Глава 24. Кино, вино и домино

Жужа неожиданно резко остановилась, глухо заворчала, включила задний ход и спряталась за Олегом.
По лесной дороге на людей неслась, как чумовая, огромная собака. Она была сильно напугана и постоянно оглядывалась, поджав под себя свой хвост. Собака была измазана с ног до головы чем-то непонятным.
За ней, развеваясь во все стороны на ветру, как куча грязного тряпья в прифронтовом медсанбате, скакали три огромных страуса, распластав крылья в стороны и издавая какие-то гортанные звуки. Они очень сильно походили на гончих, которые преследуют убегающего зайца. Не хватало только всадников на лошадях, звука охотничьего рожка и придворной свиты.
Бедная собака петляла по лесной дороге, уворачиваясь от мощных клювов и лап страусов. Что она им сделала плохого – было пока непонятно, только огромные птицы прилагали все свои недюжинные способности, чтобы разделаться с бедной псиной собственными силами. Возможно, мохнатая бедняга просто повстречала их не в том месте и не в то время. А, может быть, что-то украла у них. Может быть, даже перья для короны своей королевы. А королевой-то была Жужа!
За спинами страусов клубилась пыль, как после полка кавалерии и застилала собой осеннее солнце.
В воздухе повис уже надоевший за прошедший день вопрос – откуда ЗДЕСЬ еще и страусы?
Сворачивать в сторону, чтобы переждать надвигающуюся бурю было уже бесполезно, и караван остановился.
- Куда? Стояяяять! – неожиданно заорал на всю эту разношерстную компанию Игнат, расставил руки в разные стороны и выскочил на середину дороги.
Перемазанная собака, увидев людей, громко завыла от радости, подключила форсаж и побежала из самых последних сил навстречу каравану, надеясь спрятаться за спинами людей. Она пронеслась мимо них и верблюдов, дыша как паровоз и топая как конь, обдав всех крепким запахом фекалий.
«Господи, это же просто неприлично так вонять!» - Жужа прикрыла лапой свой нос. Глаза заслезились от крепости вони.
Страусы отреагировали на неожиданное появление людей совсем по-другому. Они перепугались до смерти и стали тормозить, чем только могли. Разве что, парашюты не выбросили позади себя, как это делают реактивные самолеты.
Боже, что тут началось!
Первая птица запуталась в собственных ногах и, перевернувшись через голову, распласталась по земле. Вторая налетела на первую и тоже повалилась, снеся попутно подчистую большой муравейник. Третья наскочила на обеих и усугубила положение. Пух и перья полетели во все стороны.
Получилась куча-мала. Крылья, ноги, шеи, головы… «Смешались в кучу кони, люди…» - сказал бы на это поэт.
«Вот оно! Мое спасение! Про ЭТИХ-ТО я забыла! Какая ж я дура все-таки!» - Жужа пряталась за караваном, испуганно выглядывая одним глазом из-под животов верблюдов. – «Вот эти уж точно динозавры!»
Огромные птицы кое-как распутались между собой и помчались, как парусники по ветру, назад в лесную деревеньку. Топот шести лап и хруст поломанных веток сопровождал их отступление. Только туристы их и видели. Поле брани оказалось за НАМИ! Ура!
- Я не понял… Что это было? – Олег стоял не шелохнувшись. Мозги его были враскоряку и, как заигранная пластинка, выдавали одну и ту же бесконечную мелодию – «Здравствуй, аист! Здравствуй, птица!»
Все произошло настолько стремительно, что могло показаться легким помешательством в головах. А, может быть, уже и не таким легким. Запах фекалий ведь остался!
- Блин! Что это было? – повторил Олег и посмотрел на Игната.
- Не трясогузки – это точно! – у того хватало сил еще и хохмить.
- Такое ощущение, что мы попали в Африку, чес-слово.., - Олег сглотнул. – Верблюды, страусы… Выскочи на нас сейчас из-за поворота стадо слонов - совсем не удивлюсь.
