Подвесной мост

Соседи по койкам

Бешено стучали тяжелые колеса, под летевшими вперед вагонами не успевали мелькать шпалы, а рельсы бесконечными параллелями уходили вперед и прощально блестели сзади. Пассажиры лениво смотрели в окна на редкие маленькие городки, у которых поезд на минуту-другую неохотно останавливался. Никто не запоминал названий полустанков, мимо которых вагоны, с грохотом, проскакивали, торопясь дальше, на юг.
В крайнем отделе плацкарта на соседних койках ехали две молодые семьи. У каждой пары был ребенок, в одной семье рослая бойкая девочка, лет пяти, в другой – мальчик, чуть постарше. Ехали с множеством сумок и больших желтых чемоданов с застежками-ремнями. На верхних полках мужчины, оба лет около тридцати, обсуждали новости футбола, хоккея и хронически нестабильную политику: как случился пару лет назад в стране переворот, так никто и не знал куда теперь и с кем идет, и что в этом новом времени ему делать.
Женщины размещались внизу. Красивые, рослые, с темно-русыми волосами, обе лет двадцати пяти; тем для разговоров и у них хватало с избытком.
Семьи переезжали: Сазоновы прилетели из Сибири, Колосковы с Дальнего Востока, и собирались начать новую жизнь на новом месте. Одни ехали в небольшой городок под Воронеж, к родителям, другие в Адлер, где удалось получить новую квартиру – то были едва не последние раздаваемые властями квартиры, построенные еще до переворота.
- Светочка, что же ты сегодня совсем не кушаешь? – досадно всплеснула руками Екатерина. – Всегда дорогу хорошо переносит, только аппетит плохой, - с желанием сочувствия в голосе рассказывала она к соседке.
- Ничего, не беспокойтесь, может и к лучшему, - успокаивающе отвечала Елена. – Вон Андрюша, сколько ездил, а привыкнуть никак не может. И не плачет, а все то не спит, то рвет его без конца. На самолете девять часов летели, так я всю дорогу к стюардессе за пакетами бегала.
- У-у, какой нежный, - шутливо и обрадовано, что ей такой мороки не досталось, сказала Екатерина и пощекотала малыша по животу. Мальчик сначала улыбнулся, но потом резко, как умеют только дети, нахмурился, чуть было не разревелся, но почувствовал, что сидит у мамы на коленях, обхватил ее за шею, отвернулся и уткнулся в теплое плечо.
- Как Андрюша? – спросил с верхней полки Илья Александрович. – Может, принести чего?
- Нет, все в порядке. Просто третий день в пути. Устал, конечно. Ничего, Андрюша, - обратилась Елена к малышу. – Потерпи, чуток осталось, скоро приедем. Там бабушка ждет, вкусненького припасла.
- Хороший, красивый мальчик, - улыбалась Екатерина, поглаживая спящую дочку по голове. – Нам-то со Светочкой еще сутки ехать, но ничего. Мы когда ее двухлетнюю из Беларуси везли и тоже, куча пересадок, так не испугалась, выдержала.
- Да, девочки они выносливее.
Тут маленькая Света открыла глаза, зевнула, прислушалась к стуку колес и потянулась к маме на руки.
- Ну что, покушаем? – спросила та,  беря дочку.
Девочка ничего не ответила, посмотрела за окно, где, зеленея, мелькали поля и посадки, а потом повернулась к мальчику. Андрюша, оторвавшись от нежного плеча, тоже обернулся и удивленно, во все свои большие голубые глаза посмотрел на девочку, как на что-то совершенно необычное. Прямо с маминых колен он вдруг протянул к Свете руку, ловя ладошками воздух между койками, и так бы этот рывок ничем не закончился, если б Света, вдруг тоже не вытянула ручку, детские пальчики на миг сцепились, но тут же, по очередному детскому капризу, оба отшатнулись, прильнув к матерям.
Через пару часов Колосковы, замечательно распрощавшись со своими соседями, вышли на одной из безызвестных станции в донских степях, где их встречали Андрюшины бабушка с дедом.
Станцию от дороги отделял ручей. Машины к перрону подъезжали по большому, но узкому мосту, а для пешеходов  был перекинут дощатый подвесной мост с канатами вместо перилл. Машину бабушка с дедом оставили на той стороне, на станции почти не было места. Когда Колосковы вышли из вагона, маленький Андрюша, увидев встречавших, побежал через мост к машине. Родители шутливо-испуганным тоном звали его назад, а мальчик специально бежал все дальше, не боясь глубины рва внизу, смеялся, и, наверное, думал как здорово и весело будет на новом месте после душного поезда. Родители поспешили вслед за ним, мама подхватила Андрюшу на руки, все расселись по местам и поехали к дому.      
Сазоновы, оставшись одни в своем отделении, до самого Геленджика обсуждали будущую обстановку квартиры, сомневались и спорили по поводу подорожавших продуктов и радовались, что так вовремя удалось выбраться на Черное море.
Больше эти семьи никогда не встречались, ни Елена, ни Екатерина никогда не рассказывали детям о той случайной встрече, и ничего особого в этом не было. Известно только, что Колосковы так и остались жить в своем маленьком городке в богатых черноземом местах, а Сазоновы скоро поняли, как недооценивали свое везение по поводу переезда из Сибири, и дело было совсем не в новой квартире и теплом климате.
Но если бы кто-нибудь, спустя годы, рассказал Андрею Колоскову об этом дорожном соседстве, и о том, с кем он тогда встретился, он бы, конечно, сначала ни за что не поверил, а потом невероятно удивился, дотошно расспрашивая, как именно, до каждой детали, эта встреча произошла, и долго потом бы молчал, глядя куда-то далеко, туда, где, говорят, заканчивается земля.

