Оковы

Легкий толчок в грудь вытолкнул ее за дверь. Ей очень-очень-очень хотелось уйти, вот только если б час назад… Она смотрела на него исподлобья и сдерживалась изо всех сил, но предательская слеза все-таки блеснула в уголке глаза и скатилась на скулу.
– Вот и все, – он потрепал ее за щеку, – больше брыкалась. – Шуруй. – Захлопнул дверь.
И она пошла, медленно переступая ногами по ступенькам, вниз, на улицу, через парк, сквозь сырость и мглу, какая бывает только осенью, и только по вечерам, и только тогда, когда весь день моросило нечто, похожее на дождь, и только тогда, когда так мерзко и пусто внутри. Зажглись фонари, хотя от этого появилось еще больше теней. Но ей не было страшно, ей было все равно. Тело ныло.

* * *
Год спустя….

Их было трое. Они сидели за старой длинной деревянной партой, с чернильными пятнами и вырезанными циркулем именами. Тот, что сидел в центре, был немного округл, по-официальному просто одет. Некогда черную шевелюру тронули благородные седины, усы аккуратно уложены, а взгляд направлен куда-то в себя, и, казалось, что он обдумывает что-то чрезвычайно интересное и важное, но при этом абсолютно адекватен и четко воспринимает все вокруг происходящее. Тот, что правее от него, был сухопар, одет в простые мешкообразные одежды цвета, не поддающегося описанию, и про который проще всего сказать, что он серый. В глазах сквозили усталость и спокойствие. Он немного сутулился, когда сидел. Но это было скорее из-за сложенных за спиной крыльев. Тот, что левее – молод, с иголочки одет, уверен в себе. От него исходил хоть и наигранный, но осознанный пофигизм. На лбу, на самой границе с волосами, виднелись маленькие, слегка загнутые, алые рожки.
Макс огляделся. Голова гудела и отказывалась что-либо понимать. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что его будут судить, хотя за что и почему не знал. А люди эти были гораздо могущественнее его. Рядом с ним стоял молодой человек со скучающим видом. В руках он держал каменную табличку. Тот, что в центре еле заметно кивнул. Юноша посмотрел на табличку и заговорил:
– Трипольский Максим Николаевич, 1982 года рождения, – при этом на табличке то вспыхивали, то исчезали различные знаки, похожие на иероглифы или символы. – Родители…, детство провел…., школа…, институт…, друзья… . Ага, вот. Вел машину в состоянии алкогольного опьянения, не справился с управлением, скончался на месте от полученных травм до приезда скорой помощи. Больше в результате аварии никто не пострадал.
«Скончался? Я?» – подумал Макс, – «Этого не может быть, это какая-то ошибка! Вот же я.»
– Подожд…
– Никакой ошибки быть не может, – сказал франт слева. – Вы же сейчас здесь, перед нами. А это лучшее доказательство.
– Вы что, чи…
– Да, читаем, молодой человек. Теперь уже вечно молодой. Ха-ха-ха, – неожиданно высоким голосом рассмеялся рогатый.
– Вы можете задавать вопросы, – монотонно проговорил юноша.
Макс стоял в растерянности, не зная, что ему делать. Последнее, что он помнил, -  это хмель, туманом застилающий глаза, руки, судорожно вцепившиеся в руль и карусель из придорожных огней. Потом хлопок, резкая боль, а затем темнота. А теперь еще и скулящая обида, какая может быть у маленького ребенка, который так долго и терпеливо ждал Праздника, так готовился к нему и волновался, а потом просто закрыл глаза. А когда открыл – Праздник уже прошел, и о нем напоминают лишь следы ботинок в коридоре, конфетные обертки на полу и забившееся в углы конфетти. Он же так молод, у него же еще все впереди! И это все?! Вот так просто и необратимо? Волна негодования, подправленная разочарованием, поднялась к горлу, но замешкалась и нехотя, но покорно пошла на попятную под внимательным взглядом того, что в центре.
– Это чистилище? – наконец собрался он.
– Называйте это как хотите, – сказал крылатый. – Это то место, где будет решена ваша дальнейшая судьба.
– Ха, лучше спросите не что это, а что будет с вами, любезнейший, – рогатый отпил из непонятно откуда взявшегося бокала. – Что? Грог, – сказал он покосившемуся на него было крылатому.
– Куда уж хуже? – удивился Макс. – Я же умер!
– Ха–ха–ха!
– Смерть – это только начало, – крылатый снова покосился на рогатого и тоном учителя, в тысячный раз повторяющий один и тот же урок, продолжил. – Тело тленно, душа – бессмертна. И это вам должно быть известно.
– Ну да, конечно. А вы, значит, черт, ангел и бог?
– Именно в такой последовательности? – рогатый прищурился и подался вперед.
– Ах да, простите, – юноша рядом встрепенулся. – Забыл вам представиться сам и представить других. Слева направо: Представитель Светлой Стороны, Вершитель. – Пауза. – Представитель Темной Стороны. Я – Секретарь, – опустив глаза, уже тише договорил он.
– Что меня ожидает? – Макс судорожно выдохнул.
– Сейчас посмотрим, – на табличке снова заплясали иероглифы. – Так, ну… Невежество. Как всегда. Самовлюбленность. Чрезмерный эгоизм… Ну, и далее…  Ага, вот. Самый тяжкий грех – с той девочкой. Диной.
«Не знаю я никакой Дины».
– Ага, как же. Не был, не привлекался, – темный откинулся на спинку стула.
– Прекрати подслуши… – сказал Светлый.
– Можно подумать я один здесь…
– …вать.  Я, во всяком случае, этого так …
– …такой. И кто из нас больший…
– …явно не показываю.
– …лицемер?!
Вершитель снова еле заметно шевельнулся.
–Да, Вершитель.
–Хорошо, Вершитель, – нестройным хором отозвались они.

