручка шла с напрягом  и след оставляла чёткий, понятный для прочтения анонимки. А теперь ручка скользит, а паста не ложиться на бумагу.

                Мартынов.
   Чернильной ручкой пробовал писать?

                Балбеткин.
   Нажима нет. Нет нажима – нет умных мыслей. Я пробовал анонимку написать – получилось отвратительно хорошо, будто прошу орден и медаль для обидчика.

                Мартынов.
   А на компьютере?

                Балбеткин.
   На компьютере получаются не письма, а СМС послания. Наверно, распоряжение, посланное мне правительством, было на компьютере напечатано? Вы не в курсе?
               
                Мартынов.
   В курсе. Я много чего знаю. Видишь, общие темы у нас имеются и общие проблемы. Может, ещё успеем подружиться? А ты сразу – убивать!

                Балбеткин.
   Друзей, наверно, убивать тяжело? Они ещё много интересного могут рассказать.

                Мартынов.
   Ты что? По статистике известно, что друзей убивают больше, чем врагов. Друг – это наивное животное, как собака, позволит себя по голове погладить, приласкается. А ты ему в это время - хряс! Какую-нибудь подлость: с женой его переспал, обокрал его, сплетни про него пустил. Всё! Не выдержит сердце – помрёт друг от обид и предательства. Это точно! Плавали – знаем!
               
                Балбеткин.
   В таком случае, давайте дружить?

                Мартынов.
   Беги за бутылкой!

                Балбеткин.
   У вас же – вот она! На столе стоит!

                Мартынов.
   А кто к кому в друзья набивается? Моей бутылкой будем дружбу закреплять. А тебе всё равно поляну накрывать скоро, может быть.

                Балбеткин.
   Вы – хитрый. Тем интересней вас будет кокнуть.



                Сцена 3.


                Балбеткин возвращается в свой кабинет. В кабинете уже нет Пульберга и Зама. Вместо них за рабочим столом Балбеткина сидит Ворон Д.А. На столе стоит бутылка коньяка, нарезан в блюдце лимон. Ворон Д.А. пьёт коньяк, морщится.

                Балбеткин.
   Это – моё?
      
                Ворон Д.А.
   Ну не моё же? Я это потребляю в счёт наших будущих взаимоотношений.

                Балбеткин.
   Могли бы и свой коньяк принести. А лимон зачем искромсали? Коньяк лимоном не закусывают.

                Ворон Д.А.
   Закусывают.

                Балбеткин.

   В дешёвых фильмах.

                Ворон Д.А.
   Я закусываю.

                Балбеткин.
   Поглядите в зеркало: ваша искривлённая физиономия после моего лимона вызывает отвращение. Вас ликвидировать хочется не задумываясь, а потом составить отчёт об использовании целевых средств не по назначению.

                Ворон Д.А.
   Хотелось бы знать цель нецелевого использования моих средств?

                Балбеткин.
   Это – пожалуйста! Это – сколько угодно! Во исполнение поручения правительства по подготовке к отопительному сезону, я утеплил целевым образом целый трест столовых в лице Надежды Исааковны. А именно: купил ей шубу и золотой, с бриллиантами, гарнитур.

                Ворон Д.А.
   Не плохо для начинающего. Но никогда не слышал, чтобы золотом утеплялись.

                Балбеткин.
   Вы спросите у Родькиной, как сильно греет золото с брюликами.
               
                Ворон Д.А.
   Опять вы начинаете торговаться и выкручиваться.

                Балбеткин.
   А вы повода не давайте!

                Ворон Д.А.
   Я стараюсь на совесть давить.

                Балбеткин.
   На совесть давите, а на меня не надо!

                Входит Мартынов. Обращается к Балбеткину.
   Кто тут на совесть кому давит? Признавайтесь, пока совсем не удавили. А тебя за смертью посылать.

                Балбеткин.
   Я же только что от вас ушёл?

                Мартынов.
   Какое там – только что? Две минуты прошло! Для профессионального номенклатурного работника это непростительно долго, это неоправданное расходование времени.   

                Балбеткин.
   За две минуты никакой профи не отвоюет у Ворона Д.А. коньяк.

                Мартынов.
   Ещё как отвоюет!  По сытному, заплывшему за уши лицу начальника финуправления, я вижу, что он человек простой, не замученный извилинами. Его принципы незамысловаты -  научить всех жить так, как живёт он:  не лгать, не лицемерить, не обижать близких. Как учили в школе. Его цели – изобличать всех, кто не придерживается его принципов. Короче, страшный человек!
   Он никогда не поймёт, что для всех правда не может быть единой, что лицемерие – это не  манера, а способ выживания, что учителя в школе могли и ошибаться в расстановке приоритетов.
   Я знаю всё это потому, что сам занимал должность начальника финансового управления. Был богатым, жену имел, а она имела меня. Я думал, что живу правильно, а если правильно, то и обеспеченно живу.
   Жена постоянно пинала, говорила: «Высоко поднял планку. Главное – теперь её не опускать! Мы привыкли жить богато. Ты в ответе за ту, кого приручил. Вывернись наизнанку, но планку держи!»
   Как только про планку она сказала, мне сразу захотелось рухнуть. Я и рухнул. Чего больше всего боялась жена, то и случилось – я начал писать научную монографию, то есть занялся творчеством. А творчество – это добровольная нищета, удел лентяев и неудачников. Как считала жена; творчеством можно заниматься в меру и во время отпуска на Бали.
            
                Балбеткин.
   Я тебя ещё немного послушаю -  во мне проснётся жалость, и я никого не захочу ликвидировать. А надо!

                Мартынов.
   Ликвидировать? Я давно себя убил. Творческие люди долго не живут. Прочти Михаила Юрьевича  Как живенько он искал смерти и дурака, который на дуэли решил многие эзотерические вопросы и избавил Лермонтова от родового проклятия.


                Входят Поручик и банкир Ворон Н.А.

                Поручик.
   По поручению моего поручителя мне поручено вручить вам отказ от предыдущего поручения.

                Балбеткин.
   Ни фига себе! Вы решили совсем меня без денег оставить? Мне же нечем будет гасить ваши будущие кредиты? Только услугами.

                Банкир, не обращая внимания на Балдейкина.
   Здравствуй, брат! Ты понял, как я тебя люблю? Все свои проблемы решаю в твою пользу.

                Ворон Д.А.
   Здравствуй, брат! Спасибо, что не убил!

                Банкир.
   Я много думал и на второй раз решил, что лучше будет, если моё банковское дело окажется в твоих общих руках.  Лучше - через силу избавиться от новомодных пристрастий, чем добровольно – от семейного бизнеса.

