Имя твоё 69

ИМЯ ТВОЁ 69

/продолжение/

                ГЛАВА -21

«Когда же тленное сие облечется в нетленное,
и смертное сие облечется в бессмертие, тогда
сбудется слово написанное: «поглощена
смерть победою»
«Смерть! Где твоё жало?
Ад! Где твоя победа?»

Фома, сынок, вставай, - Фома раскрыл глаза, и увидел перед собой, стоящего в пижаме отца.
На носу отца сидели, в толстой роговой оправе очки, а в руках у него была общая тетрадь и деревянная авторучка, расписанная узорами. – Тебе бы, Фома, переодеться,  умыться и совсем лечь в постель. Я уже всё приготовил…
А здесь в кресле ты так не выспишься.
Ну и поговорил ты о чем-то во сне… Рассуждал так, прямо-таки громко…
Ты уж, Фомушко, не пугай меня так, старика…
- Да всё нормально, папа: «крыша» моя на месте пока. А повоевать только во сне иногда приходится…
Ну, бывает у меня такое, папа…
- Вот и я об этом говорю. Порой эти переживания за прошлое так остро и болезненно начинают восприниматься, что не сложно поверить, как «черепица может поехать»…
Но я сынок, не могу оправдать полностью свои переживания тем, что жизнь для нас проходила в таких сложных условиях. Ведь если вдуматься, эта жизнь дала нам что-то, было же и в ней что-то прекрасное.
- А ну-ка, папа, подай тетрадку… Уж не в ней ли жизнь твоя прекрасная? – Фома кивком головы указал на «общую тетрадь» что была в руках у отца.
- А что, в ней, сынок… - «старый вояка», как он любил называть себя, внимательно посмотрел на сына, образ которого приходилось держать не только в своей утомленной памяти, но и на некоторых страницах, этой раздутой от переживаний, тетради…
Но он никогда не забудет те мгновения, когда он держал своего «розовенького пупсика» на руках, боясь причинить ему какие-то неудобства… И ему казалось тогда, что именно его отцовское прикосновение, вызывало у «милого отпрыска» те солёненькие слёзы, которые он охотно смахивал губами с длинных ресничек…
Да, он, Иван Николаевич многое успел пережить, как военное время его молодости, так и долгую разлуку со своим сыном. Которого, как ему тогда показалось, он потерял навсегда…
И как такому не казаться, если их разделяли не только стремительные годы, но и консервативные взгляды тогдашних семейных отношений. Из-за которых многим отцам и матерям надолго приходилось терять своих детей.
Да, бытуют ещё эти стереотипные понимания «отцов и детей».
А ведь это такое великое событие, которое может стать не только основным стержнем крепости семьи, но, если глубоко посмотреть, и всего общества.
Только вот юный сынок его рассудил иначе… Ведь он, его милый отпрыск, незаметно превращающийся во взрослеющего мужа, обретающего мудрость без отца, самостоятельно искал этот недостающий контакт…
И он, как отец, с кающейся радостью шел ему навстречу… Он понимал, что именно в нём, как в отце и в духовном наставнике нуждался его сын.
Вот почему он и уговорил Фому, пожить в другой семье, будучи рядом с отцом. Ну, хотя бы один год, и походить в их Самарскую школу.
Именно эти переживания он относил к самым радостным в своей нелёгкой жизни. Ведь такие мгновения жизни, не могут не радовать своей чистотой и духовностью. Ведь именно они вносили в жизнь неугасимые переживания, как отца и «духовного наставника».
Ведь таких переживаний касалось и то, что он так мало смог уделить своего внимания и родительской заботы, ради основной воспитательной миссии, которую каждый мужчина обязан нести по жизни своей. Чтобы в полной мере исполнить свой родительский долг.
Фома многому научился за это короткое время в монастыре, чтобы уметь понять и проникнуть в суть переживаний своих ближних. И в эти моменты он умел проявить свою внимательную чуткость отзывчивого человека, кого бы это ни касалось.