* * *

– Эта Дина – тяжелый грех, – после непродолжительной паузы сказал Светлый, –  Так что, он – твой клиент, – светлый выпрямился, расправил и снова сложил крылья.
– Эта Дина – самый тяжелый его грех. И послужной список скуп и невелик. Он для меня неинтересен.
– Но, тем не менее, все-таки грех!
– Уж слишком мелко плавает!
– Эээ! Я думал, вы должны бороться за каждую душу!
– Ха–ха–ха!
– Молодой человек, мы вам ничего не должны, – светлый дернул крылом.
– Ах, у нас этих душ, этих душ! – отмахнулся Темный.
– Знаете, сколько человек умирает каждую секунду? А знаете, сколько из них достойны попасть туда, – крылатый указал наверх, – или туда? – палец опустился вниз. – Главное – качество, а не количество, в конце концов.
– Вы знаете, как редко это бывает, но вынужден с вами согласиться, коллега. Подберешь первого встречного - поперечного, возись потом с ним. Вот, например, вы называете мазохизм – содомским грехом. А вы хоть раз задумывались над тем, как трудно подобрать ему соответствующее наказание?
 Они замолчали, потом Светлый продолжил.
– Понимаете, как вы, наверное, уже догадались, суть суда состоит в том, чтобы определить, вы – более светлый или более темный. И в зависимости от этого принять решение. Но никому из нас не хочется пополнять армию лишь слегка светлыми или немного темноватыми. Вот вы за свою жизнь потемнели…
– Минуточку! – Темный подался вперед, – Вы снова, драгоценнейший, будете настаивать на том, что люди рождаются светлыми изначально? А потому, подсудимый посветлел.
– Ах, оставьте, милейший! Это уже давно предопределено! Ребенок рождается чистым, как лист…
– …вымазанный чернильными пятнами! Вы думаете, что это орущее сверхэгоэстичное существо может быть носителем света?
– Да один только вид этого существа заставляет человека очищаться…
– … а так же нервничать, впадать в депрессию…
– … становиться мудрее, учиться самопожертвованию, милосердию, …
– … создавать из себя самого культ, а это, между прочим, – грех!
– … учиться прощать, в конце концов!
Вершитель снова еле заметно шевельнулся.
– Да, Вершитель.
– Хорошо, Вершитель.

* * *

– Вердикт? – секретарь перемнулся с ноги на ногу, – Темный? – он протянул руку с табличкой и она оказалась на столе.
– Совершение тяжкого греха на лицо, – Светлый выпрямился.
– Мм, – Темный скривил губы и покосился на табличку. Его взгляд за что–то зацепился и просиял. – Минуточку! Но ведь эта девушка, Дина, она же… – и подсунул табличку ближе к центру.
– Она… Да, это может несколько изменить ситуацию… – Светлый потянулся. – Неужели опять реинкарнация?
Вершитель встал. Грудным бархатным и неожиданно добрым голосом произнес:
– Определяю тебе следующий путь. Быть тебе Ангелом Хранителем той, что ты обидел. Я сказал, – он поднял руку ладонью вперед, и Макса вынесло вон.