Кассир

Кассиры бывают разные: с разной заработной платой, работа отличается спецификой, но должность эта всегда одна, а значит кассиры всегда в единой прослойке и отношение к ним схоже.
Андрей был кассиром в банке. Для их маленького города, затертого где-то в степях, эта работа считалась многообещающей и стабильной. Особыми дарованиями Андрей не выделялся, но и глупым его не считали. Столичное образование родители, конечно, по оплате не потянули, но год назад местный институт был закончен, и не так чтобы плохо, юристы считались в моде, только вот работать совершенно было негде, а уезжать, бросив стареющих родителей со всем хозяйством, он не посмел и, устроившись, еще и не без помощи знакомых, на должность кассира в мелкое отделение на соседней с их домом улице, так там и остался.
Работал Андрей уже почти год, иногда даже удавалось откладывать десятую долю зарплаты про запас, думая когда-нибудь съехать от родителей, и нельзя сказать, чтобы очень уж был своим положением недоволен, хотя и в восторгаться  такой должностью никак не мог.
Чем больше он здесь работал, тем больше дни, штампованными одна в одну звеньями сливались в единую цепь судьбы. Он вставал, собирался и, со всеми попрощавшись, уходил на работу. В отведенный час перерыва бежал домой, где быстро разогревал что-нибудь готовое, ел и бежал обратно, к открытию, когда очередь на пороге банка превращается в раздраженную стаю галок, а Евгений Семенович, начальник их отделения, от скуки начинает сатанеть. Шесть часов вечера, заветная цифра на часах, которую Андрей жадно ожидал и ни о чем больше не думал, как о конце рабочего дня, когда можно перед напирающими старушками злорадно опустить жалюзи приемного окна и идти домой. После ужина всегда находилась масса нужных дел, общей усталостью сказывалась суета и беготня на работе, и надо было спать, чтобы завтра чувствовать себя в порядке, ведь завтра был точно такой же, ничуть не меньший рабочий день, и снова беготня и трепотня, и снова надо успеть все сделать.
Так, по рабочей схеме, изо дня в день летели недели и месяцы, и Андрей, случалось, переставал видеть в этом что-то странное и неправильное, потому что так жили все, кто его окружал, все знакомые и родственники. Если раньше он уставал от этих нескончаемых дней-близнецов, то теперь все чаще приходило  успокоение, и Андрей свыкся с мыслью, что его и это положение устраивает, ведь он хотя бы не спился, в бандиты не подался, а спокойно занимается банке и никому не мешает.

