В Балтийске

Под причалом молили о помощи. Матросы эскадренного миноносца, отложив свои дела на верхней палубе, щурясь в ещё ярких лучах солнца, пытались  рассмотреть страдальца. Жалобные возгласы нарушали идиллию тихого июльского вечера и брали за душу.

Помощь подоспела вскоре: невысокий чернявый, похожий на цыгана, матрос, наверное, из боцманской команды - таких сразу видно, ловко слез по выступам в стенке причала и скрылся из виду. С борта посоветовали взять кого-то пилоткой.

Маленькое, шумное и лихорадочно блестящее существо было доставлено на твердь причала. Цвета лоснящегося асфальта, оно напоминало чугунного чертенка на родительском серванте. У того, из детства, была отбита толчковая лапа. У спасенного все лапы были на месте, но вибрировали захлебывающейся дрожью отбойного молотка.

Виновник тревоги, мокрый, перепачканный мазутом, жалкий и одинокий на бетонном причале, смотрел огромными очумелыми глазами. Грустная сцена продолжалось недолго.

Чернявый спокойно и уверенно взял котенка на руки, как будто делал это каждую вахту, и отнес горемыку в траву, буйствующую за щитом с надписью «Моряк! Береги родное море!».
Через несколько минут кошачья истерика прекратилась.  Жизнь корабля постепенно вернулась в привычное русло.

Плавно уходили в небо и вечер кроны балтийских лип. И ничто  не напоминало о произошедшем. И только легкая волна упрямо била о борт и вкрадчиво шептала: «Береги! Береги! Береги!»