Страсти деревенские

     Павел Степаныч выглянул в окно, услышав снаружи шум. По улице, размахивая руками, неслась Нюрка Грибова и ревела в голос.
     - Ты чего, Нюра? Случилось что? – крикнул из окна Степаныч.
     Нюрка, увидев Степаныча, сменила направление бега и уперлась в штакетник напротив окна.
     - Степа-аныч! Помоги-и! – заверещала она, вытирая тыльной стороной ладони сопли и слезы, - Мой-то чего удумал! На крышу забрался! Кинусь, говорит, вниз головой! А-а, Степаныч!
     - Счас схожу. Не реви.
     - Сходи миленький! Тебя он послушается. А я побегу к брату.
     - Ладно.
     Степаныч исчез из окна и появился на крыльце в пиджаке и кепке. Взял направление к дому Веньки Грибова. Оглянулся, но Нюрка мелькала уже в конце улицы.
     Прибавил шагу и через пару минут подошел к калитке. Оглядел все кругом.
     На крыше своего дома, возле трубы сидел Венька и тоскливо глядел на Степаныча.
     - Ты че, Вениамин, трубу что ли менять собрался? – осторожно спросил Степаныч, - Ты вроде недавно печку перебирал?
     - Дай закурить Степаныч, - вместо ответа жалобно попросил Венька и припал головой к трубе.
     - Дык, на, - Степаныч полез в карман пиджака, - А как я тебе подам?
     Венька завертел головой.
     - А моей там не видать?
     - Не. Она на том конце улицы мелькала.
     - К Петьке побежала, язьви ее в душу! Я ее как разгоню, всегда к Петьке бежит.
     - А че разогнал-то? Да ты слазь. Покурим.
     - Счас. Ты заходи, Степаныч.
     Венька исчез на другой стороне трубы. Степаныч вошел во двор и присел на лавочке возле крыльца. Через минуту появился Венька, потирая ягодицу.
     - Съехал неправильно. Надо лестницу переделать, - морщась, объяснил он, пристраиваясь  на крыльцо здоровой ягодицей.
     Закурили.
     - Дык, че разогнал-то?
     - А-а, - махнул Венька рукой, - Седни же выходной. Ну я пораньше и поднялся. Чтоб делом заняться. Ну.., знаешь каким. Токо я четвертинку выгнал, она тут как тут! Нарисовалась! – Венька сплюнул, глубоко затянулся, - Раскудахталась! Че да почему! Хвать четвертинку-то и об пол ее родимую! Меня аж холод прошиб до пяток. Не стерпел я такого издевательства, погнал, мать ее так! Ну, то да се, слово за слово; говорю, значит, ей: за гнусность такую я счас с крыши головой кинусь! И полез на эту самую крышу. Чтоб в назидание! А она в рев и понеслась по улице. Дура!
     - Хм-м, - покачал головой Степаныч, - Дело сурьезное!
     - А я что говорю! – Венька встал в волнении, - Где ж это видано, чтоб такое добро да об пол!?
     - И вся разбилась? – участливо пожалел Степаныч.
     - Напрочь! – чуть не плача, отвечал оскорбленный, - Пойдем, поглядишь.
     Изворачиваясь меж грядками, они направились к бане.
     В предбаннике было чисто и сухо. Пахло березовыми вениками и сушеными травами. Чуть улавливался запах спиртного.
     Пройдя через моечную, Венька распахнул дверь в парилку. Заглянули. На полу валялись осколки стекла и виднелись мокрые пятна.
     - Во, гляди! – Венька указал на полок и печку.
     - Да-а. Апчхи! – Степаныч чихнул еще пару раз и почесал ухо, - Закрывай! Уж больно дух резкий!
     Венька захлопнул дверь.
     - Видно хорошая была, раз дух такой крепкий!
     - Да, куды  лучше-то! По собственному рецепту! А погодь-ка Степаныч, я счас.
     Венька выглянул в маленькое оконце. На улице – никого. Присел в углу моечной и отодвинул доску. Просунул в образовавшуюся щель руку и вытащил поллитровую бутылку, заткнутую морковкой.
     - Во! Заначка! Счас определим, какова на вкус!
     Из той же дыры Венька вынул алюминиевую кружку.
     - Ты, Степаныч, в предбаннике побудь. Я счас луку дерну и редиски. Я быстро!
     Венька исчез за дверью. Степаныч расположился в предбаннике на длинной лавке, возле небольшого столика.
     Венька появился и вправду быстро, держа в руке пучок лука и редиски. Окунул это все в бочку с водой. Отряхнул капли и положил на столик. Дунул в кружку. Вытащил морковку из бутылки и наполнил кружку до половины.
     - Давай, Степаныч, продегустируй.
     Степаныч, аккуратно, двумя пальцами взял кружку, выдохнул в сторону и приложился. Отдышался.
     - Ядреная! – захрустел он редиской.
     - А я что говорю! – обрадовался Венька и плеснул еще пол кружки.
     Приготовил лук и вылил содержимое кружки себе в, широко разинутую, пасть.
Не поморщился. Зажевал луком.
     Молча посидели пару минут.
     - Ну, в догонку! – Венька снова влил в кружку, - Давай.
     Степаныч "дал". Снова захрустел редиской. Венька зажевал луком.
     Помолчали. Как говорил Степаныч: «Пока не растекется по центральной периферии».
     - Вот что! – немного сгодя заговорил Степаныч, - Ты, Вениамин, дебош прекрати и чтоб по крышам больше не шлындал!
     - Не, Степаныч, не буду! А по другому ее же не проймешь, курицу!
     - Не курица, супружница она тебе! А ребятишки где?
     - У бабки. До школы там будут.