* * *

 Макс парил. Вокруг была глубокая бескрайняя чернота. Ледяными огоньками, не мигая, горели звезды. Наставница – полная приятная женщина – говорила:
– Ты можешь явиться к ней на третьи сутки. Но это можно будет сделать только в течение одного дня. Больше запрещено. И то, это только в виде исключения. Звезды стали так, что предстоящий год будет для нее очень тяжелым. А с ней ничего не должно случиться. В будущем она организует какую–то очень нужную фундацию для больных детей….  Впрочем, более тебе знать не положено.
– Скажи, они, эти представители, вербуют себе воинов для Большой Битвы?
– Ох и формулировочки…
– Нет, ну…
– Ой, я тебя умоляю. Сдалась им эта битва…
– ???
– Сам подумай, – она улыбнулась, – а что потом?
– ???
– Просто количество добра и зла определяет, уйдет ли энтропия вселенной в ноль или в бесконечность, а от баланса сил зависит Жизнь.
– ???
– Может, тебе интересно узнать, с чего можно начать? Так вот, начни-ка ты со снов.
– Снов?
– Да. Я научу. Слушай.

* * *

Начать Макс решил с себя. Он висел в позе лотоса с закрытыми глазами. Представил, как от него расходятся круги, как от брошенного в воду камня. И с каждым таким кругом вокруг него все четче стали появляться образы его друзей, знакомых, родственников. Некоторые бодрствовали, другие – спали. Вот именно они ему и были нужны.
– Макс, кто он для вас? – Мысленно обратился к ним Макс. Он стал слышать приглушенные голоса – ему отвечали, кто нехотя, кто охотнее:
…Макс? Оо! Тусы у него на хауз клевые были…
…Понтуется…
…Аа, бухали, помню…
…Строил из себя…
…Как Кола – резкий и вредный…
…Даа, ежегодных party у него на даче теперь не будет…
…Не думаю, что он меня помнил при жизни… о себе больше…
…Сильный был,  пацаны уважали…
…Молодой умер, жаль, веселый был…
…Неограниченные возможности нейтрализуются ограниченностью стремлений и мотивации для их реализации…
Че?
…Жаль, нет больше постоянного источника моих доходов…. Впрочем, всегда найдется тот, кому лень делать семестровое…
Жаль? Просто жаль? А как же – о, что мы теперь без него делать будем?
…Ой, нажрался я у него на поминках, да…
Да что ж это? Неужели кроме бухла меня с моими друзьями ничего больше не связывало? – Макс выпрямился, вздохнул и попытался вспомнить кого-нибудь, кто за ним бы скучал. Мать. Да, она убивается. Единственный сын. Отец как всегда по командировкам. Саня, друг детства, на одной лестничной площадке жили. Правда, не общались давно. Он в техникум пошел, я в институт, новые знакомства, то-се… А вот только он и пожалел. А Полинка? Полтора года встречались. Первая красавица потока. На похороны приходила. Молчала. Простилась тоже молча. Но вспоминать обо мне не хочет.
Нахмурился. Ладно, посмотрим теперь, кто такая Дина эта.
Снова сел в позу лотоса, закрыл глаза и представил ее силуэт, потом круги…
…Динка-льдинка? Однокурсница, помогала реферат писать…
…Нравилась, в прошлом семестре встречаться с ней пробовал, и девчонка вроде ничего так, с понятиями, но так и не подпустила к себе… Говорят, она со всеми так…
…А, Дина… Прикольная…
…Принципиальная, но мягкая… Редкое сочетание…
…Мы с ней на практике были… Легкая она, вообще с ней легко, не напряжная…
…Она вообще веселая самая в классе была, а потом что–то случилось с ней, она никому не говорила, но что-то сломалось в ней… Кто с ней потом общался из наших – не узнают…
…Такое ощущение, что на ней всегда  надет спасательный круг – вроде видишь ее, а подойти ближе не можешь…
…Часто грустная… А вообще – классная…
Классная девчонка. А я ее не помню совсем. Кто же она такая? Классных я не пропускаю. Увидеть бы ее... – И он увидел. Она зашла в подъезд, поднялась на второй этаж, по дороге ища в сумочке ключи, нашла, у двери подняла голову – среднего роста зеленоглазая девушка с грустными глазами. И он ее узнал.

