Друзья нашего дома

                ***

На углу Сокольнической площади и улицы Русакова долгие годы сохранялось деревянное здание. Когда-то в нём располагалась школа. После октябрьского переворота гимназии были упразднены. Их заменили так называемые «Трудовые школы» с другими целями,  упрощёнными программами, с наспех подготовленными учителями, впитавшими новые идеи и лозунги.

Поколение, воспитанное ими, к сожалению, отличалось от предыдущего уровнем и качеством образования, а также культурой.

                ***

Но кое-где сохранились прежние, хорошо образованные педагоги.
По-видимому,  и в скромной школе на углу Сокольнической площади и Русаковской улицы преподавали русский язык и литературу, математику и физику учителя прежней закалки. Иначе как объяснить, что среди выпускников этой школы были литературоведы, поэты, прекрасные инженеры и изобретатели?

Эту школу в 1929 году  окончила моя тётя, Зинаида Ивановна Плохова, о чём свидетельствует аттестат – «Удостоверение», выданное  Московским Губернским Отделом Народного образования Сокольнического района города Москвы.
Этот аттестат сохранился, он сейчас перед моими глазами.
Под лозунгом – Пролетарии всех стран, соединяйтесь! – герб РСФСР, слева от которого расположена цитата Карла Маркса:
«Соединение производительного труда с учением является могущественным средством для переустройства общества»,
А справа – цитата Ленина: «Наше воспитание нужно соединить с борьбой трудящихся против эксплуататоров».

                ***

Один из одноклассников моей тёти, неординарная личность, - Пузиков Александр Иванович, - стал другом нашей семьи на долгие-долгие годы.

Из рассказов моих родных мне известно, что дед не принял его в дом - указал на дверь, когда тот пришёл просить руки его младшей дочери.
Дед мой, Иван Иванович Плохов, инженер, изобретатель, которого я не знала, который попал в 30-ом году под колесо репрессий и погиб 1 ноября 1937 года, был своеобразным человеком. О нём моя повесть «Прошу мне не тыкать!» - http://www.proza.ru/2010/03/20/774.

Приведу маленький отрывок из первой части этой повести:
«Дед — это трудолюбие, дисциплина, порядок, пунктуальность, требовательность к себе и окружающим его людям. Его внимание и забота о детях, на мой взгляд, были деспотичны. Позже я узнаю, что он вмешался в судьбу своей младшей дочери, отказав ее жениху — поэту с пышной шевелюрой и красным шарфом на шее, впоследствии очень известному человеку в литературных кругах и близкому другу нашей семьи».

Конечно, раздражающим деда фактором стал облик жениха: его раскованность, непривычная («вольная») причёска, а главное, - красный шарф. Этот красный шарф был особенно неприемлем для моего деда.

                ***

Класс, в котором училась моя тётя и «неудачливый» жених, был очень дружным. Из этого класса вышли яркие личности. Но самое удивительное: все они пронесли дружбу через свою долгую жизнь, не расставаясь до самой смерти. И я была свидетелем этих прекрасных отношений.

Я помню их всех с младенческих лет, когда меня звали Лялькой.
И это моё детское имя осталось в их среде навсегда.
Они же прозвали меня «Янки».
 – Почему: Янки? – спросила я позже у мамы.
- А потому, что ты любила новую обувь, а особенно высокие ботинки на толстой подошве, с рантом и на шнуровке, очень похожие на ботинки американских солдат.

Бывало, компания друзей вкатывалась с шумом в наш дом. Тогда я, малышка,  занимала место в углу кожаного дивана в бабушкиной комнате, стараясь быть незаметной, чтобы не выпроводили меня. А бабушка садилась во главе большого квадратного стола, накрытого белой накрахмаленной скатертью. Справа от неё устанавливался небольшой чайный стол с самоваром на серебряном подносе. Вносились блюда с огромными пирогами.
Когда подросла, то и мне нашлось место за столом.
Веселье, споры, шутки, декламация стихов завораживали меня. Кто-то читал стихи Льва Ошанина, изображая его манеру чтения: - «Фонарики. Фонарики. Фонарики!» Все хохотали. Поэт Лев Ошанин учился с ними в параллельном классе или классом ниже, но в компанию принят не был.
В то время, когда я ещё была малышкой, это были уже состоявшиеся люди.

