3 История государства которого никогда не было

Часть III


Былое и «думы» или горе от ума

На дурака не нужен нож,-
Ему с три короба наврешь
И делай с ним, что хошь!

Песня


                песня


Агония Гетманщины


Окинув в предыдущих главах далеко не беглым взглядом всю ту территорию Европы, где ныне раскинулись просторы красавицы Украины, можно совершенно не опасаясь погрешить перед истинной сказать, что в средневековой Европе, а уж тем более в древней, такого государства, как Украина, никогда не было. Не было и такой нации как украинцы. А, как мы успели убедится, были на территории бывшей Южной Руси начиная с XVII века, практически независимые друг от друга, но зато зависимые от различных соседних государств, четыре разделённые границами и таможнями тарриториально-административных области, со своим войском, своим управленческим аппаратом, с совершенно разнообразным, а порой и разным этническим и количественным составом населения. Была ещё и пятая область – это Крым. Что собой представлял в то время Крымский полуостров, надобности описывать, как мне кажется, нет. Скажу только, что в средине XVII века там проживали на правах хозяев полуострова 180 тысяч татар (Крымская орда) и 920 тысяч христиан, в основном это русские люди с Малой Руси и Московии,  как правило – рабы. Такое положение вещей оставалось вплоть до середины XVIII столетия, и первыми серьёзные изменения коснулись именно Гетманщины, которую мы оставили когда на её территории сошлись в смертельной схватке две сильнейших армии того времени – России и Швеции. Как известно, Россия одержала полную и безоговорочную победу. Но чем это обернулось для Гетманщины?
 Предательство Мазепы поставило перед Петром I вопрос  о реформе управления  на Украине,  которая служила бы гарантией не повторения измен  и бунтов. Получив  наглядный пример, и, лично убедившись в ненадёжности старшины, и полной преданности простого народа, Петр решился  на то, на что не могли отважиться его предшественники. Он понял, что надо  смелее опираться на народ и лишить старшину захваченных ею прав бесконтрольного  хозяйничанья в крае. Первым шагом к  такому преобразованию было учреждение Малороссийской  Коллегии - особого ведомства по управлению Малороссией, созданного в 1722 г. Состояла  она   из  шести  штаб-офицеров   под  председательством  бригадира Вельяминова.  Официально, это был  как бы совет при гетмане Скоропадском, но он  имел  право  надзора за судьями,   приема  жалоб от населения на казачьи власти, даже  на  верховный войсковой суд  и войсковую  канцелярию. Коллегия следила за  всей входящей и исходящей  перепиской  канцелярии и осуществляла наблюдение за финансами.
Сегодня, конечно можно говорить, что российский царизм давно ждал случая полностью лишить Малороссию той автономии, которая была ей предоставлена Переяславским договором 1654 года. И что этим случаем, он не преминул воспользоваться. Можно, но….
В наши дни очень многие из нас пользуются услугами банков, оформляя на различные сроки и суммы банковские кредиты. Банк заключает с вами договор и предупреждает о тех санкциях, которые он вправе на вас наложить, при нарушении условий этого договора. Известны случаи, когда у нарушителей описывали имущество и даже квартиру. Все, кроме нарушителя считают, что это справедливо. Так почему же правительство России, когда был полностью исчерпан лимит доверия к гетманам, которые клялись верой и правдой служить, и «…у их царского величества, у их государских наследников в вечном подданстве…» быть, не вправе наложить самые строгие санкции на клятвопреступников? На мой взгляд, всё абсолютно справедливо. Если к кому и можно было предъявлять претензии старшине и гетманам, так только к самим себе.
Ужесточение контроля над казацкой верхушкой сразу дало результат – измены и бунты прекратились. Прекратились, несмотря на постоянные войны на юге России с турками и татарами, несмотря на то, что более 15 тысяч запорожцев служили врагам России. Ведь даже после  Полтавской победы многие полковники и старшина старались всё делать в разрез политики московского правительства. Некоторые полковники нередко вопреки указу Петра жестоко расправлялись с запорожцами, возвращавшимися в подданство к русскому царю, тем самым сея слухи среди запорожцев о жестокостях и зверствах Москвы. Так в 1710 году корсуньский полковник Колбаса жестоко расправился с прибывшим с повинной запорожцем Петриком. При этом сообщалось киевскому губернатору, что запорожцы совершили нападение на город и порубали многих казаков. Когда же Колбаса приехал в Киев, то на допросе оказалось, что никакого нападения не было. Тогда Голицын отправил полковника обратно и потребовал прислать к нему пятерых находящихся в Корсуне запорожцев и нескольких корсуньских казаков. После их допроса Голицын писал гетману Скоропадскому: «МнЪ кажется, или Колбаса вымысливъ, что тотъ Петрикъ хотелъ сказать что-то полезное, убилъ его, или корсунскіе козаки измыслили что-нибудь и допустили убить его. Запорожцев-же, которые присланы, давъ имъ жалованье и объявительные указы, я отпустилъ, чтобы они подговаривали другихъ приходить съ повинною къ государю. И они просили, чтобы для свидетельства, отпустить съ ними двухъ запорожцевъ (повидимому ушедших в Гетманщину ещё раньше Н.Г.) для того, что въ Запорожьи укоренился слухъ, будто съ техъ, которые приходятъ съ повинною, сдираютъ съ живыхъ кожи; тогда изъ бывшихъ при мнЪ двухъ запорожцевъ я одного отпустилъ, чтобы онъ увЪрилъ въ невЪроятности распущенной молвы».  Как видим, старшина даже после такого урока как Полтавская битва не унималась, так что не стоит упрекать Москву и Петра I в той вине, которая за ними не числится. Учреждение в 1722 году Малороссийской Коллегии есть не что иное, как непреднамеренное, но прямое требование старшины.  Великолепно осветивший обстановку в Малороссии в период между Полтавской битвой и учреждением Малороссийской Коллегии, С.М. Соловьёв в своей работе «История России с древнейших времён» сказал практически всё, и я лишь привожу ниже коротенькие выдержки из его работы, в которых совершенно отчётливо вырисовываются отношения между Москвой, старшиной,  простыми казаками и всем народом Гетманщины:
«В феврале 1710 года киевский воевода князь Дмитрий Михайлович Голицын писал Головкину: «Сказывал мне бывший чигиринский сотник Невенчанный: когда ехал он из Москвы, то на дороге встретил гетманского посланца, отвозившего к государю дичину. Этот посланец спрашивал его: на Москве что делается? А у нас на Украйне слышно, что государь хочет украинских всех людей перевесть за Москву и на Украйне поселить русских людей. Москва лучшие города наши хочет себе побрать. Что наши и за вольности? Министр, который при гетмане, всякое письмо осматривает. Дурно сделал гетман Мазепа, что не объявил о своем деле всей старшине и посполитым людям. Теперь гетман просил всю старшину, чтоб потерпели какие ни есть тягости от русских людей до весны, пока выйдут в поле, а как в поле выйдут, тогда будут писать к государю, чтоб их вольности по-прежнему были; а если государь тем их не пожалует, то иное будут думать. Невенчанный спросил у того же посланца, не пришли ли запорожцы с повинною к государю? И тот отвечал: «Разве будут дураки, что пойдут; они хорошо делают, что Орду поднимают; а как Орду поднимут, то вся Украйна свободна будет, а то от Москвы вся Украйна пропала». Тот же Невенчанный объявил, что встретились с ним два запорожца, шедшие с повинною к государю, и сказывали: «Все запорожцы для того нейдут с повинною к государю, что из Украйны дали им знать: если вы пойдете, то все пропадете, заключайте союз с татарами и освобождайте нас, потому что мы все от Москвы пропали».