В то солнечное июньское утро Андрей, проснувшись, махом проглотил завтрак, и, стараясь не разбудить отсыпающихся на каникулах младших сестер, собирался на работу и тихо слушал радио, ожидая спортивные новости.
Казалось, в мире, все, как и он, делали свое работу, но из всего этого ничего нужного не выходило. Кто-то чего-то требовал, за что-то или против кого-то выступал с трибун или боролся на демонстрациях; в кого-то стреляли, а кто-то стрелялся сам; кого-то всегда били и они тоже били кого-то; в новостях непрерывно сообщали о войнах, и Андрей подумал, что ни разу первой новостью не рассказывали о чьей-то дружбе или любви. Любовь была скучна и непопулярна, и подходила только для страниц таких же непопулярных книг.
Андрей посмотрел в окно. Там тоже было скучно и непопулярно. Все кого я знаю, думал Андрей, живут также как и я, но далеко не все люди живут также. По телевидению и радио жизнь многих и многих казалась уникальной и всегда интересной, особенной и удивительной. Жизнь этих людей была совсем другой, и Андрей считал, что это какие-то совсем другие люди, чем все те, кого он знал.
Начались спортивные новости. Опять, наверное, ни слова не скажут, ворчливо подумал он, замнут, пропустят, а скорее найдут что-нибудь поважнее. Да и сегодня еще не финал, так, четвертый круг, играет, кажется, верхняя часть сетки, а она – в нижней… Наконец диктор добрался до тенниса, который в эти дни владел парижскими кортами. Между прочим, единственный «Большой шлем», который она еще не выигрывала, отметил Андрей про себя, когда по радио начали перечислять закончившиеся вчера вечером матчи:
«В женских баталиях на кортах Rolland Gaross в четвертьфинал не прошла Виктория Гладышева и Ольга Себастьянова, уступившие в упорных трехсетовых поединках, а две наши соотечественницы успешно преодолели этот барьер. Так Людмила Пахомова в упорном также трехсетовом матче со счетом 7:6, 3:6, 6:3 одолела Софью Нагорную из Сербии, а Светлана Сазонова довольно легко, со счетом 6:3, 6:4 взяла верх над американкой Кларой Сонар».
Молодцы девчонки, мысленно перекрестился Андрей, повесил на ремень брюк футляр с телефоном и распихал по карманам кошелек, мелочь и ключи. Талант, конечно, есть талант, тут ничего не попишешь. Когда-нибудь и во Франции она будет в финале. По сетке, ей, кажется, с нашей же Пахомовой играть.
Андрей попрощался с домашними и вышел из дома, спеша заранее прийти и подготовиться к открытию отделения. В банке все было так привычно и знакомо, что вызывало автоматизм в действиях. Но за этот год его и это перестало раздражать. Зимой, спустя почти полгода после начала работы, он решил на все пахнуть рукой, хлопнув дверью, и даже написал заявление, но тут умерла бабушка, срочно понадобились деньги на похороны и поминки, и пришлось брать кредит. Сотрудникам банка кредиты выдавали льготно, с процентной ставкой вдвое ниже обычной. Андрей поскрипел сердцем, пожалел родителей, которые с двумя его сестрами на руках сами нуждались, и остался. Отложения крохотных сбережений с зарплаты растаяли, и осталась одна надежда накопить на неделю отпуска в октябре, когда он мечтал поехать в Москву, на «Кубок Кремля», посмотреть на теннис и на нее. Ни ее, ни настоящей игры он в живую никогда не видел и все последние месяцы он жил этой мечтой.
Евгений Семенович уже ждал на пороге. Они открыли банк, включили компьютеры. А какой интересно у нее компьютер? Андрей как всегда поменял стоимость валют на стенде и полез сейф за деньгами. А какой валютой пользуется она? Наверное, в каждой стране по-разному. Но вряд ли где рублями. Все-таки самая высокооплачиваемая спортсменка в мире. Тут он вспомнил, что занимал в прошлом месяце операционистке Лене из соседнего отделения. Теперь я смогу отложить на половину больше, чем обычно. Это – как раз два билета в том самом «синем» тринадцатом секторе. Число не очень, зато места, кажется, хорошие. Он давно решил, что если поедет, то только на главный корт – да на других она и не выступала.
- Ты что делаешь? - раздался смешливый голос сзади.
Андрей, вздрогнув, посмотрел перед собой и увидел, что все подряд монеты ссыпал в одну ячейку кассового аппарата. Выругался и обернулся. Пришла операционистка Валя. Неплохая девушка, они вдвоем уже не первый месяц в соседних кабинетах бумажки перебирают, но… хватит, теперь надо все купюры разложить, серебряные монеты в окошко выставить, жалюзи поднять… Ага, уже народ. И что старушкам с утра дома не сидится? И не скучно вам свои квитанции таскать сюда изо дня в день? Исполнительные. Привыкли. А руки-то, вон, трясутся, и не только от старости: у этих бабушек в руках сейчас по половине пенсии. Но нам уже не жалуются. Раньше жаловались, а теперь перестали. Мы ведь тоже исполнительные, каждый на своем месте, все заняты… Ладно, хватит на меня так смотреть. Давайте сюда свои кровные, сейчас мы их посчитаем. Так, порядок, купюры в кассу заложим, чеки вам пробьем и сдачу мелочью выдадим. Все честно, до последней копеечки.
Спрашивается, почему я осенью отказался того хлыща брать? Ведь ничего себе человечек, владелец двух магазинов, носил  нам в отделение каждую неделю по хорошему пакету купюр. Колька тогда сказал: «Подумай, хватит на всех. Ты на свой теннис завтра и поедешь…» - ухмыльнулся он. Заманчивое было предложение. Андрей тогда весь вечер по городу взад-вперед пробродил. Домой пришел, в интернете на ее сайт залез, фотоальбом открыл. Была там одна новая фотография: она крупно, с кубком «Большого Шлема» в руках, в окружении толпы зрителей и сверкающих вспышками фотографов. Все блестит славой, все стильно и дорого, так и лоснится валютой. А счастье в глазах у Светы такое простое-простое и улыбка добрая-добрая. За это ее и любят. За не испорченность.
Он тогда набрал Кольке и сказал: «Давайте без меня». Тот помолчал в трубку и зло ответил: «Смотри. Нам же больше достанется». Сработали они грязно, взяли их через день. Андрея тогда как свидетеля по судам затаскали, в наводке подозревали.
Интересно, а что она сейчас делает в своем гостиничном люксе? Я здесь вот квитанции пробиваю, а она о чем думает? Через интернет Андрей составлял свой особый календарь – их совместные биографии в одном ежедневнике. Например, в день, когда он на даче сажал картошку, Светлана выиграла свой очередной турнир в Японии, а когда однажды недосчитал в кассе две тысячи, и пришлось забыть о премии в конце месяца, она подписала очередной многомиллионный договор с швейцарской фирмой по изготовлению часов.
Торопясь на обед, вспомнил, что они почти ровесники. Андрей даже постарше будет. И еще одно его выделяло. Знакомые, рассказывая о своих кумирах, всегда просто светились завистью. Любили звезд, но так как любят деньги, а не людей. У Андрея же никогда не было никакого недоброго чувства к Светлане, он радовался ее растущим доходам, новым рекламам, роскошным вечеринкам и фасонам платьев по ее собственному проекту. Андрей никогда не завидовал ее яркой и богатой жизни. Он только очень радовался за нее. Просто она жила совсем другой жизнью. Он так и говорил: «совсем-совсем другой жизнью», и только удивлялся, как такие две столь разные жизни могли быть.
- Андрюша, купи, пожалуйста, макарон и сарделек на завтра, - послышался голос матери из соседней комнаты.
- А девчонок ты в магазин послать не можешь? - кивнул в сторону сестер Андрей.
- Да их разве дождешься? Как за порог, так и до ночи. Каникулы.
В проеме двери показалась голова пятнадцатилетней сестры Маши с высунутым языком и тут же исчезла. Андрей хотел кинуть ей в след тапок, но передумал. Последние каникулы были у него перед окончанием школы. Выпала пара свободных дней, смело можешь брать лист бумаги и писать список «добрых дел» - на работе еще так не устанешь, как на отдыхе. И просвета не видать.
Но ведь это нормально, успокоил он себя, возвращаясь в офис. Миллионы вот так вот изо дня в день, из года в год, и того самого просвета видно им еще меньше, чем тебе. Только подумать – миллионы…
- Ну, ты чего поник? – крикнул Евгений Семенович из своего кабинета. – У нас уже пять минут как очередь.
И все завертелось сызнова. Уже много дней народ несся в банк сплошным потоком и за восемь отведенных трудовых часов Андрей ни минуты не отдохнул, замерев у синего экрана компьютера и набивая пальцами по клавишам. Толпа за приемным окошком волновалась как море, бушуя в очереди, и то зловеще, как штиль, молчала, то волнами накатывала, разражаясь в дрязгах. «Стадо, -  успокаивал он себя, но легче не становилось. - Мясные бараны…» Но Андрей не мог заставить себя работать медленно и вынудить очередную пенсионерку или спешащую с работы женщину ждать лишнее, и не снижал темпы приема, расправляясь с остатком собственных телесных и душевных сил.
Вечером, после проверки кассового баланса, расчета с инкассаторами, оформлением ежедневной отчетности, упаковки увесистых пачек купюр и пломбирования сейфа, теперь уже сам стоя в очереди за макаронами, он заставлял себя отдохнуть, представлял лучшие фотографии Светланы на корте и в жизни, с улыбкой и натянутой напряженностью лица на взмахе ракетки перед подачей. Завтра у нее четвертьфинальная встреча в Париже, на центральном корте, прямая трансляция на пол мира. У нас в отделении завтра тоже народ толпиться будет – первый день платежей по кредитам.

