Буквы. А, Б, Д, И, К

                БУКВЫ

                А

     Впервые эту букву я увидела в синей книжке брата. Она стояла на первой странице так твердо, как электростолб, и казалась мне самой важной. Первой абы кого не поставят. Мне казалось, что от этой буквы и от этой книжки в целом зависело все мое будущее, а именно - счастье. Когда к братьям приходили друзья, и я просилась вместе с ними в игру, они не брали меня и отвечали друзьям - ну, её, она даже букв не знает.
     Я терпела, возразить мне было нечего, запоминала буквы и мстила, раскидывая под кроватью их пластмассовых солдатиков.
               
               
               
                Анна Михайловна, Антресоль, Алюминий

     На третьем этаже в нашем подъезде жила Анна Михайловна. Бабушка называла её на «вы» и по имени-отчеству, для меня это было удивительно. Для бабушки все были - Нюрки, Вальки, Митьки. А тут - целая Анна Михайловна.
     Мне очень нравилось бывать у неё в гостях. Впервые от неё я услышала красивое слово «антресоль» и увидела что это такое. Анна Михайловна залазила на табуретку, открывала дверки волшебного небесного ящика и доставала мне игрушки, чтобы я не скучала, пока она разговаривала с бабушкой про войну.
     Самыми любимыми у меня были – зеленая мягкая тряпочка с пришитыми медалями и алюминиевые ложки. На медали я клала сверху листик и чиркала по нему карандашом, пока полностью не вырисовывалась точно такая же медаль, только на бумаге. А ложки привлекали меня своей гибкостью. Дома я пробовала согнуть приборы, получая подзатыльники от братьев, но  у меня не выходило. А тут – пожалуйста. Это потому что - алюминий, объясняла Анна Михайловна.
     Я мечтала, когда у меня будет свое хозяйство обязательно прибить над дверью волшебную антресоль и приобрести алюминиевые приборы, чтобы можно было их гнуть в разные стороны. И ещё у Анны Михайловны в вазочке всегда были печенья. Она казалась мне невообразимо богатой старушкой со своей антресолью, печеньем, медалями и алюминиевой посудой. Когда она умерла, хоронили её соседи. Оказалось, у неё никого не было, всех родных забрала у неё война.

               
                Андрей

     Это имя сопровождает меня всю  мою недолгую жизнь, потому что так зовут моего родного брата. Одного из близнецов. Бабушка настаивала на первенстве рождения Романа, как будто присутствовала при таинстве. Маме было все равно, но я уверена, что Андрей просто уступил брату ещё в животе, как уступает ему всю жизнь. Даже на физкультуре в школе Андрей стоял за братом, хоть и был чуть выше его.
     Андрей достигал все упорством и трудолюбием, Ромке же многое доставалось везением. Андрей был увлеченным ребенком, вдавался в тему весь целиком, заполоняя небольшое пространство нашей квартиры предметами интереса и невольно привлекая окружающих.
     В пятом классе он был радиолюбитель. Мама выписывала ему журнал «Юный техник», Ромка лазил с ним по помойкам, вытаскивая детали из старых телевизоров, а я, выдрессированная Андреем отличать диод от триода, как верный оруженосец по приказу своего господина, подавала ему детали, когда он паял. 
     Все шкафы в детской комнате были заполнены коробками с разноцветными деталями, катушками с проволокой. Под кроватью лежал завернутый в тряпку старый радиоприемник.
В старших классах он увлекся философией, культурой народов и историей религий. Дома появились необычные книжки.
     Его заинтересовала индийская культура. Я помню яркую книжку «Бхагават-гита». Читать мне её не хотелось, но слона с обложки я перерисовывала с интересом.
     Затем, окончив школу,  он увлекся буддизмом, пугая маму, мимоходом кидая высказывания типа «умирать не страшно», «я мертвячину есть не буду», «тебе меня не понять».
     Из шкафов были выкинуты радиодетали, и полки заполнились брошюрами с незапоминающимися названиями.
     Андрей стал задумчив и спокоен. Так как мясо он есть отказывался, мама изобретала новые блюда из фасоли и картофеля. Андрей исправно посещал занятия по медитации, худел, никакие уговоры «хоть кусочек» на него не действовали, и даже украденные на занятиях по просветлению новая кожаная куртка и кошелек не вызывали никаких эмоций в моем брате.
     Потом по телевизору передали, что гуру арестован.
     Брат задумался. Разрешил себе пить пиво.
     На моей свадьбе брат напился. Проворная тетушка подложила ему в тарелку котлету, которую он и съел из-за невнимательности, а мои подружки отлучались с ним то и дело «погулять по этажу». Лег спать прям в костюме. Мама, аккуратно разглаживая ладонью стрелочки на брюках спящего сына, плакала от радости. Ну вот, пьяный, как человек. С того дня и вправду все пошло по-иному.
     Андрей стал неспокоен, влюбчив, весел, но мяса не ел. Пока не женился. Его любимая теща была в сговоре с мамой и приучала нового сына к мясному, встав в распорку, как буква «А», в дверях кухни и угрожала обидеться его отказом.
     Андрей обижать не любил и послушно откусывал кусочек.
     Сделав за год, наконец, из него «нормального человека» мама и теща успокоились.


