Все, кто постучится в дверь мою

– Вам идёт, – сказал Ник.

Клиент, худощавый мужчина, примерявший перед зеркалом светлую шёлковую рубашку, согласно кивнул. Поколебался мгновение и заметил:
– Я ничего не чувствую.
– Это нормально, – ответил Ник, – особенно для первого раза.

Он забрал рубашку у клиента, надел её на манекен, аккуратно застегнув все пуговицы, и отступил в сторону:
– Прошу вас.

Отойдя на пару шагов, мужчина вынул пистолет. Тщательно прицелился и выстрелил. Протяжным звоном отозвалось зеркало.
Других последствий выстрел не имел: манекен, одетый в шёлковую рубашку, даже не покачнулся. И ни малейшего следа на светлой ткани.

– Где пуля? – спросил клиент.
Ник указал на смятый кусочек металла на полу, под манекеном.
– Я полностью удовлетворён, – сказал мужчина.

***

Ник шёл по улице, ёжась от холодного ветра. Как всегда после удачного выполнения заказа, он чувствовал себя уставшим и опустошённым. Сознание тянулось к исчезнувшей сущности, как язык непроизвольно тянется к месту вырванного зуба, и прикосновение к пустоте было так же болезненно.
Он знал: это пройдёт через пару дней.

В его руках дрогнул зонт, и Ник очнулся. Улица была пуста. Шёл снег, разглядеть что-то, кроме колеблющихся пятен света под фонарями, было невозможно.

– Ай! – завопил кто-то сзади, так близко, что Ник вздрогнул. И ощутил, как туго натянулась ткань плаща, захлопала, подчиняясь неловким, но сильным рывкам.

В его плаще, словно рыбка на крючке, бился мальчишка, намертво застрявший рукой в кармане.
– Отпусти-и-ите, – завыл он, осознав бесполезность усилий. – Ай, ну больно же! Пустите, я ведь и не взял ничего, карман-то у вас пустой!
– Нечего лезть без спросу, – возразил Ник.
Мальчишка глянул на него из-под длинной, слипшейся под снегом в мокрые космы, чёлки, заморгал жалобно.

– Нехорошо, дяденька, – укоризненно вздохнули слева, – обижать маленьких детей.
От фонарного столба отделилась тень, трансформировавшись в худого долговязого парня, с удивительно бесцветным лицом.
– Нехорошо, – согласился Ник. – Только его никто не обижал.
Он повёл плечом, и горе-воришка, ощутив, что его больше не держат, выдернул руку из чужого кармана.
– Вот и ладно, – благожелательно отозвался парень, – значит, и тебя никто не будет обижать. Сейчас ты спокойно отдашь мне бумажничек, и мы расстанемся добрыми друзьями.
– Извини, дружок, – ответил Ник и нажал кнопку зонта, раскрывая над собой чёрный купол.

– Ну и… – обалдело сказал парень, глядя на пустоту перед собой.
Следы под фонарём ещё были видны, но их быстро засыпал свежий снег.

***

Ник закрыл за собой дверь и услышал, как щёлкнул замок. Дурацкое приключение. Вот так и рождаются городские легенды. Положительно, отсюда придётся уезжать, и совсем скоро. Слишком уж он становится известным.

Дверь мягко, протяжно скрипнула. Ник поднял брови. Дверь скрипнула снова. Он приложил пальцы к вискам и прислушался. Определённо, только этого ему и не хватало.
Скрип повторился, изменив тональность: теперь он прозвучал резко и вопросительно. Ник стиснул зубы и пошёл открывать.

За дверью сидел, сжавшись в комочек, давешний мальчишка-карманник. С его волос капала вода. Губы посинели.
– Что ты тут делаешь? – раздельно спросил Ник.
Не дождавшись ответа, втащил паренька в дом. На ковре в прихожей мгновенно образовалась лужа.

– Ты шёл за мной?
Кивок.
Ник покосился на зонт в углу. Паренёк никак не мог попасть под купол, а значит, и увидеть его не мог. Стало быть, что?
– Самодеятельностью занимаемся? – спросил он одними губами.
Зонт стоял неподвижно. Весь его вид говорил, что только глупцу придёт в голову разговаривать с безответной вещью.

