Рецензия на книгу корень нации. записки русофила

Рецензия на книгу В.Н. Осипова "КОРЕНЬ НАЦИИ. Записки Русофила".

Написать рецензию на книгу о видении автора себя в истории изменения, фиксируемой его автобиографией современности задача весьма непростая. Поток  развития событий не совпадает с развитием умозрения самого автора-интерпретатора истории и оценки своей роли  в ней.  Факты в контексте целостности определяют и создают смысл, который в лучшем варианте является тождеством предмета оценки, самой оценки и оценки процесса оценивания - саморефлексией субъективного духа в исторически объективном духе при тождестве которых и творится история через свободу воли исследователя-творца-деятеля.
Книга В.Н. Осипова "КОРЕНЬ НАЦИИ. Записки Русофила" одна из тех уникальных книг, когда ретроспективный и перспективный метод оценки всемирной истории и вытекающей (снимающей) ее современности, когда автор как субъект влияния на перспективу всемирной истории, свои политические цели видит как объект своих исследований в ретроспективном смысле. Будучи субъектом истории как деятельный ее творец, он одновременно видит себя как объект научного и творческого исследования той же истории, то есть познает себя как феномен, а не вещь в себе (апперцепцию самосознания, "я" как  свобода в себе). Но тождество саморефлексии своих исторических целей и понимание своего места (то есть самого себя как феномена) в истории как средства достижения этих целей может быть абсолютно лишь в случае истинности понимания истории и ее цели (то есть совпадения интерпретации фактов и внутренней логики самих фактов).

Биография Достоевского это и есть приход его субъективного духа через снятие идеологий к почве, к пониманию всечеловечечности русской нации.

Подобно тому, как вечное "Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17:21)" и Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное (Мф.5,3) ("ибо ЕСТЬ", то есть в настоящем времени, здесь на земле) внутри конечного человека, бесконечная вечность и вечная бесконечность, также и конечный субъективный дух (разум и душа) через дебри гносеологических ловушек-иделогий пробирается к свету истины и отождествляет себя с абсолютной идеей вечности во времени в истории.  На примере Ф.М. Достоевского такая абсолютная идея есть сформулированная им "Русская Идея", идея всечеловечности русского народного духа.  Черпая из сердца и пропуская сквозь свой ум дух вечности этой идеи, Достоевский создает пророческие романы, фундаментальные обобщения перспективы развития "умного" духа истории (Великий инквизитор), соединяя в этой идее субъективный и объективный дух Достоевский увековечивает себя в ней.
Исходя из этого, необходимо проследить самораскрытие исторической правды на страницах книги "КОРЕНЬ НАЦИИ. Записки Русофила" и дать интерпретацию того, насколько интерпретация истории автором является не интерпретацией, но самой историей (философии, политологии), по возможности попытаться приблизиться к истине также как это получилось у него.

Сила истины в силе духа. Безусловно, свойства личности определяют его разум и интеллект. Вольтер правильно говорил о том, что образовать личность больше и совершеннее не знания, а тяжелое духовное переживание. Закаленная духовной бранью личность может из своего сердца черпать интенции определяющую истину, интуитивно чувствующую ее, смиренная любовь сердца, оконечиваясь оформляется в интуицию мудрости, которая синтезирует понятия разума и уже через рассудок конструирует в словах рожденную этой мудрой любовью мысль, которая точно описывает и одновременно является тем, что она описывает ("Мысль и то о чем она - суть одно и тоже" Парменид).  Контуром этой духовной брани является также, например и труд, научный труд, труд поиска истины из-за любви к ней. Соответственно можно сказать, что одним из косвенных (с точки зрения научной строгости) признаков истинности высказывания является степень духовной силы личности-субъекта высказывания.

Личность Владимира Николаевича Осипова, как свидетельствует анкетно-биографическая составляющая его книги, безусловно, уникальна по степени внутренней концентрации жертвенности собой ради любви к России. Плотность этой жертвенности прямо пропорциональна истинности идеи жертвенности вообще.  Своим примером автор доказывает истинность идеи, за которую он боролся и борется без преувеличения самое сложное  для  реализации этой идеи время. Исходя из этого можно сделать вывод, что оценки истории данные в книге заочно уже могут считаться близкими к истине, если исходить что источником этих оценок был человек с подобной силой духа. Однако, конечно нельзя строго связывать разум сердца и разум ума, и не уподобляться Г.В.Ф. Гегелю в этом, понимая, что трансцендентальная дедукция "плавающего в любви сердца" не всегда трансформирует эту любовь  в истинную связь категорий классифицирующего мир рассудка, которая истинно отражает этот мир и его явления. (Господь наделяет людей теми или иными способностями по Своему усмотрению). Поэтому необходим содержательный анализ контекста книги, к которому мы сейчас и приступим.
1.      Авторская историософия своей автобиографии.
1.1.    Доандроповский период. От диалектического атеизма диамата назад к диалектическому аморализму ницшеанства и далее к державному патриотизму.