Он встал с кресла и нежно обнял своего стареющего отца…
- Не грусти, отец. Нет для нас такого повода…
А ты почему «дегустируешь» в одиночку, когда эта обязанность лежит на нас двоих, а? – Фома весело указал на стоящую бутылку армянского коньяка и рядом стоящую стопку. – Ты уж позволь мне, дорогой «батя» поучаствовать в этом соблазнительном процессе, и кое-что привести в порядок.
Фома вышел умыться, и вернулся к столу. Взяв нож, он аккуратно нарезал лимон дольками, и в рядок уложил их на блюдечке.  И хотел было посыпать их сахаром, но отец остановил его.
- Только не посыпай сахаром, испортишь лимон как полезный продукт и хорошую закуску.
- Хорошо, папа, не знал. Скажи, отец, а куда исчезла наша гостья?
- И кто же это?
- А эта, распрекраснейшая Валерия…
- А… Да она и правда распрекраснейшая…  Надо было всё это видеть… Долго сидела на коврике возле твоего кресла, сложив ноги по-татарски. Ведь ты в это время что-то шептал во сне…
Сидя вот так, она рассматривала наш альбом, где были ваши школьные фотографии. И ты знаешь, на какой странице она остановилась, так и не пролистав дальше?
- И на какой же?
- А вот, фотография, где вы вдвоём сидите на рябине, и держась за руки, смотрите друг другу в глаза. Смотри, ветки так прогнулись, что вот-вот сломаются…
На ветках, довольно увесистой рябины, сидели юные Фома и Лера. Они как бы испытывали друг друга взглядом. Если Лера улыбалась, то Фома выглядел озабоченно серьёзным…
- Кстати, моя ветка так и сломалась. Я тогда здорово свалился вниз утянув за собой и Леру…
И то, что на этой фотографии, теперь уже история…
- Валерочка говорит, что у неё нет такой фотографии… Но он этот эпизод помнит до мельчайших подробностей.
- И что это за подробности, а ну-ка объяснись, папа…
- После того, как вы свалились, вы долго не могли подняться из-за того, что она хныкала от боли… Потом ты взял её на руки и долго успокаивал… А она говорит, что долго ещё капризничала. Только не помнит, понарошку это было, или нет? И толи от ушибов, толи по какой-то другой причине…
- Думаю, что есть одна причина… Чтобы укорить меня в этой «аварии». А может быть, догадывалась о моих юношеских чувствах к моей однокласснице, Люсе… Которая присылала мне свои смешные письма и фотографии. Я их тогда по простоте и наивности своей показывал Валерке. И видел, как она ревновала…
Но я тогда не понимал, что со мной происходило. Она мне нравилась, Лера… Да она и не могла не нравиться.
И ты помнишь, отец, как тогда мне приходилось много терпеть от её обожателей. Порой были и драки… И если я выходил победителем, ей это так льстило.
- Только не всегда так было, сын мой. Порой ты как побитый щенок приходил домой… Вот и вертелась она вокруг тебя, такая вся виноватая…
- Так, отец, ладно… Давай выпьем эту малость, не развлечения ради, а за твоё здоровье.
- Спасибо! И чтобы человечество не теряло своих сыновей в этих дурацких войнах!
- Да будет мир и покой на земле нашей, прекрасной!
- Славные слова, сынок!
Вот уже пятьдесят лет прошло после этого ада на земле. Казалось бы, вот она, война-то, и закончилась. А что изменилось?
Что стало с теми бывшими узниками, что сидели в разных лагерях по разные стороны?
А что стало с героями, которые искренне и честно исполняли свой воинский долг перед Родиной? А положение одинаково, как не смотри, что на нашей стороне, что на той. С той лишь разницей, что где-то жизнь посчитали побогаче, где-то победнее… Да и это не такая уж разница. Выдумки всё это, сынок…
Ведь в отношении всех ветеранов войны, как и в отношении её политических организаторов, по-настоящему много упущено.