* * *

Было чье–то день рождения. Пили-ели, все как всегда. Он пошел на кухню за пивом и там он застал их – свою девушку Полину и друга Леху – целующимися. Она даже не оправдывалась, просто молча отвернулась к окну и закурила. Только Леха попытался что–то объяснить тихим голосом, что ей хорошо с ним, и вообще она собиралась сегодня об этом ему сказать. А потом Полина резко повернулась и стала кричать, что он, Макс, совсем ее не понимает, вообще даже не слушает, кроме себя ничего не замечает и плевал на нее с высокой башни, и что она давно устала слушать жутко секретные новости подружек, как он-то одну, то другую трогал за попу. Назвала ничтожеством и отвернулась, обняла Леху и демонстративно поцеловала. Естественно, ни с тем, ни с другой Макс больше не общался.
Наутро, ближе к полудню, как полагается, раскалывалась голова. Воду, как водится, неожиданно отключили. Полбутылки теплого пива не могли решить проблем, тем более смыть ту мерзость, что жирным пятном налипла в душе. К тому же была сессия на носу, и один зачет никак не желал ставиться. Нет, в тот момент это и не казалось особо важным, но грузом лежало в его сознании. Басы, доносившиеся из рефлекторно включенного си-ди, нагоняли тоску. Оставались только старые добрые друзья. Нет, не те, что судорожно глотали минералку в это же время в разных концах города. Сигареты. Теплый, жестковатый дым которых врывается в легкие, приносит успокоение, и с каждым выдохом становится легче, становится проще…
Он сидел на лестничной площадке, окутанный тягучей пеленой, и курил, не помня которую сигарету подряд, когда сверху послышались шаги и девичий недовольный голос сказал:
– Опять какие-то уроды накурили - дышать нечем.
Она еще не видела его, когда говорила это, но ему уже было все равно.
 – А за урода ответишь, – прорычал он и, схватив за руку, затащил в квартиру.

* * *

Дина спешила на остановку. Маршрутка была уже в пределах видимости и, если поторопиться, она как раз успевала подойти к тому моменту, когда пассажиры начнут втискиваться внутрь. Но это если поторопиться. А как раз этого делать было нельзя. И Макс это знал, потому что сверху шла информация об аварии. «Не спеши, не спеши, остановись» – шептал он ей на ухо, но она его не слышала. А как часто, собственно, мы сами прислушиваемся к внутреннему голосу? Макс огляделся: кучки погруженных в себя людей, кутающихся в плащи и ветровки – к ним точно не достучаться; бабулька с авоськой, полной лука, медленно шаркающая наперерез; мальчик, гоняющий консервной банкой в солофутбол… Мальчик! Дети восприимчивее взрослых. «Правее, правее пасуй! Оп-па, еще удар, еще! А теперь прямая передача!». Мальчик понемногу изменил направление движения и был уже напротив Дины, когда сделал решающий удар. Банка с грохотом попала прямо под ноги девушке, та споткнулась и налетела на старушку с авоськой. Авоська вылетела из рук, и лук рассыпался по мостовой.
– Ой, ой, да что ж это делается… – тотчас запричитала бабушка.
Пацаненок моментально скрылся. Стоявшие на остановке на секунду заинтересовались было мелким инцидентом, но тут же снова погрузились в себя.   Редким прохожим и вовсе не было никакого дела до происходящего.  Дина крутнулась на одной ноге и кинулась помогать собирать лук.
– …эта молодежь, вечно куда-то спешит, под ноги не смотрит…
– Простите, я не нарочно, – пробормотала девушка, ей было очень неловко, к тому же замерзшие пальцы никак не хотели сладить с треклятыми луковицами, – я не хотела.
– .. вечно вы никогда ничего не хотите, а что в итоге? Вот в наше время…
Лук был давно собран и благополучно устроен в авоське, а медленно, хоть и верно, удаляющаяся бабулька продолжала что-то кряхтеть уже про загнивающий запад, когда Дина повернулась к остановке. Маршрутка, успешно вместив рекордное количество пассажиров, закрыла двери и собралась отъезжать. Дина досадно выдохнула и решила отойти вглубь остановки, когда по проезжей части пронеслось громадный блестящий черный гроб на колесах, именуемый джипом и с глухим, но от того не менее громким хлопком, впечатался в переднюю боковую часть повернувшей для маневра маршрутки.

* * *


Он не знал, как начать разговор с ней и решил подготовить ее через сон. Во сне люди охотно верят в сверхъестественное. Макс спустился к ней в комнату: шкаф, стол, тумбочка, полки, кровать – немногочисленное убранство небольшой комнаты, – были  придвинуты, подвешены, слеплены воедино, как в тетрисе, словно это не комната, а неудачно собранный пазл. Дина спала. Волосы разметались по подушке, и рассеянный лунный свет мягко обволакивал ее скулы и шею. Это было так красиво…  А над ней висело серое мутное пятно и тихонько покачивалось. И красивым оно не было. Девушка ерзала по постели, дыхание было неспокойным.
– Ты кто?
Мутное пятно дернулось в сторону, а затем снова зависло над девушкой.
– Неприкаянный, – ядовито проскрежетало пятно. Макс чувствовал вибрации отчаянной злобы и беспричинной ненависти, исходившие от неприкаянного. Это неуспокоенные души, либо умершие насильственной смертью и жаждущие отмщения, либо просто настолько погрязшие в беспричинных склоках, мелочных придирках и невыносимости чужих успехов, что после смерти элементарно не смогли подняться наверх и так и остались навечно скитаться среди живых.
– Что ты с ней делаешь?
– Развлекаюсь, – нервно захихикало пятно, – убиваю время – оно ведь теперь не имеет для меня никакого значения! Показываю ей, как некоторым жилось препогано. Пусть посмотрит!
– И кто дал тебе такое право?
– Право? Возможность – мое право! И ты сам, кстати, приложил к этому руку, коллега. К тем, у кого на душе не скребут кошки, трудно залезть в сон!
Если кто-то считает, что призраки не умеют драться, то они глубоко ошибаются – идентичная плотность астральных тел легко позволяла им ощущать друг друга. Мощный удар в челюсть – ну, или туда, где, предположительно, она могла находиться – вышвырнул Неприкаянного на улицу. Макс вылетел вслед за ним, но пятно только прошипело: «Придурок»,  и растаяло. Макс вернулся назад – девушка все еще вздрагивала во сне. Он склонился над ней и сделал пасы руками, будто отмахивал дым. Потом положил ладонь на лоб и вспомнил самое спокойное место, которое он посещал при жизни.
Дина перестала крутиться – ей снился сосновый бор.