Формирование и развитие умозрения необходимо связано с образованием личности в духовно-религозном смысле слова "образование". Образование это восстановление подобия падшей природы вечному образу. Искушения и испытания определяют социальный контекст бытия личности. Контекст либеральной оттепели, внутреннего противоречия политической и духовно-нравственной модели государственного устройства, определили курс осторожной, конструктивной критики в умах послевоенного поколения, в умах благородно ищущих, не ангажированных и не застывших в либерально-софисткой или социалистической догмах-ловушках.

В жизни юного духа В.Н. Осипова происходило честное и открытое принятие окружающего мира. Пока ум не был заполнен знаниями, он смиренно впитывал верой то, во что требовал верить социум. Хрущевского гонения на христиан еще не было, и в самый восприимчивый период от 10 до 20 лет (50-60 гг. 20 в.), для сознания отрока-юноши еще не был очевиден антагонизм принятого им сохраняющего по инерции имперскую держвавность атеистического СССР с его высокими для тотальной светскости нравственными идеалами и собственно источником нравственного идеала - Православное Христианство. Поэтому крещеный молодой гражданин СССР с русской искренностью и доверчивостью воспринимает идеалы марксизма-ленинизма:
"Однажды, во время летнего пребывания в Сланцах, я услышал анектод про евреев. Я подумал: "Это же неправильно. Мы должны быть интернационралистами, крепить дружбу народов". Что было, то было. Я впитывал официальную идеологию со всем простосердечием юности. Павел Корчагин был моим героем" (стр. 16).

Действительно, пятидесятники это не только начало эпохи фарцовщиков и либеральных диссидентов, это еще и поиск самосознания себя. Это расцвет безобидной технократической романтики, светлого энтузиазма в науке и технике, не окончательно и не богоборчески подменяющая религиозную, светская сверхзадача. Безусловно эти веяния имели в дальнейшем, собственное и далеко не созидательное развитие (научная фантастика, кибернетика), но некая инерционная самосборка духовности вытекающая из имперского архитипа русской нации, выражала себя именно в созидательной технократии флагманом который был ВПК, ведший за собой гражданские отрасли, образцы продукции которых по сути и составляют предметы материальной культуры советской эпохи, в том числе лучшие и эстетические возвышенные (Миг-28, Т-90, Нива).

Но, возможно, под влиянием анекдотов, под влиянием некоего несоответствия реальности политическим лозунгам, возникает поначалу юношеско-бунтарский поиск начал бытия.

"Как ни странно, не ХХ съезд партии, не развенчание "культа личности" перевернуло мое самосознание (хотя и задело отчасти). Отсчет веду с автобиографической книги Джека Лондона "Мартин Иден", которую я прочел в 18 лет, в сентябре 1956г., на втором курсе истфака МГУ, и которая почему-то потрясла меня. Что-то поломало изнутри. Книга эта - апофеоз индивидуализма, сильной личности, сверхчеловека, ведущего войну с обществом. В романе неоднократно упоминался германский философ Фридрих Ницше, и я, конечно, начал разыскивать его работы" (стр. 17).

С моей точки зрения, ницшеанство является фундаментом диалектического морального релятивизма. И, по сути является базовом принципом как диалектического материлизма, так и дарвино-либерализма.

Диалектический материализм, более строго и поэтому научно, можно назвать диалектическим атеизмом (тем самым обеляя термин материализм), ницшеанство это прежде всего "принцип любви к дальнему - светлого будущего"("Чем больше я люблю человечество вообще, тем больше я ненавижу каждого человека в отдельности" Роман "Бесы" Ф.М. Достоевский). Лозунгово данный принцип одинаково присущ так либералам, так и социалистам, потому что он развязывает руки перед нравственным законом совести. Но, по сути, обожествление человека, делание его сверхчеловеком, это все же уже как бы отход от атеизма (по сути это гордость сатанизма), и в этом его и историческое утверждение, и историческое отрицание.

