было ли?

Изящная серебристая вязь узоров, покрывающая корешок твердого переплета. Огонь в камине бросал отблески на змеино-зеленого цвета книгу, добавляя к ней яркие всполохи, казавшиеся ранами на холодной обложке.
Ледяная красота.
Слишком много на это уходит мыслей. Слишком часто встречается в мечтах.
Словно чьи-то тонкие, алые, притягивающие взгляд губы шептали нам на ухо о прелести красоты. А чьи-то изящные прозрачные руки тянули нас прочь от реальности, где ценились добрые сердца.
Момент создания. В холодном искристом свете рождения звезд возникали немые безликие силуэты. И жажда походить на них порождала в глазах живых безумство, граничащее с желанием.
Похоть теперь неучтива к красоте, она стала частью ее.
Холод и пламя объединились. Это тандем.
Возрожденный из прошлого, о котором никто никогда не узнает.
Благородству и добру нет предела лишь в легендах, что слушаются с презрительной усмешкой на лице, сменяющей наивный восторг. Это коснется каждого, но тем не менее в мире будет не так много ледяных каменных изваяний. Горгульи будут жить.
Увы, в обыденной жизни так мало этих возвышенных эпитетов, показывающих вашу принадлежность к местам на высоких постаментах. И если вам покажется, что кто-то понял вашу суть, знайте… Это лишь предубеждение.

Всего один мимолетный взгляд спровоцировал его. Движения были уверенны, решительны. Слизеринский принц был явно самонадеян.
Он целовал ее в губы. Отрывисто, резко. Он властвовал. Везде и всегда.
Ее это устраивало.
Он не беспокоился о ее чести. Не думал о наслаждении. Ее.
Она была согласна.
Он говорил об отвращении к ней, продолжая прикасаться к ее теплой бархатной коже, к ее телу, что сегодня ночью было лишь его. Она была его наркотиком. Новая мания, вожделенная игрушка.
Она терпеливо молчала, отвечая на его поцелуи.
Одежда давно не стесняла их движения. Дыхание спокойно, движения будто бы знакомы. Они никогда не были вместе, но все знали друг о друге. Изредка из его губ вылетали ругательства, он проклинал ее. Но он был слишком возбужден, чтобы думать о смысле сказанных слов. Она это понимала. Как всегда. Хотя, разве было какое-то «всегда»? Явно нет.
Все же они были вместе этой ночью. Оба не знали, что это повторится так же.
Души… они выбирают себе непослушные тела…
Опять наперекор движениям души. Они хотели друг друга. Не разумно. Но тайнам суждено существовать всегда.
Она доставляла ему удовольствие. Подушечки пальцев ее рук мягко касались его напряженной спины. Казалось, он вот-вот оттолкнет ее от себя… Убежит… Нет, уйдет.
Но он и дальше был рядом с ней. Его внушительное тело прижимало ее к кровати.
Она еще сильнее чувствовала спиной смятые складки мягкой простыни, которая грозила вот-вот выскользнуть из под них. Как змея.
Она сама была как змея, извиваясь под ним.
Горячим дыханием опаляя ему то лицо, то шею, она то и дело отрывалась от их занятия, чтобы посмотреть на часы. После этого движения она вновь прижималась к нему всем телом, еще больше накаляя их желание.
Она знала, что он едва сдерживается. Она не знала, что эти часы уже давно остановились.
Он водил рукой по ее телу, будто очерчивая контур. Проводя пальцем от скулы до подбородка, он словно запечатлевал черты ее лица. Сжимая в ладонях ее грудь и проводя ладонью по внутренней стороне бедер, он навсегда забирал себе ее тело.
Она не сопротивлялась ничему, тем более ему. Она сама хотела этого. Не зная зачем, желала.
Своим коленом он раздвинул ее ноги, хотя она готова была сделать это сама.
Слишком много времени выходит на выдумывание скромных объяснений и оборванных всхлипами фраз.
Он чувствовал тепло, исходящее от низа ее живота. Чувствовал давно. Чувствовал он и пульсацию.
Опершись одной рукой на кровать у нее над головой, а другой сбоку от ее поясницы, он навис над ней. Она чувствовала, как что-то упирается ей в живот. Она не искала его взгляда, не желала, чтобы он видел ее смятение.
Слишком внезапное. Вторжение. В его движениях не чувствовалось мягкости, или нежности. Рывками он двигался в ней.
Она сжимала губы. Он тоже сдерживался от звуков.
Не ясно было, чего они хотели друг от друга. Не ясно – было наслаждение или нет.
Вот уже…
Они лежали рядом на кровати. Два тела. Гибких, изящных.
Она тихо встала с кровати и вышла на балкон. Он тоже поднялся, взяв пачку сигарет с прикроватного столика и зажигалку.
Они стояли рядом у поручня. Он закурил сигарету. Дрожащими пальцами поднося ее к губам, он постепенно успокаивался, хотя и прежде и был спокоен. Дым вился вокруг их обнаженных тел, но холодный ветер быстро помогал ему развеяться.
И ему и ей было холодно, но никто из них не собирался вновь согревать друг друга жаром похотливых тел.
Близился рассвет.
- Я люблю тебя, Грейнджер.
- Я тоже люблю тебя, Малфой, - вторила она ему.
Он выбросил сигарету.

Как много крови нужно, чтобы смыть чернила, которыми пишет судьба. Слез нынче уже недостаточно. Душевная боль самоубийственна, она сокращается, как дроби в арифметике.