«Стольник Протасьев, остававшийся при гетмане в качестве министра государева, писал Головкину в 1714 году, что черный народ сильно отягощен своими полковниками и сотниками, крестьяне и козаки беспрестанно на них работают, мельницы строят, сено косят, домы в городах и на хуторах строят, да, кроме того, на ратушские расходы бывают беспрестанно денежные поборы. Протасьев писал также, что полтавскому полковнику Черняку нельзя долее оставаться на своем месте, потому что «кроме всякого своего непостоянства и легкомыслия» он непросыпный пьяница, а Полтавский полк ко всяким шатостям других полков склоннее; полтавская старшина просила гетмана, чтоб быть у них полковником Василию Кочубею; Протасьев с своей стороны писал, что надобно Кочубею дать это место: пусть, смотря на это, и другие служат царскому величеству так же верно, как отец Кочубея. Василий Кочубей хотя и молод, но человек изрядный и умный, а в Полтавском полку такой верный человек нужен. На Черняка донес полтавский житель Данила Кондак, которого полковник посылал в Запорожскую Сечь сказать кошевому Костке Гордеенку и прочим козакам: «Не кланяйтесь царю: еще виселицы московские не наполнились, и если поклонитесь, то, конечно, наполнятся вами». Отпуская Кондака в Сечь, Черняк говорил ему: «Видишь меня теперь паном, а вперед надеюсь быть чем-нибудь и больше».
Пётр I, по-видимому, с целью надзора за старшиной, впервые стал давать земли в Малороссии российской знати, чего ранее никогда не бывало. В Малороссии появились имения Меншикова, Головкина, Шереметьева, Шафирова, а после Прутского похода, с 1714 года там стали поселяться и выходцы из Сербии и Молдавии. Не смотря на всё это, ещё в 1720 году Протасьев не переставал возмущаться теми порядками, а точнее беспорядками которые имели место в Гетманщине: «...самые последние чиновники добывают себе богатство от налогов, грабежа и винной продажи; ежели кого определит гетман сотником, хотя из самых беднейших людей или слуг своих, то через один или два года явятся у оного двор, шинки, грунты, мельницы и всякие стада, и домовые пожитки». Ясно, что с одного денежного жалования сотника так не раскрутиться. Выходит что? - так безбожно и нагло обирала старшина свой народ? Выходит, что так.
 После смерти Скоропадского (1722 год) наказным гетманом старшина избрала черниговского полковника Полуботка. Находясь в это время в Персидском походе, Пётр I отклонил кандидатуру Полуботка на пост гетмана до своего возвращения. Связано это с тем, что ещё при избрании нового гетмана после измены Мазепы Пётр не доверял Полуботку и считал что: «Этот человек хитёр; с него может выйти другой Мазепа». С первых же дней появления Малороссийской Коллегии Полуботок начал конфликтовать с Вельяминовым. Так на требуемый отчёт о сборах и  налогах в Малороссии Полуботок дал Вельяминову только самые общие сведения, утверждая, что о количестве их и о расходе в генеральной канцелярии ничего не известно. В то же время в Коллегию стали всё чаще поступать на старшину жалобы от простого народа, который уже давно возненавидел своих новых панов. Так, например Стародубский полк даже бил челом государю, чтобы пожаловал им полковника «из великороссийских персон».
 В июле 1723 г. на новую просьбу Полуботка о разрешении выбрать гетмана последовал такой указ: «Как всем известно, что со времен первого гетмана Богдана Хмельницкого даже до Скоропадского, все гетманы явились изменниками, и какое бедствие терпело от того наше государство, особливо Малая Россия, как еще свежая память есть о Мазепе, то и надлежит приискать в гетманы верного и известного человека, о чем и имеем мы непрестанное старание; а пока оный найдется, для пользы вашего края, определено правительство, которому велено действовать по данной инструкции; и так до гетманского избрания не будет в делах остановки, почему о сем деле докучать не надлежит». Но Полуботок и старшина продолжали, однако, «докучать», посылая прошения о выборе гетмана будто бы от всего народа. Петр потребовал Полуботка в Петербург к ответу, а власть, принадлежавшую гетману, передал коллегии. Генеральная старшина должна была только исполнять распоряжения Коллегии, как прежде исполняла распоряжения гетмана. Были так же упразднены привилегии старшины и полковников относительно свободы их имений от налогов. Князь М.М. Голицын  был назначен главным над всеми нерегулярными войсками, в том числе и над малороссийскими казаками. Войсковая генеральная канцелярия потеряла свое значение. В том же 1723 г. казаки под начальством Голицына выступили в поход к Буцкому броду. Во время стоянки лагерем на реке Коломаке царю были написаны челобитные, в которых полковники изъявляли желание избрать наконец-то гетмана, и содержались, якобы, народные жалобы на безнаказанность царских чиновников в украинских городах, и требования населения вывести царскую армию за пределы Гетманщины. Это буквально взбесило Петра, и он решает добиться более объективной информации о положении  на Украине, и отправляет  туда  Румянцева   с целью  опроса  населения.  Полуботок со старшиной решились  на подкуп подьячих сенатской канцелярии  и выведали содержание секретной  инструкции вручённой Румянцеву.  После этого они отправили в нужные  места гонцов, снабженных тоже инструкцией, предупреждавшей и указывавшей что делать, как отвечать на вопросы Румянцева, какие  сведения  давать, а  каких не давать.  «Посланы  были  распоряжения  о сожжении  документов. – Пишет Н. Ульянов в своей работе «Происхождение украинского сепаратизма» - У самого Полуботка  в  доме,  служанка  Марья  сожгла какие-то бумаги, а палачу, состоявшему в ведении гетмана, приказано было эту Марью  убить,  да  и  еще  кое-кого,  чьих  доносов  и  показаний опасались. Полковникам  и сотникам  приказывалось спешно помириться  с  обиженными  ими людьми и даже ублажить их,  чем  можно.  Сыну Полуботка  Андрею указывалось призвать сотника  любецкого и заверить его в  полном удовлетворении, которое будет  дано людям  его сотни, лишь бы  они, да  и сам сотник,  не жаловались Румянцеву на Полуботка. Велено  писать  жалобы на россиян, на их бесчинства, на тяготы от  постоя войск. От своих людей,  находившихся в казачьих отрядах, стоявших при границе на реке Коломаке, удалось добиться  составления петиции на царское имя  с  жалобами  на  притеснения великорусского  начальства, его несправедливости  и  незаконные поборы. Все было сделано, чтобы парализовать работу Румянцева и сбить его планы. Тем не менее, многое ему удалось узнать, а главное, убедиться в полном недовольстве народа казачьим режимом. Еще до получения от него  донесений, Петр узнал о  проделках  Полуботка,  о подкупе подьячих,  и приказал  учинить следствие. Все бумаги  арестованных попали  в руки властей, благодаря чему вскрылась  не только картина  их происков, но и многие беззакония на Украине, которые хотели скрыть». Полуботок, находившийся с некоторыми из своих приближенных по вызову Петра в Петербурге, был схвачен и брошен в тюрьму, в Петропавловскую крепость, где и умер в 1724 году. А в 1725 году умер и Пётр Великий. После его смерти полковников схваченных вместе с Полуботком вскоре освободили, предписав жить в Петербурге. Среди них был и будущий гетман, миргородский полковник Данила Апостол. В манифесте Екатерины I по этому поводу указывалось: «А миргородскому полковнику Апостолу, на которого от малороссийского народа в обидах челобитья, хотя и не явились, однако же, он, будучи в полках на Коломаке, в челобитной, присланной к нему от старшин, многое переправил и некоторые пункты прибавил, и приложа сам руку, других полковников и полковую старшину прикладывать также заставлял, - жить также в Петербурге безвыездно». Живя в северной столице, казацкие полковники (люди далеко не бедные), по всей вероятности сумели «убедить» Екатерину I, а точнее А. Меншикова, алчность и страсть к наживе и обогащению которого, как уверяют историки, была чуть ли не маниакальной, восстановить в Малой России институт гетманства. И с 1727 по 1734 год гетманом был, как уже говорилось Данила Апостол, принявший гетманскую булаву уже в 70 летнем возрасте. Имея титул «Ясновельможного пана, Его Императорского Величества Войск запорожских обеих сторон Днепра гетмана», Д. Апостол добился возвращения под гетманскую юрисдикцию Киева. Однако киевское мещанство и городской патрициат, не пожелали быть под началом  у казацкого начальства и изъявили желание подчиняться киевскому генерал-губернатору. При гетмане же постоянно находился российский представитель. В разное время резидентами при гетмане назначаются сначала Наумов, затем Шаховский, которого сменил полковник Тургенев, а в 1732 году его меняет генерал Нарышкин. И, тем не менее, после смерти Апостола, сидевшая на царском троне императрица Анна Иоанновна запретила избирать нового гетмана и создала так называемое Правление Гетманского Правительства (1734 – 1750 г.г.). Первый глава правления был князь Алексей Шаховской. Эта, очередная отмена института гетманства не вызвала особого недовольства не только в народной среде но и среди казацкой знати. Гетманское правление показало полную несостоятельность и неспособность управлять украинской автономией. Эгоизм и жадность старшины практически извели казачество Украины, превратив казаков в своих холопов, что ощутимо отразилось на военной мощи Гетманщины, которая стала представлять собой довольно жалкое зрелище. Так во время русско-турецкой войны 1735 – 1739 годов Гетманщина  выставила всего лишь 16 тысяч войска, но даже из этих 16 тысяч более 3 тысяч дезертировало ещё на марше, а из тех, что прибыла к месту боевых действий, половина была без лошадей и плохо вооружена. О них фельдмаршал Миних даже съязвил, что они «как мыши, только даром хлеб едят».