Со стороны
 
Четвертьфинал она проиграла. Как проиграла и несколько недель спустя в Англии одну из первых игр на своей любимой «траве». Тяжелый был год. Но ее невезение никак не могло изменить его отношения к ней. В каждом предложении ее интервью, особенно после проигрыша, он вылавливал оттенки настроения Светланы, любая смешливая и еще совсем девичья реплика ее задорного щебета вызывала в нем бурю восторга. В один из дней, когда она прилетела из Англии в Канаду, Андрей вдруг понял, что и правда, его работа ужасно отвратна ему, и не будь радости за нее, другого кроме бумажно-банковского интереса, он бросил бы все это.
Светлана занимала в его душе и мыслях все больше места, становилась то музой, когда он безуспешно пытался набросать на бумагу корявые строчки стихов, то мерцающей звездой на угольном ночном небе, когда находила тягостная тоска с привкусом цемента на зубах, руки опускались, взгляд тускнел и отвращение к своей жизни, бессилие и жуткое нежелание что-либо делать, давило все больше. Тогда Андрей вспоминал смелые шаги ее биографии, выдающиеся победы на турнирах, представлял, как бы чувствовал себя, если бы она вдруг оказалась рядом и заговорила с ним, и становилось легче.
Раз, когда он с отцом после работы поехал распахивать картошку, и Андрей, натянув грязную рабочую спецовку и впрягшись в самодельную соху, натужно сгибался между грядками, как никогда захотелось ощутить частичку ее света, частичку привычного для нее блеска. Тогда он представлял Светлану в волшебном вечернем платье где-нибудь за океаном, где она как всегда блистала в центре внимания, последней моды, разработанное лучшими дизайнерами платье, легкую, но уверенную походку для журнальных обложек, смело и свободно распущенные по плечам волосы, простую улыбку, в дар сверкающим вспышками фотографам.
Светлану любили за простоту. То была повелительная простота принцессы: девичий задор, веселая наивность движений… Чтобы Светлана ни делала и где бы не находилась, все в ней вызывало ощущение нетронутой чистоты, самой нежной, природной безобидности, какое вызывает детеныш, впервые широко раскрытыми глазами познающий мир вокруг. И нельзя было поверить, что у нее что-то могло не получиться и не сложиться. Светлана не была, и быть не могла для Андрея предметом пошлых рассматриваний и вожделений. Она восхищала, а не возбуждала и он никогда и не думал горячо, с желанием, дотронуться до нее.
А дни продолжали бежать. Андрей встречал по работе разных людей, что-то всем говорил или на что-то отвечал, но все было одно и даже люди эти, казалось, не отличались друг от друга. К концу лета он совсем не знал, что ему делать со своей жизнью. Может быть, ничего делать и не надо было, но он ощущал отсутствие импульса жизни в себе. Это пугало. Дорог впереди открывалось все меньше, путь назад обрывался. Оставаясь на месте, Андрей мертвенно застывал, как засыпает рыба, попавшая в сеть.
И только каждый вечер, Андрей старался соединиться с обликом Светланы через компьютерную сеть, узнать о ней и о большом мире что-то новое, и это призрачное единение необъяснимо давало силы вконец не отчаяться.
 