     - А-а. Ну ладно, пойду я потихоньку.
     Степаныч засобирался.
     Венька схватил недопитую бутылку, плеснул в кружку.
     - По последней!
     - Не по последней, - назидательно поднял вверх указательный палец Степаныч, - По завершающей! И ты чтоб больше ни капли! Завтра на работу.
     - Не, Степаныч! Ты меня знаешь. Давай!
     Снова "дали". Редиской с луком закусили.
     - Ну все! Пошел я.
     Степаныч поднялся.
     - Ага. А я тут прикорну малость.
     Венька пожал руку Степанычу и начал снимать сапоги. Бросил их к дверям и, подложив под голову березовый веник, растянулся на лавке.
     Степаныч прикрыл за собой дверь и, с чувством выполненного долга, степенно направился домой.
     Однако, пройдя с полсотни шагов, он увидел бегущих навстречу ему Нюрку с Петром. Нюрка бежала впереди.
     - Степаныч! Ну что там? Как?– пыхтя и тряся тучными телесами, остановилась Нюрка, как груженый Камаз.
     Степаныч озадаченно почесал затылок.
     - А что как? Здорово Петро! – подал руку подошедшему Степаныч.
     - Ну, Венька-то мой как?
     - А-а! Дык, лежит он в предбаннике. Там попрохладней будет, а то солнце уже припекать начинает.
     Нюрка ахнула, побледнела, всплеснула руками и, сорвавшись с места, вереща и завывая, понеслась к дому.
     - Чево это она? – не понял Степаныч.
     Петро начал искать по карманам сигареты.
     - С Венькой-то, это… Того, что-ли? – нашел наконец Петро курево и трясущимися руками прикурил, - Что приключилось-то? С Венькой-то чего?
     Степаныч тоже закурил.
     - А че с ним, с дураком, случится? Дрыхнет в предбаннике. Похмелился и сморило его.
     - Во, блин! А я уж подумал… Ну, пойду я Степаныч!
     - Топай.
     Петро, бросив недокуренную сигарету, помчался догонять Нюрку.
     А Нюрка, как таран, пройдя сквозь плетень, повалив часть его на землю, не разбирая грядок и смородиновых кустов, с ревом ворвалась в предбанник.
     В полумраке она увидела лежащего на лавке босоногого своего мужа, с руками, скрещенными на груди. Лицо лежащего было умиротворенным и, высоко поднятый подбородок, отсвечивал трехдневной синей щетиной.
     Нюрка закатила под лоб глаза, зажала руками свой рот и замычала, не в силах с перепугу от увиденного, сдвинуться с места.
     «Убился с крыши-и! – стучала в ошарашенной дурной голове мысль и Нюрка собралась уже зареветь в голос, как вдруг лежащий глубоко вздохнул и захрапел, громко и с переливами.
     Нюрка еще больше выпучила глаза, но лицо ее приобрело уже другое выражение. Оно имело вид глубоко оскорбленной фурии, готовой разорвать обидчика на мелкие кусочки и скормить их подзаборной свинье!
     И, чтобы реализовать свою страшную месть, разъяренная гнусным обманом и жестокой обидой Нюрка, тихонько взяла в руки железную кочергу и замахнулась в сладком предвкушении расплаты, метя этой кочергой в район мужниного паха.
     Но бить почему-то не стала. Озадаченно поглядев сначала на кочергу, затем на мужикову ширинку, она поставила железку в угол и сняла с крючка сухой березовый веник.
     Наметилась звездануть гада по морде, по бесстыжему его хайлу, но и такую месть тоже отринула.
     Распустив сопли и слюни, брызгая слезами, она набрала большой ковш холодной воды из кадки и с громким возгласом «н-на, скотина!», плеснула в харю мирно спящего обидчика.
     В этот момент в предбанник вошел Петро.
     Венька спросонья соскочил с лавки, но поскользнулся на мокром полу и, с громкими матюгами, размахивая руками и ногами, брякнулся возле лавки.
     Нюрка, совершив мерзостный поступок, и видя одуревшие мужнины “шары”, спряталась за Петькиной спиной. Выглядывая оттуда, как из-за каменного угла, заверещала:
     - Гад! Я уже обрадовалась: думала убился наконец с крыши-то, а он, скотина, дрыхнет здесь! Кровопивец, ы-ы!
     Нюрка завыла. Петро стоял, как истукан, ничего не понимая.
     Венька поднялся с пола и, потирая ушибленные ягодицы, уселся на лавке.
     - Ты че, Нюра, рехнулась!? Водой-то в спящего! Я ить с перепугу и ошарашить мог чем-нито!
     - Обгадиться ты мог, а не ошарашить! – разорялась Нюрка из-за братова плеча.
     Петро развел руками и, имея выражение удивленного первоклассника, спросил:
     - Чего тут у вас, ребяты, а?
     - Кино тут у нас, Петя! Я спрятала сахар на варенье, а этот кровосос пустил его на брагу! У-у, скотина!
     Венька пригладил мокрые волосы, поискал глазами сапоги. Петро поднял их и зачем-то понюхал. Сморщившись, подал сапоги Веньке.
     Вениамин, натягивая сапог, спокойно и торжественно, произнес, не глядя на источник своих невзгод:
     - Август скоро. Дрова сами из лесу не притопают. Вот самогон и пригодился бы! А теперь что ж? Придется в лесхозе за деньги покупать. А это считай, в десять раз дороже выйдет.
     Венька поглядел в окошечко, сделав вид обиженного кобелька и, почесав небритый подбородок, воскликнул, как будто только что увидел вошедшего шурина:
     - Здорово, Петро!
