Паломник 14

ПАЛОМНИК14
/продолжение/
Ощущение, что это какие-то ненормальные художества, какой-то болезненной натуры, несущие соответствующий образ, естественно отражающий его внутренний мир, его злокачественную абстракцию.
И мне непонятно, для кого это нужно? Потому как понимаю, что любой нормальный человек, желает увидеть такую красоту, которая по-другому раскрывается, под другим углом зрения, с другим впечатлением, нежели непонятная абстракция.
Но всё же, именно ту красоту, которую зритель ещё не успел распознать, и которая его поразит на самом деле в этой картине. Где он сумеет проникнуться как зритель к той реальности, которую откроет для себя в новом видение. И в познании этого нового мира, он с глубокой признательностью и с любовью, с теплотой и искренностью сумеет проявить свои вновь рождённые чувства. - Я так разошелся, что не заметил, как весь разговор, со всей увлекающей страстью взял на себя. Немного смутившись за своё «красноречие», я остановился, чтобы выдержать паузу для успокоения. После чего Надя очень мягко и корректно продолжила тему.
         - Меня очень радует, что ты так внимательно относишься к проповедям Учителя… Посему так хочется поддержать тебя, и кое что добавить от себя.
         Ты конечно согласишься, что не обязательно всем одинаково воспринимать то, что искренне хотел изобразить мастер. Тут есть очень важный момент, и его не учитывать нельзя. Очень важно, чтоб каждый зритель узрел в его творчестве чистоту его помыслов, его реальный мир, раскрытие его души, наконец.
         - С этим нельзя не согласиться.
         - Да, да, считаю, что это обязательно должно присутствовать в каждом творчестве, с которым предстоит соприкоснуться. И если я это говорю от себя, значит и моё творчество нуждается в доработке. Творчество должно совершенствоваться, как впрочем, и сам человек. И именно с таким подходом, как мастер и как зритель, можно совершенствовать не только само творчество, но и напрямую формировать свою душу. Ведь всё это взаимно связано. И это основное в нашей жизни… И возможно эту «яблоню» я всё же переделаю…
         - Наденька, ни в коем случае не делай этого. Пока существует твоя «яблонька» и её замечательные яблоки, у меня будет надежда, что они никогда не станут запретными… для меня во всяком случае. И вкусив их хрустящий, манящий вкус, они всё же позволят мне познать, давно мучившие меня тайны… Не сочти это, Надя, за дерзкую насмешку…
         - Я надеюсь, ты понимаешь, что искреннее признание как похвала для меня. Но как говорят мудрецы: «сладкая лесть и скрытое лицемерие, есть излишек равнодушия».
         - Я понимаю. Но мой отзыв очень искренний…
         - Хорошо, а теперь, после того, как ты сумел меня растрогать своей похвалой, я осмелюсь показать тебе ещё одну картину, которую я ещё ни кому не показывала. Да я и сама-то к ней почти не подхожу. - Надя взяла меня за руку и повела в небольшой чуланчик, пристроенный в сенях, откуда разносился свежий запах хвойной древесины.
На очень маленькой стене с множеством висевшим на ней разной домашней утвари, висело что-то завёрнутое в старую обветшалую ткань. Сняв это, она осторожно вынесла его из чуланчика, пока не доверяя мне. Потом она это развернула, и передо мной раскрылась необычная, удивительная панорама какой-то неземной природы в сочных и ярких красочных тонах.
         - Эту картину я тоже переписывала несколько раз, пока я к ней не остыла. Причём, она ещё не закончена. Почему-то пока она меня не зажигает… И тем не менее она, как бы и есть какая-то частичка моего внутреннего мира, - она улыбнулась, - шучу, это просто моя сказка. А если хочешь, то она, как декорация к моей сказке…
         На этой картине с её фантастической панорамой для мультиков действительно изображена сказка. Я бы точнее сказал: в этой картине живёт настоящая сказка.
И что же там было: очень крупное красное закатное солнце, в ласковом обрамлении нежных розовых облачков. Сквозь эти облачка на всю ширину панорамы пробиваются серебристые лучи, пронизывающие ярко-синий фон неба.