 Да, ничего не скажешь, менее чем за столетие развалить и разворовать такое Войско под силу, пожалуй, только украинцам. Уж что-что, а растаскивать государство и обворовывать свой народ «внуки» Мазепы и «дети» Директории не разучились и по сегодняшний день. Но все-таки, после петровских реформ страна начинала функционировать как единый хозяйственный организм, и можно было бы поставить на гетманах очень жирную точку но….
Мало, очень мало изученным явлением нашей истории и по сегодняшний день остаётся факт массового заселения обеих российских столиц выходцами из Малороссии в XVIII веке. Но только в том, что уже в первой половине того столетия встретить в российских столицах малоруса было всё равно что сегодня встретить лицо кавказской национальности на нашем рынке, сомневаться не приходится. Известно, например, что в Москву и Петербург поселяли раскаявшихся и прощённых «деспотичным  московским режимом» мазепинцев. Так в 1714 году вернулся под царскую руку один из самых ярых сторонников Мазепы прилуцкий полковник Дмитрий Горленко. С ним вместе пришли из Бендер и были приняты зять и писарь Орлика Максимович, а так же Ломиковский с Антоновичем и «велено имъ жити на МосквЪ свободно». В среде людей искусства широко известно славное имя петербургского украинца Ивана Хандошко – скрипача и композитора. Можно не без гордости сюда прибавить  целый ряд великих имен украинских художников, живших и работавших в столице Российской империи в ХVIII в.: Дмитрий Бортнянский, Максим Березовский, Марк Полторацкий, Антон Лосенко, Тимофей и Елизавета Билоградские, Иван Мартос, Дмитрий Левицкий, Тимофей Бубличенко, Владимир Боровиковский и другие. Много малороссов было уже тогда и в рядах командного состава российской армии. Украинцы неоднократно возглавляли и участвовали в дворцовых переворотах. Так, украинец Кирилл Разумовский принял деятельное участие в перевороте, приведшем к воцарению Екатерину II, а поручик Мирович пытался  в 1764 году посадить на российский трон «железную маску» Российской Империи царственного узника Ивана VI. Старший брат Кирилла Розумовского Алексей  был фаворитом императрицы Елизаветы и как будто бы даже был с нею тайно повенчан. Во всяком случае, он пользовался практически неограниченной властью при Дворе и огромным влиянием на дочь Великого Петра. Именно благодаря ему в Малороссии вновь было восстановлено гетманство, а гетманом с 1750 года там стал его младший брат. Будучи ещё в 1746 году назначенным в возрасте 18 лет президентом Академии Наук Кирилл Розумовский, должен был по долгу часто бывать в столице, но в 1751 г. Разумовский поселился в Глухове, где стал жить царьком, окружив себя двором, телохранителями; тут давались балы и даже разыгрывались французские комедии; устроен был новый дворец для гетмана, а правителем его канцелярии сделался бывший его спутник по заграничным поездкам Теплов. Первые шаги деятельности Разумовского возбудили народные жалобы на месте и неудовольствие государыни, так как он стал пользоваться своею властью для обогащения своих родственников. В 1754 г. гетман явился в Москву ко двору.
В это же время состоялась таможенная реформа Шувалова - императорский указ об отмене внутренних таможенных сборов (так называемые индикты и евекты) на границе Великой и Малой России, и тяжелых налогов, введенных Самойловичем и Мазепою. «В результате таможенной реформы Шувалова – пишет Е.В. Анисимов в своей книге «Россия в средине XVIII века» - было покончено с наследием средневековья. Здесь нет преувеличения: от внутритаможенных барьеров, унаследованных от периода феодальной раздробленности, страдала экономика многих стран Европы даже в XIX в. Во Франции внутренние таможни были ликвидированы лишь вместе с монархией в ходе Великой французской революции, а в Германии – отменены в 30 – х годах XIX в.». Хочу заметить это те самые таможни и границы, на которые самостийныкы указывают как на признак отдельной государственности Украины. Так вот, таких таможен, в разное время, было несколько  десятков или даже сотен по всей Руси. Были они и в Западной Европе, где как мы видели, сохранялись ещё дольше, чем в России. Но это отнюдь не означает, что эти таможни и границы лежали между государствами. Кстати подобные таможни были и на границе Гетманщины с Запорожской Сечью и просуществовали они даже, дольше, чем на границе между Россией и Украиной.
 Так вот, приехав в 1754 году в Москву, гетман только к 1757 году приезжает в Малороссию, но уже в этом же году, он вновь возвращается ко двору. В 1760 г. гетман снова вернулся в Малороссию и стал серьезно заниматься делами. Ко времени смерти Елизаветы  он снова приехал в Петербург. Принимал, как уже говорилось живое участие в перевороте 1762 года вместе с Измайловским гвардейским полком, которым он командовал. После этого Разумовский оставался при дворе, пользуясь полным доверием новой императрицы. В 1763 г. он снова вернулся в Малороссию и принялся за окончание начатых реформ. Казаки получили однообразный мундир; в полки стал вводиться регулярный строй…. Наконец-то порядок и цивилизация добрались и до Украины. Но на свою беду захотелось Разумовскому сделать титул гетмана наследным для рода Разумовских. Как вы знаете, о такой постановке вопроса даже в условиях Переяславского договора 1654 года ни кто не заикался, а потому к подобным попыткам, от кого бы они не исходили, московское правительство всегда относилось резко отрицательно. Екатерина не была исключением, она очень рассердилась на Розумовского и тогда же решила уничтожить гетманство в Малороссии. Гетмана вызвали в Петербург, где с распростёртыми объятьями встретил его Теплов, особенно против него интриговавший, а присутствовавший при этом граф Г. Орлов  заметил: «и лобза, его же предаде». Государыня потребовала у Разумовского прошения об отставке; тот долго колебался, но, наконец, должен был послушаться; 10 ноября 1764 года состоялся указ об уничтожении гетманства. Разумовский получил чин генерала-фельдмаршала и много имений в Малороссии. В этом же 1764 году в Малороссии была возобновлена работа Малороссийской Коллегии. Так закончилась более чем столетняя эпопея гетманского панувння в Малороссии. Кстати управление Разумовского, по отзыву современного историка Малороссии, «было для малороссиян тягостнее всех его предшественников, хотя, быть может, последний гетман был лучшим человеком из всего ряда ее правителей XVIII века. Несмотря на свое происхождение, Разумовский не знал больных мест своей родины, и непосредственное заведование краем вверил старшине...». И коль уж выходец из простого народа, каким, по сути, являлся гетман Кирилл Разумовский «не знал больных мест своей родины» то, что уже говорить о всякого рода Мазепах и Выговских. Власть гетмана уже после смерти Хмельницкого не пользовалась авторитетом у просто народа, потому и была обречена на постепенное увядание и отмирание. Так что, как говорят в народе: - «Помер Юхым –  и хрен с ым».





