Роман

(написано в соавторстве с <...>)

Однажды, в зеленый зимний полдень из фонаря вышел человек, облепленный кленовыми листьями и уверенный в своей правоте. Он был и будет абсолютно одет. Выпятив свои одеревеневшие ботинки, человек слегка колыхался. Вдруг он увидел другого человека, который только что выпил веселого розового пунша и скатился вверх по лестнице. Собачка без поводка поскользнулась на абрикосовой шкурке и упала под деревенские голубые лапти еще одного человека, скатившегося из фонаря вверх по лестнице. Пенопластовая лестница загудела, отвернула свой божественный лик от всех вышеупомянутых. Три человека угрожающе поклонились собачке, выплюнули гречневые семечки и отправились в туалет. Но упавший с красноватых небес большой мешок льда преградил им путь, и они поняли, что стоит покататься на дерново-подзолистых почвах и подсчитать солнечную радиацию. Желательно в Джоулях. Хотя, Джоулю, конечно, все равно, потому что в этот момент он чистил зубы, сидя перед кружкой молока зеленоватого оттенка. Это молоко плакало горючими слезами – рекрутский набор касался, конечно, не его, но отличное настроение Джоуля его все равно бесило. Лишь зеленая защитная пленка на молоке позволяла ему собраться с мыслями для придумывания плана расправы над Джоулем. Оно жаждало крови и магнитных бурь. Однако последнее время бури все чаще набрасывались на невинный народ, которого даже не коснулись реформы Александра II-ого. Хотя император очень долго пытался вспомнить состав липидов. Это его не спасло от крещения Руси. А Русь тем временем отчаянно визжала, стоя по колени в луже синеватой крови.
Народ этот, проживающий высоко под землей, слыл ужасным консерватором. Они консервировали все, что могли: карандаши, черепах, шаги, сопли, мечты… Они жили в зависимости от своих рабов виолончелистов, которые им пересылали самостоятельные и контрольные. Народ был пугливый, наглый, смелый, трусливый, жадный и самый щедрый во всей вселенной. Но гармонию существования мирного народа подлым образом нарушили три человека (те самые, которые из фонарей). С другой стороны народ был прижат грозно роющей копытом крестьянскую землю собачкой. Но самым страшным было появления Джоуля с молоком. Они заключили мир. Однако его условия отличались от условий Парижского мира. Но это не мешало народу пытаться обороняться от надвигающейся магнитной бури – самой страшной беды, могущей приключиться с сим безобидным народом. И лишь упорный Джоуль не знал о предстоящей беде. Когда в его золоченой каморке появились три человек и пушистая собачка, он лежал над столом, размешивая большим пальцем ноги мед в стакане (из ткани).
– Отвратительная погода, не так ли, сир?
Джоуль не обращал внимания на вошедших, он думал только о том, как надо размешивать мед так, чтобы посильнее досадить обнаглевшему молоку. Собачка не выдержала и прошлась утюгом по большому пальцу ноги великого физика. Кстати, физик только что открыл закон, по которому можно лежать на воздухе. Закон соблюдается только в случае произведения каких-либо махинаций с медом. Правда, говоря по совести, Джоуль не любил делиться с людьми своими гениальными открытиями, он всегда, записав их, клал на дно сундука и закидывал на сосну в зоопарке. Вот и сейчас Джоуль насупился и замкнулся в себе. Три человека и собачка негодовали. Утюга оказалось мало. Пришлось использовать другие средства, кои здесь мы приводить не будем за ненадобностью и излишней жестокостью… И вот, наконец, Джоуль (царство ему небесное) очнулся и, увидев грозных человеков с не менее грозной собачкой, ужаснулся и громко рыгнул. Теперь уже ужаснулись человеки и собака. Они хором забрались под кровать, высунув оттуда свои любопытные пятки. Даже собака, и та, испугавшись, так вжалась в пол, что осталось от нее одно сухое место.
Джоуль облегченно вздохнул и снова принялся помешивать мед большим пальцем ноги. Палец сосредоточенно думал о том, зачем же пришли три человека и собака. Палец задумался, не рассчитал количество воздуха и задохнулся. С тех пор у Джоуля осталось только семь пальцев (предыдущие были столь же трагично погребены; думать надо меньше). А вот у собачки было целых шесть пальцев на всех четырех лапах. Только сейчас собачки не было, а были три задыхающихся от благовоний и меда человека да Джоуль, который стал напевать пронзительно, как морская волна, и тихо, как Фокина на уроке. Однако Борзенко на перемене ему было не перекричать. Джоуль долго пытался рассчитать амплитуду звуковой волны и искусственными методами достичь того же эффекта, однако у него ничего не вышло. Грустно. Все рыдают. За окном ярко плачет солнце. Легкие облачка напрочь застилали небосклон. Легкий ветерок срывал баобабы и бабочек-лимонниц. Даже мухоморы выли с досады. Всеобщее ликование… Но хватит. Скоро обед. Всем очень хочется есть. Джоуль стоял над столом и, жадно облизываясь и сверкая глазами, наблюдал за реакцией меда на такое известие. Мед, кажется, пока плохо понимал, в чем дело. Он плавно покачивался на собственных сладко-соленых волнах… Меду просто не хотелось есть. А всем остальным хотелось. Даже сухому месту от собачки хотелось кушать. А еде не хотелось, чтобы ее сожрали. Тем более, что никакой еды не было. Так что и есть-то никому не хотелось. Но пафоса хотелось всем. Пафос, подбоченясь, стоял рядом с Джоулем и всем своим вызывающим видом пытался привлечь к себе внимание физика. Но того интересовал только мед. Ну и еще чуть-чуть молоко. И вообще, Джоуль был очень целеустремленным человеком.
А вот дверь в его квартиру была отнюдь не так целеустремленна. Она всеми своими фибрами старалась привлечь к себе внимание, и наконец у нее получилось – все выбросились за дверь вместе с человеками, медом, Джоулем, собакой, одеждой и феньками.
Спертый свежий воздух медленно обтекал трех человеков и собачку (да, перед вылетом сухое место снова стало собачкой), и они не сопротивлялись. Но Джоуля обтекаемость его тела совершенно не устраивала. Он безумно разозлился, схватил собачку зубами, замахал руками и ногами и покатился обратно в комнату с медом. Человеки с бесшумным грохотом отправились за Джоулем. А дверь тем временем не унывала. Она щелкала зубами и ворочалась. Джоуль отпустил собачку. Человеки выдохнули. Только зря. Собака была мертва. Они все поняли и совершили обряд: съели собачку и поняли, что им до ужаса лень делать географию по Среднему Уралу. Но надо. География не дремлет. Она, только притворяясь, закрывает глаза и делает вид, что засыпает. Но она все-все слышит. С ней связываться опасно. Более того, Азиатский минимум и Сибирский максимум неусыпно подстерегают всех чужеземцев у входа в пещеру. Они набрасываются и вмиг прогоняют весь курс сначала и только потом пускают к госпоже. А так как географию пришлось учить все равно, то они все упали. И стали кататься по полу, переворачиваясь с боку на бок. Пыль поднялась непролазная. Все задохнулись и умерли.
Вот такие они крутые обломисты.