Мальчишка вздрогнул всем телом и застучал зубами. Ник поднял голову и обвёл глазами комнату. Ощутил единодушное согласие. Медленно выдохнул, смиряясь с неизбежным.
И пошёл за полотенцем.

***

– Тебя зовут?..
Молчание.
– Тебя зовут? – повторил Ник, не меняя интонации.
– Лешек, – ответил гость тихо.
Они сидели за столом. На столе стояла тарелка с супом. От тарелки шёл пар. 
Время от времени несостоявшийся карманник глубоко вдыхал запах еды и глотал слюну, но не двигался – сидел, опустив глаза и сложив руки на коленях, разглядывал столешницу.

– И зачем же ты за мной шёл?
– Интересно стало,– Лешек на секунду поднял глаза от стола, но тут же снова потупился и принялся рассматривать выщербленное дерево.
Глаза у него были карие.
– От любопытства, – заметил Ник, – кошка сдохла.
– А ещё меня Стась прибил бы, когда очнулся, – добавил мальчишка.
Ник промолчал.
– Или он не очнулся? – с надеждой спросил Лешек.
– Очнулся, – разочаровал его хозяин. – Ешь.
Тот, очевидно, решив, что должная пауза выдержана, послушался и часто застучал ложкой по тарелке.

Ник смотрел, как ребёнок ест, и раздумывал, что ему теперь делать. Занятие особого смысла не имело: судя по всему, выбора не оставалось. Против собственной сущности не пойдёшь.
Уж кому-кому, а ему это было прекрасно известно.
Ник снова вздохнул.

– А, всё-таки, – спросил Лешек, оторвавшись от супа, – что вы сделали? Там, на улице?
– Я? – удивился Ник. – Я ровным счётом ничего не делал.
– Схватили меня через плащ, а обе руки были свободны, – уточнил Лешек, – А потом Стася… – он задумался, подбирая слова, и неуверенно закончил:
– Стасю глаза отвели?
– Я ничего не делал, – повторил Ник.
– Ага, – согласился Лешек. – Плащ сам меня схватил.
– Да, – подтвердил Ник.
Лешек посмотрел на вешалку, где висел, медленно просыхая, плащ.
– Именно что сам, – повторил хозяин.
– Так не бывает.
– Ты же видел, – возразил Ник, – бывает.
Помолчали.
– Это колдовство? – решился, наконец, Лешек.
– Это функциональность, – возразил Ник, и встал из-за стола. – Всё. Спать будешь тут.

Мальчишка открыл рот.
– Вы меня оставляете? – спросил он очень тихо, глядя Нику прямо в глаза.
– Я всех оставляю, – ответил он, тоже негромко. – Всех, кто стучится в мою дверь.

***

Утро началось с телефонного звонка.
– Слушаю, – сказал Ник, и надолго замолчал.
– Да, принципиально готов вам помочь.
Пауза.
– Нет, это невозможно. Я не занимаюсь оружием. Только средства защиты.
Пауза.
– Да, за это я возьмусь.
Зашуршала ручка о бумагу.

Лешек вытянул шею: авось, скажут ещё что интересное.
– От любопытства, – напомнил ему Ник, появляясь из-за спины. – Кошка. Сдохла.
Лешек не нашёлся с ответом и поплёлся умываться.

– А что мне теперь делать? – спросил он после завтрака.
– Это я, по-твоему, должен решать? – всплеснул руками хозяин.
Лешек замер и с холодной ясностью понял, что переборщил. Что сейчас его возьмут за шкирку, и…

Ник прикрыл глаза и повертел головой туда-сюда.
– Ладно, – сказал он ворчливо, – Ладно, я сказал.
Открыл глаза и посмотрел на мальчишку с досадой.
– Тряпка, – указал пальцем в угол. – Веник. Пол.

И Лешек отчётливо понял, что предпоследняя реплика Ника относилась не к нему.

***

Ник работал. Сидел за столом, проводил кончиками пальцев по корпусу часов, прислушиваясь к возможностям вещи. Ощущал спиной терпеливое ожидание.

– Вы целое утро тут сидите, – прошептал Лешек, заглядывая в дверь. – А я там полы помыл! И обед, меж прочим, готов.
– Да чтоб… – произнёс Ник. С некоторым трудом взял себя в руки.
– А что вы делаете? – поинтересовался мальчишка.
– В данный момент, – честно ответил Ник, – изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не швырнуть в тебя вот этими часами.