Моя скромная тётя Зина, которую муж, Александр Третьяков, очень любил и смешно звал Зюкой, стала геологом – картографом. Ей довелось в тайге встретиться с медведем, но об этом она не любила вспоминать.

В круг друзей-одноклассников входили (к сожалению, я не помню всех фамилий, они остались в моей памяти своими именами, с которыми я к ним обращалась с приставкой: «тётя, дядя»):
 

Красавец Жора, - Георгий (Свежов?) - авиационный конструктор. Позже он получит Сталинскую премию за  расчёт угла крыльев самолётов.
(Мне кажется, все женщины этого круга были в него тайно влюблены).
Брат Жоры – Аркадий (Его я плохо помню).
Обаятельный Сева и его жена - «Таня сердитая», которая была скорее хохотушкой.
Леночка, Галя, Яша (Вася Яковлев).
Лёня – мастер на все руки. Случилось так, что, когда я после института, по распределению, пришла на работу в Опытно-конструкторское бюро автоматики, то встретила дядю Лёню. Он был уважаемым специалистом. В трудную минуту все бежали к нему. Он решал любую инженерную задачу.
Миша Генодман  - тот, кого я стеснялась и побаивалась, - великий шутник, ставивший меня в тупик своими загадками, математическими и логическими задачами, отчего я чувствовала себя полной дурочкой. Я старалась не попадаться ему на глаза. Исподтишка любовалась его особым обликом, особой статью. Высокий, плотный, он умел держаться так, как никто иной. Когда я однажды увидела его во дворе коловшим дрова,  он выглядел аристократом, а не дровосеком. Даже распахнутая на его груди ватная телогрейка казалась королевской мантией.

Но самым близким человеком нашей семьи был тот, кого отверг дедушка – Александр Иванович Пузиков, когда-то жених тёти Зины, ставший по иронии судьбы мужем её задушевной подруги Татьяны Николаевны Рассошенко. (В семейном альбоме сохранилась фотография двух девчонок – школьниц – Зины и Тани).
Чаще всего в нашем доме на Егерской улице, 11, бывала именно эта пара, вместе или порознь, или с дочкой Танюшкой. А мы также часто бывали у них на Короленко, 7 . Пройдет несколько лет, мы покинем наши дома в Сокольниках, и встречи станут редкими. Но останется навсегда чувство родства.

                ***

Татьяна Николаевна была очень привлекательная женщина. Изящная фигура, гордая посадка головы с низким узлом волос на высокой стройной шее.
Быть может, слегка манерна, что проявлялось  в речи и жестикуляции красивых рук, но это только подчёркивало её индивидуальность, артистичность.
Татьяна Николаевна училась в своё время в Консерватории по классу фортепьяно у педагога Григория Когана.
(Григорий Михайлович Коган (1901 – 1979) – пианист, музыковед и музыкальный педагог, доктор искусствоведения).
Но пианисткой стать Татьяне Николаевне не было суждено из-за внезапной болезни суставов рук.

В юности она была увлечена знаменитым пианистом Софроницким.
(Владимир Владимирович Софроницкий – пианист и педагог, профессор Ленинградской (с 1936 года) и Московской (с 1942 года) консерваторий. Лауреат Сталинской премии первой степени.
Он прославился интерпретацией произведений композиторов – романтиков, таких как Роберт Шуман, Сергей Рахманинов, а также сочинений Александра Скрябина).
Татьяна Николаевна не пропускала ни одного концерта Софроницкого в Москве.
Его исполнение магически завораживало. Завораживала и его красота:
фигура, внешность, свобода движений.

Несмотря на разницу в возрасте, она, к моей радости, вела со мной, так, будто я была её подружкой: делилась своими проблемами, приглашала составить ей компанию: отправиться в Коктебель, куда она ежегодно ездила в начале осени.
 


Я любила бывать на улице Короленко. Мне нравилась тётя Таня. Мне нравился и был очень интересен Александр Иванович, которого я долго звала дядей Шурой. С ними жила старенькая мама Пузикова, Антонина Климовна. Она работала в нашей районной поликлинике зубным врачом. Наша семья обращалась иногда к ней. Отца, Ивана Васильевича, уже не было в живых. Он был в своё время инженером железно-дорожного танспорта.