     Поздоровались. Нюрка, чувствуя, что опасности со стороны мужа нет, вышла из-за спины брата и удивленно растопырив руки и округлив сверкающие гневом глаза заорала:
     - Так че ж ты, засранец, не сказал, что на дрова-то?! Я ж подумала: опять с Колькой и Витькой в загул войдете!
     На что Венька с видом победившего в жестокой борьбе за справедливость, по прежнему торжественно отвечал любезной своей супруге, одновременно приглашая жестом Петра присесть рядом на лавку:
     - Ты меня, Нюра, словами разными не называй! Некрасиво это и неправильно! Родственник может не так понять. А подай-ка лучше мне воды. Попить.
     Нюрка зачерпнула в ковш воды. Подала и, пока муж утолял жажду, поправила на нем мятый пиджак и подолом вытерла мокрые его волосы. Гнев у нее закончился и наступила виноватость.
     - Я же не знала, что для дела ты тут с ночи возишься!
     - Так спросила бы первоначально! А то забежала с ревом, с криком, ай-уй и нету четверти!
     Нюрка вытерла все тем же подолом сначала свой нос, потом мужнин подбородок.
     Петро подал голос:
     - И че, прямо вся вдребезги?!
     - Вся! – обиженно подтвердил Венька, - Вон, погляди в парилке.
     Петро поглядел.
     - Да-а! Не сурьезный поступок!
     Нюрка засуетилась:
     - Пойдемте мужики в дом. Там у меня пироги с разными вкусностями! Веня, зови Петра! Пойдемте!
     Но Венька уже почувствовал силу своей правды и неотвратимость покаяния оступившейся супруги.
     - Нет, дорогая Нюра! Мы покурим здесь. Прохладнее тут. А ты принеси пироги сюда. Ну, и еще чего-нибудь.
     - Ага! Я счас!
     Нюрка выбежала из предбанника и, ахнув, увидя последствия своего пути сюда, чертыхаясь, понеслась в дом.
     Венька, выглянув в окошечко и, убедившись в быстром удалении супруги, шепотом произнес:
     - Десять минут у нас есть.
     - Почему десять? – не понял Петро.
     Вместо ответа Венька махнул ему рукой и прошел в моечную. Там, нагнувшись, он просунул руку в заветную дыру и, кряхтя, вытащил поллитровку, заткнутую морковкой.
     У Петра масляно засветились глаза и он, потирая руки, произнес:
     - Ты, Вениамин, прямо Штирлиц какой-то! Как в кине!
     Венька, довольный, протер об себя пыльную бутылку. Выдернул морковку и водрузил стеклянную бестию на столик.
     - Во! И занюхать есть! – Петро сгреб в кучу оставшиеся с прежнего пития лук и одну редиску.
     Венька налил полную кружку и кивнул на нее Петру:
     - Давай! А то заходишь ко мне, только когда я Нюрку разгоню. А чтоб посидеть, дернуть по капле! Все-таки родственники.
     Петро вздохнул.
     - Нюрка меня в детстве-то колотила. Здоровенная кобыла росла! Да и сейчас не хилая, а прибегает зачем-то ко мне, когда разгонишь ее?
     Венька согласился:
     - Она бы одним чихом меня могла зашибить. Я и ростом-то до ее плеча достаю. А не трогает меня. Не знаю почему! Можа любовь какая? У них же, у баб, всякая чушь в башке. Дуры они все!
    - Во! Потому и не женюся до сих пор.
     - Ну это ты зря! Как же без жены-то? Она хоть и дура, а польза от нее великая! Ну, ты пей, чего в руках-то держишь?
     Петро спохватился, закатил к потолку глаза и поднес кружку к разинутому рту. Но потом снова скатил глаза вниз и захлопнул пасть.
     - Оно, конечно, жениться надо. Все ж за тридцать уже третий год.
     - Пей!
     Петро опять закатил вверх глаза, разинул пасть и влил туда всю кружку. Не глядя, нащупал редиску на столе, разломил ее двумя пальцами пополам и втянул носом запах свежего плода. Затем забросил половинку редиски в рот и принялся сосредоточенно жевать. Вторую половинку подал Веньке.
     Венька налил себе пол-кружки. С громким звуком заглонул и отправил вслед пол-редиски. Захрустели.
     Петро выглянул в оконце. Никого.
     - Плетень у тебя почему-то поломан. Будто корова прошла.
     Венька чертыхнулся и налил еще полную кружку.
     - Прошлый раз она так же сквозь плетень прошла. Я потом три дня его ремонтировал. Давай! – он подал Петру кружку и перышко лука.
     Петро хлобызнул. Венька вслед за ним.
     - Отяжелел чего-то я, Петруха. Самогон оказался дюже добрый! Прилягу-ка я.
     Венька откинулся на лавке, предварительно вылив остатки самогона в кружку.
     - Дерябни. А я немного глаз прикрою.
     - Ладно. Ты поспи. Я вечером приду.
     - Добро.
     Петро ушел огородами домой, а Венька тут же захрапел. Засыпая, он успел скинуть с ног сапоги и подложить под голову веник.
     Пироги высыпались из Нюркиных рук, когда она зашла в предбанник. Муж, как и в прошлый раз, умиротворенно лежал на лавке, сложив руки на груди и извергал в небольшое пространство предбанника тяжелый смрад от разутых ног и перегар.
     Но на этот раз она тихо собрала пироги и, выйдя на улицу, плотно прикрыла за собой дверь. Снаружи Нюрка открыла настежь окошечко. Для воздуха.


     В понедельник с утра в ремонтно-механической мастерской происходил сосредоточенный нешуточный разговор. Решался серьезный жизненный вопрос.