«КАК страусы!» - Жужа от удивления аж взвизгнула, подавилась и стала громко кашлять и перхать. – «Опять!!! А кто ж тогда на льдинах живет на том конце земли?»
- Баба Наташа! Ваши?.. Деревенские?.. – поинтересовался Игнат у старушки-поскакушки.
- Ага! Нашенские! Ясно ж дело!– она удовлетворенно вздохнула и беззубо улыбнулась. – Михалыча вони! У лесе таки не водются.
- Он хоть бы следил за своей живностью. Такая страсть ночью выскочит навстречу – коньки, к черту, отбросишь, - Олегу явно хотелось побурчать. – Михалыч… Бизнесмен, блин… Как же у вас здесь все запущенооо! Как вы его терпите?
- Дык оне у него за загородкой были, а вот ента шмакодявка, - она кивнула в сторону давящейся Жужи, - выпустила усех на волю.
«Как-как меня назвали?» - собака уставилась немигающим взором в глаза бабе Наташе и стала интенсивно размышлять – «шмакодявка» - это ругательство или похвала.
- Жужа! Блин!.. Чертова Гринписовка! Открыла тут, понимаешь ли, ящик Пандоры, - Игнат недовольно посмотрел и топнул ногой на Жужу.
«А чо я? Я ничего!» - Жужа, наконец, пришла в себя и стала вылизываться, делая вид, что эти разговоры и претензии взрослых ее не касаются. Так… Рядовое событие…
- А где ЭТА?.. Которая мимо пронеслась?
Но ее и след простыл. Остался только тяжелый запах нечистот и дрожь в коленках и суставах.
- Нам, наверное, стОит поторопиться. Боюсь, как бы еще чего не вышло. Вляпались мы куда-то.., - и Игнат выволок за веревку мохнатую и жующую троицу назад на лесную дорогу.
Остальные примкнули к нему.
Пару-тройку минут двигались молча, погрузившись с головой в свои мысли.
И вдруг…
«Дееевочки! Война-война до самого Урала!..» - чьи-то пьяные нестройные голоса прервали мрачное шествие. Пение было очень громким, в ноты с трудом попадали, да к тому же еще и слова путали и перевирали до неузнаваемости. И писклявая гармошка надрывалась на славу - как на похоронах любимой тещи. Но на половине аккорда она неожиданно заглохла, издав предсмертный звук и потонув в отборном мате и треске ломающихся сучьев. Кто-то куда-то, по-видимому, упал…
Лесной караван под предводительством Игната вышел, наконец, из леса на опушку и застыл в изумлении на месте – война, действительно прошла по этой деревеньке, как асфальтовый каток по дороге.
- «Едрит твою налево».., - только и смогла шепотом промолвить баба Наташа и троекратно перекрестилась.
- … сказала Королева, - только и смог по привычке закончить эту фразу Игнат, и рука его тоже непроизвольно повторила жест старушки. – Блиииин! Кино, вино и домино!
Похоже, что в деревне происходила спешная эвакуация – все, кто мог ходить или самостоятельно передвигаться на своих двоих, выскочили из домов и сараев и носились по пыльному пространству между домами. У кого-то в руках были вилы, у кого-то палки, кто-то выскочил из дома с половником и недоеденной краюхой хлеба. Какая-то немолодая женщина носилась по деревне с ведром нецеженого молока из-под коровы. И орали, причем, все!
Своей беспорядочностью, бестолковостью и скоростью перемещения все, что сейчас предстало перед Игнатом и его компанией, очень напоминали Броуновское движение. Смысла в этом было мало и конца этому безобразию не было видно и в помине. Армагеддон в отдельно взятой деревне был в самом разгаре и проходил с русским размахом и даже с песняками! Странно, но вселенского плача и дорожных чемоданов с вещами замечено не было.
Откуда-то из-за дома Михалыча валил сизый дым, его забор был порушен и растащен на дрова, а все его животные скакали по улице деревни без всякого присмотра.