Екатерина II и Украина.


Как уже выше упоминалось, в июне 1762 года на императорском престоле государства российского воцарилась жена Петра III  принцесса Анхальт-Цербстская Софья Фредерика Августа, больше известная в русской истории как императрица Екатерина II. Эту женщину, немку от рождения, по праву можно назвать Великой русской императрицей. Не будем тут касаться её морального лица, тем боле что, то было время, когда она не составляло исключение, а скорее наоборот. Кстати в этом отношении фигура нашего Мазепы, этого старого совратителя малолеток смотрится не на много красивее. Но зато, то, что далеко не каждый император или король, даже мужчина, может сравниться с ней своими достижениями в области государственной деятельности это бесспорно.
С самого начала своего царствования Екатерина принялась за разработку проекта нового государственного устройства. Она утвердила манифест Петра III о вольности дворянства, который значительно расширял права дворян, одновременно освобождая их от очень многих обязанностей перед государством. Благодаря этому, приходившие в упадок дворянские имения и хозяйства, стали возрождаться. В 1767 году была созвана комиссия для пересмотра российских законов, получившая наименование Уложенной; ее возглавлял А.И. Бибиков. Комиссия была составлена из депутатов от разных сословно-социальных групп — дворянства, горожан, государственных крестьян, казаков. Все депутаты приехали в комиссию с наказами от своих выборщиков, которые позволяют судить о проблемах, нуждах и требованиях населения на местах. Но в декабре 1768 году в связи с начавшейся русско-турецкой войной общее собрание комиссии прекратило работу, и часть депутатов была распущена. Хотя отдельные комиссии продолжали работать над проектами еще в течение пяти лет. Комиссия, как позже утверждала Екатерина II, «подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещися должно». Она действительно предоставила правительству обширную информацию о внутреннем состоянии государства и имела большое влияние на последующую правительственную деятельность Екатерины II, особенно на ее областные учреждения. Так, в 1775 году была проведена реформа, которая увеличила количество губерний с 23 до 50. Размеры новых губерний определялись количеством населения; в каждой из них должно было проживать от 300 до 400 тыс. душ, губернии делились на уезды по 20 — 30 тыс. жителей в каждом. 2—3 губернии вверялись генерал-губернатору или наместнику, который был облечен большой властью и надзирал за всеми отраслями управления. Помощниками губернатора были вице-губернатор, два губернских советника и губернский прокурор, составлявшие губернское правление. Вице-губернатор возглавлял казенную палату (доходы и расходы казны, казенное имущество, откупа, монополии и т.д.), губернский прокурор ведал всеми судебными учреждениями. В городах вводилась должность городничего, назначаемого правительством. Важное значение имел указ о вольных типографиях, устав благочиния (1782 г.), содержавший много гуманных идей и нравственных сентенций.
Программными документами Екатерины II стали Жалованные грамоты дворянству и городам.  Жалованная грамота дворянству, была дарована  в 1785 году, она определяла права и привилегии дворянского сословия, считавшегося главной опорой престола. Дворянство окончательно оформилось как привилегированное сословие. Грамота подтверждала старые привилегии: монопольное право на владение крестьянами, землями и недрами; закрепляла права дворянства на собственные корпорации, свободу от подушной подати, рекрутской повинности, телесных наказаний, конфискации имений за уголовные преступления; дворянство получило право ходатайствовать о своих нуждах перед правительством; право на торговлю и предпринимательство, передачу дворянского звания по наследству и невозможность его лишиться иначе как по суду и т.д. Грамота подтверждала свободу дворян от государственной службы. Вместе с тем дворянство получило особое сословное корпоративное устройство: уездные и губернские дворянские собрания. Раз в три года эти собрания избирали уездных и губернских предводителей дворянства, имевших право прямого обращения к царю. Эта мера превратила дворянство губерний и уездов в сплоченную силу. Помещики каждой губернии составляли особое дворянское общество. Дворяне замещали многие чиновничьи должности в местном административном аппарате; они издавна главенствовали в центральном аппарате и армии. Таким образом, дворянство превращалось в политически господствующее сословие в государстве. Известно, что до своего воцарения на российском троне Екатерина была противницей крепостного права. Таковой вероятно (по крайней мере, первое время) она и оставалась сидя на троне, но обстоятельства не позволяли ей отменить его.
 Как известно Екатерина стала царицей благодаря дворцовому перевороту, во главе которого стояли дворяне из императорской гвардии. Благодаря им к власти пришла и её предшественница Елизавета Петровна. Екатерина могла воочию убедиться, какую силу в России в то время представляло собой дворянство. Можно говорить, что сам император Пётр III  стал жертвой конфликтов с дворянством. Одним из конфликтных вопросов был и крестьянский. Ведь Пётр III один из первых правителей в России кто обратил внимание на трудности крестьянской жизни и попытался хоть как-то облегчить её. Так в 1761 году, за 100 лет до отмены крепостного права, он освободил от него монастырских крестьян.  Но дворяне ещё не готовы были к таким реформам, и это отлично понимала умная немка. Поэтому она сразу же стала на сторону дворянского сословия, которое и послужило прочной опорой на всё время её правления. Но, тем не менее, согласно её декрету от 1785 года южные степи Украины (Новороссия) не должны были знать крепостничества и объявлялись зоной свободной от крепостного права. Сюда устремились переселенцы, чуть ли не со всей Европы: греки, молдаване, болгары, сербы, немцы и другие народности образовали здесь свои колонии.
С  именем Екатерины и её полководцев, таких как Румянцев, Суворов, Потёмкин, Ушаков, и др. связаны громкие победы русского оружия на суше и на море. При ней в 1783 году было окончательно покорено и включено в состав Российской империи Крымское ханство. Исчезла постоянная  военная угроза русским людям с юга, стали быстро оживать степные, плодородные районы империи, где появляются десятки новых городов и сотни селений. Но вот сегодня некоторые украинские историки видят Екатерину, как и Петра I, виновницей чуть ли не всех бед в Малороссии и гонительницей всего малорусского. И первое что ставится в вину императрицы это то, что в 1783 году по её указу в Украине было введено крепостное право. А Т.Г.Шевченко по этому поводу даже написал, что:
Катерина вража баба,
……..  …….. ……..
Степ широкий, край богатый
Панам раздарила.
Можно понять Великого Кобзаря, оплакивающего ту Украину, которую он сам для себе придумал,  об  истории которой, он фактически знал только из «Истории Русов», которая известна была сначала под именем «Летописи Конисского», но  уже   в   середине   XIX   века историки начали   приходить   к   заключению   о неправдоподобности  участия  могилевского  архиепископа  в  ее  составлении. Автора  стали усматривать  в  Григории  Полетике,  которому,  по утверждению Бодянского, Конисский вручил эту летопись. Едва  ли не  самая ранняя  критика  этого творчества  предпринята  была  в 1870  году харьковским   профессором  Г.  Карповым,  назвавшим  «Историю   Русов»  «памфлетом»,   и  решительно  предостерегавшим   доверять  хотя   бы   одному приведенному  в  ней факту.  Костомаров,  всю  жизнь  занимавшийся  историей Украины, только на склоне лет  пришел к  ясному  заключению, что  в «Истории Русов» «много неверности и потому она, в оное  время, переписываясь много раз, и  переходя из  рук в руки по разным спискам, производила вредное в  научном отношении влияние, потому  что распространяла  ложные  воззрения  на прошлое Малороссии». Но в свои ранние годы, Костомаров принимал «Историю Русов» за полноценный источник. И это человек, который занимался историей очень серьёзно. А что тогда говорить о чёрном романтике Шевченко, «История Русов» для которого была, чуть ли ни единственной исторической книгой которую он прочёл за всю свою жизнь. Гораздо сложнее понять таких «страдальцев» как Полетика, который сам родился  в  1725  году, в семье одного  из  казацких старшин,   следовательно,  хорошо   помнил как время закрепощения крестьянства, так и то, как они жили до введения в Малороссии крепостного права. Человек   суровый,   холодный,  беспощадный   в   обращении   с подчиненными, как его  характеризует  один из самостийнических историков, сам был  ревностным  сторонником  насаждения  крепостного  права  на  Украине  и глашатаем  исключительного  господствующего положения  казачьего дворянства. Трудно понять и В. В. Капниста, который писал по этому поводу:

Приемлю лиру, мной забвенну,
Отру лежащу пыль на ней.
Унылый, томный звук пролью
От струн, рукой омытых слёзной,
Отчизны моея любезной
Порабощенье воспою!

Куда не обращу зеницу,
Омытую потоком слёз,
Везде как скорбную вдовицу
Я зрю мою отчизну днесь.

Везде, где кущи, сёла грады,
Хранил от бед свободный щит,
Там твёрды зыждит власть ограды
И вольность узами теснит.

Где благо, счастие народно
Со всех сторон текли свободно,
Там рабство их отгонит прочь.
Увы, судьбе угодно было
Одно чтоб слово превратило
Наш ясный день во мрачну ночь.

Произведение своё он назвал «Ода на рабство». Но кем был Василий Васильевич Капнист, что он так печалился бедами украинского народа?
 Отец его, толи грек, толи голландец по национальности, в 1711 году был усыновлён изюмским сотником Павлюком который и передал в 1726 году приёмному сыну свой уряд. А вскоре отличившись во время русско-турецкой войны 1735 – 1739 годов Василий был назначен миргородским полковником. Затем он был полковником слободского полка, откуда в 1754 году был снят за злоупотребление властью, а в 1757 году в чине бригадира Василий Капнист погиб в бою под Гросс-Егерсдорфом. А теперь давайте посмотрим, что можно, скорее всего, понимать под злоупотреблением властью полковника Капниста.
В Черниговской летописи можно найти один очень интересный документ известный как «Прошеніе сотниковъ Черниговскаго полка о козачьихъ обидахъ, поданное имп. ЕлизаветЪ въ 1744 г.», в котором собрано около двух десятков пунктов жалоб к приезжавшей в Киев императрице, от казаков на своих полковников. В них казаки жалуются на то, что старшина и полковники превращают казаков в своих рабов и тем самым не позволяют нести службу государыне императрице. Некоторые из этих жалоб я привожу ниже.
«Которіе козаки егда о своемъ козачествЪ и чтобъ в томъ званіи по присяжной своей должвосты В. И. В-ву отбувать службу бить челомъ учнуть, то канцелляріи не токмо владЪлцамъ онихъ бить нещадно плетъ’мы, кіями и батож’емъ допущаютъ, но инные владЪдцы в самыхъ канцелляріяхъ таковыхъ о козачествЪ своемъ челобитчиковъ бють нещадно, а правителЪ канцеллярій, по занесеннимъ от таковихъ челобитчиковъ, жалобамъ, о бою ихъ не токмо молчатъ и где надлежитъ по командЪ не доносять, но и самы явно в томъ владЪлцамъ потакають, и паче угнЪтать и в домахъ и по полямъ ловить козаковъ и держать на цепахъ, да и женъ ихъ козаковъ и дЪтей насылно в домы владЪлческіе брать и в утЪсненіи ихъ содержать допускають, и опредЪленіямы своимы за то, что служить В. И. В-ву, а не владЪлцамъ бедные козаки ищуть, ихъ кіямы бить велять, и указамы подъ Превысочайшимъ В. I. В-ва именемъ то же подтверждать не опасаются. К тому ж владЪлцамъ таковыхъ челобитчиковъ о козачествЪ нарочно разграблять движимыя ихъ и недвижимыя имЪнья, а на протчихъ накидать с’естніе и питейніе припаси с’несносною ихъ обидою допускаютъ же, даби козакъ впредь хотя бы и доказалъ о своемъ козачествЪ, служить В. I. В-ву с чего не имЪлъ. …егда же с онихъ козаковъ о таковихъ своихъ нуждахъ къ В. I. В-ву бить челомъ пойдуть, то онихъ канцеллярій привителЪ, перенявъ такихъ козаковъ на путы закидаютъ в турму и всЪмы образы не допущаютъ В. I. В-ву ВсемилостивЪйшей ГосударинЪ челобитствовать…
 …Многихъ же козаковъ какъ из стариннихъ реестровъ козачіихъ, такъ из новихъ ревЪзіялнихъ книгъ инныхъ совсЪмъ повидиравъ, такъ что ни в’козачіихъ, ни в мужичіихъ ревЪзіяхъ нетъ, а инныхъ повитиравъ, в козачихъ спискахъ стариннихъ, в ревЪзіахъ мужичихъ понаписовали и старинніе о козакахъ списки почернили и повидирали для своихъ прихотей, а паче для порабощеніа козачихъ грунтовъ и ихъ самихъ себЪ в подданство».
Как видим «злоупотребления» эти очень здорово смахивают на закрепощение не то, что крестьян, а и самих казаков. Возможно Василий Васильевич Капнист о «злоупотреблениях» своего отца и не знал, ведь он родился, когда отца уже не было в живых. Но не мог он знать ничего и о жизни простых казаков, а тем более крестьян, так как ещё 13 летним мальчиком  уехал в Петербург, где как дворянин был зачислен капралом в Измайловский полк. Затем были годы службы, офицерские чины и прочее. Находясь, во время введения в Малороссии крепостного права в столице, он и написал свою «Оду на рабство». А через год, в 1784 году, выйдя в отставку, вернулся в Малороссию и был избран предводителем дворянства Миргородского уезда, а в 1785, когда вышла Жалованная грамота Екатерины, он был избран киевским дворянством в губернские предводители.
О чьей свободе, и какой отчизны мог волноваться этот аристократ без роду и племени? Что он мог знать о том, что ещё задолго до того как в Украине поселился его отец, старшина стала изводить казачество и фактически уже закрепостила крестьянство? Так уже   в 1707 году  по приказу  Мазепы полтавский полковник всех уходящих на слободы  «не  только переймал, грабил,  забурал, вязеннем мордовал, киями бил,  леч  без пощадення  вешати рассказовал».  Российский историк Соловьёв приводит целый ряд таких «злоупотреблений» и пишет:
- «До нас дошла длинная перечень злоупотреблений, какие позволяли себе полковники и сильные люди в Малороссии: 1) Много сел роздано людям, замешанным в измену Мазепину; много сел роздано изменничьим сродникам, попам и челядникам, которые служат в дворах. 2) Гетман должен запретить полковникам разорять простой народ и отягощать работами, тогда как слух пущен в народ, будто он отягощен вследствие сбора провианта на царскую армию и будто малороссийские жители от этого отягощения врознь расходятся. 3) Гетман жалуется, что во всех полках козаки обезконели, давая подводы проезжим великороссийским людям, и поэтому козаков теперь мало; а по доношениям малороссийских обывателей оказывается, что число козаков уменьшается от работ на полковников и от того, что полковники многих старинных козаков в подданство себе завели. Нежинский полковник в одной Верклеевской сотне поневолил больше 50 человек; полтавский полковник Черняк почти целую сотню Нехворощенскую поневолил, а другими козаками поменялся на мужиков с чернецами Нехворощенского монастыря; Переяславского полка Березинской сотни баба Алексеиха Забеловна Дмитрящиха больше 70 человек козаков поневолила. 4) Полковники без воли гетманской в полках своих села, деревни и мельницы раздают не только родне своей и другим посторонним, но и челяди своей. 5) Многие, которые оказались в явной измене, живут свободно, а иным уряды и маетности даны, генеральная старшина и полковники к таким особливый респект имеют: писарь генеральный Григорий Шарогородский был в явной измене, но когда пришел из Бендер от Орлика, то поставлен в местечке Городище урядником. 6) Гетман жалуется, что генералы и офицеры, стоящие на квартирах, на кухни свои с ратушей требуют всяких запасов, и оттого в иных городах ратуши стали пусты; но здесь малороссияне сами доносят, что, хотя такие запросы и бывали, и с народу для того на ратуши многие поборы идут, однако тем корыстуются полковники, сотники, атаманы и войты. В 1709 году положено было на дачу компанейским и сердюцким полкам брать со всякой продажной куфы горелки по два рубля; полковники, приезжая к гетману, показывают, сколько из этих покуфовных денег издержано бывает на ратушные расходы: зачем же еще сбирать на ратушу? 7) Полковники козаков, соседей своих по маетностям, принуждают за дешевую цену продавать свои грунты, мельницы, леса и покосы. 8) Многие из малороссиян покупают земли, мельницы, леса и покосы в великороссийских городах, в Путивльском, Рыльском и Севском уездах, а малороссиянам продавать свои земли великороссийским людям запрещено».