* * *


В последнее время ей не везло - вчера Дина опоздала на пару из-за ДТП на остановке, сегодня оказалась, что забыла дома конспект, потом отменили последнюю пару…. И ей бы, как порядочной студентке, радоваться, но чувство какого–то чужого вмешательства в ее жизнь не покидало девушку и явно выбивало из колеи. Дина шла домой, по привычке рассматривая трещинки на асфальте и, как в детстве, стараясь размерить шаг так, чтобы на них не наступать. Она завернула с мостовой в арку, когда боковым зрением увидела что–то, что явно не вписывалось в привычную «картинку» – фигуру молодого человека, которая была хорошо освещена, словно на нее светило солнце, не смотря на то, что в арке было достаточно темно. К тому же фигура оставляла ощущение неявной деликатной полупрозрачности. Дина подняла голову и тут же резко, с шумом вдохнула – это был он! Целый год она старательно упорно и методично забывала, стирала из памяти события того вечера, соскабливала ногтями, отмахивалась, запрещала даже на секунду вспомнить даже эпизод и вот снова, словно не было этого мучительного года. Она опустила глаза и ускорила шаг.
– Подожди, – ей показалось, или она и в самом деле уловила в его голосе волнение? Собственно, не важно. Прочь, прочь отсюда.
– Да подожди же, – он возник прямо перед девушкой. Дина вздрогнула.
– Что тебе нужно? – она обернулась, но никого, ни одного случайного прохожего, кто мог бы ей помочь, не было.
– Да не бойся ты, я ничего тебе плохого не сделаю.
– Ага, как же, – Дина обошла его и поспешила дальше, то и дело срываясь на бег.
– Да я даже дотронуться до тебя не могу. Смотри!
Она обернулась. В арку завернула машина, девушка шарахнулась к стене, Макс же остался стоять посреди проезда. Водитель авто словно не видел стоявшего на дороге парня – автомобиль, не сбавляя скорости, двигался дальше. Перед неминуемым столкновением Дина зажмурила глаза, но… ничего не произошло: ни хлопка, ни удара, ни скрежета тормозов, просто урчание мотора удаляющейся иномарки. Она открыла глаза – тот стоял на прежнем месте и только развел руками:
– Вот видишь.
Девушка замотала головой – она ровным счетом ничего не понимала. Тогда Макс сделал несколько шагов назад, скрывшись в стене. Потом вышел к ней обратно.
– О, Господи, этого мне еще не хватало! – выдохнула Дина, – Ты что, призрак?
– Ну да,– улыбнулся Макс, – Я пришел….
Но девушка уже бежала прочь, в снимаемую комнатушку в двухкомнатной квартире у одинокой пенсионерки, которую она считала домом.