Вот они-то и были причиной этой суматохи. Звери, почувствовав свободу, выскочили из загонов и клеток и носились по пыльной дороге во всех направлениях.
Все жители лесной деревеньки пытались их изловить и водворить на место. Животные, естественно, этого не хотели и всеми силами старались вернуться на свою историческую родину.
Жирные откормленные страусы, как Летучие Голландцы на море, носились под грязными парусами от дома к дому, не разбирая дороги, не видя заборов и пугая всех своей скоростью и массой. Они пытались взлететь и бегали вдоль деревни, но взлетная полоса была очень короткой, да еще и изобиловала препятствиями. Порушенные страусами копны сена валялись тут же. Одна из них жарко полыхала.
Старушки в древних платьях пытались их изловить, но толку было мало - по скорости передвижения в этой деревне у страусов конкурентов не было. Немногочисленные замызганные старики носили воду в дырявых ржавых ведрах и старались потушить назревающий пожар. И у тех и у других получалось это дело из рук вон плохо.
Остальные звери тоже старались найти нужное направление и прорываться с боями в любимую Африку.

Какая-то женщина бальзаковского возраста загнала в тупик между домами двух американских лам, но что с ними делать дальше, она никак не могла сообразить. Так и стояла у них на пути с распростертыми в разные стороны руками и, не выпуская их из ловушки, ждала помощи со стороны.
Сопливая девчонка и два пацана бегали за полосатым выводком бородавочников, стараясь их измотать и изловить, но те были очень шустрыми, чем постоянно ставили в тупик своих преследователей – разбегались в разные стороны, чтобы чуть позже опять воссоединиться в маленькое визжащее стадо. Похоже было, что сами преследователи скоро сами упадут без сил, потому как уже давно с быстрого бега плавно перешли на спотыкающийся шаг.
Какие-то подростки, загнали на высокую старую березу стаю мартышек и сбивали их теперь оттуда палками и созревшими яблоками из соседнего сада, чем привели в неописуемую ярость хозяина этого самого сада. Он громко орал на пацанов с крыльца и грозился  пристрелить из ружья. Но его крик терялся среди шума и гама, что царил вокруг. А сообразительные мартышки вскоре перебрались с полуголых берез на макушки елок и оттуда стали вести ответный огонь шишками по неприятелям – мальчишкам снизу и снайперу с берданкой в руках, который уже почти сорвал свой голос.
Штук двадцать серых и белых кроликов скакали пушистыми мячами среди всей этой толчеи, рискуя быть раздавленными десятками ног, лап и копыт.
Два каких-то чуда-юда непонятной породы скакали ту же – кошки не кошки, кролики не кролики.
Куры, обезумев от такого количества людей и зверей, носились тут же, многократно усугубляя и без того непростое положение. Утки и гуси пытались за ними поспеть, но только беспомощно падали на брюхо и своими громкими кряканием и гоготом пугали зоопарк Михалыча, отчего бывшие пленники местного бизнесмена начинали бегать с удвоенной скоростью.
У Игната с Олегом от всего этого бедлама стала кружиться голова.
Для завершения картины вражеского нашествия не хватало только обломков сбитого зенитками вражеского самолета, подбитого танка с черными крестами на бортах  и эшелона с ранеными.
Неожиданно из придорожной канавы повторился куплет песни. С удвоенной громкостью заорали: «Девочки! Война-война до самого Урала!..». Но пьяные голоса опять сбились с ритма, а гармошка опять попыталась безрезультатно позвать хоть кого-нибудь себе на помощь.
Из крапивы, что росла у края канавы на, дорогу выползла интересная парочка – баран и ярочка.
Пьяный мужик и его такая же пьяная спутница, с трудом переставляя ноги, раззявили рты, чтобы продолжить свое сольное выступление, но, увидев верблюдов в сопровождении бабы Натальи и туристов, заулыбались и петляющей походкой пошли навстречу.