                Ворон Д.А.
   Красиво сказал, но поздно. Я первым отказался в твою пользу, хотя ты первым меня заказал.

                Банкир.
   Зря отказался! Хотя, было бы предложено…

                Ворон Д.А.
   Что предложено?

                Банкир.
   Отказаться!

                Балбеткин.
   Говорите проще, а то я начинаю нервничать.

                Мартынов.
   Куда проще? Люди решили оставить деньги и уйти в поэзию.

                Ворон Д.А.
   Что мы, самоубийцы, что ли?
               
                Мартынов.
   Ещё нет. Но по кучке дерьма  просто так уже чуть не съели. Наливай, чего замер? Выпьем все за неожиданное примирение сторон!

                Балбеткин.
   Я выпью, но заранее предупреждаю, что стану неадекватным: могу  всё  народное добро раздать в счёт погашения будущего долга. Так вы уж будьте разумны и лояльны: ничего не берите у меня пьяного. Всё равно потом заставлю вернуть.


                Входят Пульберг, Зам. Антюхов и Родькина.
   
                Пульберг.
   Пьёте, гады, без нас? Кого первым поминаете?
   
                Зам.
   Пока вы здесь алкоголем баловались, Мартынов  сделал гнусные предложения Надежде Исааковне.

                Пульберг.
   Она подтвердит. Мы её к вам привели, как свидетеля и потерпевшую одновременно.

                Балбеткин.
   Здравствуйте, Надя!

                Родькина.
   А мы знакомы? Я вас раньше встречала?

                Балбеткин.
   Я в одной из ваших столовых чуть квашеной капустой не отравился. Вы тогда пытались книгой жалоб и предложений привести меня в чувство.

                Родькина.
   Не помню. Сколько вас таких, со слабыми желудками, шляется!

                Пульберг.
   Так вы даже не знакомы?

                Ворон Д.А.
   Постойте, а кому вы шубу и золотой гарнитур собирались подарить, используя  целевые средства на нецелевые нужды?

                Мартынов разворачивается от стола ко всем.
   Ей, родимой, Надьке! Пока  я делал ей гнусные предложения?

                Зам.
   А вы как здесь оказались, живой и пьяный?

                Пульберг.
   Теперь не важно! Всё равно без алкоголя не разобраться. У нас есть!

                Мартынов.
   Мало на всех! Только злее будем. Сейчас выплывет вся правда наружу, а мы её обуздать не сможем трезвым рассудком.

                Банкир.
   Пошлём Поручика и Надежду Исааковну в трест столовых. Пока ходят, мы их дозу оприходуем.

                Балбеткин.
   Надю не гоните! Я хочу с ней поближе познакомиться!

                Родькина.
   Я готова познакомиться, если у вас ещё шуба с гарнитуром остались.

                Балбеткин.
   Не было у меня  никогда шубы, и про золотой гарнитур я всё выдумал.

                Мартынов.
   Ну, предположим, ты признался. Тебе от этого легче стало? А Надьке – нет! Ты своей говённой правдой лишил Надежду надежды. Я прав, Надежда?

                Родькина.
   Я и не надеялась. Кто я ему – жена, что ли какая – авансы требовать?  Я понимаю, оплата – по факту близости, по результатам случки.
               
                Мартынов.
   Вот, правда начала всплывать, а мы ещё злые, как черти, не затуманенные.

                Ворон Д.А.
   А вы мне нравитесь, Надя, тем, что реально смотрите на вещи. Но не нравитесь тем, что высоко цените свой труд.

                Банкир.
   Я первым так подумал: говорить не хотел, хотя не опасался получить по лицу.

                Ворон Д.А.
   А я не думал! Я сказал, хотя ты, брат, по морде так и не получил.

                Пульберг.
   Я так понимаю: пока Балбеткин никого ликвидировать не будет?

                Зам.
   Не драматизируй ситуацию. Всему - своё время. Жаль, что с Мартыновым неловко получилось. Если бы не поголовное пьянство, он бы и не узнал, что мы подговорили Надьку дать против него показания.  Лежал бы сейчас уже, прикрывал руками трупные пятна и гадал: за что ему от соседа прилетело?

                Мартынов.
   Да я давно знал о ваших мерзких намерениях.

                Пульберг.
   Откуда?

                Мартынов.
   А меня все ненавидят!

                Банкир.
   Мне за что Вас ненавидеть? Я Вас ещё не знаю.

                Мартынов.
   А что, если узнаешь, то полюбишь?

                Банкир.
   Что Вы меня всё пытаетесь правдой пристыдить?  Я сейчас не сдержусь и всё скажу Балбеткину о письме, о поручении, об утилизации, об Ответственном лице…

                Ворон Д.А.
   Тихо. Тихо. Разошёлся с двух рюмок!

                Входят Охеев, Студнев, Шурпеткин.

                Охеев обращается к Балбеткину.
   Пьянством балуетесь?  Исходящий 68 дробь 215 пакет с грифом п/п не приносил? Та-ак!
                Обращается к Студневу.
   Я же предупреждал, чтобы тщательнее прочитывали фамилию адресата. Где теперь искать «исходящего-входящего», и кому адресовано поручение? И что там было за поручение?

                Студнев.
   Чёрным по белому было напечатано: ответственное лицо… поручено немедленно - к исполнению, и ещё слово там было мудрёное: ликвидировать, утилизировать, чего-то там ровать.
               
                Охеев.
   Узурпировать? Где теперь искать это ответственное лицо и кого ещё утилизировать?

                Балбеткин.
   Значит, поручение было дано не мне?

                Охеев.
   Не обязательно.

                Пульберг.
   А так  было замечательно, пока Вы не пришли и всё не опошлили. Балбеткин согласился, Мартынов сознался. Ну и где нам теперь искать Ответственное лицо и исполнителя в одном флаконе?

                Балбеткин.
   Это так сложно?

                Пульберг.
   Сами убедитесь – невозможно.

                Балбеткин.
   Мне кажется, что это – элементарно.

                Охеев и Ворон Н.А. одновременно.
   Как?   

                Балбеткин.
   Скажу серьёзно, если дадите  пятьсот евро.

                Ворон Н.А.
   Говорите!

                Мартынов.
   Не говори!

                Балбеткин.
   Почему?

                Мартынов.
   Обманут. Ты скажешь, а они денег не дадут.

                Банкир.
   Дадим! Век Вам воли не видать!

                Пульберг.
   Клянёмся коммунистической партией!

                Зам.
   И миром во всём мире!

                Мартынов.
   Тогда, говори!