Если бы Капнист знал обо всём этом, то «Оду на рабство» написал бы на много раньше, наверное, ещё в детстве. Ведь уже в  1739 г. генеральная войсковая   канцелярия  запрещала  переходы крестьян под  угрозой   смертной  казни, мотивируя это желанием  пресечь якобы побеги за границу. Между прочим, узнав об этом, русское имперское правительство отменяет этот запрет, но на практике полковые канцелярии  продолжают действовать  в духе постановления  1739  г., ссылаясь  на  Литовский статут.
«В 1727  году, некая  Даровская, в Стародубском  полку,  потребовала  от своих слобожан явиться на панщину в то село, где она жила. «Мы не поехали, - рассказывают слобожане,  -  помня договор, чтобы платить только годовой чинш по  сту  талеров и  быть  уже  свободными  от  всякой  панщины.  Поноровивши некоторое время, Даровская снова  прислала нам приказ,  чтобы ехали мы на ту панщину неотмовно и мы, исполняя тот приказ Даровской, яко комендерки своей, выслали на панщину тридцать пять своих парубков, которых Даровская приказала всех без  исключения  тирански батожьем бить,  причитаючи  вину его, что  за первым  разом не поехали  на  панщину. А потом позваны были во владельческое село и все  мы, хозяева  где  зазвавши нас во двор  приказала Даровская,  по одному оттуда выводя, нещадно киями бить, от  которого бою недель по шесть и побольше многие из нас пролежали». Так описывает «свободу» в Малороссии Н. Ульянов в работе «Происхождение украинского сепаратизма»
В 1757 году, более чем за четверть века до указа Екатерины гетман  Разумовский,  своею властью,  издает  распоряжение  равносильное  запрету  переходов.  По  этому распоряжению,  крестьянин, собирающийся оставить владельца,  должен оставить ему  и  все  свое  имущество,  а  кроме того,  обязан  взять  от  владельца письменное свидетельство  об отходе. Ну разве это не прямое закрепощение, разве оно делалось по указке из Москвы или Петербурга. По словам весьма компетентной исследовательницы  А. Я.  Ефименко,  весь  процесс  закрепощения  крестьян в Малороссии «совершился  чисто фактическим,  а  не  юридическим  путем,  без  всякого,  по   крайней  мере, непосредственного вмешательства государственной власти».  После всего этого Екатерине ничего не оставалось, как закрепить своим указом юридически то, что уже давно состоялось фактически. Ну, на самом деле, какая же она будет императрица, если в её государстве будет делать каждый всё так, как ему хочется без соответственного на то указа. Казачьей знати очень хотелось закрепостить не только крестьян, но и простых казаков и они это делали, и этому необходимо было или помешать или придать законный вид. Но Екатерина, даже если бы очень хотела этому помешать, не смогла бы этого сделать, не навредив государству, в котором она же уравняла в правах всё дворянство. Ведь немедленно бы возник вопрос: - «Чем великорусское дворянство лучше малорусского? Почему им можно иметь крепостных, а нам нельзя?». Ведь  малороссийское дворянство выражало своё недовольство даже тогда, когда имело привилегий на много больше российского. Так А. Чепа  один  из  приятелей  В.  Полетики  писал  своему  другу:  «пока права  дворян русских были  ограничены  до 1762 г., то малороссийское шляхетство почло  за лучшее быть в оковах,  чем согласиться на новые законы. Но когда поступили с ними  по  разуму  и  издан указ государя  императора Петра III  о вольностях дворян (1762  г.) и высочайшая грамота о  дворянстве (1787 г.),  когда эти  две эпохи поровняли русских дворян в преимуществах с малороссийским шляхетством, тогда  малороссийские  начали  смело вступать  в российскую службу». Не малороссийских с русскими, а русских с малороссийскими - улавливаете смысл? А если бы великорусское дворянство вдруг стало иметь прав больше малорусского, хотя бы по отношению к тем же крестьянам, как бы к этому отнеслись «поборники свободы» паны-казаки?
«Я желаю только добра стране, куда Бог меня привёл; слава страны составляет мою собственную» - говорила  Екатерина. (О, если бы такие желания, хоть изредка посещали головы нынешних керівників Української держави.) Она очень хотела видеть Российскую империю великой державой, потому и стремилась сделать её единой и сильной, а единственную силу способную воплотить её замыслы в жизнь она находила в сильном дворянстве, в том числе и дворянстве Малороссии. Тем более что, когда уровняли в правах российское и украинское дворянство, то оказалось, что дворян в Украине едва ли не больше чем в России. Особенно множество дворянских родов появилось у нас, когда было объявлено об отмене обязательной воинской повинности дворян. В Украине дворяне стали появляться как грибы после дождика. Порядка 100000 казацких семей предъявило свои претензии на дворянство. В нашей литературе можно встретить указание на то, что в Бердичеве в те годы существовала целая подпольная организация штамповавшая, естественно не бесплатно, универсалы на знатность рода, выданные ещё Стефаном Баторием, а то и более ранние. Присваивались дворянские звания и легальным путём. Так после Жаловнной грамоты дворянству, только за 5 лет, с 1785 по 1790 годы, по данным Д. Миллера, дворянские собрания трёх украинских губерний присвоили дворянский чин 22702 родам. Царское правительство вынуждено было ограничить вхождение в высшее сословие всякому встречному и поперечному куму или свату, или тому, кто имеет связи и деньги. И в 1796 году запретило дворянским собраниям решать вопросы, связанные с присвоением дворянских чинов. 20 января 1797 года вышел царский указ о непременном наличии и предъявлении геральдики (личного герба) каждым дворянским родом. Но мастера из Бердичева не подвели и тут, и почти у каждого новоиспечённого дворянина такой герб нашёлся. Подделка подлинности, как гербов, так и генеалогии была настолько явной, что в народе даже появились подобные сатирические куплеты:

«Вон у мене герб який
В деревянем цвити
Ще ни в кого не було
В Остерском повити.
Лопата написана
Держалом у гору,
Побачивши скаже всяк,
Що воно без спору.
У середини грабли,
Выла и сокира,
Якими було роблю,
Хоть якая сквира».

В итоге было решено, что геральдика признаёт право на дворянство лишь за теми казаками и старшиною, которые имели войсковой чин или определённые награды за службу в российской армии.  И немало казаков действительно получало дворянский титул именно так.  Ведь начиная с 60 – х годов XVIII cстолетия, ещё до того как в 1765 году Слободские казачьи полки были переформированы в гусарские,   офицеры из Малороссии в российской армии уже были. А когда в 1781 году в Гетманщине было ликвидировано полковое устройство, что не вызвало абсолютно никакой реакции ни в каком слое украинского населения, то редко можно было встретить такую воинскую часть или гражданское учреждение, где не встретишь выходца из Малороссии –чиновника или офицера. Выше уже говорилось о художниках музыкантах и прочих украинских, выражаясь современным языком, акулах тогдашнего шоу-бизнеса. Не было нехватки их и среди государственных, политических и военных деятелей империи, таких как Безбородко, Гудович, Завадовский, Кочубей, Паскевич. Огромную часть духовенства тоже представляли выходцы из Украины. Выше уже говорилось о Зертисе, сын, которого, стал московским архиепископом. Кроме него Малороссия дала Русской Церкви таких святых, как Дмитрий (Туптало) Ростовский, Иоанн (Максимович) Тобольский, Иоасаф (Горленко) Белгородский, таких иерархов, как Самуил Миславский, Сильвестр Кулябка или Христофор Сулима и многих других. А ректору Киево-Могилянской Академии Феофану Прокоповичу, который в 1716 году переехал в Петербург и, при поддержке Петра I, стал фактическим главою русской православной церкви, принадлежала и сама мысль о создании российской империи. Даже ярый украинофил, а возможно даже «подпольный»  националист, Грушевский вынужден был написать: - «По мере того, как культурная жизнь  обновленной   России   понемногу  растет,   с  середины   XVIII  века великорусский  язык  и  культура овладевают все  сильнее и глубже украинским обществом. Украинцы пишут по-великорусски, принимают участие в великорусской литературе, и много их  становится  даже в первые ряды нового великорусского литературного движения, занимают в нем выдающееся и почетное положение». Да только неправда ваша, пан вчений брехун. Ведь потому-то так быстро и внедрилось в российское элитное общество наше украинское панство, что язык у них был практически одинаковый (выше в предыдущих главах примеры его единства уже приводились). И как он мог быть разным, если и в Москве, и в Киеве его, вплоть до конца XVIII столетия, изучали по одному и тому же учебнику. Учебник этот назывался «Грамматика» и был написан малороссом Мелентием Смотрицким в самом начале XVII века, почти за пол столетия до воссоединения Украины с Россией. По нему учился ещё великий русский учёный Ломоносов и называл его «вратами своей учёности». Но такой неоспоримый факт единства русского и украинского языков, совершенно игнорируется нашими «свидомыми», и страх как не нравится нашим националистам:
- «Як не згадати тут таємну інструкцію, що її у 1764 р. Катерина II дала генерал-прокуророві сенату князеві Вяземському. Сказано було у ній ось що: «Малая Россия, Лифляндия и Финляндия суть провинции... Сии провинции (...) надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть, как волки к лесу» - ужасаются свідомі «злодеяниям» Екатерины.
Ребята, из-за чего шум:  ну решила царица вернуть ополяченным русским людям их подлинное национальное лицо, - что здесь преступного? Она и россиян не миловала, и князь П. А. Вяземский остроумно заметил по этому поводу: «Как странна наша участь. Русский (Пётр I) силился сделать из нас немцев; немка хотела переделать нас в русских». И нам с вами, стыдно должно быть, что чужая нам немка (хот для любого русского человека она гораздо ближе какого ни будь Выговского или Мазепы) нас, как слепых кутят к маткиной сиське мордой тыкала, а мы за это её как псы поганые облаиваем. Я не имею в виду тех, что распространяют на всю Украину заразную болезнь, которой поражена Западная Украина, о которых уже писалось в главе «История болезни», и о которых речь впереди. Они не излечимы. Я говорю о тех, о которых гетман Сапега писал ещё в  XVII столетии: - «Было время, когда мы словно на  медведя  ходили  укрощать  украинские  мятежи;  тогда   они  были   в  зародыше,  под предводительством какого-нибудь  Павлюка; теперь иное дело! Мы ополчаемся за веру, отдаем жизнь нашу за семейства  и достояние  наше. Против нас не шайка своевольников,  а  великая  сила целой  Руси.  Весь  народ  русский из  сел, деревень, местечек, городов, связанный узами веры и крови с казаками, грозит  искоренить шляхетское племя и снести с лица земли Ръчь Посполитую». Именно к той «великой силе» которой страшился литовский гетман обращаюсь я.
 – Откройте  глаза, очнитесь от гипноза той политики которая ведёт в пропасть. Я отнюдь не призываю вас забыть тот язык на котором разговаривала ваша мать и разговаривают ваши родственники и дети. В конце концов в мире нет ничего вечного. Все когда-то родились и все когда-то умирают. Это относится и к государствам, и к нациям, и различного рода народностям, и языкам. Возможно мы и действительно стоим на пороге рождения новой нации. (Хотя если все нации так рождались то, рождение новой нации есть величайшая несправедливость в мире.) Но даже если такая нация как украинцы когда нибудь появится, не надо забывать, что родилась она от русской народности. Не важно что многие из нас общаются на «мові» - сегодня мы все ещё по большому счёту люди русские. Выходит мы поливаем грязью своих дедов, прадедов, своих родителей, а это ведь по «Библии» очень тяжкий грех, да и чисто с моральнй стороны – уродство. Кому из будущих землян понравится греховная нация предателей и моральных уродов? То-то и оно что никому, а значит будущего у такой нации нет. Ведь ещё гениальный французский писатель Оноре де Бальзак сказал: «Если новое поколение топчет могилы отцов, оно не имеет будущего». Лично мне, шановне панство, с понтом патріоти, не хотелось бы чтобы у Украины и её народа не было будущего. А вам? - Тоже нет? Так зачем же тогда ломать через колено украінську мову? Да – да я ничего не спутал – не русский литературный язык, а именно родную народную мову. Вы только послушайте наши украинские народные песни. А ведь ими совсем недавно заслушивались и даже с удовольствием пели во всех уголках России и в самой Москве. То же самое можно сказать о украинской байке (басне). Сегодня же та «мова» которую нам занесли из «больных областей» и которую преподают нашим «дітлохам» в школьных «клясах» не понятна даже тем, кто всю жизнь общался на ней. Ведь даже ещё в конце XIX века яркий борец за «мову», создатель первого украинского словаря Борис Гринченко писал, что «…мова у наших сьогочасних письменників часто й густо вкраїнська тільки зверху. Старі наші письменники писали краще від нас. Правда вони вживали чимало москалізмів (їм не ставало слів) зате конструкція фрази, синтаксис був у них кращій». Почему так? - он поясняет. Потому что украинцы «звикли змалку балакати тільки по московському». Потом те из них кто и начинают учить «рідну свою мову», то  всёравно «дух мови української тій людині чужий, через те що людина та хоч і балакає, хоч і пише по-вкраїнському, але думає по-московському…». Отаке – хто всравсь? – невістка! Да потому то и писали «старі письменники» лучше, что меньше знали украинских слов и «вживали чимало москалізмів». В этом легко можно убедиться на примере трёх выдающихся украинских писателей живущих и писавших в разное время: Григорий Сковорода (1722 – 1794 годы), Иван Котляревский (1769 - 1838 годы) и Михайло Коцюбинский (1864 – 1913 годы). Русский человек не изучавший «мову» легко прочтёт и поймёт Сковороду, не сильно напрягёт его и Котляревский, но совсем проблематично, практически невозможно ему будет понять Коцюбинского. Можете поверить мне на слово, ни у Сковоробы, ни у Котлятевского вы не встретите таких чудных слов как «мерва» - солома («На цегляній долівці лежали кружки мокрої мерви»), «перія» - пора, время («У мою перію не знали такого сорому…»), «вихаючити» - убрать, очистить («їй хотілось насамперед вихаючити хату…»). Не каждй украинец, не говоря уже о русском, поймёт, что делала Настя из повести Коцюбинского «На віру», когда она «матерію бгала в дрібненькі фалди» или что представляют собой «ковтки» или «манійова спідниця» которые подарил ей Гнат. И совсем не понятно, почему ей казалось «що серце в неї ось-ось пукне з жалю»? Что она съела, что сердце стало выполнять не свойственные ему функции? Слава Богу, что хоть только так, а могло бы бедное сердце и…. Ну, вобщем это другая тема, скорее всег «о вкусной и здоровой пище» и мы её оставим специалистам по этой части, сами же вернёмся к «письменникам и их мові». Так вот, сам же Гринченко «наезжая» на «московську мову» осознаёт, «…що галицькі помилки в мові шкодять нашій мові навіть і на Вкраїні Наддніпрянській, бо є вже люди й тут, що переймають їх у Галичині та й собі вживають». Ранние же писатели этих современных, якобы украинских слов, слава Богу не знали. Откуда им было знать эти слова, когда учились с москалями они по одному и тому же учебнику, причём учебнику скорее  украинскому, чем москальскому. Но вот с Австрийской Галичины стали просачиваться эти непонятные слова и «письменники» не смогли проглатить, не покривившись, такую горькую пилюлю. Далее к этой теме мы ещё вернёмся, а пока продолжим наблюдать за событиями Екатерининских времён.
Нельзя сказать что Екатерина Великая в своём стремлении объединить одноязычием огромную державу была большим оригиналом – отнюддь нет. В правобережной Украине,  где фактически царила полная анархия, где гайдамацкие банды и бунты крестьян были фактически повседневной нормой, тоже подумывали об этом. Так, в основанном в 1765 году польском журнале «Монитор» писалось что «від українських селян завжди тхне духом зухвалим, бунтівничим, і якби їх не тримали в страху постійно розміщені там військо й надвірні гарнізони панської міліції, вони негайно збунтувались би». В связи с этим известный украинский историк Наталья Яковенко пишет: «В останній третині ХVІІІ ст. виникає навіть ідея примусової акультурації українського простолюду, що спиралася на уніфікаційні тенденції просвітницької думки (аналогічні гасла висувалися й стосовно євреїв). На зміну старому погляду на Річ Посполиту як спільноту політично лояльних мешканців Польщі, Русі, Литви чи Пруссії, байдуже – якою мовою вони розмовляють чи яку віру сповідують, приходить уявлення про народ як цілість з єдиною мовою і однаковими звичаями. Лише така держава, згідно з поглядами діячів Просвітництва, матиме гарантовану безпеку, торуватиме шлях поступові освіти, правопорядку, усуватиме архаїчні пережитки тощо. Варто нагадати, що власне в останній третині ХVІІІ ст. німецька мова була оголошена обов'язковою в поліетнічній Австрії, а у Франції, охопленій полум'ям революції, збереження регіональних мовних відмінностей трактувалося як ознака контрреволюції, бо, як говорив у 1794 р. депутат Конвенту Бертран Барер де Вйозак [Bar;re de Vieuzac], мова вільного народу мусить бути одна й та сама для всіх. На схожі ідеї натрапляємо і в політичній думці Речі Посполитої. Наприклад, майбутній вождь повстанців Тадеуш Костюшко у 1789 р. писав, що розв'язання української проблеми неможливе без призвичаєння до польської мови, у тому числі – навіть завдяки впровадженню її у церковний обряд, бо тільки так з часом у них увійде польський дух. Мовна асиміляція українського простолюду сприймалася і як запорука його лояльності, оскільки, як підкреслював один з найвидатніших діячів доби реформ Гуго Коллонтай, бунти спалахували завжди тільки там, де низи не вміли говорити по-польському».
 И я уверен, не развались польское государство, и останься до нынешних дней в своих  территориальных границах времён XVII века правобережная Украина, - там уже в XIX веке забыли бы даже о таком слове как «украинец». Была бы на правом берегу Днепра Польша с единым польским этносом, которому и вспоминать - то о казаках противно было бы (от них только неприятности полякам), а не то, что писать что-то на подобие «Катерина вража баба…». Слава Богу, этого не случилось. И хоть  говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь, но так уж сталось, что к счастью для украинского народа Польшу постигло несчастье. В 1795 году польское государство перестало существовать.   