- ???
- Да всё те же грубые ошибки политической амбициозности, и интриги междоусобных притязаний. Что так «крошит и разбрасывает» братские народы по углам и весям…
Так и наше, когда-то сильное государство, само в себе рушится…
- Ни эти ли вещи ты хранишь в своей тетради?
- Здесь есть кое что… А ты обратил внимание на мою библиотеку?
- Богатая… В последнее время в ней появилось много военной литературы.
- А как же, только сейчас стали выпускать мемуары и дневники видных военачальников.
- Тогда тебе нет смысла писать свои впечатления. Читай изние.
- Ну да… Там многого такого чего нет. Толи из-за страха автора, толи из-за «усердной» цензуры…
- А у тебя твоя собственная цензура…
- Сынок, я давно уже ничего не боюсь, и записи свои веду не первый десяток лет. У меня одна боязнь только, что не дают таки народу духовно восстановиться.
Ведь я раньше сам боялся в своих «мемуарах» о чем-то поведать таком, что только знаю я… И сейчас возвращаясь к прежним записям,  мне показалось что, будто я чего-то важного недосказал, будто я что-то нужное скрыл от людей. 
И эти переживания не отпускали мня до сих пор. Пока я не стал понимать, что страх мой больше придуманный. Как ты там говоришь: «иллюзорный»…
И вообще скажу тебе, что люди на старости лет, уже ничего не боятся. Особенно военные люди. В это время им можно делиться любыми тайнами, что под страхом запрета когда-то, могло лишить их даже жизни…
Потому я теперь всю оставшуюся память, пытаюсь передать вот этой тетради…
А то, что хочется показать свои впечатления, может когда-то, кому-то и понравится.
Ты прекрасно знаешь, как часть нашей истории сильно искажена. И по-видимому, сынок, долго в ней оставаться ещё этому «белому пятну», где много правды каждый раз по-своему передёргивается.
А почему? Да потому, что основная правда в нашей истории – это какой-то преследовательский поиск виновного. И у, так называемых, военных «архивариусов» по большей части, как правило, имеет умышленно ложный смысл. Там всё так искажено и расплывчато, что простой очевидец этих событий только ужаснуться сможет.
Вот потому и выставляются с каждым разом новые герои, да безнадёжно виноватые. Периодически меняя их местами.
 Как там в твоём Писании говорится: «Кто был первым – станет последним; кто был последним – первым станет.»
- Это касается только такого понятия, как истина. Ибо только истина может расставить все точки над «i».
А порой некоторых и в святые начинают зачислять… Как это там: канонизируют, что ли… Примеров и без моей скромной тетрадки достаточно, сам видишь, что творится…
А ты говоришь точки расставлять…
- Да так оно и будет, папа. Слова Истины будут окончательными. Это не только к истории относится, которую сочиняет человек. Это к нашей человеческой жизни относится. Все решит Истина, которой мы должны соответствовать.
А иначе, и «ваши и наши архивариусы» такое насочиняют… Перетасуют самыми невероятными и убедительными фактами, и даже нужный стих из Писания приложат, и всё будет так наглядно, что порой и волосы «дыбом встанут».  Надо же что творится…
- Ты меня правильно понял, сынок. Вот об этом я и «толкую» со своей тетрадкой… А она у меня не первая, и, надеюсь, не последняя. Потому как бумага многое может потерпеть…
Я хотя и пользуюсь её терпением, но многому и учусь у неё…
- Когда перечитываешь?
- Ну да, терпению, когда перечитываю… - Отец так смеялся, что для Фомы это было только в радость… - Но я же, сынок и удовольствие испытываю когда возвращаюсь к ней. Порой надолго углубляюсь в свои записи. И понимаешь, сын, это как-то очищает мою душу…
Ведь это не простая тетрадь. И не простые мемуары. Это моя исповедь, сынок… Та, что без какого-либо цинизма и лицемерия, всё, как на духу… Потому там есть и тревожные мысли мои, и горькие воспоминания.