                Балбеткин
   Всё – просто! Мы сейчас закажем это ответственное лицо!

                Ворон Д.А.
   Кому?

                Балбеткин.
   Ну, хотя бы вам!

                Ворон Д.А.
   Во-первых, я не буду, мне проще откупиться. Во-вторых, я не понимаю, что это нам даст?

                Банкир.
   А я понял, но тебе не скажу. Всё равно ты не поймёшь. Главное – не в том, что нам даёт, главное в том – кто нам даёт! Правильно я думаю, Надежда Исааковна?

                Мартынов.
   Здесь большого банковского ума не надо иметь. Мы единогласно приносим Ответственное лицо в жертву. Поручаем исполнителю реализацию второго пункта предполагаемого поручения правительства и ждём, как Оно, Лицо, будет выворачиваться из цуг-цвангового положения, стоя раком.
   Ему останется:  или разоблачиться, или отказаться от реализации второго пункта утерянного письма.

                Ворон Д.А.
   А если вывернется?

                Мартынов.
   Стоя раком? Практически – невозможно! Легче  разоблачиться и принять всё достойно, должным образом, пока не вошло в привычку. Сам пробовал. Опыт имеется.

                Пульберг.
   Предположим, мы с жертвой определились, выбрали единогласно. А кто станет всё же исполнителем? А вдруг Ответственное лицо среди нас?

                Ворон Д.А.
   Да! Или его соглядатай? Вывернется, гад! Обязательно вывернется!

                Пульберг.
   И жертвой станет исполнитель.

                Балбеткин.
   В том-то вся интрига. Мы тайно проголосуем: десять пустых бумажек, а на одиннадцатой  поставим крестик. Свернём в трубочки и бросим в шапку. Кому достанется роль исполнителя - мы знать не будем.

                Зам.
   Как это знать не будем? А кто будет контролировать? Даже за гласностью нужен негласный надзор.

                Мартынов.
   Мне нравится! Пусть Ответственное лицо боится всех нас!

                Зам. оглядывает подозрительно всех.
   Ух, какое непробиваемое и спокойное это Ответственное лицо!

                Пульберг. Встаёт рядом с Замом.
   Да уж, поверь: лицо – не жопа, завяжи, да лежи!

                Охеев присоединяется к Пульбергу с Замом.
   Лучше сразу сознайтесь, кто из вас – Оно? Всё равно найдут!

                Пульберг.
   Кто?

                Охеев.
   Не я!
 
                Зам.
   И не я!

                Банкир.
   А я уж, тем более – не я!

                Ворон Д.А.
   Меня могли бы не спрашивать. Не я!

                Поручик.
   Поручено, но не мне.

                Мартынов.
   Я бы очень хотел, но, увы!

                Родькина.
   Мне тоже не повезло.

                Студнев.
   Лучше бы мне поручили! Нет, не я!

                Шурпеткин.
   Мне никогда не фартило. Не я.

                Балбеткин.
   Ну вот, тайна жеребьёвки сохранена. Теперь мы знаем, что все мы – не мы. И все можем поклясться на Конституции, что в глаза не видели метку на бумажке!


               

                Акт второй.
                Сцена 4.

                Охеев входит в кабинет Балбеткина. Балбеткин заучивает ответный  поздравительный текст перед зеркалом, который он читал в первом акте.

                Охеев.
   День – впустую. Никто не забит, ничто не убито. Устал.

                Балбеткин.
   Ждать, когда тебя укокошат?

                Охеев.
   Нюхать устал. Подхожу к каждой двери, к каждому кабинету, принюхиваюсь: нет! Нет, трупом не пахнет! А за дверями тихо, как в покойницкой. Но трупами не пахнет.

                Балбеткин.
   Не нюхай! И жить на одно чувство будет легче.

                Охеев.
   Сегодня из кабинета на мобильник позвонили. Интересовались, когда я смогу вернуться на рабочее место. А я и сам не знаю – когда? Всё мне покоя мысль не даёт: а вдруг меня по ошибке убьют?  Ну, спутают с Ответственным лицом и прикончат? Даже не узнаю, кто оприходует. Страшно как-то. Внутри трепетно и страшно!

                Балбеткин.
   Не трепещи, не спутают!  Если убьют, значит, ты и будешь Ответственным лицом.

                Охеев.
   С моей позорной, безответственной зарплатой до Ответственного лица мне ещё топать и топать босыми ногами… Кто бы это мог быть? Как вы думаете?

                Балбеткин.
   Думаю, что кто бы это ни был, скоро узнаем, кто бы это мог быть.

                Влетает Студнев.
   Колитесь, черти! У кого чёрная метка, кто исполнитель?!
                Быстро исчезает.

                Охеев.
   Не успел спросить: не он ли  Ответственное лицо?

                Входит Поручик.
   Я  по поручению! Здравствуйте!

                Балбеткин.
   Да что у меня здесь, трупным ядом намазано, что ли? Что вы все ко мне прёте?

                Поручик.
   А кто виноват? Заварили кашу – приглашайте теперь всех расхлёбывать. Пусть каждый хватит лиха.

                Охеев.
   И то – правда! До Вас у нас всё было просто и понятно, прозрачно. А Вы навели здесь анархию, покусились, так сказать, на самое святое. И после всего хотите в сторону отойти? Запереться и в одиночку переждать?

                Входят Пульберг и Зам.
                Пульберг.
   Теперь-то мы знаем точно, что Мартынов – и есть Ответственное лицо.

                Зам.
   Судите сами: никого и ничего не боится, на всё имеет своё мнение, отличное от мнения большинства, и живёт как стилист. А именно: никого не бреет и купоны не стрижёт.

                Пульберг.
   Деньги ему, видите ли, не нужны!

                Зам.
   А если деньги ему не нужны, значит, у него их – прорва!

                Пульберг.
   Ведь Мартынов пьёт на что-то и взаймы не просит.

                Зам.
   Сложная личность, к нему трудно подступиться!

                Пульберг.
   Точно вам говорим: он – Ответственное лицо.

                Балбеткин.
   Кому вы говорите? Мне? Но я же  не исполнитель!

                Зам.
   А вдруг? Покажите Вашу бумажку! Если нет метки, обратимся к другому!

                Входит Мартынов.
   Ни к кому вы не обратитесь! Вам незачем себя выдавать!  Поскольку ты  (показывает на Зама) – Ответственное лицо, а ты (кивает в сторону Пульберга) – исполнитель.

                Зам.
   Самое глупое заявление! Глупее ничего не слышал!

                Пульберг.
   Наглая ложь!

