Пропавшая невеста

—Решай наконец,— кричал он в телефонную трубку, — выйдешь ты за меня замуж   или нет? Сколько можно   откладывать, нам же не по восемнадцать лет! Я больше не могу без тебя, ты мне нужна каждый день, а не во время моих командировок и твоих отпусков. Что тебя держит в Челябинске? Квартира? Сдай ее на год, на два, если боишься пока продавать. Работа? Вас не сегодня-завтра отправят в бессрочный отпуск, ты сама жаловалась. Ну, прошу тебя...
После этого телефонного разговора Елена Валентиновна, женщина лет сорока, не спала всю ночь. А под утро решила: прав Евгений Михайлович, Женя, Женечка, последняя ее любовь, самый близкий друг.
 То, что началось пять лет назад как банальный курортный роман, неожиданно для них обоих переросло в крепкое, искреннее чувство. Отпуска они проводили вместе, довольно частые командировки Евгения Михайловича в Челябинск позволяли видеться несколько раз в год, неделю, десять дней. Он останавливался в уютной, ухоженной квартире Елены, и жизнь для обоих становилась праздником.
Евгений Михайлович любил со всем пылом поздней, последней страсти. Через три года после начала их романа он овдовел, а еще через год сделал ей официальное предложение: выйти за него замуж и перебраться в Москву. Его взрослые дети жили отдельно, у них была своя, независимая от отца жизнь, свои дети. А она вообще была одинока. Казалось бы...
Но что-то мешало принять окончательное решение. В последний отпуск, проведенный, как всегда, в Кисловодске, вроде бы обо всем договорились. Евгений Михайлович даже хотел забрать у нее паспорт, чтобы подать заявление в загс. Но она воспротивилась:
—Ты с ума сошел! Как я буду без паспорта переезжать из города в город? Ни контейнер заказать, ни с квартирой вопрос решить. Приеду, тогда и подадим заявление: пять лет ждали, можем еще месяц потерпеть.
Так и разъехались по своим городам. И вот этот звонок. Утром Елена Валентиновна с полчаса придирчиво осматривала себя в зеркале. Зеленовато-серые глаза все еще хороши, но морщинки вокруг них уже не скроешь— только затемненными очками. Фигура неплохая, но, конечно, уже не та, что в двадцать пять. Всегдашняя гордость — тяжелые русые локоны — кое-где начали уже седеть. И так далее...
«И все это ерунда! — подвела для себя итог Елена.— Не по хорошу мил, а по милу хорош. Красивая-некрасивая, умная-неумная... Мы любим друг друга, вот и все. И как бы ты, милочка, ни цеплялась за свою драгоценную свободу, пора делать выбор. А лучше Жени, как ни ищи, больше не найду, В общем, решено».
Вечером она позвонила в Москву и сказала, что приедет, как только решит материально-бытовые проблемы. Скоро, жди. А про себя решила, что очень скоро. И сюрпризом.
На следующий день Евгений Михайлович должен был улететь в командировку за границу, две недели отсутствовал, а когда вернулся, первым делом стал звонить в Челябинск. Но к телефону почему-то никто не подходил. Ни утром, ни вечером, ни даже ночью...
Так прошел месяц. Наконец, ему удалось дозвониться, но не до Елены. Незнакомый мужской голос ответил, что квартиру они сняли на год, только что после ремонта в нее въехали, а хозяйка, насколько им известно, в Москве. Во всяком случае именно туда она собиралась уехать месяц тому назад и уже отправила контейнер с книгами и прочими громоздкими ценностями.
На Казанском вокзале, еще месяц спустя, прибытие контейнера на имя Николаевой Елены Валентиновны подтвердили. Но о ней самой не было ни слуху, ни духу. В милиции над заявлением Евгения Михайловича только посмеялись: передумала невеста, нашла другого.
Тогда он и обратился к школьному приятелю, работавшему на легендарной Петровке, 38. Воистину, не имей сто рублей, а имей хоть одного верного друга. Ясности, правда, не прибавилось, хотя кое-какая информация и была получена.
Было установлено, что ни в одной больнице Челябинска, Москвы и всех городов, находящихся по пути, не было зарегистрировано обращение женщины с паспортными данными Елены Валентиновны.
Контейнер с ее вещами был все-таки востребован, но сделал это какой-то мужчина по нотариально заверенной доверенности гражданки Николаевой. Тот же мужчина какое-то время спустя появился в Челябинске и — снова по доверенности! — продал квартиру Елены Валентиновны тем же людям, которые ее снимали. Продал со всей остававшейся там обстановкой. И исчез.