* * *

Бред. Бред, конечно. Какие еще могут быть призраки? Вдох – выдох, глубокий вдох – полный выдох, очень глубокий вдох, держим, а теперь медленный, полностью осознанный, очищающий выдох. Уже легче, уже лучше. Молодец. И еще раз повторим. Конечно, какие еще призраки? Уж во всяком случае, не разговаривающие. Сама виновата. Загоняла столько времени страх внутрь, а теперь он просто вырвался наружу и сублимировался в галлюцинацию. Ну, или что–то в этом роде. Вдох – выдох. Ну, раз уж так вышло, ищем положительные стороны – если он призрак, значит, он мертв. А значит, он уже никому и никогда не сделает больно. Вот так.
Больше всего Дина боялась когда-нибудь столкнуться с ним: у знакомых на вечеринке, в метро, просто на улице. Вряд ли он ее узнал бы. Но все равно почему-то было так страшно. Вот и корень ее галлюцинации.  Она налила себе чаю. Руки уже не тряслись. Дина залезла с ногами на табуретку и, закрыв глаза, размеренно пила чай, глоток за глотком, успокаивая саму себя, пока на дне не осталось ничего, кроме заварки. Тогда она открыла глаза и вздрогнула, словно от удара по лицу – напротив нее сидел он.
 – Ты только не переживай, – сказал он, – Меня зовут Макс.
– Да хоть Феофан! Как ты здесь очутился?! – девушка твердо решила встретиться со своим страхом лицом к лицу. Но не от избытка смелости, а от того, что бежать уже некуда. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, как говорят умные люди.
– Я же говорю, я – призрак. По совместительству твой Ангел - Хранитель.
– Они что там, с ума все посходили? – она неопределенно махнула рукой  сторону потолка.
– Да нет, они там, наоборот, чересчур здравомыслящие. Вот, решили направить меня охранять тебя.
– Тебя?! – девушку трясло.
Макс приблизился к ней и попытался обнять за плечи, но его ладони скользнули внутрь нее. Она вжалась в стену.
– Не смей, – прошептала Дина.
– Ну, подожди, ну, не бойся. Я здесь всего лишь для того….
–Уходи, – одна за другой по щеке бусинками покатились слезинки. – Просто уйди, я не хочу тебя видеть, понимаешь?
Макс почувствовал, что тает, его тянуло назад – наверх. Свобода выбора подопечного – это святое.
– Только помни, что, если тебе нужна будет помощь, просто позови меня! Я всегда буду рядом… – голос стих и Макс исчез.

* * *


И далась ей эта дискотека, в самом деле! Девчонки, как всегда, уговорили. Но право уйти пораньше она благоразумно оставила за собой. Тем более, что до дома был всего квартал. Спускаясь по лестнице в холле клуба, Дина услышала перестрелку матерной руганью, сакральное – «Ты! Ты че!»  – «А ты че?» и первые пробные толчки в грудь. Она осторожно вышла на улицу и решила проскользнуть мимо еще до начала основного действа, но кто-то, пролетая мимо, толкнул ее чуть не в самый круговорот событий. Она метнулась в сторону, чтобы не быть задетой шальным кулаком, и оказалось зажатой между стеной гаражей и дракой. Матов уже не было слышно, только глухие удары, и короткие стоны жесткой уличной потасовки. «Ах, вот….», – «Пш–шш–шш….». Глаза защипали и зачесались одновременно. Дина склонилась, прижимая к ним ладони и, шатаясь, наугад побрела прочь. Завыли сирены. Кто–то снова толкнул ее, пробегая мимо. Ших–ших–ших. Ветки каких-то зарослей – то ли кустов, то ли молодняка – больно задевали волосы. Шаг, еще шаг. Вроде асфальт. Она сделала еще несколько неуверенных шагов, когда носки ее ботинок словно зависли над пропастью. Дина замерла, дыхание остановилось. Она качнулась вперед, раскинула руки для равновесия, немного выровнялась, но снова ее потянула вперед. Страх ледяным зверем забился внутри.
– Макс! Ты мне нужен….
Что–то схватило ее за подол юбки и с легким урчанием потащило назад, потом в сторону. Натолкнулась на что-то – лавка. Девушка села. Глаза уже не пекло, только слезились. Она попыталась их приоткрыть: прямо перед ней сидел забавного вида пес с лохматой мордой породы двор-терьер и участливо заглядывал в лицо. Она потрепала его за ухо и улыбнулась. Пес звонко гавкнул и умчался прочь. Девушка прикрыла глаза. Она не видела его, но чувствовала, что он рядом.
– Ты все-таки пришел. Я же тебя прогнала.
– Ты сказала, что не хочешь меня больше видеть. Но не перестать мне быть твоим ангелом.
Она подняла голову и посмотрела на него. Он сидел в полуметре от нее и курил. Что–то было неестественное в этой картинке. И даже не то, что он был полупрозрачен, как подобает порядочному призраку, нет. Наверное, это было из-за того, что он не сидел, в привычном понимании этого слова, как делают это простые смертные, а просто висел в воздухе в миллиметре от лавочки в позе сидящего.
– Ты ждал, что я позову?
– Я надеялся.
Дина огляделась. В двух метрах от лавочки был открытый люк. И совсем не неожиданно. В их городе люки вообще отличались повышенной гостеприимностью.
– Почему?
– Я должен… хочу тебе помочь.
– Почему?
– Я твой Ангел-Хранитель.
– Ангел-Хранитель нужен был мне в другое время….
Макс промолчал.
– Это ты так искупаешь свои грехи? – он кивнул. – И всегда будешь следить за мной? – опять кивок. – И когда я в душе?
Макс по инерции хотел снова кивнуть, но вовремя остановился и улыбнулся.
– Нет. Это нам запрещено. Если только тебя там не подстерегает серьезная опасность.
– Хм, опасности подстерегают нас всегда: я могу поскользнуться и упасть, и разбить голову.
– Ну, мы чувствуем опасность. Тогда и приходим. А остальное время – это только твое время, – Макс посмотрел в ночное небо. – Иди домой. Сейчас менты начнут заглядывать по углам в поисках ответственных свидетелей. Еще полночи в горотделе проторчишь. А ты все равно ничего не знаешь, – он замолчал и впервые повернулся к ней. – Ты не будешь меня больше бояться?
– Нет.
Дина встала. Только сейчас она поняла, что еще было в картинке «не так»: сигарета была такой же полупрозрачной, как и ее владелец, и от нее не шел дым.