- Оооо! Какие люди! – мужик, раскрывший от радости свои объятия, очень плохо стоял на ногах. Еще хуже он произносил слова. – Вот и еще гости пожаловали! А на хрена вы, сопппственно, приперлись? – настроение его менялось ежесекундно. – Опять…
 И он завалился на бок, увлекая за собой свою древнюю гармонь и нетрезвую спутницу, которая была старше его на целую вечность.
Мужик с бабой были неразлучны, как иголка с ниткой. Еще бы! Ведь у них была одна телогрейка на двоих – его левая рука была в левом рукаве, ее правая – в правом. Почему они так оделись, было одному богу известно.
- Михалыч! – всплеснула руками Баба Наташа. – Ты чего так нажралси-то? Али каки именины у дереуне? Настен! А ты чего так ухайдакалась? Опять? Ты же у завязке была!
Михалыч поднялся с земли на четвереньки и долго смотрел исподлобья на старушку, усиленно пытаясь вспомнить – кто это. Гармонь валялась на земле тут же. Наконец, он узнал свою соседку и расплылся в глупой улыбке.
- Оооо! Баба Наташа! «Тыыыы – моя мелодияяяяя, яяяя – твой предынныыый Орфеееей!..» - неожиданно заорал он на весь лес и поднялся во весь рост, но получил локтем от Настены поддых и также неожиданно заглох, громко ойкнув.
- Настен! Орфей! Вы чегой-то так нажралися-то? – повторила баба Наташа свой вопрос. – Чаво случилось-то? Чего усе по дереуне-то скачут, как оглашенные?
 – А хрен знает, в душу твою матушку, чего они скачут… Напилися – вот и веселятся… Радость у мине! Сыночек мой вернулся… С друганами своими… Отмечаем встречу вот... А чо? Нельзя што ли? Дай я тя расцелую, баба Наталья, на радости такой! Ну, по-нашему… По-бразильски... Не чужие чай… Соседями с утра ишшо были…А мы тут того… За встречу ик!, немного того… Сынок мой приехал! В Америку миня заберет…
- Иди ты, оглашенный, от мине! Целоваться тут надумал! Страм-то какой! – баба Наташа оттолкнула его. – Сронишь ишшо у канаву мине, пес шелудивый. А я и так там сегодня дважды была. Была охота снова там колупаться!
Тут Михалыч увидел своих верблюдов.
- Вот они, мои… Любимые зверушки! -  завопил он и дернулся им навстречу.
- А я тада кто? Ты же миня любишь больше жизни! – Настена схватила его за грудки и повернула горе-бизнесмена к себе. – Ты же мине говорил, шо любишь… Клялся… Брехал опять? – и она влепила ему звонкую пощечину. – Гад!
- Настен!? – Михалыч заорал благим матом. – Ты дура совсем, что ли? Чего рукоприкладствуешь? Больно же! – он держался рукой за щеку. – Я чо? Отказывался от тебя али чо? Если я сказал тебе, что увезу тебя в Америку, то значит так и будет! А мое слово ЖЖЖЕЛЕЗНОЕ! – он потряс кулаком в воздухе и посмотрел с нежностью в ее ясные очи.
- Куды она собралася? – баба Наташа схватилась за сердце – До Америци?
- Эй вы, любовники! – не выдержал Игнат и рявкнул на веселую парочку. – Что тут происходит?
Михалыч с Настеной уставились на ребят потусторонними взорами, потом взглянули друг на друга, и опять дружно сковырнулись в канаву. Гармошка накрыла их обоих звонким визгом.
А в деревне случилось вот что.
К Михалычу, действительно, приехал его сынок. С гостями… Из САМОЙ Америки!!! И чтобы ублажить их и развлечь, папаша решил устроить деткам рыбалку и сафари – зоопарк дома есть, но и поохотиться с ружьем тоже где-то нужно.
Хуже всего дело обстояло с дикими зверями. Они были, но в мизерных количествах и не в их лесу. И звались ПОЛЕВЫМИ мышами.