Никаких особых примет предъявителя доверенности никто не помнил, фамилия у него была самая обыкновенная — Смирнов. Разыскать по таким данным человека было довольно сложно. Да и на каком основании, собственно, разыскивать? Друг Евгения Михайловича деликатно намекнул, что пропавшая невеста, по-видимому, оказалась довольно легкомысленной особой. Что лишний раз подтверждает истину: курортные романы до добра не доводят. «И вообще плюнь ты на это дело. Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. Особенно такая».
Кончилось все это довольно грустно: Евгений Михайлович с обширным инфарктом попал в больницу. Крушение поздней любви в полном смысле слова разбило его сердце. Чудом выкарабкался и строго-настрого запретил себе вспоминать о прошлом.
Но что-то в этой истории не давало ему покоя. Если бы все это произошло через месяц, ну через год после их знакомства с Леночкой, он бы поверил в возможность такого ее поступка. Женщины — народ непредсказуемый. Но пять лет встреч — срок серьезный. И никак не укладывалось все прежнее поведение Леночки в определение «легкомысленная». Во-первых, он был уверен — она действительно его любила, любила искренне, вполне бескорыстно, вовсе не надеясь на гипотетический брак. Во-вторых, никогда бы не согласилась приехать, если бы ее чувства изменились.
Проходили месяцы, Елена Валентиновна по-прежнему не подавала   признаков   жизни. Евгений Михайлович понемногу выздоравливал, начинал интересоваться повседневными делами, собирался вернуться на работу. А чтобы окончательно прийти в норму, поехал в Кисловодск, в санаторий. Новая обстановка, природа, лечебные процедуры сделали свое дело, и в обратный путь он отправился, чувствуя себя практически здоровым.
Его соседкой по купе СВ оказалась довольно молодая и миловидная женщина. В меру общительная, но скромная. Несколько раз за время отдыха она попадалась ему на глаза в городе. Но познакомились они только в поезде. Через несколько часов пути oнa достала из сумки аккуратно упакованную аппетитную снедь и предложила Евгению Михайловичу разделить с ней трапезу.
—Все-таки мужчина, даже самый хозяйственный, не умеет создавать уют в любой обстановке. Это чисто женское качество. Вы согласны, Евгений Михайлович?
—Ляля, вы меня не старьте раньше времени.  Или давайте я вас тоже буду звать по имени и отчеству. Кстати, как вас полностью величать?
— Елена Валентиновна. Только бросьте, ради Бога, эти церемонии. Довольно того, что меня в школе так ученики зовут. Для вас я просто Ляля.
—Красивое сочетание: Елена Валентиновна. Так мягко звучит, никаких рычащих и шипящих. А фамилию скажете?
-Какой вы любопытный! Ну пожалуйста—Николаева.
Евгений Михайлович остолбенел, но вовремя взял себя в руки. В конце концов не такое уж редкое сочетание, хотя вероятность совпадения... А Ляля уже протягивала ему картонную тарелочку с едой.
—Не стесняйтесь, берите. Иначе до ездой Москвы будете голодным. Дома-то вас встретят, накормят...
Решение пришло мгновенно, как озарение.
—Нет, Лялечка, никто меня не встретит и не покормит. Я, видите ли, одинок. Один как перст на всем белом свете. Жаль, что я вас раньше не встретил. Кто знает...
—Ох, Евгений Михайлович, не нужно! Я хоть и молодо выгляжу, а всякого уже навидалась и, простите, мужчинам не верю. Слишком больно было, когда я один раз поверила, а он...
Ляля отвернулась к окну и попыталась удержать слезы. Евгении Михайлович терпеливо ждал, хотя сердце колотилось как бешеное.