Но вижу, что и это полезно для меня. Ведь я пишу ту правду, которую пережил. И когда я читаю чью-то статью, или воспоминания, вот здесь я начинаю с ним дискуссировать. Я свои мысли начинаю развивать на поставленную тему. Я как бы диалог с ними веду. И тут такой поток мыслей начинается…
- Я понимаю, мне это знакомо, отец.
- Но я, сынок, в конце-то подвожу к тому – а для чего нужен такой вопрос, если он не затрагивает интерес о самой жизни. О правильной жизни, конечно…
Ведь многим из-за неправильного понимания этой жизни пришлось пострадать. Несправедливо пострадать… Когда многих лишают прав, и всё у них отнимают…
- Здесь важно, отец, чтобы эта полемика не оказалась той тревожной философией, которая от этой боли и страдания, не увела твои правдивые  откровения в ложном направлении. Чего ты можешь не только не учесть, но и не заметить.
- А ты знаешь, сынок, я уже этого и не боюсь. Я смело говорю о той правде, которую вижу своими глазами. И мой опыт подсказывает мне о необходимости таких размышлениях. Я просто без этого не могу…
Ведь я вижу эту жизнь не с позиции понятия нашей морали и нравственности. И не с позиции собственного ублажения, или какой-то выгоды. 
Это есть моя правда, сынок. И как я тебе сказал – моя исповедь. Пусть в ней есть что-то горькое и не совсем радостное. Но это моя правда. Её я вынашивал все годы, всю мою жизнь…
Ведь когда-то я боялся её высказать… Да что там, высказать, я боялся о ней подумать. Сам знаешь, почему…
Съедят, как те аборигены…
- А что, сейчас мало что изменилось.
- Ага… Смотри, какой интересный парадокс получается. На старости лет я заметил такую деталь… И не только для себя отметил, ведь она может оказаться очень важной и для других.
Те люди, кто старается быть полезным для других, становятся наиболее востребованными в жизни. А значит, именно такой человек более счастливый, чем тот, кто жаждет чьей-то помощи. И ждут от кого-то каких-то долгов и обязательств.
- Интересная мысль.
- Ну да… А получается что?
- И что?
- Да дело в том, что у того, кто старается жить во благо других, общества, наконец, всегда будет находиться этот объект внимания. Значит он всегда будет востребован в жизни. Значит, ему есть что и кому отдавать.
И я ведь в этом убедился на собственном опыте, даже будучи не гражданским человеком. Ведь мы, военные готовы быи отдавать только служебный долг своему Отечеству.
- И этого не мало.
- Ну да… Но я-то требовал от Отечества немалых жертв и затрат немалых. И все взамен за мою службу, практически не делая своими руками ничего…
- Ну как же, ты защищал Её, жертвуя своей жизнью, кровью..
- Но в итоге получилось так, что нам от нашего Отечества и нечего стало брать. Может это и глупо с моей стороны, но человек, даже бывший военный должен жить. Я не про себя сейчас говорю. Много таких кто не только что-то сам сделать сможет, он и слово за себя сказать не может.
А ведь мы к этой системе так привязаны, мы без неё никуда… И мы к этому все привыкли. Такими нас воспитали в нашем обществе, которое способно меняться, не учитывая прежних своих обязательств перед своим народом.
Ведь сейчас этому обществу мы не можем отдать ничего! Кроме того, что мы делали когда-то для него. А ведь требовать будем, не отдавая взамен ничего…
И такая жизнь, превратила нас военных в чистых потребителей. И таких иждивенцев, сынок, ох как много!
А вот, таки новые бизнесмены считают себя гарантами благополучия общества. Какая же грубая ошибка! Да, многое в обществе зависит от них. Но это не есть гарантия того, что с их помощью жизнь в России улучшается.
А собственно, такая картина «процветания» общества, зависящая от власть держащих, характерна любому обществу и любой нации. С небольшой лишь разницей, так называемого «стабильного достатка» на душу населения. Как это было модно сравнивать в прежние годы.