Проблема решилась неожиданно просто. Михалычу пришла в башку гениальная и нестандартная мысль – а что, если дикими зайцами станут обычные домашние кошки, а кабаном - собака?
Он нашел на пыльном чердаке своего дома старые шкуры кроликов и голову кабана, побитые молью. Потом выловил своего старого кота Жигана и его подружку Мурку. Затем запихнул поочередно упирающихся, орущих и царапающихся кошек в чужие шкуры. За шоколадку уговорил соседскую девчонку выпустить Жигана и Мурку из клетки в нужный момент.
Только вот с кабаном получился прокол. Его пес Жулик почему-то, ну никак, не  желал становиться дикой свиньей, кусался, выл и, в конце концов, вырвался и убежал за околицу.
Пришлось устраивать охоту только на ОЧЕНЬ сильно расплодившихся длинноухих, которые настолько обнаглели, что жили недалеко от деревни (буквально за углом) и устраивали в марте дикий вой и гульбища (на чердаке).
И когда компания из нескольких пьяных мужиков была в нужном месте, из кустов на них неожиданно выскочили разноцветные зайцы – почти розовый и белый, уши которых торчали в разные стороны, а все четыре лапы У ОБОИХ особей беспрестанно дрыгались. Со стороны казалось, что они пытаются выбраться из собственных шкур (что собственно, так и было).
Жулик, которого все-таки выловили и приволокли в виде массовки на пресловутое сафари, увидев этих зайцев, так зашелся в диком вое и лае, что чуть наизнанку не вывернулся. Уж он-то видел – кто есть кто, как не маскируйся!
И не успели охотники вскинуть свои ружья на изготовку, как напуганные Жуликом зайцы дружно развернулись и в мгновение ока забрались на макушку ближайшей ели. Так и смотрели они с высоты небес на чокнутых гостей и ждали решения своей участи.
От такого кульбита русских зайцем у охотников наступил сначала получасовой ступор, а потом постепенное разжижение мозгов.
- Ни хрена себе! – сказали гости на своем американском жаргоне. – В России  не только люди чокнутые… Здесь даже зайцы ненормальные – скачут по веткам, словно белки.
Короче… Зайцы с елки так и не слезли. Пилы, чтобы ель свалить под корень, в доме не обнаружилось. (Соседка, зараза!, так и не ее вернула с осени!) Но для проформы разок стрельнули из древней берданки.
После такой неудачи охотники решили залить свое горе, а заодно и неудачное сафари, новой порцией алкоголя. И когда веселье в избе Михалыча было в самом разгаре, дверь в хату неожиданно отворилась пинком ноги и древняя Настена проорала с порога, как иерихонская труба:
- Сидите тута? Жрете от пуза? А там…, - она погрозила кому-то указующим перстом. - А там…
- Что там? – дружно хором проорали хлопцы, обдав Настену сивушными маслами и перегаром.
- А там твоих верблюдов чья-то собачонка (махонька така!) увела куда-то у темный лес! За веревку! Как телкОв каких несмышленых! Вот! – выпалила уже захмелевшая Настена и присела на краешек скамьи у накрытого стола, плотоядно облизываясь на угощения.
- Как увела? – Михалыч аж подпрыгнул на скамье.- А Жулик куда смотрел?
- А хрен его знает, Жулика твово, - Настена обнаглела и ухватила без разрешения из общей миски кусок жареной курицы. – Можно? – и, не дожидаясь разрешения, вцепилась в нее своими искусственными протезами.

- Убью! – дико проорал Михалыч.
- За что? За курицу? – бабка протянула ему надкусанный кусок птицы. – Бери! Мне не жалко. Я только немного попробовала.
- Жулика убью! - и он ударил кулаком по столу. – Скотина! Хлеб зря жрет!
Бутылки подпрыгнули, звякнули и дружно заплескались. Одна не удержалась на своих ногах и в бульканием опрокинулась на столешницу. Пахучая жидкость разлилась по поверхности огромной лужей.