—Ладно, завтра мы с вами разойдемся, как в море корабли, а я должна кому-то рассказать. Может быть, легче станет. Несколько лет назад, здесь же, в Кисловодске, я познакомилась с мужчиной... Женатым. Влюбилась, как дура, с первого взгляда, а он ничего против не имел. Курортный роман, он из Москвы, я из Челябинска. Потом приезжал в командировки, останавливался всегда у меня, я одинокая — ни детей, ни мужа. Такие слова говорил, так в любви клялся. Опять вместе отдыхать поехали. Он мне все время говорил, что если бы был свободен, тут же бы на мне женился, но больная жена, которую не бросишь, взрослые дети, которые не поймут, то-се. И вдруг его жена умерла. Он по-прежнему мне звонил, приглашал к себе. И я, дурочка, решила сделать ему сюрприз. Квартиру сдала, вещи отправила контейнером в Москву, села в поезд. Даже телеграмму не дала. Приехала... А дверь мне открыла какая-то размалеванная девица и объявила, чтобы я убиралась, откуда приехала, потому что у нее с моим возлюбленным через три дня свадьба и вообще... Я на лестнице до вечера дожидалась. Дождалась... Он мне только и сказал: «Прости, я полюбил другую, так уж вышло». Вот и все...
Ляля опять отвернулась к окну и украдкой вытерла глаза. Пока она справлялась с эмоциями, Евгений Михайлович положил под язык крупинку нитроглицерина. «Только бы не сорваться! Только бы не дать ей ничего заподозрить...».
—Лялечка, — спросил он тихо, — а сейчас-то вы как? Отдыхали опять на Минеральных Водах? Стоило ли душу травить?
—Думала: а вдруг его встречу... Не встретила. И в Челябинск возвращаться не хочу. Да и некуда: квартиру я продала, не могу вспоминать, как он приезжал туда... Попробую в Подмосковье что-нибудь найти. Денег-то, слава Богу, еще осталось, хватит на какую-нибудь конурку. Да и много ли мне надо? Ничего уже не хочется...
—А в Москве где остановиться решили?
— Не знаю... Наверное, на вокзале переночую — и дальше. Ненавижу этот город и боюсь, что не выдержу— опять пойду к нему. Или позвоню. Не знаю, ничего не знаю!
—Вы не волнуйтесь так, милая. Хотите, можете у меня пожить. Я, как видите, человек немолодой, плохого вам не сделаю. Да и мне не так одиноко будет первое время с работы возвращаться.
Ночью, пока Ляля сладко спала, Евгений Михайлович вышел на какой-то большой станции и дал телеграмму своему другу с Петровки: «Встречай с Еленой Валентиновной, полностью изменившей внешность». Номер поезда, вагона, купе, время прибытия.
В Москве на перроне в небольшой толпе встречающих Евгений Михайлович почти сразу увидел знакомую фигуру. И, снова достал нитроглицерин —на сей раз в открытую.
—Что с вами? — всполошилась Ляля. — Вам плохо? Позвать врача?
—Пройдет, Лялечка, не беспокойтесь. Плохо спал в дороге, ваш рассказ меня растревожил. Ничего, дома все наладится. А вот, кстати, меня все-таки приятель встречает, так что и багаж нести не придется.
Ляля заподозрила неладное, когда «Жигуль» Андрея Николаевича, друга Евгения Михайловича, подрулил прямехонько к известному всей стране дому на Петровке. Но предпринять что-либо не сумела, поскольку встреча была организована на высшем уровне: два молодых человека с атлетическими фигурами и не слишком добрым взглядом не дали возможности исчезнуть.
Первые два часа беседы в кабинете прошли без пользы. Ляля все отрицала, клялась, что это чудовищное совпадение, угрожала всевозможными карами и служебными неприятностями. Без сомнения, в ней пропала гениальная актриса: временами даже видавшие виды сотрудники Петровки начинали сомневаться. Но паспорт... А тут еще принесли результаты сверки отпечатков пальцев Ляли с данными компьютера. И ситуация коренным образом переменилась.
Елена Валентиновна Николаева, она же Мария Никифоровна Семина, она же Ревекка Яковлевна Кравец, она же Эмма Егоровна Гнатюк, она же... Ее «пальчики» находились как минимум в четырех нераскрытых делах: кражи, фиктивные продажи квартир и автомобилей, ограбления в поездах дальнего следования...
В подкладку ее сумочки было запрятано еще несколько паспортов, пара ампул с сильным снотворным, газовый пистолетик... В чемодане обнаружили несколько париков, огромное количество всевозможных косметических средств, позволяющих менять внешность до неузнаваемости. Сотрудники только головами качали: не попадись «Ляля» на практически невозможном совпадении, искали бы ее до скончания века. Один шанс из миллиона.
А история с подлинной Еленой Валентиновной оказалась столь же простой, сколь и печальной.