                Мартынов.
   Мне в логике не откажешь! Ты больше других проявляешь активность, следовательно, тебе очень надо всех запутать!  А тебе выпала метка ( показывает на Пульберга). Ты уже знаешь, что Ответственное лицо – твой зам. Но зама тебе жаль убивать, потому что он за тебя тянет всю работу. Хотя, если бы ты был немного реалистом, то понял бы, что заместитель денег имеет столько же, а за ошибки приходится расплачиваться тебе.
   Если в основу моих рассуждений взять ещё бутылку пива, то вы оба станете Ответственными лицами и исполнителями в одном двуличии.
   Но я ещё не всё сказал! У меня аргументов много! Сейчас вздремну пару минут, потом сосредоточусь.

                Появляется Ворон Д.А
   Как дела? Жертв и разрушений нет?

                Пульберг.
   Какие могут быть жертвы, если вы ещё живы?

                Ворон Д.А.
   Мы – это кто?

                Охеев.
   И ваш брат – до кучи.

                Ворон Д.А.
   Я – серьёзно!

                Пульберг.
   А мы пошутковать собрались? Один брат заказал другого, и всё это – ради жизни на земле?

                Зам.
   Ладно, чего там, признайтесь, что вы – Ответственное лицо, а мы все вместе придумаем, как остановить вашего брата от исполнения заказа.

                Ворон Д.А.
   Я, действительно, отвечаю за финансы. Вокруг моего управления, знаете, сколько ненасытных попрошаек вертится? А брат страхует.

                Поручик.
   Кое-кто видел, как вашему брату досталась метка.

                Ворон Д.А.
   Кто?

                Поручик.
   Кое-кто.

                Ворон Д.А.
   Я своего брата хорошо знаю. Если бы ему досталась метка, то мы уже день пили бы за помин души Поручика.

                Поручик.
   Почему опять я? Слова сказать нельзя.

                Ворон Д.А.
   Уж очень много знаешь: подслушиваешь, подсматриваешь. С твоими знаниями безответственно к данному поручению подходить ну никак нельзя! Больно ловко ты отвёл от себя подозрения. Судя по твоей спокойной, непробиваемой роже, ты и есть Ответственное лицо.

                Балбеткин.
   Не вяжется!

                Ворон Д.А.
   Почему… ты его защищаешь?

                Балбеткин.
   Потому что не вяжется!  Поручиком не так подробно изучены Ваши привычки, поступки и намерения, чтобы играть Вами. Более подробно о привычках знает Ваша секретарша. Но, на сколько мне известно, поручика с секретаршей никогда не вязали. Общего хозяйства они не ведут, отовариваются в разных супермаркетах, и даже педикюр делают в разных салонах.

                Ворон Д.А.
   Стоп!  Вам откуда известны такие подробности?

                Балбеткин.
   Мне Надежда Исааковна сказала.

                Ворон Д.А.
  А Надьке откуда известно?

                Балбеткин.
   Что знают двое, то знает свинья. А что неизвестно никому, то знает Надежда Исааковна.

                Ворон Д.А.
   Логично! Надька - и есть Ответственное лицо!

                Все молча смотрят на входную дверь.

                Ворон Д.А.
   Ещё раз громко повторяю: Надежда, ты – Ответственное лицо!

                Входит Надежда Родькина.
   С хера ли баня-то упала? Что вы напраслину наводите на бедную девушку?

                Охеев.
   Запротоколируйте, пожалуйста: в ответном слове Ответственное лицо пыталось уйти от ответа.
               
                Балбеткин.
   А мне, наоборот, ответ показался вполне аргументированным.

                Поручик.
   Одной бани мало, чтобы отвести от себя подозрения.

                Родькина.
   Хорошо! Вам будет достаточно двух упавших бань?

                Поручик.
   А у вас основательные основания для падения с одного основания сразу двух бань?

                Родькина.
   Не волнуйтесь – на всех хватит!
   Во-первых, Ответственное лицо – не женского рода. Если бы лицо подписывалось «Ответственная морда», вы ещё из-под исподнего могли бы в меня тыкать пальцем.
   Во-вторых, позу, из которой, как здесь раньше говорилось, не вывернется ни одно Ответственное лицо, я впитала в себя ещё с молоком мамки  моего второго гражданского мужа. Поверьте, я-то уж знаю, как из неё выворачиваться, не причинив себе вреда.               
   В-третьих, мы все хорошо знаем, кто у нас Ответственное лицо.

                Ворон Д.А.
   Кто?
 
                Входит Банкир.
   Ну, и кто? Попробуй, скажи!

                Охеев.
   Кто?

                Банкир.
   Пусть она скажет!

                Родькина.
   Вы не догадались по причине недостатка мозгов?

                Охеев.
   А вы думаете, что мы здесь за понюх табака Ваньку валяли? Бились впустую головами над кроксвордами? Мы тоже догадались, только, молча, чтобы не обидеть грядущим ненароком.

                Родькина.
   Значит, не догадались.

                Ворон Д.А.
   А ты как вычислила Ответственное лицо: путём сложения, или дедукцией?

                Родькина.
   Аксиомой.
                Балбеткин.
   Аргументируйте, пожалуйста!

                Родькина.
   Женской логикой! А женская логика – это вечная аксиома. Сказала - и других сомнений быть не должно, кроме тех, которые я высказала позже первых, но раньше ваших.

                Охеев.
   Не тяните за резинку! Скажите, кто?

                Родькина.
   Бывший полковник КГБ, ныне  начальник службы безопасности, Студнев. Он всё замутил, а теперь от всех прячется. Вот, где сейчас он, скажите?

                Входит Студнев.
   Здесь! Стоял за дверью и выполнял свой интернациональный долг.

                Родькина.
   Подслушивал, сталинский сокол?

                Студнев.
   Выполнял! В соответствие с задачами, поставленными мною передо мной.
   Не смейте клеветать на главный орган страны и трогать его грязными, вонючими руками!
   И ты, натуральная блондинка во всех местах – даже на груди – держись как можно дальше! Руки прочь от ЧК!

                Балбеткин.
   Выше изложенное, можно считать признанием. Ты, то есть Вы – Ответственное лицо?

                Студнев.
   Не раззадоривайте меня! Я отчаянный! Могу вас  живо на чистую воду вывести! И бросьте прикидываться, прости господи, дохлыми баранами!

                Мартынов.
   Всё-таки признался.
                Студнев.
   Кто?

                Мартынов.
   Ты!

                Студнев.
   Я? А фигушку не хотите?

                Родькина.
   Правды хотим!

                Студнев достаёт из портфеля папку.
   Глядите, сами напросились!