- Не волнуйся, Михалыч! Я соберу! – Настена быстренько вытащила носовой платочек из своего декольте и стала им промокать разлившуюся драгоценность. – Ты не волнуйся так. Я соберу платочком и себе это возьму, можно?
- Бери что хошь? – проорал Михалыч. – Куда?..
- Как куда? Так я ж ее дома ваккурат в бутылку сцежу. Не выбрасывать же! – Настена улыбнулась Михалычу.
- Куда, я спрашиваю, верблюды ушли и собакой? – бизнесмен тупо уставился на древность с глубоким декольте.
- Дык… это… туда! – и Настена махнула рукой в сторону Северного полюса. – Ой, нет! Пардонте! Не туда… Они туда все пошли, - и она махнула рукой в сторону Южного полюса. – По-моему… Что-то я уже такая пьяная стала…, - обмахивалась она самогонным платочком.
- Убью! – опять проорал пьяный Михалыч.
- А меня-то за что? Я-то в чем повинна? – пыталась сохранить свою невинность и невиновность Настена.
- На хрен ты мне сдалась! Жулика убью! Совсем сторожить перестал, сволочь!
- А я уж испужалась. Думала, что меня. Тогда - за встречу!- и Настена, налив себе рюмашку беленькой, с размаху забросила ее себе в бездонную топку.
Михалыч выскочил из-за стола и бросился на поиски отлынивающего сторожа своего зоопарка. Нашел он его тут же, у крыльца. И, не дав ему опомниться, поволок его за ошейник в сторону деревенского туалета.
- На хрена мне такая радость – тебя еще содержать, - и он протолкнул упирающегося пса в дырку туалета. – Там тебе и место, - и он выпустил ошейник из рук.
Бедный Жулик упал в выгребную яму. Но не утонул. Его голова торчала над поверхностью зловонной жижи и умоляла хозяина простить ее и вытащить наружу.
- Черт! Вот зараза - не утонул! Дерьмо в дерьме плавает! – ругался Михалыч. – Еще цапнет кого-нибудь за жопу. Ну ладно… Щас ты у меня сдохнешь! Я тебе щас устрою Варфоломеевскую ночь! Ты меня попомнишь! Еще жалеть будешь, что сам на елке не оказался! Шас ты у меня полетаешь!
И он стремительно вбежал в дом. На чердаке нашел несколько связанных между собой шашек динамита, запасливо припасенных для рыбалки, и побежал с ними к туалету.
Жулик, меж тем, собрав свою волю в кулак, выбрался-таки из ямы и скрылся в зарослях картофельной ботвы.
Михалыч, будучи в полной уверенности, что виновник его позора никак не смог выбраться из зловонной жижи, запалив фитиль, забросил самодельную гранаты в дырку своего туалета., даже не удосужившись заглянуть в нее еще раз. Хорошо, что ума хватило в доме спрятаться!
Что потом произошло – описать трудно.
Взрыв был ужасен. Зловонный гриб поднялся над деревней и накрыл ее полностью. Его мощности хватило бы на то, чтобы изничтожить всю рыбу на всем протяжении реки Волги, начиная от самых ее истоков и кончая Каспийским морем до самых берегов Ирана. Сколько это получилось в килотоннах – сейчас сказать уже никто не сможет.
Именно он подбросил почти до небес палатки московских туристов, а Игната и Олега заставил засобираться на поиски местных удовольствий.
Короче говоря, от туалета не осталось ничего, а его содержимое покрыло толстым слоем всю лесную деревеньку.
- Ни дна тебе ни покрышки! – обрадовано потирал руки Михалыч. – И так с каждым будет!
Гости повыскакивали из избы, крестясь в испуге, кто в чем. Некоторые были в уже исподнем, готовясь к деревенской бане.
- Ты совсем дурак, что ли? – причитала Настена. – Ты что творишь, изверг? – орала она на всю деревню, которая уже стала собираться за забором Михалыча.