Пришла и осень. Промозглая, дождливая и ветреная. Андрей даже воспринимал ее не как время года, а как будто специально кем-то затянутый переход от лета к зиме. В конце августа Светлана выиграла очередной свой турнир первой категории, расправившись в финале с опытной сербкой, и несколько дней Андрей он ходил на работу как человек, напившийся холодной воды в жару. Но ни на работе, ни дома ничего не менялось. Разве что сестры снова пошли в школу. Все вернулось на свои места, и моросящие туманы и склизкая грязь на улице стали близнецами его настроению.
По интернету и редким записям в сетевой дневник он выхватывал отблески ее будней: то у Светланы нет настроения от плохого фильма, то особенно тяжелая тренировка, то встреча на вечеринках с какими-нибудь знаменитостями в элитных отелях – каждый ее шаг или реплика находили отзывы у болельщиков и журналистов. И тем больше Андрей радовался за Светлану, ничуть не ревнуя. Он только любил сравнивать их биографии, сравнивал ход их жизненных линий во времени, составляя свой календарь. В день, когда она выиграла турнир в Майами, он с семьей, в заваленном запчастями и какими-то досками гараже перебирал наконец-то выкопанную картошку. Когда у Светланы на пару дней разболелось плечо – причина многих разговоров и сплетен, в их отделение посреди бела дня нагрянула комиссия с проверкой, и Андрей еле отбился от санкций. Когда она с миссией ООН посещала лагеря бедности где-то во Вьетнаме, шел мелкий холодный дождик («засентябрило», говорили), Андрей помогал деду заносить из сада в омшаник пасеку на зимовку. А весной, когда Светлана досадно проиграла в Америке, в том же саду они обрезали старые яблони. И так получалось, что почти на каждое событие из ее жизни он мог сказать и что-то свое. Казалось, это сближало их в пространстве.
День ото дня календарь их совместных биографий пополнялся, и Андрей уже реально проводил параллели между их биографиями. Но это не стало отдушиной или отдыхом, и как-то раз, в задумчивом порыве он смял календарь, сказав, что, сколько параллели не проводи, они не пересекутся. Таковы были правила геометрии. Оставалось проверить их в жизни.