         Голубовато розовый горизонт контрастно обозначен островками яркой сочной зелени, незнакомой экзотической растительности, окаймляющей ровную серебристо голубую гладь озера, с выступающими в золотистых камышах, отшлифованными камнями правильной круглой формы разной величины, отличающихся различными оттенками при освещении солнцем.
         А на переднем плане панорамы красуется разнообразная растительность из необыкновенно ярких цветов неестественных размеров и крупных золотистых колосьев неизвестных злаков, таких, словно детьми, изготовленными для празднования «Мая».
         В воздухе порхают необыкновенные бабочки красивой расцветки. Рядом с ними, жужжат пчёлы, такие смешные и пузатенькие, и по всему видно, что они несут мёд.
         Что можно к этому добавить? Что тут можно ответить? Только можно выразить свои чувства словами Ивана Бунина, задевающие незабываемые картинки моих юношеских снов:
                « И забуду я всё- вспомню только вот эти
                Полевые пути меж колосьев и трав.
                И от сладостных слёз не успею ответить,
                К милосердным коленям припав…»
         Мы ещё какое-то время смотрели на эту необычную картину. И возможно у Нади сейчас рождались какие-то новые идеи, волнующие её творческую натуру…
         - Скажи мне, пожалуйста, откровенно. Бывает ли такое, что моею рукою, а точнее моею кистью незримо кто-то водит? Потому я и не решаюсь, нужно ли мне продолжать вот это творчество? Ведь признаюсь, что в этом деле я чувствую одно.  А получается, что делаю совершенно другое…
         Мне бы очень хотелось ей что-нибудь подсказать, или посоветовать что-то в плане полезного творчества. Но для меня это очень сложно, по ряду причин очень сложно.
         Ни кому не секрет, что есть такие бездарные художники, которые изо всех сил пытаются изобразить своё художество в лучшем свете, очень красочно и привлекательно, но с точки зрения творческого подхода делается это как бы бездуховно. И надо признать, что некоторым это удаётся, искусство их ценят…
Правда, я таких больших мастеров по-своему отношу, к некоторым номенклатурщикам. Но, увы, это моё предвзятое мнение, от которого отказаться пока не могу… Ведь их заслуга зависит чисто от их неплохого мастерства и владения техникой, что конечно, само по себе немаловажно в художественном «производстве». Но только в производстве, как я понимаю. И причём на определённом уровне состояния души, где этот уровень не может подняться выше того восприятия реальности, которое напрямую зависит от внутреннего мира любого художника. Позволяющего воспроизвести увиденное, только из расчета того уровня, до которого созрела душа.
         Но ведь нельзя снимать со счетов и заинтересованность самих зрителей, любителей искусства. Которые смотрят на эти творения, познавая увиденное через призму своего восприятия красоты и реальности. И они пытаются понять, а что же здесь перед ним такое изображено?
         В этом случае сработает только то,  что обязательно будет представляться, как чувство собственного восприятия, чтобы найти в этом творении что-то своё, особенное, присущее его образу и вкусу. К чему и предрасположено его желание увидеть необходимое, на данный момент созерцания, прекрасное для его души.
А ведь заложенный внутренний мир художника, его душевное состояние, его характер, запечатлённое в его мастерстве, как правило, как необходимая закономерность, должны воспитывать зрителя, соприкасающегося с таким творением.
         Так вот, искренне сознаюсь, что у меня такой чувственной проникающей оценки нет… Но есть собственное мнение, как и у каждого, кто соприкасается с прекрасным. И я лишь могу как-то грубо подойти к оценке  определения качества картины, с точки зрения её мастерства, с позиции моего восприятия техники.
Как например, оценивают простую фотографию. И если она недопроявленная, то я в ней могу заметить запечатлённый на ней негатив. Потому и оценка любой увиденной мной картины будет чисто поверхностная, по-настоящему дилетантская.