Это, сынок, чистой воды выдумки… Эта зависимость благополучия от подобного «капитализма» лишь лестный лозунг, с жестокими последствиями.
Просто они вынуждают талантливых людей равняться на их лозунги, а получается искусственно выращиваются такие же потребители, как и они сами, в обилии рождающие продажный «шоу бизнес» под разными названиями и псевдо именами.
- Отец, в условиях такого общества, где за основу лозунга большинством принимается девиз: «Человек человеку – волк» народ просто вынужден будет жить по их правилам.
- Вот именно. Но как не хочется думать что все живут по такому принципу…
Но ведь получается, что всё общество живёт как потребитель… Тогда зачем так глубоко копаться, почему мы так плохо живём. Ведь учитывая эту потребительскую систему, всё как бы очевидно…
И то, что стало так очевидно, словно огромная крыша навалилась на наш народ… Она «съехала» с небосклона и придавила нас…
- Да ты, никак философ, отец… Или тоже политиком становишься?
- А в такой обстановке, у нас сейчас, почитай каждый второй философ,  или политик… - отец неожиданно рассмеялся своей необычной догадке, что и заставило его пригубить напиток из заждавшегося бокала… - А не есть ли это кара такая, небесная.
- Ты про эту «крышу», что съехала у нас?
- Да не у нас с тобой, а на нас… Чуешь разницу?
И чтобы почуять эту разницу, Фома тоже пригубил золотистый напиток из своего бокала…
- Ну, если учесть такую закономерность, о которой говорят многие учения, включая и Христианское, то эта кара для человечества неизбежна. Были горькие примеры, хотя и очень наглядные: Содом и Гоморра…
Ведь мир настолько справедлив и гармоничен, что он не допустит каких-то серьёзных отклонений от прописанных законов. А как ты сейчас пытался заметить, они очевидны – это дикое отношение этого общества к миру. И более того, это такое его вредоносное участие в развитии Мира Вселенной. Что, как понимаешь – недопустимо, ни по каким законам. Ведь Мир должен развиваться и совершенствоваться. А мы должны ему помогать!
А значит и наше общество должно развиваться в соответствии с Гармонией. И совершенствоваться. Ведь мы несём эту миссию во Вселенную, помогать ей развиваться. Мы ведь, отец, не только землю должны обогащать, но и Вселенную.
Это наше предначертание!
Такова воля Бога!
И то, что творится сейчас на земле – сему не должно быть! И народ в этом случае должен понять, что нет виноватых на стороне, мы все виноваты…
- ???
- Да, такова горькая правда…
Вот когда пришло время всеобщего покаяния. Это так, отец, так! Каждый, до последнего человека, должен в этом участвовать.
Как говорил о. Олег: «Ибо грядёт всеобщее признание греха. Ибо грядёт Страшный Суд».
И он тем будет страшен, что каждый сам себя судить будет! Не будет ему дано такого права, чтоб кого-то не только осудить, но и подумать плохо будет нельзя!
Только обязательно в этом процессе явится на землю, Судия Мировой! И только Он будет судить всех по законам Божьим.
- Ты говорил «сами будем себя судить». Так выходит, что мы сами-то не справимся?
- Должны справится. Только без слова Божьего нам не суметь это сделать. Мы много лет и столетий занимаемся этим, прикладываем силы свои, но только не мудрость Божью. И вокруг лишь кровь льётся, да войны…
- Да, «распоясался» Диавол…
- Да пожалуй, человек не меньше его, расшалился… Вт он и держится за его, как за покровителя. А тот и потакает человеку во всём, и придумывает новые забавы, как дитяти неразумному… И земля гореть начинает от забав человеческих.
- Я всегда говорил, что война и есть результат того, что играют с огнём. И затеваю-то её политики, и к сожалению, военные…
- Это и есть печальный факт, как горькая пилюля… Которая всё же может открыть глаза реваншистам на правду.
/продолжение следует/