Предложение

В день, когда начался US Open и Андрей спешил узнать о первых событиях и результатах, по дороге домой его перехватил Резвов, личность в определенных кругах их города не безызвестная. Отказываться было глупостью – от него в лучшем случае уходили со сломанными ребрами. Сам Резвов никогда не был арестован и даже на официальном учете в милиции не стоял. Почти не пил, на игле не сидел. Когда надо, был вежлив и даже участлив. Как и все его породы, отличался ловкостью в делах и выдающейся наглостью.
Поступившее за чашкой кофе предложение было ясно и просто, без лишних уговоров – участвовать в ограблении банковского отделения, в котором работал Андрей. «Без наводчика сейчас никак, - мягко и спокойно, как о цене на колбасу, говорил Резвов. – Банки стали совсем не дураки, брать можно только днем, в работе, да и тут все не просто. А у тебя касса под боком. Ты же опытный сотрудник, тебя вряд ли кто проверять станет. Ты нам только дверь в кассу откроешь – и все. Получи свое». Андрей не без страха, но сразу отказался. «Да, меня не проверяют. Но с вами не пойду. Ищите себе другого кассира». «К другим мы уже обращались, - был мягкий ответ. – Они – слизняки. Как сидели в своем сарае, так и будут сидеть. А ты подумай. Хорошая доля в выручке и риска никакого. Мои ребята спокойно заходят, ты, естественно, закрываешься – претензий к тебе никаких. Ребята ставят под стволы операциониста с начальником отделения и посетителей, если будут, и ты, из якобы жалости, открываешь нам сейф. Дело пяти минут! Конечно, нарушаешь устав, - успокаивающе мурлыкал Резвов, – и может быть, тебя и выгонят, что, кстати, еще не факт. Но уж поверь, да и сам знаешь, – с человеческой точки зрения тебя все поймут, а сослуживцы благодарить будут. Получаешься ты чист, и подозрений на тебе никаких. Уж доказать-то точно ничего нельзя будет».
«Складно, - подумал Андрей. Но уже знал, что ответит. – Я не пойду. Прошлой осенью не согласился и сейчас без меня как-нибудь справитесь. Не подхожу я для этого».
 Знал, что и подготовиться можно – уж свое-то отделение он знал как никто. Но отказался. Не его это было. И пускай он так и просидит в одном и том же кресле, перебирая бумажки, десяток лет. Но вся эта дрянь дрянью и остается, говорил себе. Пусть все это заевшееся гадство вокруг не расползется и в этой грязи мне так и тонуть, но только не через преступление…
Андрею дали два дня на размышление, не считая этого вечера. За эти два дня он о чем только не передумал. И о родителях, с их зарплатами еле на пропитание наскребавших, и о сестрах, которым скоро школу заканчивать… Но когда он снова встретился с Резвовым, перед глазами вместе с лицами родных и близких вдруг встала и одна из последних фотографий Светланы, которая провела уже два интересных матча на набирающем силу турнире. Андрей долго молчал и смотрел на Резвова. И сказал одно: «нет». Тот пожал плечами: «твоя воля». Тогда Андрей просто встал и ушел.
Отделался удивительно легко: на следующее же утро, по дороге на работу, двое с бычьими рожами выволокли его за угол и грубо пересчитали ребра: «Обо всем забудь». Потом вместе с ребрами пересчитали и кое-какие внутренние органы, размяли шею и оставили валяться в дворовой пыли. На работу Андрей пришел растрепанный. С подрагивающим подбородком, и довольный – боялся худшего. Вечером этого же дня Светлана под рев трибун все-таки вырвала победу в упорном трехсетовом матче у одной молодой американки, и вышла в четвертьфинал.
В тот же день, когда в Америке дело шло к обеду, в глаза вдруг бросилась вся грязь их городка, вся его черствая неопрятность. Извечно разбитые тротуары, хламом заваленные подворотни, где вечером натыкаешься на пьяно орущих подростков, а рано по утрам будишь тошнотворно воняющую пьянь. А главное, думал он, ведь во всем этом мусоре мы заросли по самое горло. Мусор валялся повсюду, в огромных количествах. Один единственный раз его убирали весной, после таяния снегов, а остальной год он только накапливается, грязью вымазывая улицы. «Гадство, - думал Андрей, оглядывая панораму улиц. – Свиньи, - говорил он жителям. – Великий свинарник. И это же мы сами, и никто ведь не заставляет. Сами же годами плюем в колодцы и сами жадно пьем потом из них».
 «Ведь мою жизнь не то что неделями, месяцами измерять можно, - бранил он себя. – Раз, два – и месяц вышел. И для чего так убиваем каждый день? У Светланы каждый день на счету, каждый восход солнца – событие, каждый закат – подведение черты. Тренировки, турниры, веченинки, магазины. Далекие страны и города, новые люди и интересные встречи. Борьба за победу и уроки поражений. Время, кипящее самой жизнью. И это главное. Не пачка заработанных банкнот, а полнота жизнь. Чтобы за каждый день стыдно не было.
Очень давно, а может быть и никогда Андрей так много не думал о себе: что он как человек из себя представляет, для чего ходит по городу, зачем дышит, и, обращаясь к вечерней синеве неба, спрашивал: в чем его, личное, предназначение, и правильно ли то, что он сейчас делает и на что тратит себя?
Полуфинал она проиграла. Внезапно и без объяснений – тем теннис и был хорош. На следующий день Светлана улетела к себе в Майами, отдыхать и тренироваться. Андрей с утра пришел в контору, где его ждал угрюмый сейф в углу, скрипящий стул, компьютер и дребезжащий кассовый аппарат.
В этом месяце очень вовремя повысили оклад и через две недели, все подсчитав, он взял отгул на три дня за свой счет и начал собираться в Москву. Кубок Кремля к тому времени уже начался, но Андрей, уверенный, что Светлана не завязнет в первом круге, рассчитывал попасть примерно на третью ее игру, когда и билеты не так дороги, и можно взять хорошее место.
В первый день он на автобусе добрался до Воронежа. Отходил его поезд с вокзала вечером, в половине четвертого утра, и должен был быть в столице к полудню.
Раньше на полчаса к назначенному времени отправления Андрей с сумкой на плече уже мерил шагами платформу. С заходом солнца сильно похолодало, он постукивал зубами, искоса поглядывал на большие вокзальные часы. За себя Андрей в этой поездке не волновался. Конечно, пришлось два дня уговаривать маму позвонить своей бывшей однокласснице, которая лет десять назад уехала в Москву, и так они больше и не виделись, но о ночевке после матча они договорились.