"И все же ницшеанство не стало главенствующим в моем мировоззрении. Одновременно и параллельно с этим был жгучий интерес к немарксистким (не атеистическим И.Х.)разновидностям социализма" (стр. 17). Здесь интеллект и дух автора вели внутреннею борьбу. Многих может прельстить ницшеанство, и возможностью развития, и элитизмом, и художественностью. Смиренное христианское всепрощающая сила созидательного русского духа и диалектика ницшеанского Заратустры, лживо противопосталвяющие добро и зло как равные друг другу и перетекающие в друг друга начала бытия, над которыми и возвысится сверхчеловек. В итоге отчаянный юношеский поиск немарксисткого социализма: "Взбунтовались против классовой идеологии и против диалектики, лишенной сердца (победил дух, а не интеллигентскость)".

Из чего вытекает достойный восхищения поступок, торжество духа над материей:

"После первого академического часа, в 18-45, звонок: перерыв. Я вскакиваю, подбегаю к кафедре и громко - быстро кричу на весь зал-амфитеатр: "Хрущев объявил, что у нас теперь нет политзаключенных. Однако в органах КГБ нашлись люди, которые бросили в застенок нашего однокурсника Анатолия Иванова. Я призываю общественность встать на защиту нашего товарища!". Три фразы, три предложения мгновенно сломали мой статус лояльного советского человека". С этого подвига жертвы, автор объединил свою судьбу с судьбой истории.

Анархо-синдикалисткие наработки которые транслировались в социум на Площади Маяковского вполне соответствовали духу времени и этапу развития судьбы автора и умозрения. Стихийный возврат в диссидентско-созидательной политической мысли от диалектического атеизма к анархическим моделям социализма и ницшеанства к умеренному нациоализму (в противоположность нацизму), патриотизму объясняет и развивает саму историческую концепцию изложенную автором в конце книги.   Подобно Достоевскому (тот прельщался рулеткой и в молодости социализмом) Владимиру Осипову пришлось пройти через искушение авангардизма, через почитание и распространение псевдоискусства.
«Сегодня я РАСКАИВАЮСЬ в том, что согрешил в молодости по части пропаганды псевдоискусства. 35 лет назад, в 1970 году, уже став православным монархистом и консерватором, я еще не понимал, что и хорошая цель (сокрушение большевистского конформизм) НЕ оправдывает средства. Эту часть молодости я перечеркиваю. Вот они черновики жизни».

1.2. Принцип «Гаврило Принцип наоборот». Феномен Сократа и Царя Николая II.