     - И что? Так и ничего? Совсем? – выяснял Петро наводящими вопросами обстоятельства произошедшей накануне великой неприятности с напарником Колькой.
     - Совсем, - уныло подтвердил Колька, молодой парень, прошлый год пришедший со службы и устроившийся водителем в их контору.
     - А чего ел? Ну, закусывал чем?
     - Да, как всегда, с огорода.
     - А эти разгильдяи чего говорят? – не унимался дотошный Петро.
     - Ничего мы не говорим, - отозвался от своего верстака Витька, парень немного постарше Кольки, но уже имеющий двоих ребятишек, - Я сразу спать пошел домой. Мне энто дело и без надобностей было. А Серега с Кривого переулка и вовсе до баб не охочь. Николаю, вот, не повезло!
     - Та-ак! А девица чего? А, Колек?
     - А чего она? Отвернулась, и спать давай! А я до утра испереживался весь.
     - Раньше подобного не было?
     - Не.
     - Значит тут что-то не то! Думать надо.
     Петро закурил сигарету. Мужики тоже полезли в карманы за куревом.
     - Степаныч ругаться будет. Накурили, скажет, опять! – забеспокоился Колька, доставая сигарету.
     - Ничего, мы потихоньку, - прикуривая, успокоил всех Венька.
     Михалыч на станке точил какую-то деталь. Тщательно измерял ее штангенциркулем и подолгу смотрел в чертеж. Витька забрался с ногами на верстак и, облокотившись на тиски, увлеченно рассматривал на них зазубрину.
     - Не могет энтого быть, - после долгой паузы произнес Петро, - чтоб у молодого парня да ничего не получилось с девкой! Что-то не то! А пили что?
     - А кроме Веркиного у нас в поселке взять негде., - уныло отозвался из своего угла Колька, - У ее всегда берем. И в этот раз.
     - Где пили?
     - Возле управы в скверике. Нас потом бабка Евдокия палкой прогнала. Это когда Серега песни запел. И стал кидать камни в ее колодец.
     - Попал?
     - В колодец-то? Не-е! Витька попал.
     - Мозгов у вас нету, мать вашу! – заругался Петро.
     - Так выпимши же, - попытался оправдаться Колька, но тут скрипнула дверь и в мастерскую вошел Степаныч.
     Мужики попрятали окурки и приняли рабочий вид. Витька слетел с верстака и начал сосредоточенно рыться в ящике с болтами.
     Степаныч повертел носом.
     - Опять курили? – грозно спросил он.
     Мужики молчали. Каждый занимался своим делом.
     Степаныч прошел вдоль верстаков и остановился у крайнего, Колькиного. За секунду до прибытия Степаныча, Колька всласть глубоко затянулся, собираясь кольцами выпустить дым. Но, увидев начальника, выдыхать испугался и, теперь стоял не дыша в шаге от Степаныча и глядел на него заслезившимися от натуги глазами. Лицо у Кольки покраснело и он с огромным трудом сдерживал в себе дым. Терпение уже заканчивалось, сил осталось совсем мало. Дым рвался наружу. Глаза заблестели, щеки раздулись и губы стали бледными.
     Степаныч удивленно поглядел на изменившегося на его глазах Кольку и подошел ближе.
     - Ты чего, Николай? – озабоченно поинтересовался он, заглядывая в покрасневшие Колькины глаза.
     Колька хотел что-то сказать, раскрыл рот и огромный клуб дыма вырвался прямо в лицо начальника.
     Мужики замерли. Степаныч выпучил глаза, отшатнулся от Кольки как от чумного и закрылся портфелем. Но через секунду он уже заревел:
     - Уволю к чертовой матери! Это что такое, а?! Да я тебя, засранца…
     - Погодь, Степаныч! – послышался сквозь рев начальника спокойный голос, молчавшего до сих пор, Михалыча.
     Он выключил станок и , вытирая ветошью мазутные руки, повернулся к народу.
     - Погодь ругаться! Тут мужики важный вопрос решают. А без курева здесь не обойтись!
     - Какой вопрос? – снизил голос Степаныч.
     Михалыча уважали все. И как старшего и как опытного специалиста.
     - Скоро теплоход притащит баржу с углем. Есть мысль восстановить третий “Урал”. Тремя-то мы быстрее уголек свезем в поселок. Прошлый-то год неделю барахтались. С пароходства недовольство пришло. Вот и думаем.
     - А-а! – успокоился Степаныч, - Это дело! Ну, думайте. Я вечером заскочу, расскажете. Я по своей линии может чем подмогну. А ты гляди у меня! – погрозил он пальцем в сторону Кольки и удалился за дверь.
     - Уф-ф! – вздохнули мужики и уважительно посмотрели на Михалыча, - Молодец Павел Михалыч! Спас от свирепого гоблина.
     Михалыч снова склонился над деталью. Основательно измерил ее штангенциркулем. Сверил с чертежом. Потом выкрутил деталь из шпинделя станка и, взвесив ее на руке, выбросил в мусорный ящик.
     - Три дня точил, мать ее так-перетак! – заматерился токарь и закурил,- А что касается Колькиного фиаско, то я скажу так…
     Мужики с интересом придвинулись к нему. Ждали умного совета.
     - Тут все дело в Веркином самогоне, - заговорил мудрец, жуя мундштук папиросы.
     Мужики переглянулись и еще ближе пододвинулись к говорившему.
     - Сдается мне, что в самогон этот сует Верка какую-то хрень. Чтоб у мужиков сила ихняя мужская отымалась.
     Снова все переглянулись, но уже с испугом.
     - Ну?! – потребовали от рассказчика продолжения.
     - Предлагается создать инициативную группу и делегировать ее к вышеназванной особе с целью проведения контрольной проверки качества производимого ею продукта.