         Но с годами и с опытом мой внутренний мир будет совершенствоваться, и это позволит мне относиться к любому искусству с более точным его восприятием. Что и позволит мне давать наиболее правильную оценку увиденному и услышанному.
         Что же касается Надиной картины-панорамы, то мне она искренне понравилась. И понравилась тем, что она напоминает мне какие-то детские фрагменты радости, и незабываемые эпизоды фантастических снов моей юности… И хотя сама картина и выглядит как-то нереально, действительно напоминая декорацию к детскому спектаклю сказочных приключений, что автор и сам признаёт. Но как я нахожу, это и есть её внутренний мир, это её Сказка, в которой она живёт, и как сама призналась, что это и есть её будущее. 
         Конечно же, моё отношение к собственному творчеству, которое не имеет должного профессионализма, не ослабевает. Но сказать по правде, самокритичности мне  не занимать… И с некоторыми моментами мне приходится считаться, если я, пусть даже и не самостоятельно, начинаю находить ошибки.
         И всё же хочу признаться, что когда появляется стремление исполнить что-то, как говориться, от души, чтобы что-то было очень необычным, таким сокровенным, вот тогда и появляется желание, любыми путями техники и мастерства, добиться этой цели.
         И это, прежде всего, относится к моим необузданным побуждениям что-то красиво нарисовать, помузицировать, или же проявить свой вокал …
         А ведь именно та жажда страсти, что становится неуправляемой, и является главной помехой в умении исполнить задуманное. А тем более, если это нужное кому-то.
И только какие-то робкие необоснованные ссылки на свою неподготовленность, и на свой непрофессионализм, да на определённую неграмотность, зачастую вынуждают меня отказаться от задуманного.
Может быть, это и есть несправедливость по отношению к своим способностям?
         Помню, как-то в детстве, я пытался смастерить себе из дерева коня, в виде шахматной фигурки. Но после тщетных и мучительных попыток вырезать что-то похожее обычным кухонным ножом, так мне и не удалось. Ибо не проявилось ни одной вырезанной деталью, то, что хоть чем-то напоминало бы деревянную лошадку. Даже с коньком-горбунком сравнить было нельзя… И с глубокого отчаяния, я забросил своё творение в печь.
         Но за мной, а точнее за моим творением, незаметно для меня наблюдал мой дед, Василий Иванович. Ну, вылитый Чапаев… Такие же пышные, длинные закрученные усы. Простое русское, немного скуластое обветренное лицо, густые, с сединой волосы, весь такой приземистый и широкоплечий, и с постоянной колючей усмешкой в сердитых глазах. От него постоянно исходил резкий запах махорки, который в детстве меня почему-то дразнил и привлекал… Что, до сих пор у меня ассоциируется с добрым и весёлым нравом острослова, каким я и запомнил моего деда. 
         Был он, по отзывам многих его клиентов, хорошим сапожником. Да он и сам говорил о себе: «Я инженер в своём деле!».
         А у меня сохранилась твёрдая память о нём, что он был великолепный мастер своего дела! Настоящий инженер сапожник… Он из «ничего» мог смастерить красивую обувку.
А как он мастерил деревянные гвозди, напоминающие маленькие заточенные спички. Это было настоящее искусство. И я их умудрялся брать тайком у него из коробочки, что из под халвы. 
Я с гордостью перебирал их в своих карманах, где они порой доходили до объёма горсти, получая от этого какое-то непонятное наслаждение детской радости. За которую приходилось отвечать и получать от деда взбучку…
         А ещё дед делал суровые нитки, т.н. дратву, просмолённую в смеси вара и парафина. И они так же привлекали меня своим смоляным терпким запахом и удивительной прочностью, которую я по-своему испытывал…
         Вот так, наблюдая за моей работой по резьбе, мой дед ни разу не подсказал мне, как правильно вырезать коня из куска доски. И только после того, как я выбросил своё изделие в печку, он заговорил со мной, по привычке улыбаясь, глядя прямо мне в глаза, и закручивая, свой длинный ус.