                Балбеткин.
   Это что у вас, папка?

                Студнев.
   Ясен пень – не блондинкина мамка. Это  результаты расследования. Это – дело, легко раскрываемое мною.
   Глядите: тянем за тесёмку – хоп! дело раскрыто! Закрываем папочку – хоп! дело закрыто! Завязываем тесёмочку, тянем за тесёмку. Хоп! Опять дело раскрыто!

                Мартынов.
   И так – весь день. Дело для тебя привычное.

                Студнев.
   Да. Привычное. Потому что дело простое. Под пером чекиста ни один враг народа не устоит, во всём сознается, если главный орган ему хоть немного жалко.
   Читаем заключение. Кто хочет заключения – читаем. Все хотят заключения? Читаем для всех.

                Банкир.
   Я не хочу! Я уже там бывал!

                Студнев.
   Уговорил. Тебя вычёркиваем из числа подозреваемых.

                Пульберг.
   А мне, если можно, на вид поставьте? Вдруг чего?

                Балбеткин.
   А чего – вдруг?

                Пульберг.
   Может, «на вид» – оно лучше, чем  «вдруг чего»?

                Студнев.
   Читать заключение?

                Балбеткин.
   На вид поставьте и читайте, то «вдруг чего» окажется лучше, чем «а чего – вдруг»?

                Студнев.
   Читаю!... Довожу до вашего сведения, что… Это - не то!

                Зам.
   Кому это вы, на кого и от кого доводите?

                Студнев.
   Это я ручку расписывал. Не обращайте внимания. Ага, вот, нашёл, читаю, теперь обращайте внимание: «Мною установлена группа лиц». Понятно? Целая группа!

                Охеев.
   Вон оно как?! То есть – не одно, а целая группа ответственных лиц? Лихо закручено!

                Студнев.
   Группа лиц готовила ряд преступлений, направленных на свержение… (пауза).

                Ворон Д.А.
   Ну?...

                Студнев.
   Что – ну? Хочу – замну, хочу – согну!

                Ворон Д.А.
   На свержение  чего  направленных?

                Студнев.
   Здесь у меня чётко прописано: направленных на свержение!

                Ворон Д.А.
   Куда направляться и чего свергать?

                Студнев.
   Вообще-то у меня здесь поставлена точка – конец предложения.
   А вы, будто не знаете, куда надо направляться, чтобы свергнуть? Не притворяйтесь необразованными, всякий школьник знает,  куда нужно направляться в каждом, конкретном случае!
 
                Балбеткин.
   А если послали не туда?

                Мартынов.
   Если уже послали, то надо, однозначно, идти в данном направлении, а потом только остановиться и ждать, когда направившие признают свом ошибки или наградят посмертно.
 
                Студнев.
   Опять к великому вождю подбираетесь? Опять хотите осквернить народную память?

                Балбеткин.
   О нём давно забыли!  Кому он нужен, ваш смердящий кормчий?

                Поручик.
   Не сметь трогать великого гения! Он предвосхитил ход истории и предложил человечеству новую религию! Перечитайте Его труды! Это – новейший завет, святое писание в четырёх книгах Леонида Ильича: «Малая Земля», «Возрождение», «Целина» и «Продовольственная программа».
                Студнев.
   Хорошо сказано! Но лишь – до последнего предложения. Ставлю вам на вид! Поработайте ещё над собой.

                Поручик.
   Я стараюсь!

                Охеев.
   Уважаемый, не отвлекайтесь! Вы оговорились – группа лиц. С кем во главе? У лиц должна быть глава!

                Родькина.
   Главы только в книжках встречаются. Ещё – эпилоги. Я читала. Я знаю.

                Охеев.
   Я имел в виду - голову в целом. Или, может быть, были десять ипостасей одного лица?

                Студнев.
   Не умничайте! Какие  такие ипостаси у вас могут расти на башке?

                Охеев.
   Скажу проще: десять морд на одной роже.

                Студнев.
   Не представляю! Из одной рожи у нас в подвале можно было сделать три, если хорошо постараться. Но, чтобы десять?!  Не представляю!

                Ворон Д.А.
   Просто колдун, Мерлин какой-то!

                Банкир.
   Я промолчу, но я знаю, кого ты мерином назвал.

                Ворон Д.А.
   Можешь не молчать. Под Мерлином я подразумевал Ответственное лицо.

                Банкир.
   Так он тебе и ляжет под мерина?
                Ворон Д.А.
   Ай, да ну тебя!

                Студнев.
   У вас – всё? Я могу до конца огласить результаты расследования?

                Родькина.
   А с мерином как быть? Давайте, сперва, освободим из-под него Ответственное лицо с десятью накладками? Пошуршим немного мозгами о череп?

                Охеев.
   У меня уже кровавые мозоли на мозгах образовались от разного рода их шевеления и шуршания.

                Студнев громко зачитывает.
   Группа лиц под руководством организатора и мошенника…

                Охеев.
   Ага? Всё-таки глава имеется в наличие присутствия? Я же говорил, а вы не верили!

                Шурпеткин.
   У нас свобода вероисповеданий. Хотим – верим, хотим – не верим.

                Поручик.
   Советской Власти на вас нет! Вас бы там научили свободу любить!

                Студнев, продолжает громко читать.
   … где организатор, путём хитрого обмана, представился Ответственным лицом и от лица Ответственного лица отослал лицу организованной преступной группировки письмо с аморальным содержанием антигуманного порядка.

                Родькина.
   Ознакомьте нас с содержанием письма! Что, боитесь? В таком случае признайтесь, в какой момент вы ощутили себя Ответственным лицом? Это случилось до выхода на пенсию или уже после вступления в должность президента молодёжного движения «Допрыгались!»?

                Мартынов.
   Чего замолк? Не паразитируй на терпении дамы, ответь ей!

                Пульберг.
   Он имеет полное право не отвечать!

                Мартынов.
   А я имею право пойти домой, взять перфоратор и до 23.00 сверлить дырки в бетонной стене. Посмотрим, кому больше терпения понадобится, чтобы не отказаться от своих прав!

                Пульберг.
   Что? Опять? Вы, значит, так решили? Ну, хорошо!  (обращается к Студневу). Уважаемый, ответьте, пожалуйста, даме.

                Студнев.
   Таким образом, группой лиц, под руководством Ответственного лица был совершён ряд следующих преступлений…  Я – не Ответственное лицо!

                Поручик.
   Я – тоже.

                Банкир.
   И я!

                Ворон Д.А.
   Я – тем более!

                Родькина.
   Только на меня не подумайте!

                Пульберг.
   Могу поручиться за себя: точно – не я!