     - Ничего непонятно, Михалыч! Ты по нашему по простому объясни... – растерялись мужики, с великим интересом столпившись вокруг мудреца.
     - Нужно в состав комиссии ввести семейных представителей.- продолжал мудрец, не обращая внимания на возгласы слушателей, - Чтоб по окончании исследования продукта, на деле проверить его качество. Старшим группы назначить малопьющего Петра, для соблюдения законности и порядка среди экспериментаторов. Я думаю, Витька и Вениамин подойдут для данного научного исследования. Комиссии необходимо приступить к работе сегодня после пяти. Завтра утром мы заслушаем доклад о проделанной работе.
     - Умно, блин! – почесали головы мужики и согласились.
     - А чего с Уралом-то делать будем? – спросил опростоволосившийся Колька.
     Михалыч выбросил окурок и серьезно произнес, как отрубил:
     - Урал отремонтируем. Месяц у нас есть. Думаю, справимся. Все, мужики, давай за работу!
     Все разошлись к своим верстакам.
    

     С самого утра Нюрка ходила с угрызениями совести за погубленную “четверть”. «Вот, блин… Мужик подготовил для дела самогон, ночь не спал! А я его… Правильно Веня меня курицей называет! Это ж надо, целую четверть самогону сничтожить! Курица и есть!».
     Ближе к концу дня ей пришла в голову светлая идея. Она выключила печку, набросила на плечи кофточку и, подперев щепочкой входную дверь, пошла на соседнюю улицу, к Верке-самогонщице.
     В это время Верка в своей избе домывала полы. Стук в дверь раздался неожиданно. Верка с хрустом выпрямилась и натянула сползшие с ягодиц штаны.
     - Кто там?
     - Это я. Нюра.
     - Ой, Нюрка! Заходи, я сейчас!
     Верка, схватив ведро, выбежала в заднюю дверь и закричала уже из чулана:
     - Проходи, Нюра! Тапки возле порога. Синие!
     Нюрка зашла в избу. Весь дом сиял чистотой! Солнечные зайчики играли на еще непросохшем полу и, отражаясь, лепились на беленой печи и ярких занавесках. Нюрка мысленно похвалила некогда бывшую подругу.
     Верка впорхнула в комнату вся красная, но уже переодетая и выглядевшая бодро.
     - Cадись Нюра, где удобно. Сейчас чай будем пить. С вареньем.
     - Да я ж на полторы секунды, Вера. Ты не беспокойся. По делу я к тебе.
     - А без дела почему не зайти? Мы ведь когда-то подругами были.
     - Почему были? Мы и теперь подруги. Просто видимся редко. Я как замуж-то вышла, все некогда! Все в работах, все в заботах.
     - Это так. Со свадьбы ты всего-то пару раз ко мне и зашла. А сейчас я тебя не отпущу. И не возражай! Ребятишки твои у матери, чего тебе дома одной!
     - Веня скоро с работы придет.
     Верка глянула на часы.
     - Еще целых полтора часа. Как раз чаек попьем, поговорим.
     Нюрка махнула рукой в знак согласия.
     Вскоре комната наполнилась ароматами свежезаваренного чая и малинового варенья.
     - А дело-то какое? – спросила Верка, прихлебывая из кружки.
     Хоть и неудобно было Нюрке о таком деле говорить, а куда деваться?! Надо же перед мужем как-то реабилитироваться.
     - Да я хотела попросить у тебя пару литров этого… ну, самогону, будь он неладен!
     - Один секунд!
     Верка вышла на веранду и вскоре появилась в избе, неся в руках две литровые бутылки, запечатанные самодельными пробками.
     - Нюра, я не спросила, тебе какой самогон-то? С травами, с корнями или хвойный?
     - А у тебя всякий что ли есть? – искренне удивилась Нюрка.
     - Есть еще настоянный на оленьих пантах и на золотом корне. И кедровый.
     - Ну ты даешь! Фабрика у тебя, что-ли?
     - Да не-е! Я так, для себя. А на продажу я простой делаю, без добавок.
     - Мне простого. Дрова надо привезть из леса.
     - А-а, ну тогда вот этот.
     Верка поставила бутылки на лавку и села на свое место.
     Нюрка достала кошелек; открыла его.
     - Ты чего, Нюра? Обидеть меня хочешь?!
     Верка даже губу оттопырила от такого оскорбления.
     - Ды-ы…, а как, Вера? Он небось денег стоит?
     - Мужикам продаю, а ты мне подруга и все, забыли об этом.
     Нюрка спрятала обратно кошелек.
     - Как то неудобно.
     - Все удобно. Ты мне лучше расскажи о себе, о детях…
     - Да чего-ж о них рассказывать? Растут. Сопли подтираю и все прочее. Хорошие ребятишки. Старший нынче в школу пойдет. А ты-то, Вера, чего не родишь? Ну, замуж- это другой вопрос, а ребятенка и так можно родить.
     Верка вздохнула.
     - Я уж давно об этом думаю. Да хочется, чтоб у детей отец был. Без его то как же?
     - Да ты вроде в достатке живешь? И одна поднять можешь.
     - Поднять-то подниму, но тут другое. Родить хочу от человека, который небезразличен мне. Я-то по нему давно сердце рву, а он хоть бы хрен по деревне! Даже не замечает. А мне ведь уже годков-то, слава Богу!
     - Да это что же за балбес такой? Эдакую красоту не заметить! У него что, шары на заднем месте расположены?
     - Не-е! Глаза у него на месте.
     - А кто ж такой-то? Из наших, или приезжий какой?