         «А знаешь, парень, как добиться мастерства настоящего ремесленника? – кашлянув, он положил свою «самокрутку» и шило на табурет, который сам же и смастерил, и по его убеждению способный выдержать даже слона. И активно жестикулируя мозолистыми руками, продолжил свой нравоучительный рассказ.
- Знай, что каждый человек после всяких поисков приходит-таки к своему ремеслу. Да, вот так вот, каждый и приходит.
Знай, не мастерство идёт к мастеру, а мастер добивается своего мастерства. Мастер! Понял? И значит, пирожник становится - пирожником, а сапожник - сапожником. Как и я, понял?
         Это неправда, когда говорят, что если захотеть можно стать кем угодно: артистом ли, военным ли, учёным, да мало ли ещё кем. Но ты будешь тем, кем по-настоящему ты захочешь стать. И тогда ты станешь как мастер своего дела. Понял, как настоящий специалист с заглавной буквы. Вот так-то!
         Ещё говорят, там, видите ли, как сложатся обстоятельства. Да какие там обстоятельства? А ежели, что и возникнет (как обстоятельства) и вдруг он станет кем-то другим, то видимо этот человек и шел сам к этим обстоятельствам, и именно к тому, что он сумел обрести для себя. А сетовать на неудавшийся случай глупо, парень. Потому как ежели и есть настоящее желание, значит сумеешь стать тем, кем тебе предназначено. А иначе быть не может.
         Вот смотри сюда: говорят, что где-то живёт человек инвалид, который без обеих рук. Так вот этот самый человек, что он инвалид и говорить не хочу, пусть даже без рук, ногами строгает такие деревянные ложки, которые иной и руками смастерить не сможет… Видать не плохие ложки у него получаются, коли об этом говорят.
         А всё почему? Да потому, что он был рождён стать именно таким, и ни каким другим. И он им стал! Он стал таким ремесленником, он  стал настоящим мастером.  У него и цель была стать им, даже не имея обеих рук. Вот так-то.
Это только лодыри, разгильдяи,  алкаши, да совсем немощные ничего сделать не могут. А ведь и они что-то умеют, хотя и по-своему. Да вот скрутила каждого своя «болячка», будь она неладна… Да и говорить-то о них тут не стоит, больные, они и есть больные…
         Так что, там, где у тебя больше терпения, там и будет больше умения. А значит, там и получится из тебя мастеровой. Но ты, парень учти, в любом деле кроме старания имей и терпение. «Без труда не вынешь рыбку из пруда». Будь, парень в делах страстен, но терпелив.
Вот ты там пишешь стишки всякие, да побасёночки… Нет, я не против, сочиняй пожалуйста, ежели они у тебя получаются. Но уж коли, не выходят они у тебя, то и бумагу марать незачем.
         Пойми же сынок, ведь и с «козой» твоей деревянной так же. Которой  ты, и место в печке уготовил».
         Мне тогда не столько обидно было за свою лошадку, которую дед «козой» окрестил, сколько за стихи и песни, которые нравились не только мне, но и моим товарищам по школе. И даже была одна песня, которую мы пели, чуть ли не всем классом…
         Но «пожурив» меня, дед не стал обращать на мою реакцию, он высказал всё… Потому он так же спокойно принялся за свою работу, подшивая чьи-то старые истоптанные сапоги, продолжая попыхивать своей замусоленной  цигаркой, скрученной в виде «козьей ножки».
         Сейчас, размышляя о прошлой дедовой философии, меня не перестаёт поражать его хваткая прозорливость, с мудрым подходом к профессионализму. Дед часто мне говорил, что он окончил три класса церковно-приходской школы. Но в его речах, часто произносимых не без критики по отношению  воспитания молодёжи, как впрочем, и к самому образованию подростков, было много простой и полезной мудрости.
         «Вот ты скажи, парень, а много ли вас в школе заставляют делать что-то полезное своими руками, окромя, конечно, вашей там философии и патриотизма? Ну, хотя бы одну табуретку-то вы смогли там всем классом сделать?»