Пришло время – их семья покинула родные Сокольники, а затем и наша.

Никогда себе не прощу, что не откликнулась на просьбу Татьяны Николаевны приехать на Соколиную гору и разобрать сундуки с книгами, которые хранились  со времён царя Гороха, и забрать то, что посчитаю нужным. В новой квартире на Профсоюзной улице из-за малогабаритности хранить их было негде.
Я упустила такое богатство из-за своей беспечности! Можно себе представить эту библиотеку, которую собирали ещё предки - Пузиковы и Рассошенко!
Но и нашей семье досталась небольшая квартира у Главного Ботанического сада, где с трудом помещались шкафы с книгами.

                ***

С любовью и благодарностью я вспоминаю большого друга нашей семьи Александра Ивановича Пузикова. С гордостью могу сказать: моего друга!

Коротко о нём:
Пузиков А.И. – российский литературовед, книговед, издательский деятель,
Лауреат Государственной премии (1978) – за участие в разработке и осуществление научных принципов издания «Библиотеки всемирной литературы».
Более 30-ти лет (с 1951 года) занимал пост главного редактора самого крупного издательства «Художественная литература», а прежде работал заведующим редакции с 1945 года в этом же издательстве, носившем тогда название «Гослитиздат».
 
Что такое издательство « Художественная литература?
Привожу статью А.И. Пузикова из Большой Советской Энциклопедии:

Художественная литература

(«Художественная литература», )
Советское издательство Государственного комитета Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
Государственное издательство художественной литературы (ГИХЛ) образовано в 1930 на базе литературно-художественного сектора Госиздата и издательства «Земля и фабрика». С 1934 ГИХЛ стал называться Гослитиздатом; с 1963 — «Х.л.».
Находится в Москве, имеет отделение в Ленинграде.
Издаёт собрания сочинений, избранные и отдельные произведения классиков художественной литературы народов СССР и зарубежных стран, лучшие произведения советских и современных иностранных писателей, книги по литературоведению и критике.
Выпускает серии: «Библиотека произведений, удостоенных Ленинской премии», «Литературные мемуары», «Библиотека советской поэзии», «Библиотека античной литературы», «Народная библиотека», «Зарубежный роман ХХ века» и др.
В 1967—77 осуществлено уникальное 200-томное издание «Библиотеки всемирной литературы»;
с 1977 издаёт многотомную «Библиотеку классики».
Издательство выпускает «Роман-газету», журналы «Москва», «Нева», «Звезда», «Детская литература». В 1976 выпущено 318 книг и брошюр тиражом около 46,5 млн. экз., объёмом около 1140 млн. печатных листов-оттисков.
 
         А. И. Пузиков.


Александр Иванович Пузиков – специалист по французской литературе. В свое время защитил диссертацию. Был знаком со многими современными писателями Франции, имел переписку с Роменом Ролланом.

Автор ряда книг и статей:
«О. Бальзак» (1950);
«Э. Золя» (1961);
«Портреты французских писателей» (1967);
«Пять портретов. Бальзак, Флобер, Доде, Мопассан, Золя» (1972);
«Книга в СССР» (совместно с Е.С. Лихтенштейном и Н.М. Сикорским, 1975);
«Будни и праздники: Из записок главного редактора», М. (1994).

Две из этих книг Александр Иванович подарил мне с автографами:

А. Пузиков. «Золя. Серия жизнь ЖЗЛ», издательство «Молодая гвардия»,
«Хорошей Ляле Плоховой, которая выросла и стала умной и красивой. Такой и оставайся! 5/I 69 г. Подпись»;
 
А. Пузиков. «Пять портретов. Бальзак, Флобер, Доде, Мопассан, Золя», издательство «Художественная литература»,
«Дорогой Ляле – другу и умной собеседнице – с пожеланием сохранить навсегда поэтическую душу, живущую в ней. С любовью и уважением. Подпись, 16/IV 89 г.».