Лешек надулся. Обед прошёл в молчании. После обеда хозяин снова уединился в кабинете, оставив Лешека на произвол судьбы. Тот поклялся себе, что носа не сунет к Нику, а, поскольку делать было нечего, начал изучать комнату.

К плащу на вешалке он, на всякий случай, решил не подходить. Рука, вон, до сих пор болит. И без плаща разных разностей хватало. Он взял с полки маленькую, не больше его ладони, книгу в шершавом тканом переплёте. Попробовал открыть: бесполезно. Может, страницы слиплись? Подивился, повертел в руках, положил на место. Рядом с книгой стояла чашка тонкого фарфора, на вид невозможно хрупкая. Лешек, затаив дыхание, осторожно взял её в ладони – как бы не попало опять за любопытство! – и заглянул вовнутрь.

В центре чашки распускался лазурный цветок, в сердцевине которого змеились золотые трещины. Красиво. Чаем пахнет – удивительно, словно чашка до краёв полна. Запах приятный. Спать хочется…

Ник протянул руку, и осторожно вынул у него из пальцев чашку. Лешек моргнул. Небо за окном тускнело – зимние дни коротки.
– Понравилось? – поинтересовался Ник.
– А, – сказал Лешек хриплым, словно со сна, голосом – что это было?
– Сущность, – ответил Ник, – функция.

***

Телефонный разговор затягивался. Ник три раза (Лешек считал) сказал "тут я ничем не могу вам помочь", два раза "нет, это невозможно", но трубку не клал. Потом сказал " мои условия неизменны", и положил.
– А у вашего телефона, – спросил Лешек, – тоже есть… функция?
– Да, – отозвался Ник. – Вот сейчас, к примеру, я точно знаю, кто мне звонил, где он сказал правду, а где соврал.
Помолчал, и с грустью закончил:
– И что он собирается делать дальше.

– И что? – поинтересовался Лешек.
– Кошка, – со значением сказал Ник.
– Сдохла, – согласился Лешек. – А откуда берутся функции?
– Оттуда же, откуда и ты взялся на мою голову, – удручённо ответил Ник. – Приходят. И остаются. И, покуда их не пристроишь, не отстают.
– Это как так? – малость ошалел Лешек от такого расклада.
– Думаешь, я знаю? – вопросом на вопрос ответил хозяин. – Но не бросать же их… мёрзнуть под дверью.
– В чашке лучше?
– Лучше, – подтвердил Ник. – В чашке – это воплощение. Реализация. Воплощённая в вещи функция выполняет своё предназначение и этим счастлива.
– А если чашка разобьётся? – встревожился Лешек.
– Функция погибнет, – ответил Ник. – Но, видишь ли, это всё равно лучше, чем вообще не воплотиться.
Отвернулся к окну, и добавил:
– Это не означает, что мне не будет жалко, если эта чашка разобьётся. Чьи-то уши тогда имеют все шансы быть оторванными.

– А… – Лешек мучительно пытался сообразить, рискует ли он следующим вопросом заработать отрывание ушей, или ещё нет, – а у вас… есть функция?
– Я же не чашка, – возразил Ник, – и не зонт. Подселить сущность к живому существу нельзя, потому что у него имеется своя собственная, знаешь ли.
Лешек осознал.
– Так они совсем живые?
– А что я тебе тут рассказываю? – удивился Ник. – Как, по-твоему, неживое может чего-то желать, от чего-то страдать и быть счастливым?

***

Если осторожно погладить дверную ручку, она начинала мурлыкать, как кошка. Лешек понятия не имел, какая у неё функция (самозакрываемость? пуленепробиваемость?), но мурлыкала она забавно. Звук, правда, был слышен не ушами, а прямо внутри головы – впрочем, от этого было ещё приятнее. Словно между ушами нежно щекотали пёрышком.

У оконной занавески был вредный характер, и она регулярно и с удовольствием шлёпала Лешека по лбу. Лешек ворчал, но, в общем, не очень обижался. Больно не было, а какие ещё у занавески развлечения? Скучно же ей, наверное.