* * *


Дина шла домой через дворы – так было быстрее. Стемнело уже давно и кое–где даже зажглись фонари. Качество дорог, как всегда, оставляло желать лучшего, и хождение по тротуарам в ночное и вечернее время превращалось в экстремальный вид спорта: то проваливаешься в ямки, то подскакиваешь на бугорках.
Сзади послышались торопливые шаги. Она обернулась – за ней следовала сутулая фигура со странной прыгающей походкой. Нарик? В любом случае, ничего хорошего ждать не приходилось. Она ускорила шаг, прислушалась. Так и есть, он тоже пошел быстрее. Ладно, скоро арка, а за ней улица, машины, троллейбусы и люди. Дина уже почти дошла до арки, когда откуда-то слева услышала кошачье «маау». Дома стояли углом, и одна арка вела на улицу, а вторая, в другом доме, вдоль которого она шла, вела в гаражное общество. Девушка машинально повернула голову на звук, во второй арке сидел громадный, зачуханный, явно уличный кот и пристально смотрел на нее. Дина, не останавливаясь, пошла дальше. Тогда кот снова издал требовательное «маауу» и, постоянно оглядываясь и  ворча, медленно пошел к гаражам. Если бы у нее тогда спросили, почему она поступает так, а не иначе, девушка не знала бы, что ответить, разве что: «Кот позвал». Дина резко развернулась и, сорвавшись на бег, кинулась за котом.
– Слыы, пассажирка–то попутала, к гаражам двинула! – услышала сиплый голос сзади.
– Дуура, – послышался второй голос, хозяин которого находился явно дальше первого.
Она пробежала вперед до угла: гаражи, гаражи, выход только один – возвращаться. Сердце бешено колотилось, но сквозь шум в ушах еле слышно опять донеслось короткое «мяв». Дина повернула голову: справа, в углу, между гаражами было небольшое расстояние – сантиметров двадцать – двадцать пять, не больше, – но вполне достаточное для того, чтобы протиснуться. Кот в последний раз бросил на нее усталый взгляд и скрылся в спасительной щели. Девушка пролезла за ним и оказалась на улице. Прислонившись спиной к холодной стене отдышаться, услышала приглушенные голоса:
– Где, где? Испарилась, что ли?
– Дыбиил. Если б не твои гребаные автоматы, щас при бабках были бы и не мотались по дворам, как подстреленные суслики. Звездец, как ломает….