—Я вообще не собиралась ее трогать, — «раскололась» наконец аферистка. — На первый взгляд — обычная курица, у которой и взять-то нечего. Просто сначала не повезло мне, а потом ей. Предпочитаю ездить в купе с мужчинами — с ними легче поладить, они доверчивее. A тут, как назло, полупустой вагон, и почти все—тетки. Мой напарник даже решил, что рейс окажется порожним.
-А я, просто для профилактики, проверила свою соседку  на «кредитоспособность»: рассказала дежурную историю о том, что везу с собой много денег, боюсь воров и т. д. и т. п. Она тут же начала делиться опытом: вот она, дескать, деньги, которые получила за свою квартиру за год вперед, положила на аккредитивы на свое имя. Паспорт у нее отдельно, аккредитивы отдельно. Мне уже было ясно, что с поезда она сойдет и без того, и без другого, а пока будет чухаться — ищи ветра в поле. Стала соображать, как лучше это сделать.
—А ее на откровенность потянуло: начала рассказывать мне весь свой роман от и до. Я, между прочим, за язык ее не тянула. Выяснила: в Челябинске ее никто не провожал, в Москве никто встречать не собирается. Она же сюрприз своему Ромео хотела сделать! А это уже совсем другой поворот: можно было бы все ее вещи увезти, пока она очнется.
Вино пить она отказалась — то ли побоялась, то ли действительно непьющая была. Значит, чай. Перед ужином она вышла руки помыть. Возвращается и говорит:
«Ой, Милочка (я ей Людмилой представилась), с нами в вагоне едет один мужчина, по-моему, его милиция разыскивает. По телевизору показывали фоторобот: по квартирам ходил, представлялся сотрудником Красного Креста. В основном к одиноким старушкам. Усыплял и грабил. Одна, кажется, так и не пришла в себя. Вряд ли, конечно, это он, но лучше все-таки поосторожнее».
Я забеспокоилась: она сдуру моего напарника вычислила. Теперь с ней связываться было опасно. Вышла в коридор, вызвала его. Он велел попозже ее под любым предлогом в тамбур вывести, а там уж его дело. Мое — на шухере постоять. Ну а потом все как по нотам прошло. Она после того, что я ей в чай добавила, вообще не соображала. Не знаю, что он с ней сделал, я чужого на себя брать не буду. Мы с ним вышли на ближайшей станции со всеми вещами, нашими и ее. Добрались до Москвы, получили деньги, оформили доверенности. Остальное вы знаете.
И ведь надо же как не повезло: если бы я поехала с другим паспортом и с другой, естественно, легендой, то этот ваш фраер, который меня сдал, сейчас бы уже ни о чем не беспокоился. При его-то больном сердце! И я хороша — пожадничала, решила, что всю его квартиру можно будет очистить! Все потому, что он сказал: «Один как перст». У меня память хорошая, я помню, что жених моей попутчицы был с детьми и внуками. А главное, она ни разу его по имени и отчеству не назвала. Все «Женечка» да «Женечка». Мало ли Женечек по России-то? Сколько лет езжу в Кисловодск, ни единого прокола не было. А тут не повезло.
Найдете напарника — он пусть и отвечает, что с дамочкой сделал. Я не знаю, никого не убивала.
—Кажется, напарника ее до сих пор ищут, — закончил свой   рассказ   Андрей   Николаевич. — Нет   трупа, нет предполагаемого   убийцы,   значит,   и убийства пока нет. А дело этой самой «Ляли» передали в суд и дали сколько положено по закону за мошенничество.
Настоящая же Елена Валентиновна до сих пор числится пропавшей без вести. Провели эксгумацию нескольких неопознанных женских трупов, найденных в ту пору по маршруту поезда «Челябинск — Москва», — не она. Да вы не хуже меня знаете, сколько людей у нас ежегодно пропадает без вести. Елена скорее всего была убита и выброшена из поезда на каком-нибудь глухом перегоне. Все говорит о том, что ее нет в живых: преступники не осмелились бы получать по ее паспорту доверенности, если бы не были уверены в безнаказанности, но доказательств нет. И вряд ли мы их получим, даже если найдем напарника «Ляли». Само по себе признание ни о чем не говорит, нужны доказательства. А профессионалы стараются следов не оставлять, к тому же время работает на них, а не на нас.
Евгений Михайлович, правда, все еще верит, что Елена жива и найдется. Так ему спокойнее, чем было, когда он думал о ее внезапной измене и предательстве.
Возможно, для него это единственное правильное поведение.