                Б

                Бог

    О Боге я узнала от двух своих бабушек: городской бабушки Вали и деревенской бабушки Маши.
    Его я называла до 17 лет исключительно «Боженька» и относилась к нему как «Деду Морозу». По мере взросления, я понимала, что, прося, надо ещё и отдавать. Позже мне думалось, что до меня ему нет никакого дела, потом уверовала в то, что он дает мне самое лучшее и самое страшное - свободу выбора. Во всём.
     Бог стал для меня наблюдателем, защитником, судьей и утешителем одновременно.
     Бабушка Валя различала несколько божественных лиц: Богоматерь, Иисус, Бог собственно и святой Георгий. Последнему она молилась чаще, считая его верным защитником её сына.
     Как-то я поинтересовалась, правда ли что Иисус - еврей, вызвав её искреннее негодование. На её вопрос, откуда у меня такие ужасные мысли, я ответила, что если мать еврейка, то и сын еврей, на что получила жесткое – Иисус - русский и точка.
     Бабушка Валя считала себя очень образованной, так как закончила семь классов, записывала молитвы в блокнот и учила нас с Ромкой читать библию на старославянском. Андрея не учила, он все время паял.
     Бабушка Маша, научившись читать лишь в пятьдесят лет, много молитв знала наизусть и молилась на старую картонку с изображением Богородицы.
     Всем моим чудесным выздоровлениям бабушка Маша благодарна была Богу. А я ей.


                Брат-2

     В этой части мне хотелось бы рассказать о брате Денисе. Который мне троюродный.
     До сих пор он называет меня просто «сестра», а я его «брат». Без имен.
     Мама его работала в книжном магазине, и я любила ходить к ним в гости, потому что на полках у них дома было много замечательных разноцветных книг.
     Жили они небогато. Когда Денис поступил в институт, у него из обуви были только кеды. В них он и пришел ко мне на свадьбу. И в пиджаке, который одолжил ему мой жених. Кто-то из родственников мужа пошутил на этот счет, за что и поплатился позже. Я подсадила к нему за стол своего папу. А кто в теме, поймет, что страшнее наказания нет. Ладно, про папу потом.
     Я любила Дениса, да и сейчас люблю. Я всегда звала его на свой день рождения. С ним интересно.
     Мы меняли батареи в квартире, муж отказывался тащить старую громадину к помойке и спустил её только до первого этажа. Потом, сказал, дотащу.
     Денис в это время, будучи приглашенным ко мне в гости, мучался отсутствием подарка. И увидев замечательную белую четырехсекционную батарею прямо у моего подъезда – обрадовался. В хозяйстве все пригодится, решил он, и поволок её обратно на пятый этаж.
     Зато на следующий день муж все-таки дотащил батарею до помойки.
     Денис всегда увлекался музыкой. Сколотил группу в институте и выступал, где придется.
     Теперь он женат на прелестной девочке, родил дочь, мою крестницу, ездит на гастроли и выпустил уже четвертый свой альбом.

               
                Буквы

     Научившись в пять лет писать некоторые буквы, я оттачивала свое мастерство на всех поверхностях, которые попадались мне на глаза. Проявляя хитрость, я рисовала там, где взрослым не видно, понимая, что например, за размалеванные обои меня снова накажут. Я залазила под стол и рисовала буквы на обратной стороне столешницы. Под кроватью на полу рисовать было темно, и я брала Ромкин фонарик с собой. Створки шкафа с обратной стороны, задняя панель телевизора, спинки кресел тоже не остались мною неохваченными.
     Получив веником по голове и удивляясь находчивости родителей в обнаружении моих каракулей, я решила сосредоточится на одной лишь букве «Ю», по праву считая её собственной. Букву я рисовала перевернутой набок. То есть, как раз набок, я считала перевернутой настоящую «Ю», похожую на тележку с одним колесом.
     А свою, правильную букву я рисовала, как положено. Якорем. Колечком кверху. Чтобы не укатилась. Для прочности вырисовывая длинную платформу.
Чтобы не быть снова наказанной я решила рисовать свою буковку мелко и там, где точно не найдут. Внутри маминой шкатулки, на подкладке папиного плаща и внутри книжек.
     Не сразу, но позже, конечно, я получила свою порцию кренделей за это.
     Теперь, имея в наличии на экране компьютера сколько угодно пространства для письма, я рисую буквы и хочу быть обнаруженной в своих проказах.