                Охеев.
   Я вообще никогда ни за что не отвечал. И живой поэтому.

                Шурпеткин.
   Куда уж мне до вас!

                Мартынов.
   Меня здесь, сволочи, все ненавидят, хотя знают, что это - не я!

                Балбеткин.
   Значит, расходимся ни с чем. Позор! Не можем простую задачку с двумя неизвестными решить. Как будете отчитываться перед главой Администрации?  Мне-то – по фигу, я человек новенький, не обкатанный. С меня спросу нет. Я только месяц ещё буду с делами знакомиться.



                Сцена 5.

                Вбегают  Пульберг и Зам. в кабинет Балбеткина. Он положил голову на стол, свесил руки и похрапывает.

                Пульберг.
   Ликуйте, россияне!

                Зам.
   Гора - с плеч, гора - с плеч! 

                Балбеткин поднимает голову.
   Что случилось?

                Пульберг.
   Счастье-то какое, родной Вы наш! Нашли!

                Балбеткин.
   Чего нашли?

                Пульберг.
   Ответственное лицо нашли! На четвёртом этаже, в лестничном пролёте, возле курилки, счастье Вы наше!

                Зам.
   Лежит, жестоко убитый, весь, безвозвратно! Ну, просто, гора с плеч!

                Пульберг.
   Часа два лежит! Пульса нет, глаза стеклянные, остыл и одеревенел! Во лбу – дыра от пули!

                Зам.
   Ну, просто, под заказ сработано, чисто и конкретно!

                Балбеткин.
   Кто? Кто?

                Зам.
   Исполнитель?  Пока не знаем, ещё не сознался. Да это и не важно! Все наши уже там собрались. Труп осматривают.

                Пульберг.
   Кто бы мог подумать?

                Слышан гул за дверью. Входят все, кроме Охеева.

                Мартынов.
   Я же говорил – вот он! Очевидно, только что проснулся! Он не мог быть исполнителем! Или мог?

                Банкир.
   Скоты! Меня к телу даже не подпустили! Проститься не дали!

                Ворон Д.А.
   Ты бы все следы там затоптал!

                Поручик.
   Могу поручиться: метко стрелял!

                Родькина.
   А может, пристреливался?  Может, это был пробный выстрел в лицо безответственное, чтобы потом надёжнее отстреляться?

                Балбеткин, внимательно всех оглядев.
   Охеева нет!

                Зам.
   Это хорошо, что Вы вспомнили. Это очень хорошо. Надо руки у всех понюхать!

                Родькина.
   Зачем?

                Зам.
   Покойный так всегда делал – нюхал.

                Родькина.
   Мне он руки целовал, а не нюхал.

                Зам.
   Вам только так казалось. На самом деле, перед тем, как целовать, он их тщательно обнюхивал.
   От рук исполнителя должно пахнуть пороховыми газами, дымом каким-нибудь, ну, я не знаю…
 
                Мартынов.
   Мало ли чем пахнут у меня руки? Я, например, курю. Да и всё тело пахнет газами. Загазованность в городе  вон какая!

                Пульберг.
   Знаем мы ваши запахи. Моя собака однажды вас понюхала  и зрение потеряла. Потом – слух, аппетит и желание к сексуальным домогательствам моей правой ноги. Но нюхать надо!               

                Мартынов.
   Надо – так нюхайте! Моё дело – предупредить! Нюхать – не лизать, япону, вашу мать!

                Банкир.
   У кого шнобель ещё фурычит? Кто не отравлен нашей прогнившей атмосферой?

                Поручик.
   Поручите мне нюхать! Могу ручаться, что буду нюхать со всей ответственностью!

                Мартынов.
   Отгадай загадку, разреши вопрос: метился я в пятку, а попал я в нос?

                Поручик.
   Что? Не понял!

                Мартынов.
 Не - что, а – кто! Кто тебя будет нюхать?

                Поручик.
   Я покойного не убивал!
   
                Мартынов.
   Почему, тогда, набиваешься в нюхачи? Пытаешься отвести от себя подозрения?

                Поручик.
  Чего мне отводить?  Я ручаюсь – не убивал, и всё!

                Мартынов.
   Я тоже не убивал, но руки тебе даю нюхать.

                Банкир.
   Нюхай! У меня – алиби! Я сидел в своём кабинете и грустил в одиночестве.

                Ворон Д.А.
   И у меня  алиби: мне тоже было не весело.

                Родькина.
   А у меня такое громадное алиби, что ваше просиживание в кабинетах в сравнение с моей работой – вообще ничто!

                Пульберг.
   Я вам больше скажу: я очень боюсь покойников!

                Зам.
   А я боюсь покойников, алиби, грустить, и вообще боюсь, что исполнитель среди нас!

                Шурпеткин.
   Нюхай, на здоровье!

                Студнев.
   Согласно проведённому расследованию, могу в заключение сделать следующее заключение: по данным разных экспертиз, анатомическому вскрытию, дактилоскопии, потожировым отпечаткам, томатным, яичным остаткам на теле, слюны и следов от подошвы на верхней задней части брюк, исполнителем был не чекист.
   Мне незачем так бездарно проваливаться!

                Балбеткин.
   Опять все в отказ пошли? Но есть и продвижки в деле: теперь у нас на одного подозреваемого стало меньше.

                Входит Охеев с огромной окровавленной дырой во лбу.
                Охеев.
   Мне долго ещё торчать на лестнице?  Я замёрз, и там пахнет плохо.

                Родькина падает в обморок. Все пятятся от покойника.

                Охеев.
   Чего вы на меня уставились? Ах, это?   (Он сдирает со лба пластиковую накладку, имитацию пулевого отверстия).

                Ворон Д.А.
   Эх, дурында! Я же тебе сказал: лежи тихонько покойником, закати глаза и жди сигнала!

                Охеев.
   Какого?

                Ворон Д.А.
   Сигнала!

                Охеев.
   Какого сигнала? Вы не уточнили: машина сигналила, потом по радио сигналы точного времени передавали. Какого сигнала-то?

                Ворон Д.А.
   Я что, не сказал?

                Охеев.
   Нет, конечно!

                Ворон Д.А.
   Не может быть?

                Охеев.
   Вы сказали: «Побудь немного покойником, будто ты – Ответственное лицо, потом, по сигналу, явишься сюда». А по какому сигналу – не уточнили. Выходит, что зря ума рисковал?

                Балбеткин.
   Кто-нибудь может объяснить, что происходит?

                Студнев.
   Я читал – в западных детективах так делают: покойником притворяются, потом, в нужный момент, объявляются и, хоп! – дело сделано!