     Верка смутилась до крайности; затеребила уголок скатерти и не поднимая глаз сказала:
     - Это Петя, твой брат.
     У Нюрки широко раскрылись глаза, захлопали ресницы.
     - Да ты что-о! Любишь что ль Петьку-то?
     - Наверное люблю, - еще больше смутилась Верка.
     - Ну, дела! А он-то что же?
     - Да, говорю: не обращает внимания.
     - Ну, сказала бы ему.
     - Что ты! Я так не могу. Неудобно же!
     Призадумались обе. Потом Нюрка встрепенулась.
     - Вот что! Сделаем так. В субботу я Петьку позову к нам домой. Ну, что-нибудь помочь Вене. Придумаю что! А ты часам к четырем подходи, вроде как по делу. Ну а там, слово за слово, то да се! В общем, сама соображаешь. Договорились?
     - Ой! Ладно! – обрадовалась такому предложению Верка, - А это удобно будет?
     - Удобно. Я к этому времени ему мозги промою.
     - Ты уж сильно-то не промывай! Как бы хуже не вышло! – забеспокоилась Верка.
     - Не боись, подруга! Я аккуратно.
     Допили чай и Нюрка засобиралась домой. Сложила бутылки в пакет. Потрясла его: не брякают ли? И выглянула в окно.
     - Батюшки! – она в испуге отпрянула от окошка, - Верка! Погляди-ка, чего деется-а!
     Верка тоже поглядела в окно и отшатнулась с выпученными глазами.
     - Петька сам к тебе идет! – Нюрка засуетилась, заметалась по избе, - С огорода уйду, чтоб не заметил меня, а то он у нас пужливый до нашего брата, до баб! Еще передумает!
     Верка еще раз поглядела через занавеску и лицо ее вдруг приобрело «кислый» вид.
     - Не, Нюра, он не ко мне! Он с Витькой идет за самогоном, - выдавила Верка, чуть не плача.
     - А че с Витькой-то?
     - Я Витьке не продаю. Супруга его попросила об этом.
     - А-а! Понятно. Ну, я побегу через огороды, а то мой тоже сейчас придет с работы.
     Нюрка вышла через заднюю дверь, стукнув об косяк бутылками. Сматерилась и махнув Верке рукой, исчезла в садовых деревьях, даже не догадываясь о том, как сильно в этот момент повезло ее супругу Веньке.
     Шагов за сто до Веркиного дома, Венька вдруг изъявил желание покурить. И хоть Петро возражал против перекура, Венька все же добыл из кармана сигарету и попытался прикурить. Но ветер дунул и затушил спичку.
     - Идите, я догоню. – сказал Венька и отвернувшись от ветра, снова зажег спичку.
     Прикурить удалось только с четвертой попытки и это спасло Веньку от встречи с любезной его супругой. Он догнал приятелей уже когда те подходили к крыльцу.
     Петро оглядел всех, поправил пиджак и волосы.
     - Ну что? Вся комиссия в сборе?
     - Вся. Стучи.
     Петро громко постучал в дверь, которая тотчас же распахнулась и в проеме показалась, вся красная, Верка.
     - Здравствуйте Петр Иваныч! Проходите.
     - Мы к тебе, Вера, с официальным визитом по важному делу, - с очень серьезным видом ответил на приветствие Петро и, сняв кепку, добавил: - По заданию мужского народонаселения нашего поселка.
     - Ну так проходите, если по заданию.
     Верка посторонилась и делегация в полном составе вошла в избу.
     Витька с Венькой сели на лавке возле окна, Петро занял место за столом. Сложил перед собой руки и постучал пальцами по скатерти.
     - Вопрос очень важный, - начал председатель комиссии, глядя на Верку, стоящую возле печки, - требующий незамедлительного проведения проверки и принятия решения.
     Верка удивленно подняла на него глаза:
     - Петя, ты говори яснее. Что-то не пойму я ничего!
     Пока Петро подыскивал умные слова, Витька по дурости своей выпалил от окна:
     - Самогон твой проверять пришли.
     - Как это? – опять ничего не поняла Верка.
     Витька снова хотел что-то сказать, но Петро так поглядел на него, что тот осекся и завертел глазами по потолку.
     - Дошли слухи, - продолжил свою речь председатель, - что в продукцию свою ты добавляешь какое-то зелье.
     - А-а, вы про это! – догадалась Верка и почему-то обрадовалась.
     Члены комиссии удивленно переглянулись и уставились на улыбающуюся Верку.
     - Так это правда? – строго спросил Петро.
     - Добавляю. – смеясь, ответила Верка, - Только это не зелье, а очень даже полезные для здоровья травы и коренья.
     - Ну, корни это или травы, мы не знаем. А вот что после твоего самогона у мужиков сила их замедляется, это нам известно.
     - Это у кого же сила-то эта самая замедлилась? – снова засмеялась Верка, - Уж не у Кольки ли Дятлова? Мне Галина вчера говорила.
     Верка перестала смеяться и, уже с серьезным видом, почти зло, добавила:
     - Только это не от моего самогона, а от беспробудного, каждодневного пьянства. Вот так-то!
     Члены комиссии снова переглянулись и заскучали.
     Но Петро строго поглядел на Верку:
     - Вот мы и назначены проверить, так это или нет.
     - Да, проверить! – поддакнул от окна Венька.
     Верка развела руками:
     - Ну, что ж! Проверяйте!
     Комиссия повеселела.
     Верка поставила на стол бутылку самогона и три граненых стакана. Принесла из кухни тарелку с малосольными огурчиками. Свинтила пробку и «огненная» жидкость забулькала в стаканах.
     Витька громко сглотнул слюну. Венька заерзал на лавке, глядя как самогон наполняет стаканы!