                Д

                Дача, Дима.

     В дачном кооперативе второго мединститута отцу посчастливилось стать обладателем шести соток.
     Поставив железный строительный вагончик, закопав в землю стол, пару кустарников и раскидав равномерно по участку инструменты, мы впервые заявили о себе, как о настоящих дачниках.
     Каждому члену семьи досталось место по способностям. Мама копалась в огороде, я - на кухне, братья оббивали рейкой комнату, папа - у соседа, где он вел важные разговоры о пристройке второго этажа к вагончику.
     По вечерам мы ужинали на улице, часто наблюдая массовую галлюцинацию в виде НЛО, кружащего над березовой посадкой.
     Дима проезжал мимо на велосипеде и с интересом оглядывался на  кучу (он так и выразился, хотя нас было всего трое) детей. Подружился с нашим соседом и через него позвал нас «в лес». «В лес», как оказалось, называлось мероприятие в соседней посадке, предполагающее костер, пьянку, хор и гитару в качестве аккомпанемента.
Первые два года меня безуспешно учили курить профессорские дети, на третий год я сдалась, подкрепив первый опыт стаканом спирта, украденным Димкой у отца, вместе с двумя банками тушенки.
    Дима учился в медучилище и после его окончания собирался поступать в институт.
    У дачников пользовался авторитетом.
    Дважды принимал роды у кошки, другу моего брата оперировал чирей в полевых условиях, неделю спасал мою обожженную трубой мотоцикла лодыжку и ещё много чего.
    При проведении лечения, будь то человек или собака, Дима всегда рассказывал пострадавшему подробно свои манипуляции, последующую терапию и назначал режим.
    После окончания мединститута растолстел, стал молчалив, ушёл от лечения в диагностику, но все так же «в лесу» пил с нами водку, пел песни и давал мне советы по профилактике различных заболеваний.
    Год назад брат получил от него смс - «я женился». С тех пор от него не было никаких вестей.
 
                И
 
                Игрушки

     Откуда в старом бабушкином доме появилась эта игрушка, я не помню. И взрослые не помнят.
     Моя первая игрушка. Плюшевая белка. Бежевая.
     Очень тяжелая. Со стружкой внутри.
     И с одним пуговичным глазом.
     Я не любила эту игрушку, не клала с собой на ночь в постель, не играла с ней.
     Но мне почему-то так было жалко её.
     И если кто из ребят брал или кидался ею - я в драку лезла, защищая её.
     Потом аккуратно ставила на место - на стол в большой комнате.
     И она там снова сидела.
     Жалкая такая.
     Но родная до боли.

     Игрушками у меня были не только искусственные, но и живые. То есть бывшие живые. Я снимала свежепойманную рыбу с проволки, что сушилась во дворе и сначала рассказывала ей, что мне интересно, а потом отрывала ей солёную голову и ела . Прямо нечищенную и с хвостом. Самая благодарная игрушка. Слушает. С глазами. И вкусная. Правда, мне от этих игр в шесть лет аппендикс вырезали, но всё равно интересно было.

     Мой крестный строил для наших посольств здания в дружественных странах и привозил мне подарки. Из Афганистана (мне было лет пять-шесть)он привез мне серебряный крест на цепочке, который немедленно на моей шее позеленел. Я отложила этот подарок, он был мне не интересен. А вот серебряные кружевные серьги из Алжира мне понравились, они были такие огромные, с большими закорючками, такими, что я цепляла их за уши и плясала в них под папину пластинку *Битлз*. Но недолго. Мама отобрала и сказала *это не игрушка*.

     Игрушка - кукла, немецкая, что крестный купил в дьюти - фри. Куклу я раскрасила фломастерами, желая сделать её прекрасней, исходя из своих смещенных представлений о красоте. Идеалом была у меня старая плюшевая белка с одним пуговичным глазом.
     Черные брови и красный рот я вырисовывала кукле непослушными пальцами. Мама потом пыталась отмыть игрушку, но не вышло. Тогда качество красок было на высоте. Сейчас я вспоминаю эту куклу и понимаю, что она была очень красива и без моих малеваний. А белка была ужасно некрасивой.
     Но вспоминаю с трепетом я только эту потрепанную жалкую одноглазую белку.
               