Протяжным гудком подал сигнал о прибытии его поезд, перевозя с юга поздних отдыхающих, и через пару минут Андрей подбежал к нужному номеру вагона, забрался по раскладному ржавому траппу и занял свое место на верхней полке, где скоро задремал под мерный стук колес.
Весь путь Андрей видел сквозь дремоту, то просыпаясь, то снова погружаясь в легкий сон. Где-то за окном проносились просторы средней России, но он не хотел сейчас думать об этом – все мысли его витали вокруг Светланы. Москва встретила Андрея вокзальными запахами гари и солярки, гомоном голосов, гудением поездов и надоедливой рекламой. Отовсюду текли бесконечные людские реки, все куда-то очень спешили, о чем-то говорили, с кем-то ругались. Не сразу, переспросив с десяток людей и опасаясь вокзальных аферистов, Андрей вышел на небольшую, накрытую куполом городского шума площадь, где людей было еще больше, с минуту заворожено смотрел на мелькание перед ним сотен и тысяч блестящих автомобилей и, несколько раз запутавшись, по сети подземных переходов, все же нашел вход в метро. Отыскав по списку станций нужный путь, влетел в раскрытые двери поезда и, устроившись невдалеке от схемы метро, постоянно повторял про себя сколько и как ему надо проехать, чтобы оказаться на станции, где проводился турнир. Не успел Андрей оглядеться, как пришлось снова выходить, пропихиваться через очереди, петлять по сети подземных переходов, где масса людей стояла, торговала чем попало и чего-то все просила.
Удивляли люди вокруг. Занятые совершенно своими делами, они пропускали его пустыми и отсутствующими взглядами. Столько разных по внешнему виду людей Андрей никогда бы даже не придумал, запомнить их и не пытался, и все оглядывал себя, будто в нем что-то было не так, представлял свое отражение в темном окне вагона взрослее и серьезнее.
 На выходе из подземки Андрей пошел за потоком через подземный переход, потом свернул вправо и вдруг прямо перед собой увидел громадный и совершенно необхватный полукруг «Олимпийского».
 Андрей бросился направо к кассам. Самым большим его страхом за последние дни был страх отсутствия билетов. Он взял с собой все деньги что были, и уже взволновано фантазировал себе, как при нехватке мест подкупает швейцаров (должны же здесь быть швейцары!) или ищет неохраняемые черные входы…
Швейцаров у дверей не оказалось, зато билеты оказались совсем не дороги и продавались сразу на весь игровой день. Поднявшись по широкой лестнице, Андрей прошел через длинный кольцеобразный коридор, и оказался на вершине края гигантского ковша, на дне которого, внизу на далеком прямоугольнике корта разминались перед встречей два игрока.
Только тут Андрей понял, как торжественно и важно для него происходящее. Все было так, как он хотел и чего столько ждал. Вокруг были люди, которых он совсем не знал, но очень хотел посмотреть на них. Первой парой стала наша теннисистка и какая-то рослая француженка. Играл  часа полтора. Когда же Андрей вполне освоился в спорткомплексе и даже в перерыве поспешно заглотнул в холле жутко дорогую чашку чая с булочкой, то вернувшись, вдруг увидел на корте разминающуюся Светлану.
Все, чего он ожидал, и так хотел увидеть, сбылось. В тот день в память навсегда живыми картинками вошли по-женски плавные и точные передвижения по корту, ее мощные грудные крики от напряжения при ударах; запомнилась каждая мелочь – то, как она поправляла волосы, как подкидывала мяч при подаче и победно сжимала кулак при выигрыше… Выражение ее лица со своего места Андрей не мог рассмотреть, но память и воображение дорисовывали картину, и весь матч, гейм за геймом, каждый сет, любое ее движение, особенно не отточено игровое, а случайное, живое, он старался запомнить как можно лучше.
Соперница была сильна, и порой Светлане приходилось нелегко. Но тем радостнее было каждое победное очко, и тем громче аплодисменты после редких по красоте розыгрышей. Во время второго, победного для Светланы сета, зрители, казалось, уже не дышали. На нее молились и в нее верили. Когда соперница в последний раз промахнулась, и Светлана победно подняла руки вверх, зал взорвался криками и все зрители разом встали.
Теннисистки пожали друг другу руки. Затем Светлана стала разбрасывать мячи, которые улетали на дальние трибуны. Третий, последний мяч она отправила вверх с такой силой, что тот, попав в крышу спорткомплекса, упал ближе к корту, в сектор Андрея, отлетел от соседского плеча и попал ему в руки.
Светлана, помахав зрителям и широко улыбаясь, собрала вещи и по традиции стала раздавать автографы. Среди прочих она взяла подписать мяч и у одного чуть старомодно одетого парня, который едва не выронил мяч, промямлил что-то, и Светлане пришлось даже поддержать своей рукой его слабую ладонь, чтобы поставить подпись.
Когда Светлана ушла, Андрей запрятал заветный мяч на самое дно сумки, вышел из спорткомплекса, сощурился под мелкой осенней моросью, пригнулся и пошел к метро.
А еще через час, помыкавшись по переходам, протрясшись по вагонам и нервно побродив вдоль ночных улиц города, он оказался в семье маминой одноклассницы и старой подруги, Марьи Сергеевны и ее мужа, Павла Петровича, коммерсанта средней столичной руки, где до спазмов голодного Андрея хорошо встретили и досыта накормили.
Стильные, образованные, настоящий европейский средний класс. За чаем рассказал о себе: об институте и о банке, о сгинувшем где-то далеко их городе. Андрей вдруг заговорил, как вся его жизнь опротивела до скрежета в зубах, и что вот сбылась мечта, и теперь он верит, что все будет хорошо и все изменится, обязательно еще изменится…
Утром следующего дня, когда Андрей уже собирался, Павел Петрович неожиданно предложил ему работать вместе. Все сходилось. Главное, надо переехать в столицу, и быть свободным от привязанности к одному месту. «Мне нужен свой человек на периферии, региональный представитель. У самого-то, видишь, семья, далеко не уедешь, и нужен хороший, честный парень с желанием работать» - и он протянул Андрею визитку.