                Мартынов обращается к Ворону Д.А.
   Не сработало?

                Ворон Д.А.
   Ещё как сработало! Вот, убийцу нашли. Женщина до сих пор в обмороке валяется. Убила Охеева, потом увидела его живым и рухнула! При виде покойника, какой убийца будет стоять невозмутимо, и красить ногти?

                Пульберг.
   А ведь наша исполнительница говорила конкретно, что она ещё только пристреливалась. И когда очнётся – кто станет следующей её жертвой?

                Поручик.
   Простите, можно мне выйти?

                Охеев.
   Я с ним выйду. Всё равно на мне уже пристрелялись.

                Ворон Д.А.
   Я пойду, ещё раз Охееву объясню, что такое «условный сигнал».

                Балбеткин.
   Ребята, а вам не кажется, что вы здесь устраиваете показательные выступления? Я подозревал, что очутился в дурдоме, но что у вас всё так запущено – не догадывался.
Никто не выдержит – правду говорю! Интересно, когда вы работать успеваете?

                Мартынов.
   Опаньки! Прозвучало ключевое слово! Я здесь тоже не останусь!

                Зам.
   Вам не стыдно? Вы у нас работаете без году день, а уже ключевое слово произносите!
Пойду, серьёзно поразмыслю о вашей короткой, печальной карьере.

                Балбеткин.
   Какое ключевое слово: ребята, выступления, дурдом?
                Студнев.
   А я сразу догадался!  Только не мог ни до кого достучаться.
   Мне надо срочно выйти и дописать заключение: «Ответственное лицо во всём призналось при попытке изнасилования обездвиженного тела натуральной блондинки».

                Балбеткин.
   Я никого насиловать не собираюсь.

                Поручик.
   Размечтался! Вы и собраться не успеете. Слышали ведь: Надежда Исааковна уже пристрелялась!
   Профессионалы ответственно подходят к ответственным заданиям по ликвидации ответственных лиц во время попытки теми изнасилования обездвиженного тела.

                Балбеткин.
   Надумали уходить – уходите, и заберите с собой Надежду Исааковну.

                Пульберг.
   Не можем. Тело упало в пределах кабинета Ответственного лица.

                Балбеткин.
   С чего вы взяли, что именно я – Ответственное лицо?

                Пульберг.
   А с чего Вы взяли, что не Вы – Ответственное лицо?

                Поручик.
   И Надьке ясно – к бабке не ходи! Хлопнет Вас при первой же попытке!

                Пульберг.
   У неё сегодня выходной.

                Поручик.
   У Надьки?

                Пульберг.
   У бабки.

                Поручик.
   А у Надьки?

                Пульберг.
   У Надежды Исааковны по графику сегодня отстрел ответственных лиц.

                Поручик.
   Пойду я: на график отстрела ещё раз надо глянуть. Сверить, уточниться.

                Пульберг.
   И я пойду. Какой из меня свидетель? Я на похоронах и двух слов связать не смогу.

                Банкир.
   Мне здесь делать нечего. Пойду к себе ничего не делать.

                Ворон Д.А.
   Надо же! Ведь недавно ещё всем казался порядочным человеком, исполнительным таким, безответственным. Оказался насильником и Ответственным лицом.

                Балбеткин.
   Погодите! На кого вы меня бросаете?

                Банкир.
   Чему быть, того не миновать! Ладно, уж, делай своё мерзопакостное дело – бросайся на неё!      

                Балбеткин.
   В таком случае, прошу всех вернуться! У меня  имеется признательное заявление!

               
                Неохотно возвращаются.

                Студнев.
   Женщину в чувство приведите! Долго валяется на одном месте! Растележилась на полкомнаты, хоть на цыпочках стой!

                Поручик.
   Отойдите, пожалуйста, в сторону. Я сейчас ладошкой по лицу её бить буду.

                Пульберг.
   Позвольте мне? У меня с детства имеется надёжное средство на лице. Я сейчас её поцелую в губы, как спящую красавицу.

                Родькина приподнимается, усаживается на полу.

                Родькина.
   Где я? И кто хочет сделать признательное заявление?               

                Балбеткин.
   Я хочу! Все очухались? Тогда, замолкли и слушайте!
   Господа! Я понял, что среди вас только я ещё здраво мыслю! И чтобы вслед за вами не сойти с ума, окончательно я требую, чтобы вы пошли все вон отсюда! Немедленно! Вон! Вон отсюда!

                Тишина. Пауза.
   
                Мартынов, придя в себя.
   Заявление построено неправильно, поэтому мы пока не поняли ничего. Продолжай!

                Балбеткин.
   Я сказал: Пошли отсюда вон!

                Мартынов.
   Так! Отсюда – это понятно! Пошли – тоже! Но признание-то где?

                Балбеткин.
   Ключевое слово – вон!

                Мартынов.
   Вон! – это не признание. Это – адрес, где находится признание. Где? Вон там или вон там?
            
                Пульберг.
   Да уж! Сказали  А, говорите, где эта А!

                Балбеткин.
   Вы имели ввиду: сказал А, то говори и Б?

                Пульберг.
   Хорошо, не хотите говорить, где А, скажите, где Б?

                Балбеткин.
   Дурдом! Дурдом! А и Б сидели на трубе. А упала, Б пропала,  кто остался на трубе?

                Мартынов.
   Не волнуйся ты так! Говори спокойно. То сглатываешь окончания слов и неправильно ставишь ударения. Конкретнее – кто остался на трупе?

                Балбеткин.
   Какие трупы? Я про трубы говорю: канализационные, например.

                Родькина.
   Боже! Он трупы в канализацию сбрасывал!

                Студнев.
   Спокойно, барышня! Сейчас во всём разберёмся!

                Охеев.               
   А чего тут разбираться? Вдвоём они решили кончить третьего. Потом посидели на трупе и сбросили в канализацию. От трупа-то надо было избавляться! Правильно я говорю?

                Банкир.
   На лицо – вандализм и мародёрство!

                Охеев.
   На Ответственное лицо – прошу учесть!

                Студнев.
   Среди нормальных  завёлся ненормальный!

                Зам.
   Постойте! Если А – это наш Б, то Б – кто?

                Родькина.
   Подельник!

                Зам.
   А-а-а! Тогда, все вопросы отпадают сами собой!

                Мартынов.
   У меня, между прочим, унитаз засорился. Я думал  это – из-за пяти литров засахаренного варенья, которые я  смыл! Оказывается, туда ещё раньше целый труп смыли!

                Балбеткин, причитая.
   Дурдом, дурдом, дурдом, дурдом! Пырдырширбыляция, пырдырширбыляция!