               
                К

                Коза, Корова, куры.

    Все эти животные жили у бабушки Маши в деревне.
    Живность вела свое скучное существование, только до тех пор, пока в деревню не привозили меня с братьями. Если ребятам до неё не было никакого дела, мне было любопытно всё.
    Коза была молочная, бабушка скучно доила её, а мне хотелось тоже научится тащить Зинку за соски, с грохотом наполняя миску. Выбитого козьим копытом моего переднего зуба было достаточно, чтобы на время отвлечься от козы и направить интерес на кур.
    Так как я, пятилетняя, не понимала, откуда у кур появляются яйца - меня интриговал процесс носки. Я заходила, куры рассыпались по углам, петух поднимал воинственно гребень, я прижималась к дверям, садилась на корточки и ждала чуда. Птицы, поняв, что я им не угроза, успокаивались и располагались по своим полкам. Много часов я провела в курятнике безрезультатно. Пока не увидела однажды, как курица бежала по двору, потом присела, так, между прочим, и, оставив за собой яйцо, поскакала дальше. Я потом долго отказывалась есть яйца, брезгуя и аргументируя, что они «оттуда». Цыплят сильно любила, ловила и целовала, от нежности и по неосторожности передушив половину стайки.
    Так как бабушка наказала и отлучила меня от кур, я переключилась на корову.
    Корова была ко мне совершенно равнодушна. Я таскала её за вымя, точнее за один сосок, пытаясь налить себе в кружку молока, она не обращала на меня никакого внимания, лишь изредка отваливая лепешки из-под хвоста.
     Тогда я вернулась к козе. Бабушка стригла её огромными ножницами и  сваливала пуховые клоки в мешок. Коза валялась на траве со связанными копытами, и мне было её безумно жаль. Она блеяла так, как будто её убивают. Я присаживалась к бедняжке и совала ей в рот траву, но она моргала огромными ресницами, траву не ела и орала пуще прежнего.
После манипуляций, её освобождали, и она как угорелая носилась по двору, а я за ней, пытаясь покормить. Уверившись, наконец, что коза – дура, я от неё отстала.
     Когда бабушка Маша ослепла и тетка забрала её в Куйбышев, весь скот был распродан соседям.

               
                Коммунизм

     Знакомство с «коммунизмом» произошло в восемь лет. В класс вошла незнакомая женщина, учительница представила её, и начала сладким голосом рассказывать, что это такое. Из всего услышанного я поняла, что все будут работать бесплатно, денег не будет, телевизоры будут раздавать просто так, а наша задача лишь хорошо учиться, чтобы вырасти и стать строителями этого «коммунизма».
    Я сразу размечталась об отдельной комнате, а может быть целой квартире, которую мне предоставят за так, с братьями жить мне было тесно. Ещё очень хотелось получить чехословацкие фломастеры.
    Так как с историей я ещё не была знакома и в политике не разбиралась, социализм (в котором я наивно существовала) представлялся мне переходным периодом между первобытным строем и волшебным коммунизмом.
    Теперь мне стала понятна ненависть Америки. У них не будет такого прекрасного будущего, как у нас, поэтому они и завидуют, поэтому и хотят сбросить на нас бомбу, и от злости мучают несчастных негров.
    Я сострадала обездоленным чернокожим. Негра я видела всего лишь один раз в моем детстве, на Красной площади. Я смотрела на него долго и сочувственно, мне хотелось предложить ему строить коммунизм вместе с моим папой и навсегда остаться жить в СССР.
    Хотя, на счет того, что папа строит коммунизм, у меня были сомнения. Я вспоминала, чем занимался мой отец, и понимала, что строить коммунизм ему просто некогда, но надеялась, что этого, кроме меня никто не заметит, а товарищи не выдадут.
     Первого мая, после демонстрации, воспитательница отобрала у нас бумажные цветы, выдала мелки и отвела на площадь, где мы должны были нарисовать что-то мирное, доброе и коммунистическое.
     Я нарисовала девочку с ромашкой, не обратив внимания, что товарищи по светлому будущему изображали голубей, перечеркнутых бомб и прочее, соответствующее, по разумению воспитательницы, миру и коммунизму.
     Разочаровавшись в моих понятиях по этому вопросу, она молча вылила ведро воды на рисунок, и на моё место пристроился на корточках одноклассник - рисовать голубя.
     Я засомневалась, что могу помочь стране в строительстве коммунизма, и решила ограничиться его ожиданием. Народу много, думала я, справятся и без моего участия. Тем более, что телевизор папа купил, а фломастеры мне обещали подарить на день рождения.

               
               




.