Не все то, чем кажется

Когда я родился, закралось сразу в мое щенячье сердце легкое сомнение, что не все будет у меня так гладко, как хотелось бы. Но его утопило материнское молоко, стер шершавый ее язык и заглушило тихое доброе рычание.
Родился я в лесу, мать моя была пропащая лайка, отбившаяся от упряжи. Я бы не сказал, что жили мы худо: не смотря на материнские изнеженности, приобретенные от постоянной жизни с человеком она все же умела охотиться и прятаться, а со временем и окончательно одичала, чему я, честно сказать, немало был удивлен, так как сменился даже ее привычный запах, ни осталось и следа от сладковатого аромата костра, его место заняли запахи лесов и крови, запекшейся крови очередной жертвы.
Но детство мое было беззаботным, этого я отрицать просто не в силах. Из всего выводка выжил только я, хотя и казался, по началу, не самым выносливым.
Однако я быстро взрослел, рос, а главное обретал новые навыки.
И хотя шерсть моя была отцовской, волчьей, слух и зрение было диким, а повадки сродни тем, что присущи исключительно лесным жителям, вынужденным выживать, в груди моей билось сердце преданной лайки, обязанной без остатка любить кого-то другого, жертвовать собой не смотря ни на какие преграды.
Мне это было даже по вкусу, сначала я перекладывал свою неприкаянную привязанность на мать, но в скором времени ее стали утомлять мои частые игры и ласки, и она поторопилась исчезнуть из моей жизни.
Тогда я стал искать что-то другое, что способно было бы разбудить в моем сердце то самое теплое чувство спокойствия от окончания трудного пути…
Я не раз встречал в лесу охотников в тяжелых шубах с ружьями наперевес, но никогда не смел и шагу им на встречу ступить: от меня пахло волком, внешность моя была волчья, да и лаять, я, честно говоря, не умел. Точнее умел, и даже предполагал, как это делается, но никогда не пытался- не было надобности.
Когда с рек начал сходить крепкий лед я решил отправиться к людям. Что-то внутри подсказывало мне: там мое место. Я хотел греться среди костров, жевать вяленое мясо, участвовать в шуточных собачьих потасовках, и не против, даже, был бы таскать на себе тяжелую упряжь, только бы мне позволили всегда быть рядом с кем-то.
Первый мой поход окончился неудачей, я струсил еще на подходе и помчался назад, в лес. Слишком шумно было в деревне, к которой я приблизился, да и собаки подняли лай, учуяв устоявшийся запах необузданности.
Второй мой поход был более-менее успешным, я побывал в деревне, и пускай это было ранним утром, когда собаки были на кормежке и не чуяли ничего, кроме долгожданной пищи. Я прошелся по поселению, и даже заглянул в несколько палаток. Как мне хотелось бы стать частью чего-то подобного, безгранично теплого и родного! Но стоило мне сделать еще пару шагов- я натолкнулся на гору металлической посуды, которая со звоном упала. Я смог привлечь к себе немалое внимание, хотя его нельзя было назвать даже приятельским.
Я более не решался и подойти к деревне. Кому это надо, оказаться избитым палками и искусанным потревоженными псами?
Я мирно сосуществовал с дикими собратьями, которые, к слову, тоже за родного меня не держали. В прочем, волки, по крайней мере, не пытались меня изувечить.
Однажды я шел по следу одного весьма смышленого зайца. Его запах просто исполосовал воздух вокруг, но я пытался уловить ту самую нотку свежести, которая свидетельствовала о недавнем присутствии лесного товарища. Бегал он быстро, хотя в скором времени должен был устать. Но медлить было никак нельзя, ведь этот шустрый зверек мог скрыться в ближайшей норке, и тогда сегодня я останусь голодным.
На поляне я увидел исключительную сцену: маленький ребенок, предположительно, девочка, в слезах сидела напротив моего вечного врага, рыжей лисицы.
Неоднократно это проворное животное утаскивало прямо из-под моего носа свежую добычу и быстро скрывалась где-то в лесной чаще. Плутовка так талантливо путала следы и с такой расстановкой избирала себе укрытия, что оставалась недосягаемой для меня долгое время.
Сейчас этот зверь издавал грозное урчание, видимо, собираясь напасть на маленького человека. Что-то внутри меня всколыхнулось, я прыгнул на защиту неизвестного, но подсознательно родного мне существа, вцепился в лисий бок и отбросил плутовку в терновник. С звонким прерывистым тявканьем кувыркалась рыжая плутовка на земле, потом вскочила, окутав себя полупрозрачным облачком пыли, и злорадно оскалившись тявкнула в мою сторону.  Забавно было осознавать, что вот, шаг, и я избавлюсь от вечного назойливого соседа. Но я дал ей убежать. Пускай плутовка еще позабавит меня.
Ребенок рядом со мной заливисто смеялся, называл меня «собачка» и тянул руки.
Я сначала понюхал его, затем лизнул. Странный он был, солоноватый, какой-то совсем глупый, без инстинкта самозащиты.
Он хлопал в ладоши, тянул ко мне руки… Я невольно завилял хвостом и затявкал от удовольствия. Он хвалил меня, и это было единственное, чего я хотел. Я мог бы неделями обходиться без еды, но за счет такой ласки мне бы и не хотелось есть. Я думаю, его смех мог бы заменить мне даже дыхание…
Этот малыш повел меня к себе домой. Взял за загривок и повел. Хвост мой метался из стороны в сторону, словно взбесившаяся ласка, сердце стучало чаще. Вот человек, которого я буду любить. Я за него отдам жизнь. За этого маленького человека.
Я чувствовал, как буду греться у костра, запах вяленого мяса, предвкушал, как будем мы носиться с ним в играх, и как буду я затем тащить на себе его упряжку.
Вход в его жилище распахнулся. Моей морды коснулось нежное тепло и миллионы незнакомых запахов окутали меня. Такое…
Женский визг, затем хлопок и…
И я умер за своего человека. Я умер любя…
Они видели мое тело. Мою волчью шкуру…
Но даже не попытались разглядеть сердце навеки преданной человеку лайки.