К сожалению, у меня нет последней книги Пузикова «Будни и праздники. Из записок главного редактора». В ней Александр Иванович рассказывает о своих встречах с Шолоховым, Пастернаком, Пришвиным, Олешей, Олдриджем, Эльзой Триоле и др. видными писателями.
В книге представлены фотографии из архивов Н. Кочнева и А. Пузикова.
Круг общения главного редактора крупнейшего издательства был по роду деятельности велик.
                ***
Изредка бывая в его кабинете в издательстве, я встречала многих поэтов и писателей.
Случилось так, что мой институт находился на Старо-Басманной (тогда - улица Карла Маркса), а издательство – на Ново-Басманной улице. В перерывах между лекциями я забегала с какой-нибудь корыстной просьбой к Пузикову, - например, получить подписку на очередного классика. Чаще – не для себя, а для своих друзей. В то время, чтобы оформить подписку, надо было с ночи занимать очередь в книжные магазины.  А когда у меня рос сын, я получала каталог, оформленный на имя Пузикова, по которому могла в Книжной Лавке писателей на Кузнецком мосту приобретать детские книги. Их днём с огнём невозможно было купить в книжных магазинах.  Александр Иванович всегда был рад меня видеть и никогда не отказывал. У него всегда для меня была плитка шоколада.
В те времена у входа издательства не стояли охранники, и я беспрепятственно проходила внутрь. Но вход в кабинет главного редактора охраняла пожилая дама – секретарь. И хотя она прекрасно знала меня, всякий раз спрашивала, как представить? По селектору недовольно сообщала: - Александр Иванович, к Вам какая-то Ляля Плохова. И неизменно слышала доброжелательный голос: - Пусть заходит!
Как-то я пожаловалась Татьяне Николаевне, а она рассмеялась: - Со мной она тоже не церемонится. Настоящий Цербер!
Я забыла имя-отчество этой секретарши, которая все годы работы Пузикова в качестве главного редактора верой и правдой служила ему.
Иногда мой приход освобождал Александра Ивановича от какого-нибудь слишком назойливого посетителя, засидевшегося в кресле. Однажды я там застала восходящую звезду, поэта-трибуна. Когда я вошла, он не изволил подняться, и Пузикову пришлось попросить его уступить место девушке.
                ***
Бывая со своей подругой, поэтом Светланой Кузнецовой, членом Союза писателей, в Центральном Доме Литераторов я однажды встретила там Пузикова. Некоторые завсегдатаи ЦДЛ, до сих пор не обращавшие на меня внимания (я была посторонним человеком в этом обществе), вдруг стали любезны.
Вот чего я себе не прощу, что ни разу не замолвила ни единого слова о Светлане, о её поэзии. Только после ухода Светланы в мир иной, я обратилась к Александру Ивановичу. Я просила совета: кого можно привлечь в комиссию по её наследию? Александр Иванович назвал несколько кандидатур и обещал поговорить с поэтом Александром Межировым. Тогда предполагалось, что комиссию возглавит Валентин Устинов, войдут муж Светланы, с которым она не успела развестись, Анатолий Преловский. Включили и меня. Но наступили пост-перестроечные времена, и всё рухнуло.
Пузиков просил меня принести ему сборник Светланы. Я ему подарила последнюю, хорошо изданную, итоговую книгу «Светлана Кузнецова. Избранное. Стихи», М, Советский писатель, 1990, которую Светлана подготовила сама с редактором В.С. Фогельсоном.  Увидеть её Светлане не пришлось: книга появилась спустя два года после её ухода.
Стихи ему очень понравились и он передал эту книгу своему редактору Александру Когану для ознакомления. (Кстати, он мне сказал, что Александр Коган – сын Григория Когана, педагога Московской консерватории, у которого в юности училась Татьяна Николаевна Рассошенко).
Пузиков сказал мне, что  Александру Когану нравятся стихи Светланы, и её независимость - она не держалась в стае. Коган попросил дать список редакторов, которые выпускали одиннадцать сборников стихов Светланы. Я подготовила, но…

Но случилась так, что это был очень тяжёлый год  в жизни Александра Ивановича. Умерла Татьяна Николаевна. Он остался один. Дочь Татьяна жила с семьёй в Японии, где работала с мужем. Мы встречались у Пузикова дома, на улице генерала Антонова, пока он ожидал разрешения посла. Разрешение пришло, и он уехал к дочери.
 