         Сейчас мне понятен его сарказм в адрес наших занятий по труду. Где эти уроки были чисто формальными, словно необходимые «галочки» в наших дневниках, о чём он метко замечал. Но где мы как мальчишки должны были научиться столярничать, а девчонки уметь шить и вязать, да вышивать крестиком. Так дед думал тогда…
         Но видимо другие интересы привлекали тогда молодёжь, и такова была наша заинтересованность в получении какой-нибудь рабочей профессии. Я, как и многие мои сверстники, мечтали только о «престижной» профессии, но никак не о рабочей.
         Так что не напрасны, оказались тогда дедовы укоры по отношению к моим предвзятым мечтам. «Ну что же ты, будущий инженер, не соображаешь как простую телегу исправить… А всё потому, что рабочего пота постеснялся, понюхать его не хочешь…».
         Ведь не случайно мы тогда считали, что наиболее важной и выгодной профессиональной ориентацией должна быть если не наука, то как минимум, это быть инженером, или разработчиком.
И я, как и многие мои друзья, так и порешил на этом,  выбирая свою профессию. Которой, как мне казалось, требовалась инженерная мысль. Хотя сейчас понимаю, что бы быть настоящим инженером, как говорил мой дед, то каждый настоящий мастер своего дела, в любой профессии должен иметь инженерную мысль.
И сейчас, спустя много лет, я смотрю на многие вещи, где прикладывается настоящая рука мастера, будь то художника, скульптора, или какого-то другого мастера в народном промысле, мне становится искренне досадно за свою непрактичность и какую-то недальновидность. 
         Ведь я до сих пор искренне стремлюсь к искусству, которое с каждым разом вызывает у меня возрастающий интерес. Особенно к такому творчеству, как живопись и резьба по дереву.
И всё же, некое чувство невозвратной утраты времени, заставляет меня взглянуть на эти вещи, как-то иначе.  Причем не по деловому, а как дилетант, который хочет занять своё свободное время, поддаваясь модному веянию, как обязательное наличие «хобби».
Хотя это нерусское слово вынуждает меня отнестись к подобному творчеству как-то несерьёзно, не по-деловому. И мне кажется, что всё то, что включает в себя это слово, решает только одну проблему, проблему свободного времени. Но для кого-то, кто к этому относится со всей серьёзностью, пусть посчитают меня неправым…
         И сейчас, как мне кажется, в чём-то мой дед был прав. Ведь действительно есть искусство труда, и его нужно познавать с малолетства. Причем, этот предмет было бы неплохо ввести в программу школы. Для поддержания необходимого стимула в выборе любой творческой профессии. Где будет не только изучаться, но и практиковаться одна из важнейших сторон русского народного творчества в любом жизненно важном ремесле.
         И неплохо бы тем самым поддержать престиж искусства, как предмет, или хотя бы, как жанр познавания мира. Который отражается на концепциях эстетического воспитания и художественного образования подрастающего поколения. И которое всегда будет считаться нашим будущим.
Несомненно, что понадобятся разумные программы и конкретные разработки по отдельной тематике. И я действительно так мыслю, что можно решить труднейшие проблемы творческого воспитания молодёжи, с эстетическим формированием их, что так необходимо для настоящего духовного развития подростков.
И у меня нет сомнений, что для воспитания детей необходимо не только слово, но всё же, и художественное изобразительное творчество, чему ранее на Руси уделялось немалое внимание. Где очень искусно  можно  использовать и творческий труд.
И тем самым можно преодолеть те стереотипы, и те трудности, которые до сих пор в образовании представляют немало проблем в духовном формировании подрастающего поколения.
         Наверное, я непосильно трудную тему затронул в своих размышлениях, но неоправдавшиеся амбиции, если так можно сказать, в отношении моего пристрастия к искусству, всё же вынудили меня затронуть эту тему.
И я много бы отдал за то, чтобы эстетическое воспитание подростков, где им прививалась бы любовь и должное отношение к труду, было бы через тот добрый интерес к художественному творчеству. Что, на мой взгляд, будет способствовать гармоничному развитию молодого поколения, как будущего строителя нового общества.   
Может быть это громко сказано, но иначе я думать не могу…

/продолжение следует/