Два факта того, что в сознании группы патриотов возникло желание одним выстрелом предотвратить войну, а у киллера начала 20-го века реализованное действие  войну развязать, возможно, две асимметричные (не пространственно-линейно, а в идеально-смысловом понимании) точки истории по отношению к некоей критической точке истории человечества. На мой взгляд, эта критическая точка – Сталинградская Битва – победа человечества в борьбе мирового зла с ним. Ритуальное убийство Царя и Его семьи означило конец Православного Христианского Царства. Христос как подвигоположник всех видов подвига, Своим примером положил подвиг искупления, через высшее проявление любви – жертву - «Нет больше той любви, как если кто отдаст жизнь свою за друзей». (Ин 15:13). Первый среди православных христиан – Царь Божий Помазанник по своему статусу Царя Православной Империи исходил из принципа: "Больший из вас да будет вам слуга" (Мф.23:11), будучи, служа своему народу до смерти, до искупительной жертвы, Царь уподобился Христу именно этим самым высшим видом подвига – подвигом искупления.
Дохристианское человечество высшим образцом жертвы собой ради истины дала Сократа. Эллиннский народ в вершине развития своего духа и всеисторического духа в себе, в своей культуре-реальности, дошел до вершины осмысления нравственного закона в диалогах Сократа. Интеллект и аскетизм выжали из души и духа человека этический максимум социального-экономического бытия. Трагедией эллининзма в том, что Сократ не Христос – то есть не Истина, и когда Сократ сказал что может воспитать детей лучше родителей (теоретически действительно так), то греческий дискурс духа замкнулся в абсолютном противоречии человеческой ограниченности и бесконечности интеллектуальных идей нравственности, которые нереализуемы из-за объективной элитарной закрытости в интеллектуальном (но не духовно-нравственном) восприятии данных идей, и даже после их интеллектуального восприятия, вовсе необязательностью их принятия. Сократ попытался искупить эллинский народ, через разум без любви к истинному Богу, а из любви к разуму, который рефлексирует данность закона, пусть эмпирически выстраданного нравственного закона (промыслительно). Закон мертв без Того, Кто пришел его исполнить.
Эллинская культура подготовила образцы эстетического духа, которые были используемы для создания высшей материальной культуры человечества – христианской культуры. Эллинская цивилизация положила себя на алтарь формы всечеловеческого содержания христианской веры.
Сократ как император ума («Я знаю, что я ничего не знаю» – смирение), оказался прообразом императора духа Николая 2, который через свой подвиг всеисторического смирения оказался образцом подвига искупления и смирения народа окормляемого греко-русской Православной Церковью. И русская нация оказалось единством греческого классицизма в науке, эстетике и культуре и православно-христианского духа.
Следующим этап искупления это Сталинградская Битва. Сталин как символ отмщения революционному этносу, именует собой город, название которого «Царицын», в этой битве русский народ окончательно, вслед за Царем, искупил грех человечества перед ним и перед Христом. Но только на уровне материальном, по-моему, мнению, пришел конец диалектики истории. Диалектика как чистое зло, преодолела себя в материальном и духовном мире именно через жертву искупления (здесь можно упомянуть о книге И. Глазунова с символическим названием «Россия распятая», которая упоминается В.М. Осиповым (стр. 447)), и при этом при свободе воле человека и человечества, то есть опосредовано с помощью Промыслителя (если следовать логике «Теодицеи» Г. Лейбница).  Теперь это, похоже, как свернуть до предела полотенце и отпустить, и оно инерционно, будет, раскручиваясь, будет повторять, но по-новому, траекторию своего скручивания до критической точки  напряжения. Возможно такое раскручивание и повторение и есть, то самое (а)симметрическое зеркальное повторение наоборот хода исторических процессов.
Продолжается эта ассиметрия в принципе «от Октября к Февралю» от августа 1991-го и октябрем 1993 гг. Разсэсэсэривание России, уничтожение ее населения, сжатие и расчленение ее территории, разворовывание собственности, геноцид народов, либеральная демагогия, все это инерционные процессы диалектики истории. Конкурирование державников и интернационалистов-либералов в брежневской партократии – зеркало той же конкуренции Февраля и Октября. Физическое уничтожение, как ступень становления ничто в реальности, ступень зла, снято. Главная борьба это борьба за души людей всего мира (это и «Последнее искушение Христа» и ТНТ, дом 2, «Битва экстрасенсов», «Территория призраков» и т.п.). На фоне всех перечисленных в книге бед в России, самим автором были проведены ряд политических действий направленных на возрождение Православия в России. Расчленение России по планам Бзеджинского-Ельцина-Ленина это уже больше внешний (но при этом первостепенно важный) уровень войны-армаггедона в мире интернет-спрута. В мире оккультизма и порока. Безусловно Третий Рим падет как государство, если не будет реализована вера как государствообразующий принцип, но это победа веры, задача народа и Церкви, которую он составляет, а не политиков, которые сейчас принадлежат интеллигенции. Монархический принцип всеупорядочивания должен на основе Православия победить управляемый архитекторами нового мирового порядка хаос.
"И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец" (Мф 24:14)
Интеллигенция сейчас и есть интернет это постмодернисткий продукт интеллигентского класса, как они сейчас вещают: «Сущее обрело дискурс через интернет». Процессы, которые сейчас происходят в реальности описываемые идеологиями и концепциями прошлого, включаемы в апокалептическую модель всемирной истории христианства.  На фоне диалектического атеизма происходит главная война, последний бастион диалектики (Сатанинской диалектики по Каббале) – либеральная софистика (толерантность, плюрализм) как тотальная идеология-философия всего неправославного мира, против истинной веры. Ответ на этот вызов дал Ф.М. Достоевский:
Свобода, равенство, братство. Во имя Христа.
Плюрализм мнений во имя Христа (Единство в главном, разнообразие во второстепенном, во всем любовь. Бл. Августин).
Этот недобитый интеллектуальный ублюдок диалектики не останавливает попытки разрушения неразрушимого. И уличение софистики во лжи, конечно, не останавливает ее действие. Это все равно, что взывать к совести злодея, также взывать к здравому смыслу софиста. Поэтому принцип толерантности (со всем шлейфом диалектических идеологий, сект, философий) тысячеголовой гидрой идет на войну с Православием (точно также как софист ведет диалог с силлогистом). Однако исторически диалектика мертва, теперь арена войны души и умы людей. Но на поле врага – в интернете.
2.     От журнала «Вече» до  самопожертвенной политики 90-х. Важнейший вопрос положения Церкви в обществе. Мысли об экуменизме.
Издательство единственного православного журнала в огромной атеистической стране, на свои скромные ресурсы безусловный подвиг. Сам брежневский застой это как раз антидиалектика истории – поразительные успехи в науке, ВПК, и разложение интернациональномыслящего этнического лагеря партноменклатуры. Державники двигали ВПК, либералы приближали «перестройку». С точки зрения левого дискурса распад СССР это по форме: неолиберальная буржуазная контрреволюция, по содержанию, переход от индустриального к информационному обществу (Е.Г. Кутузов). Пролетариат как «соль земли» по Марксу-Ленину-Тоффлеру не успел трансформироваться в прогрессивную силу истории, историобразующий передовой класс, адекватно отреагировавший на объективные обстоятельства развития науки, техники и технологий. Что ж как и любая универсалия, диамат, лишь отчасти верно и полно описывает и объясняет прошлое.  Создание этнических осколков России. Все что с точки зрения морали плохо, но против России хорошо – хорошо. В этом единстве принципа сливаются и Чеченские сепаратисты, и балтийские этнократы, партийцы-хамелеоны.
Деятельность Владимира Осипова в 90-х годах вызывает безусловное восхищение и бодрость духа. Вспоминаю, как я видел короткий ролик по телевизору около 2-х лет назад, где был написан транспарант «Мы русские! С нами Бог!», может быть этот транспарант был вывешен как раз тогда, когда пикетировали Телецентр. Также видел фотографию огромного Крестного Хода. Очень впечатлило количество людей. Письма в государственные органы, избирательные компании, публицистика, все это характеризует автора как очень деятельного человека. Причем наиболее насыщены событийности именно 90-е.
Возникает вопрос оценки феномена ИНН и ереси экуменизма. Автор приводит факты проникновения либеральной (в Церковной среде это называется экуменизмом, в религиоведении синкретизмом, в философии – методологией, в физике теорией относительности, в морали – ницшеанство, в биологии дарвинизм, в психологии – фрейдизм; Разные имена у диалектической софистики) идеологии в тело Церкви.
Даже зазор между ересями царебожества и цареборчества достаточно велик для того чтобы вместить себя либеральный экуменизм. «Нам главное «Святая Русь», а Россия это не так уж и важно в современном, быстроменяющемся мире…». Все эти феномены вскрывает Владимир Осипов, привлекая к своему блестящему анализу, лавину фактологии и именитых авторитетов (И.Р. Шафаревич, И.А. Ильин, В.В. Кожинов), безусловно приходя к неутешительному для себя и для России выводу о том, что в России должен быть «переходный период» от СССР до Православной Монархии, но своим примером, искренней и жертвенной борьбы во имя добра, вдохновляет на победу над тьмой с Божией Помощью.