Решимость перемен

На следующий день, вернувшись домой, в обеденный перерыв, Андрей подал заявление об уходе. «И чего я ждал?! – говорил он себе. – Ведь и так было ясно, что надо все менять». Увлечение Светланой стало сигналом о перемене стрелок на путях. Примером всей своей жизни она только и говорила: верь себе, слушай себя, делай как знаешь… Столько времени я тупо упирался лбом в столб, который надо было просто обойти!
За пару дней состоялась череда очень не простых разговоров с родителями. Его предостерегали, немного возмущались, межстрочным подтекстом, казалось, в чем-то упрекая. Но все шло хорошо. Даже слишком, как однажды пошутил про себя Андрей. «Каждому дается возможность и надо пробовать не упустить ее», - повторял он в те дни знакомым. Он даже с большей радостью стал ходить в банк, был вежлив с клиентами, объясняя подслеповатым старикам, где и как заполнять бланки и терпел нагло-нелепую молодежь.
Андрей даже на какое-то время забыл о Светлане. Казалось даже, ее образ стал не так ему необходим, но каждый вечер он все равно смотрел спортивные новости. На ее сайте в интернете появились свежие фотографии и новые отклики об ее игре. Светлана уверенно приближалась к окончанию турнира в Москве. По дате финал символично совпадал с окончанием его работы. 
В таком же замечательном расположении духа он работал и в четверг своей последней недели в банке. Шутливо перемигивался с операционисткой Валей, подтрунивал над растеряно-раздраженным Евгением Семеновичем. Люд с утра шел самый разный – коммунальных платежей и вкладов было много – недавно по случаю юбилея банка объявили акцию, и в течении двух недель ко всем вложениям набавляли лишний процент. Андрей весело стучал по клавишам, касса как на дрожжах разбухала от купюр, только успевай откладывать пачки в сейф. Андрей уже хотел идти обедать, помогая заполнить бланк полуглухому старику, как услышал тяжелый топот ног по офису. «Кого там еще нелегкая принесла», - выругался про себя, поднял глаза и увидел бегущих к кассе черных людей в масках.
На миг Андрей оторопел, но уже в следующую секунду рванулся с места, втолкнул в кассу у двери стоящего Евгения Семеновича и с размаху звякнул щеколдой бронированной двери. Потом медленно, ничего не говоря, вернулся на свое место. Дверь в кассу снаружи неистово дергали, а сердце у Андрея колотилось с бешеной силой - успел, в последний момент. Андрей посмотрел в бронированное окошко на растерянных бандитов в пустом зале. Оставалось нажать кнопку вызова милиции.
В этот момент он обернулся на какое-то движение сзади и онемел. Прямо перед ним Евгений Семенович подошел к бронированной двери и отпер ее. В кассу вошел бандит, оглядел их и направил пистолет на Андрея, который не сводил глаз с начальника отделения.
- У меня же дети растут… - только дергано и пожал плечами Евгений Семенович.
Андрей сразу выложил все, что было в кассе, отворил дверцу громоздкого сейфа. Он еще как-то не мог поверить в то, что было с ним. И Евгений Семенович этот, который за каждый недочет их ругал, а за опоздание грозился выгнать…
Во всем банке натянутой струной застыла тишина.
- У вас не дети растут, - с какой-то тупой злобой вдруг глухо сказал Андрей начальнику, уже отдав деньги. – У вас совести нет.
Собрав в мешок деньги, бандит в маске махнул своим чтоб уходили, посмотрел сначала на Андрея, потом на начальника отделения и голосом Резвова произнес:
- Опять нехорошо получилось. Заложит он тебя. А ты нас сдашь.
Резвов в упор выстрелил Евгению Семеновичу в лицо. Потом повернулся к Андрею. Тот попытался закрыться руками, но тут же получил два страшных удара в живот. Отлетев на стол, он мычал от боли, бешено возился на столе, и уже вокруг все было в крови, когда где-то далеко послышался вой серены. Андрей откинул голову, куда-то проваливаясь, а перед мутным взглядом вставали то улыбающаяся Светлана, то лицо мамы, то начальник отдела открывающий щеколду двери, то куда-то в бесконечность уходящий купол спорткомплекса…
Его так и нашли, в полузабытьи, по сторонам, будто удивленно, водящего глазами, среди залитых кровью банковских документов и бланков, с ворохом покрасневших мелких купюр и чеков в слабых кулаках.

Окончание

Андрей не умер, и этому удивлялись даже врачи – раны в живот были тяжелые. За год, что он провел в больнице, ему сделали две сложные операции. В декабре, когда за окном натужно посвистывала суровая вьюга, Сережа, бывший одноклассник, как-то обмолвился: «Знаешь, тебе должно быть интересно. Эта твоя, как ее… Сазонова тогда выиграла финал в Москве…». Андрей посмотрел на него стеклянными глазами и отвернулся к стене.
По делу об ограблении претензий к нему не было, Андрей получил компенсацию, тут же потраченную на лечение и на врачей. Правду посчитали нужным скрыть – мертвых, сказали, не судят, стоящая в очереди на жилье вдова Евгения Семеновича получила новую квартиру, а его именем даже предлагали назвать то самое отделение банка.
Следующей весной, теплым майским днем, когда за окном палаты Андрея расцвела сирень, бандит Резвов погиб в перестрелке с каким-то сошедшим с ума наркоманом, и в городе ненадолго стало спокойнее.
Осенью, когда по утрам уже случались первые заморозки, Андрея выписали из больницы с коробкой таблеток на руках, курсом лечения в больничном листе и длинным списком ограничений. Ни о каком переезде не могло быть и речи. Через два месяца он вернулся в банк, на более высокую, внутриофисную должность финансиста. Теперь Андрей был на отличном счету у начальства, получал хорошую премию. Да и пособие по инвалидности помогало. Каждое утро он снова торопился в банк, весь день оформлял документы, лишь сбегав на обед, и удивлял своих подчиненных полным равнодушием к работе.
На сайт Светланы Сазоновой в интернете Андрей зашел на следующий день после возвращения из больницы. Весь год он слышал о ней лишь отголоски новостей по радио. Светлана также, лишь с редкими перерывами по мелким травмам, блистала на турнирах, не сходила с глянцевых журнальных обложек, устраивала популярные вечеринки в Майами и участвовала в международных акциях в Париже, занималась дизайном своих платьев, а недавно выпустила свои фирменные духи. Светлана по-прежнему будто вмещала в себя целый мир, и мир вокруг радовался ей. Андрей думал, она была счастлива. На этот раз он не оставил никакой записи у нее в гостевой книге, вышел из интернета и больше никогда не посещал ее сайт и не пытался написать ей. Покрутил в руках победный мяч с заветным автографом и положил его на высокую полку. Потом позвонил в банк и сказал, что готов вернуться.
- Мне больше ничего не остается, - сказал он в тот вечер маме.
В жизни звезды тенниса Светланы Сазоновой это, конечно, ничего не изменило. Только на ее сайте, в разделе, где гости обычно оставляют свои сообщения, навсегда исчезли краткие записи одного постоянного посетителя.

июль 2008; август 2011. Узловая; М.