Ник с утра работал, потом обедал, и снова работал. Раз в три-четыре дня выходил из кабинета с аккуратно запакованным свёртком, и уезжал на несколько часов.

Возвращался он каждый раз измотанный и не в духе.
– Зачем вы вообще их отдаёте? – не выдержал в очередной раз Лешек.
– Затем, что невостребованная функция – это всё равно, что не воплощённая, – сказал Ник. – Я не могу обеспечить востребованность больше, чем двадцати сущностям одновременно.
– Но вам же их жалко.
– Жалко, – согласился Ник. – Учителям тоже бывает жалко детей из школы отпускать. Это же не значит, что учиться можно вечно?
– Но люди, которые их покупают, – сказал Лешек. – Они же.. ну…
– Они разные, – ответил Ник. – Я никогда не делаю разовых сущностей, которые через некоторое время будут уничтожены. Я не работаю с оружием. Если ты хотел прочитать мне мораль – считай, что ты это сделал.
– Но вы могли бы помогать ловить тех самых людей, которых защищают ваши... изделия! Это же лучше, чем наоборот!
– Господи, ну и чушь же ты сморозил, – изумился Ник. – Это во много раз хуже. Поверь мне, пожалуйста. Я уже как-то пробовал.

***

– А переселить, – поинтересовался как-то Лешек, – Переселить сущность можно?
– Да. Трудновато, но можно. Если вещь цела и невредима. Изредка приходится, – признался Ник рассеянно. – То, понимаешь, всё хорошо, и вдруг – чахнет, блекнет, стареет-изнашивается со страшной скоростью. Несовместимость вещности и сущности – худшее, что может с функцией приключиться. Бывает, что после пересадки дело налаживается… Осторожнее!

– Я аккуратно, –  сказал Лешек, который в этот момент протирал от пыли мягкой тряпочкой шипастую бело-розовую раковину. – Я не уроню.
– Дело не в этом. Как раз ронять её можно без опаски. А вот к уху подносить не стоит.
– А что будет?.. – вскинулся было Лешек, но, оценив выражение лица Ника, прикусил язык.

***

– Я уезжаю, – объявил Ник за завтраком. – Неделя, может, две.
– А? – Лешек медленно положил ложку на край тарелки и замер, уставившись на него.
Ник отвёл глаза первым.
– Как хочешь, – сказал он, усмехнувшись. – Я уже говорил, что никого не бросаю. Если тебе угодно, считай это моей функцией, которую я не в состоянии противиться.
– Не можете или не хотите? – угрюмо спросил Лешек.
– Не могу, – сказал Ник. – И не хочу.
– Не поеду, – ответил Лешек.
Ник хмыкнул.
– Ты что же, хочешь, чтобы я тебя упрашивал?
Если честно, Лешек хотел, но побоялся перестараться с гордостью.
Мало ли. Вдруг Ник передумает.

***

Дверь скрипнула – громко, на самой высокой ноте.

Ник с утра заперся в кабинете со сложным заказом. Лешек заметался. С одной стороны, в кабинет соваться строго запрещено. С другой, визит гостей – событие из ряда вон выходящее.

Дверь взвизгнула так, что у Лешека зазвенело в ушах – надрывно, как кошка, у которой отдавили хвост.
Замок с хрустом вывернулся из петель.
С улицы, через дверной проём, в комнату влетело что-то небольшое, размером с яблоко. Взметнулась, как от порыва ветра, занавеска, и комната исчезла в яркой вспышке света.
А потом наступила темнота – полная, абсолютная.

Лешек лежал на кровати. Лежать было жёстко и неудобно. Голова болела, глаза ломило от света. Света, к счастью, было немного. В тюремных камерах почему-то так часто бывает.

–  Я вижу, ты проснулся, – раздался смутно знакомый голос.
На стуле, рядом с кроватью, сидел человек в сером костюме.
Человек, с которым Лешек уже как-то встречался.
– Привет, – произнёс он. – Ну, рассказывай.