Заключение. Единство автобиографии и историософии в истории. Тождество бытия и времени в свободе воли во имя Христа - реализация проекта "Третий Рим".

Из линейной автобиографичности материала двух третей книги, в последней трети автор переходит к собственно  критике (в научном смысле) всемирной истории. Последние главы: «Уроки Февраля», «К поиску утраченной идеологии», «Задачи национальной власти в России», «Без Царя народ сирота» фундаментальное обоснование монархического принципа государственного устройства. Диагноз И.А. Ильина республики как переходной ступени от монархии к анархии, указание на необходимость нравственно-религиозных оснований государственного и социального строительства, безусловно, является вкладом в развитие научной мысли в области теории государства и права. Задача нации иметь монарха как, посредника нации и Бога в общении через Церковь с Ним. Действительно эти спекуляции развивают до совершенства идеи Платона и Аристотеля о государстве, весь спектр возможностей государственного устройства от деспотии до республики, находит свою гармонию в соборной Православной Монархии. Однако более конкретные этатические схемы и типы политических режимов, все же предмет отдельного осмысления, хотя общий вектор и направление исследования, безусловно заданы теоретическими разработками В.М. Осипова.
В заключении хочется сказать, что книга производит неизгладимое впечатление. Весь Пелевинско-сорокинский постмодернизм, антисмысл бытия, наконец-то упорядочен непредвзятой фактологией, включенного в события участником описываемых событий, такого неоднозначного и критического периода всемирной истории. По сути это политико-философский ответ постмодернисткому мусору. Автор не опустился, до щегольства идеологемами, дискурсами (в отличие от автора рецензии), он проявил общеакадемический подход в описании событий.  Торжество реализма над постмодернизмом, и пусть лежат в покое наедине с собой постмодернисты наши доморощенные с диагнозом «Синдром Кандинского» и читают Евангелие. Действительно спектр контекста развития автобиографии в историософию, позволил максимально широко описать Смуту 90-х годов, и не замылит глаз больше романы-перфомансы и арт-концепты либералов от философии, истории и искусства.