* * *

Месяц спустя…

– Эй! Ээй, выходи, ну я же знаю, что ты здесь, – Дина швырнула сумку на кровать и плюхнулась сама рядом. Напротив нее, скрестив ноги, появился Макс. – Признавайся, твоих рук дело?
Макс поднял руки вверх, ладонями вперед:
– Каюсь.
Она погрозила ему пальцем и рассмеялась:
– А я сначала не поверила, обычно перед экзаменами такая чушь снится. Вот и сейчас – номер билета.
– Разве номер билета, что ты вытянешь – чушь? Считай – знак!
– Да, но билеты обычно лежат номерами вниз! А в этот раз профессору что–то стукнуло вместо билетов дать нам просто перечень вопросов, а билеты мы выбирали себе сами. Мы же не знали, в каком билете, какой вопрос.
– Ну, на то я и ангел. А мы кое-что знаем. 
Дина выпрямилась.
– А как там, наверху?
– Я не имею право тебе об этом говорить.
– А суд над тобой был?
– Был.
– Страшно?
– Да нет. Сначала просто офигеваешь от всего, а потом… – он махнул рукой. – По–моему они что–то делают с твоим сознанием, чтобы истерик не было, ну, вообще поменьше лишних эмоций.
– Они…. А кто это – они?
– Этого я тоже не могу тебе сказать.
– И все-то ты не можешь, – она снова погрозила ему пальцем. – Ну, хоть что-то, хоть чуточку, ну самую малость. Они все-все твои поступки рассматривают?
– Не знаю, по-моему, они просто узнают обо всем в нужный момент и все. А о тебе вспоминали, – Дина опустила глаза и положила руки на колени. – Меня даже хотели в ад определить, но что-то им помешало…. – он запнулся,  первый раз за все время пристально посмотрел на нее и с волнением в голосе продолжил, – Они что-то сказали, что ты, то ли что-то сделала, то ли подумала… в общем, это изменило их решение….
Она бросила на него короткий взгляд, перевернула руки ладонями вверх и снова опустила глаза.
– Понимаешь…. Сначала не было ничего… ну, внутри. Потом страх и боль, потом жалость к самой себе…. Даже вину свою чувствовала…. Понимаешь, если что-то такое нехорошее случается, я всегда начинаю разбирать ситуацию с себя, что я сделала не так и прочее. Значит, я тебя спровоцировала? Кто меня за язык дергал, в конце концов? Но…. Уж не превышает ли мера наказания степень вины? Не по Ивашке рубашка. И кто дал тебе право принимать такие решения? Понимаешь? Потом тебя ненавидела, потом презирала…. И так душило меня это изнутри, так ело…. Какая-то злость, негодование и хотелось… – она сжала, а потом разжала кулачки, – и не могла….
Она замолчала, вспоминая что-то про себя, потом продолжила:
– И в какой-то момент стало так невыносимо, я думала, что не выдержу и я… отпустила тебя. Я думала, мне так плохо, тяжело, но ты же этого ничего не знал, и плевал собственно с высокой башни на мои переживания. А от того, что я держу этот камень внутри, тяжелее только мне. А жизнь…. Она ведь все расставит по своим местам, верно? И я простила тебе.
Они молчали. Он думал, что был сильным, когда отворачивался от своей бывшей при ее попытках с ним заговорить. Был сильным, когда не подавал руки другу, к которому она ушла, хотя хотелось хлопнуть по плечу, сказать «забудь, забей», ведь их столько всего связывало, а Полину, если быть честным, и не любил-то никогда. Был сильным, когда думал, что был гордым.
– Прости меня, – прошептал Макс сдавленным голосом.
– Но я же….
– Прости меня.

* * *


Дина заснула. Макс постоял над ней, навевая спокойные сны. В последнее время он часто так делал. Он вспомнил, как они сидели на лавочке. В то время Макс так хотел доказать ей, что он изменился, что она ошибается и может ему доверять, приручить эту девочку, как затравленного котенка. А сам боялся встретиться с ней взглядом. И когда девушка все-таки сказала, что больше не боится его, торжества не ощутил. Потому что только сейчас понял, что это не его заслуга, а Дины – перестать бояться.

* * *

– Как в старом анекдоте, у меня для тебя две новости – хорошая и плохая. С какой начать?
– От перестановки мест слагаемых сумма не меняется, – улыбнулся Макс и проплыл круг кролем вокруг Наставницы.
– Макс, принято решение забрать у тебя возможность являться к Дине. Ты этим стал злоупотреблять.
Он остановился.
– Но мы с ней так поладили. Я же помогаю ей, верно? И она столькому меня учит…
– Это запрещено. Мы вмешиваемся ровно настолько, насколько это возможно, но не более того.  Особенно учитывая то, что ты действительно ей помог, и в ближайшее время у нее все будет хорошо. Собственно, это и есть хорошая новость. Теперь тебе можно давать больше подопечных.
Они помолчали. В конце концов, он всегда может прийти к ней во сне…
– Вершитель – это Бог?
– Бог есть Бог. А Вершитель есть Вершитель. Он решает, что будет с душой дальше.
– Да это и так понятно…
– Его слово – Закон. Как он скажет, так и будет.
– Тогда почему бы ему не сказать, чтоб все люди были счастливы? Мир во всем мире и все такое?
Наставница грустно улыбнулась и склонила голову на бок.
– Ты еще столького не понимаешь. Ну, ничего, у нас впереди – вечность.

* * *

Она вышла из библиотеки. На улице никого не было. Одинокие фонари вырывали оранжевые круги света на асфальте из ранней декабрьской тьмы. Срывался первый редкий снег. Было тихо, лишь немного доносился шум машин, и где-то во дворах лаяла собака. Она шла совсем одна, но ей не было страшно. Потому что еле слышно, на самом краю сознания очень тихо плыл мягкий шепот: …не бойся, … теперь ничего не бойся, …  я с тобой, … я всегда буду рядом…

10.12.2008 – 22.03.2009
Ред. 19/07/09
Ред. 25/03/10
Ред. 04/04/10