***

– Мы не хотим на вас давить, – мягко сказал человек в сером костюме. – Но, согласитесь, ваше упорное нежелание идти на контакт…
– Странно, что вы старательно игнорируете столь упорное нежелание, – вежливо отозвался Ник.
– Мы просто не можем себе этого позволить, – объяснил его собеседник. – Такие серьёзные возможности, и без всякого контроля!
– О, я отлично их контролирую! – сказал Ник весело.
– Мы не хотим на вас давить, – повторил человек в сером. – Но жизнь и здоровье мальчика целиком и полностью в ваших руках.
– Вы будете пытать собственного агента для того, чтобы заставить меня работать на вас? – уточнил Ник.
– Помилуйте, какой из него агент, – развёл руками человек в сером. – Да, подослали его вам мы, но он почти сразу же попал под ваше влияние. Скажу больше, он упорно отказывался предоставлять нам полученную от вас информацию, и нам пришлось немало постараться, чтобы заставить его говорить.

Ник промолчал.
– Основное, что мы уяснили, – сказал человек в сером, не дождавшись ответа, – это ваша анормальная ответственность за своих, если можно так выразиться, подопечных. И, если пытать мальчика, как вы справедливо заметили, мне будет морально тяжело, то разбить вот эту чашку…
Он покачал на ладони синий цветок с золотыми прожилками.

Ник молчал.
– Сжечь занавеску, – задумчиво продолжил человек в сером. – Разломать на куски зонт. Это мне будет совсем, совсем несложно. Подумайте.

***

– Верните мне мои вещи, – сказал Ник.
– Вы считаете меня идиотом?
– А вы считаете идиотом меня? Вы всерьёз предполагаете, что я буду сидеть в камере, и делать для вас заказ за заказом? Не имея возможности вести хотя бы подобие нормального, привычного мне образа жизни? Если вам нужно добровольное сотрудничество, верните мне все мои вещи-сущности.
Ник сделал паузу, и закончил, глядя в сторону:
– Мальчика, как главного гаранта моего примерного поведения, можете оставить в заложниках.

– Мне нужно время, – ответил человек в сером. – Мне нужно это обдумать.

***

– Как ты? – спросил Ник.
Лешек не ответил. Он не мог поднять глаза.
– Забудь, – посоветовал Ник. – Я, в общем, быстро догадался, так что ты меня, считай, что и не обманул.

Лешека, в принципе, не обижали – после того, самого первого раза, когда он сначала отказался отвечать на все вопросы про Ника, а потом, всё-таки, ответил.
На все вопросы.

– Я… – сказал Лешек, и надолго замолчал.
Ник ждал.
– Мне... – снова начал он. – Прости меня.
– Забудь, – повторил Ник. – Это совершенно неважно. Простил.

***

Они виделись раз в несколько дней. Под строгим присмотром. В серой бетонной комнате без окон, с двумя привинченными к полу стульями.
Насколько Лешек понял, вещи Нику вернули: по крайней мере, на свидания он приходил уже в своей старой, привычной одежде.

– Мы были бы рады тебя отпустить, – сказал человек-в-сером. Лешек так и не поинтересовался ни разу, как его зовут. Лешеку не хотелось знать об этом человеке вообще ничего.
– Ну так отпустите, – предложил он. – Я тоже буду рад.
– Увы, нет. Но мы можем… возобновить наше сотрудничество на добровольных началах. Это серьёзно улучшит условия твоего… гм… содержания.
– Нет, – сказал Лешек.
– Между прочим, – задумчиво проговорил человек-в-сером, – те поделки – заказы, как выражается наш общий друг, – которые он успел продать в этом городе, доставили нам кучу неприятностей. С их помощью, да будет тебе известно, совершались и совершаются преступления.
Лешек не ответил. Ему нечего было сказать.

– Его слова о том, что он не работает с оружием – чистой воды лицемерие. На прошлой неделе был убит один из членов городского совета. Его хорошо охраняли, но убийца пронёс пистолет в бумажнике, который обладал функцией хранения вещей, в несколько раз превышающих размер самого бумажника. Как ты думаешь, какая часть вины за это убийство лежит на совести мастера, изготовившего бумажник? Того, которого ты так горячо защищаешь?

– Кухонным ножом, – сказал Лешек, – тоже можно убить человека. Тот, кто делает ножи, не виноват.
– Допустим, – согласился человек-в-сером. – но убитому от этого не легче. А мы здесь просто пытаемся не допустить попадания этих самых кухонных ножей в ненадёжные руки. Тебе не кажется, что наши цели дают нам право на некоторые… меры воздействия в адрес ни в чём не виноватых людей, для того, чтобы не пострадали другие ни в чём не виноватые люди?