Каюсь: я не смогла помочь Светлане. Мне не пришло в голову раньше обратиться к Пузикову, а воспитание, культура и гордость Светланы Кузнецовой не позволили ей даже намекнуть мне о такой возможности.
Почему я не помогла ей, переживая вместе с ней годы её опалы, целых 10 лет?  Могут ли быть оправданием забота и тревога о моём ребёнке, смерть его отца, когда сыну исполнилось только 8 лет, и мы с ним осиротели? Моё отчаяние?

Ведь был же случай, когда я попросила Пузикова обратить внимание на творчество тогда ещё не слишком известного писателя Виктора Астафьева. Это случилось в конце 60-х годов. Я познакомилась с Виктором Астафьевым в Доме творчества в Переделкино, куда меня пригласила в гости Светлана. Об этой  встрече я рассказала в повести: «Подруга. Повесть о поэте Светлане Кузнецовой» - http://www.proza.ru/2009/02/11/491.
Будучи под впечатлением от рассказов «Бабушкин праздник», изданных в Пермском издательстве, где в то время Астафьев возглавлял Пермское отделение Союза писателей, и очарованная его личностью, я немедленно поехала к Пузикову. С порога спросила: знает ли он писателя Астафьева? – Конечно, знаю, ответил Александр Иванович. Тогда я дерзко вопросила:
- Так в чём дело? Почему он выходит в журналах и местных издательствах?
– Ну, придёт время, и издадим. Ты можешь дать мне на время его книгу?
– Конечно, я её привезла.
Всё лето 1969 года Пузиков жил на даче, и книга была у него. Осенью вдруг раздаётся звонок на работу – Александр Иванович: - Ляль, хочу тебя обрадовать! Твоего любимого Астафьева внесли в план издательства. Пузиков никогда не звонил мне на работу. Это случилось впервые.
Книгу, подаренную мне Астафьевым с автографом:
«Саше Плоховой, мою самую дорогую книгу на память и в надежде на скорую встречу. В. Астафьев г. Пермь, 68г.»,
я получила потерявшей уже первоначальный вид. Как сказала мне Татьяна Николаевна, её перечитали все соседи по даче.

Однако неизвестно, смогла ли бы я помочь Светлане?

Годы опалы, павшей на голову Светланы, последовали после её поездки с группой писателей и поэтов в Узбекистан.
На банкете в честь секретаря ЦК Узбекистана и члена Политбюро СССР Рашидова возглавляющая делегацию Римма Казакова предложила тост за замечательного писателя (Рашидов написал какую-то книгу). Все дружно встали.
Только одна Светлана не изволила подняться, отставив свой бокал. И это в присутствии самого Рашидова. На прием к Рашидову, который пригласил группу в гости, она не явилась.

Возможно, сам Рашидов и знать не знал об этом, но «царевы опричники» из Московского отделения писателей не дремали. Для них поступок Светланы был равнозначен государственной измене.

Так вот, оказывается, как мне рассказал Пузиков, узнав от меня эту историю, он в это же время тоже мог пострадать. К нему обратились с заявкой на издание этой книги Рашидова. Александр Иванович отказал в издании книги Члена Политбюро! Для этого нужна была большая смелость. Но он проявил твёрдость, объясняя свой отказ тем, что книга человека такого уровня должна издаваться в Политическом издательстве, а не в Художественном. Ему с трудом удалось убедить и избежать опалы.

                ***
И наступил день, когда не стало Татьяны Николаевны. Это случилось осенью 1988 года.  Она перенесла несколько операций на тазобедренном суставе, который сломала при падении, поскользнувшись на банановой кожуре. Александр Иванович делал всё, что было возможно. Даже возил в Прибалтику к известнейшему хирургу. Ничто не помогло. Не стало жизнелюбивой, жизнерадостной женщины, которую я никогда не забуду.
Очень тяжело переживала потерю своей подруги и моя тётя Зина. Незадолго до того, как случилась беда, мы с тётей Таней навестили тётю Зину в её день рождения. Это была радостная встреча двух подруг, и никто не мог подумать, что она последняя.