                Все, одновременно:
   Что-о?
                Молчание, длительная пауза.

                Балбеткин.
   Я устал. Хочу спросить у Ответственного лица: можно мне выйти и не участвовать более в ваших игрищах? Я устал. Вот такая вот пыр-дыр-шир-был-яция.
   Как вы не поняли, что я сказал, так и я не понимаю, что здесь происходит.

                Охеев.
   Можно спросить? Откуда вы узнали про пырдырширбыляцию? Вы подслушивали?

                Балбеткин.
   Я только что, на ваших глазах, придумал это слово! Оно означает: «Шир, да пыр, черкем, да что да!» И крикнул, чтобы вы внимание на меня обратили! Вот и всё!

                Пульберг.
   Вы ещё и врун – ко всей Вашей ответственности лица и исполнительности убийцы? Вялотекущие процессы пырдырширбыляции нам давно известны.

                Зам.
   Если бы Вы знали о последних результатах лабораторных исследований по влиянию пырдырширбыляции на трансформацию отдельной личности, Вы бы так легко не разбрасывались этим, с позволения сказать, почти святым, не побоюсь этого слова, словом!

                Балбеткин.
   По-моему, я уже слегка помешан на своих подозрениях, или схожу с ума от ваших сентенций?

                Зам.
   А Вы видели, кто Вас слегка помешивал?

                Мартынов.
   Не надо было кичиться своими знаниями! Ты раскрылся – ты разоблачён!

                Пульберг.
   Мы все утомились, но серьёзными словами не разбрасываемся, хотя каждый, не хуже другого каждого, умеет пыряться, дыряться, ширбыляться одновременно, оптом и в розницу.
   Глубоко проникновенно Вы плюнули мне в душу и прожгли сорочку чуть ниже соска!
   Я опечален!

                Балбеткин хватается за голову.
   Мне до вас дела нет! Тьфу – на вас!

                Охеев.
   И это – Ответственное лицо? Да он на безответную задницу не тянет!

                Зам.
   Не говорите! Он, конечно – задница, но хорошо законспирированная под Ответственное лицо!

                Банкир.
   Убивец – в качестве безответственной задницы, и жертва – в качестве Ответственного лица.

                Пульберг.
   В одном лице?

                Охеев.
   В трёх!

                Пульберг.
   А третье наличие в чём выражается?

                Охеев.
   В том, что ему известно про пырдырширбыляцию!

                Пульберг.
   Согласен.

                Балбеткин.
   Господи!  Этот бред будет длиться вечно?! Я схожу с ума! Сейчас я закричу! Пожалуйста, оставьте меня в покое!
   Оставьте! Оставьте! Оста-а-а-авьте-е-е!  (Падает на стул, сильно сдавливает голову руками и начинает всхлипывать).
                Все осторожно, на цыпочках выходят из кабинета.


                Сцена 6.



                Все, кроме Балбеткина, в соседнем кабинете Мартынова сидят за
                столом,  точно на картине «Тайная вечеря».

                Мартынов держит телефонную трубку возле уха.
               

                Мартынов.
    Отправьте срочную телеграмму Главе Администрации в отель Коралл-Бич, город Шарджа, Объединённые Арабские Эмираты. Дорогой Николай Николаевич! С великим сожалением сообщаем Вам, что Андрей Ильич Балбеткин не выдержал испытательного срока. В первый же день, испугавшись трудностей и специфики нашей нелёгкой работы, написал заявление об уходе. Просим Вас предложить на пост начальника управления строительства другую кандидатуру. С нетерпением ждём Вашего возвращения из отпуска.
    Преданные Вам друзья и сослуживцы.
    Всё?   (Спрашивает у присутствующих) Да,  ( в трубку) всё!

                Родькина.
   А мне, чисто по-женски, было немного жаль Балбеткина. Из него мог бы получиться неплохой актёр и средненький начальничек отдела, если бы с ним поработать ещё. Видели, с каким он желанием сначала включился в игру?

                Мартынов.
   А кому первому пришла идея организовать звонок от главного врача, чтобы представить нас Балбеткину  пациентами психдиспансера?   В следующий раз надо быть осторожнее. Он мог легко заподозрить розыгрыш. Как говорил «исходящий 68 дробь 215»: «Ничто не остановит гражданина, который очень хочет колбасы!»

                Ворон Д.А.
   Психика у Балбеткина очень слабая. Ни колбасы ему не нужно, ни производственных отношений. Для него главное – доработать до пенсии. Нет, такого слабака  в наших рядах быть не должно.

                Шурпеткин.
   А помните четвёртого кандидата?

                Банкир.
   Фу-у! Когда это было? Конечно, не помним.

                Шурпеткин.
   Тот, который был очень суеверным и которому в кабинете Вы, уважаемый, каждую ночь кровавое пятно кетчупом рисовали?

                Охеев.
   С суеверным – проще. Вот с атеистом приходиться изрядно попотеть.

                Поручик.
   Зато, весело и забавно.

                Студнев.
   Как страшно бывает, порой, проснуться с отёкшей ногой!



                Сцена 7

                Балбеткин спит крепко за столом, уткнув голову в бумаги.
                Резко соскакивает, очумело оглядывает кабинет и падает.

                Балбеткин.
   Сон? Это был сон? Конечно, сон! Слава богу! Так сильно спал, что нога затекла.
   Присниться же такое!  Видано ли, чтобы всё здание Администрации было напичкано идиотами и шизофрениками! Успокойся, Андрей Ильич, успокойся! В реальности так не может быть, потому что не может быть никогда. Эти все Шурпеткины, Охеевы, Мартыновы – плод твоего воспалённого воображения. Переутомился ты, переутомился.
   Тебе всё  приснилось из-за этого дурацкого текста: «В ответном слове, от лица группы товарищей и от своего лица, хочу сказать, что Вы, Николай Николаевич, сделали правильный выбор, назначив меня на такой высокий пост!»
   И ни одна собака, виденная тобою во сне, не сможет помешать: руководить, направлять, расти и жировать в своём управлении. Пусть сдохнут все твои враги! Ты так долго и настойчиво добивался этого места! Радуйся, гордись! И родственники будут радоваться и гордиться тобой! Вот так, дорогой Андрей Ильич! Ты на коне! Где там «исходящий 68 дробь 215»?

                Стук в дверь.
                Входит Студнев, склоняется над  Балбеткиным.

                Студнев.
   Табе пакет… (пауза. Студнев ждёт ответа, но теряет терпение)… не приносили?

               
               
                Конец.               

               

               
   

               
               



 
               

               


 

 
                .