Лешек вспомнил, как мурлыкала входная дверь – и визг, когда её выламывали.
– Нет, – ответил он. – Не кажется.

 ***

Ник работал – это Лешек уяснил по тому, как расслабились его надзиратели, и по тому, что он начал получать поблажки, одну за другой. Его стали выпускать на прогулки. И лучше кормить. Зато встречи с Ником стали реже, и на этих встречах Ник выглядел усталым. Вымотанным.

Время от времени Лешек всерьёз раздумывал, а не лучше ли для всех будет, если он  повесится на решётке своей камеры.

***

Была ночь. Лешек проснулся от шума, и понял, что происходит что-то незапланированное.
В двери его камеры скрежетал ключ.

Человек, которого он привык считать человеком-в-сером-костюме, был, впервые на его памяти, одет в футболку и джинсы.
– Идём, – сказал он. – Быстро.

Сначала они шли быстро, потом очень быстро, так, что Лешек (который не успел даже обуться) чуть не падал.
По коридору, вниз, по лестнице, во двор.
– Он сбежал? – спросил Лешек.
И получил в качестве ответа толчок в спину.

Во дворе стояла машина, и человек в футболке и джинсах толкнул Лешека к задней двери:
– Садись.
– Он сбежал? – повторил тот.
– Да, – неожиданно согласился его конвоир. – Вся твоя информация гроша ломаного не стоила. Все его вещи – все, до одной! – валялись на полу его комнаты. Разбитые. Разломанные. Так что, твоя жизнь тоже теперь не стоит ни черта. В машину.
– Зачем? – спросил Лешек, отступая от дверцы.
– Затем, что я собираюсь тебя убить, – широко улыбнулся человек в футболке и джинсах. Зубы у него были ровные и белые.– Ну, просто потому, что я привык держать слово. Садись в машину, если хочешь выиграть ещё полчаса жизни. Иначе я застрелю тебя прямо здесь.
И Лешек понял, что он абсолютно серьёзен.

Выбора не было. Лешек открыл дверцу – руки слушались плохо – и забрался  в машину.
Через полчаса его убъют. Было почти не страшно, только не верилось.

Почему-то тот, кто собирался его убить, не торопился садиться за руль. Секунды шли, одна за другой. Было тихо.
 
Потом снаружи раздался странный звук – полувсхлип, полустон. Негромкий и, в общем, нестрашный. И снова тишина. Лешек медленно сосчитал до тридцати – и вылез из машины.

Его несостоявшийся палач стоял, рассеянно глядя прямо перед собой. И выражение его лица было таким, что Лешек резко отвернулся. Его затошнило. Он и не предполагал, что простое выражение лица может быть настолько неприятным.
Нечеловеческим.

Рядом стоял Ник.
– Привет, – сказал он.
– Как? – спросил Лешек. – Как тебе удалось сбежать?
– Неважно, – сказал Ник, и от его голоса у Лешека побежали мурашки по коже. – Пойдём.
– И всё-таки… как тебе удалось? – почти шёпотом спросил Лешек, отступая на шаг.

Ник вздохнул.
– Тебе ничего не угрожает. Личность сохранена в незначительной степени, но память присутствует в полной мере.

– Все? – совсем шёпотом спросил Лешек. – Все, до одной?
– Да, – ответило существо, которое раньше было Ником.
– Ты теперь… Бог?
– Нет, – последовал ответ. – Всего лишь воплощённая многофункциональноcть. Пойдём.
– С тобой? – Лешек сам не смог бы сказать, чего было больше в этом вопросе. Надежды или страха.
Оно улыбнулось ему – улыбкой Ника.
– Нет. Я просто провожу тебя до города.

Некоторое время они шли, взявшись за руки.
Дорога была пыльной, и босые ноги Лешека до колен покрылись этой пылью.
Потом впереди, далеко, показались огни.   
И тогда существо, которое было Ником, сказало:
– Прощай.

А потом мальчик с растрёпанными волосами, одетый в майку и трусы, босой, стоял на дороге. Стоял и смотрел вслед тому, кто уходил, не оборачиваясь.
Походка уходящего была лёгкой, а улыбка – светлой.
И имя ему было – легион.