Тётя Зина сильно сдала за последние годы, и я посоветовала ей не ехать на похороны: - От нашего дома поеду я.
С кладбища все отправились в квартиру дочери Татьяны, где был накрыт поминальный стол. За столом сгруппировались старые друзья школьных лет, и отдельно - молодые сотрудники издательства.
Я обратила внимание, как резко отличалось поведение за столом разных поколений интеллигентных людей. Меня поразило различие в выражении соболезнования и сочувствия. Диссонансом звучало на фоне негромких проникновенных слов старых друзей, потерявших свою подругу, неуместное восхваление Александра Ивановича, его человеческих и профессиональных качеств, со стороны редакторов издательства. На последние речи Александру Ивановичу пришлось поневоле с улыбкой откликнуться: «Товарищи, я ещё не умер!».
Конечно, небольшим оправданием может служить то, что молодёжь, пришедшая поддержать Александра Ивановича, не была знакома с Татьяной Николаевной. Им не хватало, к сожалению,  внутреннего чутья, такта и чувства меры, которыми  обладали представители уходящего поколения.
Я, представляя наш дом, мою тётю,  держалась среди старых друзей, которых осталось совсем немного. В том же году умер Михаил Генодман, немного раньше Сева и Яша (Василий Яковлев).
                ***
Возвратившись из Японии, Александр Иванович позвонил мне и пригласил в гости. Он мне рассказывал о своих впечатлениях. Радовался новому, подаренному детьми, японскому телевизору с дистанционным управлением (тогда у нас это было диковинкой). Мы забавлялись, нажимая на кнопочки пульта, включая, выключая телевизор и переключая программы.

Я изредка навещала Александра Ивановича.  Его небольшая квартира на улице генерала Антонова была очень уютной и ухоженной. Раз в две недели приходила помощница и наводила чистоту. Сам Александр Иванович был педантом в этом отношении. Он любил порядок во всём. Стёкла книжных шкафов сияли и манили меня своими яркими корешками. Иногда Александр Иванович доставал одну из книг и дарил мне. Так я получила Михаила Булгакова, Эразма Роттердамского и ещё некоторых авторов. Однажды Александр Иванович похвастался только что изданной в издательстве Библией, отпечатанной во Франции. Мои глаза разгорелись. Я давно мечтала о ней. Но, увы…, все экземпляры были на учёте в издательстве, и только один экземпляр полагался главному редактору.
(Библию я всё-таки получила от старшей моей тёти на День рождения).
Иногда Александр Иванович приглашал меня к себе на обед. Мы сидели в его уютной кухоньке, и я рассказывала ему о сыне Алексее, а он мне с любовью - о внуках Иване и Машеньке. Я читала стихи Светланы Кузнецовой, которые он высоко оценил, и очень жалел о том, что я раньше его не познакомила с её творчеством. Александр Иванович читал мне свои воспоминания об Илье Сельвинском.

Однажды Александр Иванович сказал: - Я хочу увидеть Зину. Давай съездим вместе! Я позвонила тёте и предупредила её. Она растерялась: - Я не в форме, мне надо время, чтобы привести себя в порядок. Я успокоила её, что раньше, чем часа через два, мы не будем.
Что такое – «быть в форме»  для женщины,  тётя Зина мне внушала ещё в детстве: - Главное: голова и ноги! (то есть, чистые волосы, аккуратная причёска и не стоптанная, вычищенная обувь).

И вот встреча двух пожилых людей, бывших в юности короткое время женихом и невестой, а потом на всю оставшуюся жизнь - большими друзьями. Они не виделись долгое время: Александр Иванович - из-за болезни Татьяны Николаевны, а моя тётя Зина уже не выходила из дома по состоянию здоровья.  Оба были взволнованы.  За столом, наполнив рюмки вином, помянули Татьяну Николаевну и своих школьных друзей, уже оставивших этот мир. Им было что вспомнить!
Это была их последняя встреча.
 
Тётю Зину похоронили 19 января 1990 года, в День Крещения Господня, на Введенском (немецком) кладбище,
Александра Ивановича Пузикова похоронили на Донском. Он ушёл 26 февраля 1996 года.

С ними ушло и моё детское имя - Лялька.