     Когда Верка поставила бутылку и села, Петро жестом призвал членов комиссии к столу. Те вместе с лавкой придвинулись ближе и ухватили, наполненные по самый рубчик, стаканы.
     Выпили. Венька, закатив глаза, мелкими глотками; Витька, раскрыв пасть шире стакана, влил сразу все туда; Петро выпил аккуратно и вилкой подцепил огурчик. Витька с Венькой полезли в тарелку руками.
     С минуту в избе стоял хруст огурцов. Потом все стихло.
     - Ну что? – спросил Петро у членов комиссии.
     Венька почесал всклокоченную голову, а Витька, глядя на бутылку, осторожно произнес:
     - Осмелюсь заметить, что для проведения нашего исследования данного количества проверяемой жидкости недостаточно.
     Петро удивленно поглядел на говорившего.
     - Ну, ты просветлел! Заговорил-то как! Не по нашему, по книжному! Ты слышишь, Вера?
     - Слышу. – вздохнула Верка, - Доливайте уж остальное.
     Венька быстро разлил по стаканам самогон и подал Вере пустую бутылку.
     Выпили. Закусили.
     - Ну? – спросил Петро у делегатов и красные его уши зашевелились.
     Венька снова почесал голову и поглядел на Витьку. Тот прокашлялся, приосанился и сдунул с Венькиного плеча несуществующую пылинку. Потом, глядя блестящими глазами на красные уши Петра, произнес:
     - Дык, не пробило!
     - Чего не пробило? – переспросили уши.
     - Ну, по организьму-то не вдарило.
     - Хм-м! – Петро глянул на Верку, хрустнул пальцами и повернул уши к комиссии, - Какие предложения?
     - Повторить бы надо эксперимент-то.
     Все посмотрели на Верку. Но та уже встала, сгребла со стола стаканы и тарелку и, следуя на кухню, не оборачиваясь, произнесла:
     - Все, ребяты! Закончилось ваше серьезное задание. Здесь не благотворительное заведение и я вам не мамка. Так что, выпили, закусили и скатертью дорога!
     Витька с Венькой растерянно поглядели на Петра. Витька отчаянно зажестикулировал руками и выразительно заработал мимикой. Но Петро отмахнулся от него и задумался.
     Верка вышла из кухни и, скрестив на груди руки, встала возле печки. Глядела на Петра. Венька под столом пнул Петра по ноге. Петро вздрогнул и молча полез в карман пиджака. Долго рылся там и, наконец вынул оттуда скомканную купюру и положил ее на стол.
     - Мы извиняемся, уважаемая хозяйка, но не могли бы вы быть столь любезны не отказать нашей комиссии в просьбе великодушно предоставить возможность некоторое время продолжить проведение нашей проверки.
     Хозяйка, после таких убедительных слов, не могла больше упрямиться и, выразительно взглянув на красноречивого председателя, пошла на кухню. Однако, проходя мимо стола, она не забыла прихватить лежавшую там купюру.
     Через минуту на белой скатерти появилась литровка самогона, огурчики и, от щедрой  руки хозяйки или от величины представленной купюры, глубокая тарелка с  черной икрой. Три больших ложки были воткнуты стоймя в икру и на салфетках выложен горкой хлеб.
     Работа комиссии продолжилась. Сколь углубленно она происходила, неизвестно; только с наступлением сумерек ворота Веркиного забора широко распахнулись и из них выкатилась телега, на которой Верка обычно вывозила из коровника дерьмо. На телеге, свесив с бортов  ноги и руки,  лежали двое. Толкаемая Петром и Веркой, телега резво покатилась к дороге, подпрыгивая на колдобинах и гремя о камни железными колесами.
     Дотолкав колесницу до ровного места, Верка вернулась к дому. А Петро, тужась и чертыхаясь, покатил телегу дальше.
     Возле Венькиного дома он сбросил на траву первый груз; через несколько минут, против Витькиного забора – второй.
     Пустую телегу прикатил обратно. Возле калитки стояла Верка.
     - Зайдешь?
     - Не, Вера, я домой!
     - А я чай свежий заварила! С брусникой.
     - Спасибо Вера! В следующий раз.
     Петро нахлобучил кепку и, пошатываясь, пошел в свой проулок.


     В субботу Венька с Петром чинили плетень, развороченный Нюркой неделю назад. Работа, хоть и вяло, но продвигалась. Мужики молча суетились возле плетня, изредка перекидываясь двумя-тремя словами. Часто присаживались на лежавшее тут же бревно  покурить.
     Курили основательно, подолгу. И снова брались за нудную и неинтересную работу. Кое как к трем часам закончили. Уселись на бревно.
     Из окна выглянула Нюрка, зацепившись платком за шпингалет.
     - Мужики! Идите поешьте! – крикнула она, отцепляясь от шпингалета.
     Венька отмахнулся рукой, как от назойливой мухи.
     - Мы не хотим.
     - Чего, не хотим! Идите, - не отставала Нюрка.
     - Нюра! – вяло попросил Петро, затягиваясь сигаретой, - Ты и так нас всю неделю материла! Дай хоть сейчас минутку спокойно покурить.
     Нюрка исчезла из окна, но тут же появилась на крыльце и подошла к мужикам.
     - Я там осетринки копченой нарезала.
     - Не, - снова отмахнулся рукой Венька и полез в карман за новой сигаретой.
     - Стерлядок отварила, - продолжала зудеть Нюрка, - Вареничков с творогом. По стаканчику налью.
     При последних словах вялость из мужиков испарилась. Они переглянулись и уставились на Нюрку: не брешет ли?
     - По два, - исправилась зудевшая.
     Петро солидно повернулся к Веньке.