- Все нормально, баба! Не ори! – бизнесмен глупо улыбался. – Я наказал его! Будет знать, зараза, как хозяина подставлять!
- Кого ты наказал, идиот? – Настена ухватилась за штакетину и пыталась ее оторвать от забора, чтобы пройтись ею по спине соседа. – Ты смерти нашей захотел?
- Жулика я порешил! Взорвал, к чертовой матери! Распылил его по ветру… На мелкие кусочки…
- Какого Жулика? -  не унималась Настена. – Вон он сидит у плетня, твой Жулик! Живее всех живых! – и она показала пальцем на пса, который старательно вылизывался со всех сторон. – Ты же в говне всю деревню измазал, сволочь!
Далее шла немая сцена. Михалыч потерял дар речи и молча сполз по стене на землю. Челюсть так и осталась открытой.
Настена испугалась:
- Да не расстраивайся ты так из-за туалета! Ты же не дом потерял! Он у тебя, все равно, старый был. Того и гляди, что сам туда провалился бы когда-нибудь, - Настена согнулась перед ним в пояс, заглядывала в глаза и водила перед его носом пятерней туда-сюда. – Эй! Ты здесь? Ты с нами?
- Мне бы до его шеи добраться.., - прошептал он тихо. – Откручу – даже резьбы не сорву!
- ГОРИМ! – прокричал кто-то в этот момент и все присутствующие выскочили на улицу, чтобы увидеть то, что могло гореть.
Рядом с домой жарко полыхал стог сена, накошенный Михалычем для своего зоопарка. Это остатки туалета, подожженные динамитной шашкой, разлетаясь во все стороны, попали на сухую траву и лишили тем самым всех животных их зимнего провианта.
- Эх! Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец! – и расстроенный Михалыч пооткрывал все клетки со зверями. – Бегите! Тикайте! Летите куды хотите! Кормить мне вам таперича нечем… Пшли вон отседова!
Дважды повторять не пришлось. Изголодавшиеся и отощавшие животные рванули на просторы местных пампасов, сметая остатки забора, который не смогла повалить воздушная волна от местного ЯДРЕНОГО взрыва.
Местное население лишь вжалось в остатки штакетника, чтобы не быть размазанным по траве.
- Что стоите, как пеньки после вырубки? Тушите, наконец, пожар! – голосила Настена. – Скотину ловите! Не давайте ей разбежаться! До болот не пускайте! Не вытащим потом!
Наставив всех на путь истинный, Настена привела в чувство Михалыча и отволокла его в избу.
Дальше они уже ничего не помнили – спиртного в доме было залейся. Лишь местами, кое-где, бабушка вспоминала, что ее обещали осчастливить очередным замужеством и Голливудскими холмами на просторах соседнего континента.
Армагеддон длился уже длительное время и был в самом разгаре, когда его обнаружили заезжие красавцы с местной старушкой во главе. Их сопровождала та, которая все ЭТО и заварила – любознательная наша Жужа. Почти Нобелевская лауреатка с почти Букеровской премией под мышкой.
Ну, а дальше мы знаем – «Девочки! Война, война!», эшелоны с ранеными и вражеские бомбардировщики с парашютистами на борту.
-Это безобразие нужно как-то заканчивать, - промолвил Игнат. – С чего будем начинать?
Он не успел ничего начать, так как Настена, собрав глаза в кучу, узрела Жужу:
- О! От она, Михалыч, увела в полон твоих жирафов! – и ткнула пальцем в собачку. – Сидит тут! Раззявилась, паскудница!
- А у меня они были… жирафы-то? – удивился Михалыч и стал искать глазами то, что явилось причиной его краха.
Голова его закружилась, и парочка в 125-й раз оказалась в канаве с музыкальным сопровождением местной тальянки.
«Ой! А у меня там, кажется, молоко на плите убежало!» - Жужа не стала дожидаться, чтобы услышать о себе все, что и сама прекрасно знала и растворилась в воздухе.