     - Ну, если  вареничков! Как думаешь, Вениамин?
     - Положительно!
     Мужики побросали окурки и, захватив инструменты, покинули бревно.
     Войдя в избу они удивленно остановились в пороге. Их взору представилась поразительная до изумления картина.
     Посреди комнаты на большом столе, укрытым белоснежной скатертью, в самом его центре высилась гора свежесваренной картошечки. Щедро посыпанная укропом и зеленым луком, она исходила ароматным парком. Рядом стояла большая чашка черной икры. По другую сторону – красная икра. В длинной тарелке сочились ломтики малосольной нельмы. Отварные стерлядки глядели круглыми глазами на вошедших. Котлеты трех видов пристроились рядом с картошечкой. Две большие тарелки с варениками, обильно политыми сметаной, аппетитно выглядывали с краев стола. Грибочки в прозрачной кастрюльке довершали праздничную картину.
     Венька почесал затылок. Петро – лоб.
     - Это чего такое?! – удивленно промямлил ошарашенный Венька и строго поглядел на супругу, - А?!
     - Так сами же говорили, что материла всю неделю! – заскромничала Нюрка, - Ну, вот и… Проходите.
     Мужики прошли. Чинно утвердились за столом. Нюрка налила по полстакана самогону.
     Выпили. Захрумтели грибочками.
     Нюрка плеснула еще по полстакана. Только собрались приложиться, как раздался стук в дверь. Мужики поставили стаканы. Нюрка всполошилась; побежала открывать.
     - А-а! Вера! – раздался из сеней ее голос, - Проходи! Ты как раз вовремя! Я мужиков кормлю. Забор они чинили.
     Вошла Верка. В нарядном платье и с красиво уложенной прической.
     Петро встал, подвинул табуретку.
     Нюрка принесла две небольшие стопочки и наполнила их . Выпили. Пошел тихий, несуетный разговор.
     Весь вечер Нюрка и так и эдак подводила разговор к сути оговоренного заранее вопроса. Но Петро,  либо отмалчивался, либо разговаривал с, болтающим всякую чепуху, Венькой. Вера была веселой и много шутила.
     Уже стемнело, когда Нюрка, взглянув на спящего супруга, вышла проводить до калитки гостей.
     - Тут собак много разных бегает, - наставляла она брата, - Ты, Петя, уж до дома проводи Веру.
     - Провожу, - буркнул Петро, закрывая за собой калитку.
     Верка ухватила Петра за руку и они пошли по темной улице. Петро молчал до самого Веркиного дома. Возле ворот он высвободил руку:
     - До свидания, Вера! Мне было приятно провести этот вечер в одной компании с вами.
     Верка стояла рядом. Не уходила.
     Петро нацепил кепку. Еще раз сказал «до свидания» и пошел в сторону своего дома.
     Верка глядела ему вслед и ей хотелось крикнуть: «Теленок!». Но она молча повернулась и, хлюпнув носом, пошла в избу.


     «Урал» мужики все-таки отремонтировали. Баржу с углем разгрузили быстро и уже к концу третьего дня теплоход, весело гуднув на прощание, оттащил ее от берега и, развернувшись, взял курс вверх по течению.
     Уставший за эти дни Петро, сегодня пришел домой поздно. Ужинать не стал. Раздевшись, завалился на диван в большой комнате и мгновенно уснул.
     Утром его разбудил скрип открываемой двери. Мелькнула мысль: «Балбес! Забыл крючок набросить! Да впрочем, на кой это нужно!».
     Он открыл глаза и быстро натянул на себя одеяло.
     В дверях стояла Верка.
     - Петя! Я пришла сказать.., - начала она каким-то странным голосом, - Ты только плохого не подумай…, - она набрала воздуха, - Я хочу от тебя ребенка.
     У Петра глаза полезли на лоб. Он еще сильнее натянул на себя одеяло. До самого носа. И выглядывал оттуда часто моргающими глазами.
     - Претензий у меня к тебе не будет никаких. Обещаю! Но ребенка хочу только от тебя!
     Петро наконец пришел в себя. Вместе с одеялом встал и быстро заскочил в спальню. Набросил штаны и рубашку. Вышел в переднюю.
     - Ты, Вера, это… Ну, значит… Ты иди домой… Я тут в неприглядном виде. И…, как это…
     - Мне не важен твой вид, - перебила его Верка и заплакала, - Мне важно, что ты об этом думаешь?
     Она выскочила за двери, но Петро догнал ее в сенях и остановил:
     - Что я должен думать, Вера?
     Верка уничтожающим взглядом посмотрела на него и зло выдохнула:
     - Теленок! Я люблю тебя, а ты не видишь…
     Потом вырвалась и убежала, громко хлопнув дверью.
     Петро стоял посреди сеней с удивленным лицом. Пожимал плечами и тихо матерился.
     Верка проплакала весь день. К вечеру умыла опухшее лицо и пошла в коровник с молочным ведром.
     Коровка, как будто почуяв Веркину печаль, ткнулась холодным носом ей в руки. Верка обняла ее голову и снова заплакала.
     Большое доброе животное тихо замычало и влажными глазами смотрело на хозяйку.
     Верка проплакалась, подоила корову и, бросив ей корма, пошла с полным молока ведром, в избу.
     Зайдя в дом она оторопело остановилась возле порога. Посреди комнаты стоял Петро с маленьким букетиком полевых цветов.
     - Вера! Я, это.., - Петро протянул ей букетик, - Ну, в общем…  Жениться пришел. Выходи за меня замуж…
     Ведро выпало из Веркиных рук и опрокинулось. Молоко выплеснулось и растеклось у их ног светлой чистой рекой.