Кто придумал украинскую самостийнисть


Анализируя события из жизни Малороссии XVIII столетия, можно разбить это столетие на две части совершенно разнополярные и не похожие друг на друга. Не похожие до такой степени, что можно подумать, будто между ними лежит целая пропасть лет и сменившихся  поколений. На самом же деле такая резкая перемена в жизни казацкой Украины произошла на глазах максимум у двух поколений.
 Малороссийская  шляхта (старшина и полковники), которая со времён Богдана Хмельницкого и кончая Мазепой, стремилась не столько к самостийности, сколько к стремлению наладить с царизмом отношения подобные тем которые были у польской шляхты с королём Речи Посполитой, после полнейшего провала мазепинщины, оказалась в полной растерянности. Они окончательно убедились, что тому к чему они стремились не бывать. Более того, даже те вольности и привилегии, которые были у них до предательства Мазепы, были урезаны. Но выход был; у них перед глазами был живой пример – запорожцы. Запорожцы, в то время ещё истинные казаки, после поражения шведов под Полтавой, ушли в земли подвластные турецкому султану в надежде там сохранить свои вольности. Старшина Гетманщины, считавшая себя казаками, и в душе ненавидящая московскую власть, легко могла присоединиться к запорожцам, но они этого не сделали. Они предпочитали вести с Москвой холодную войну, натравливая на Русь татар и запорожцев, описывая, насколько хватало им фантазии те страхи и ужасы, которые ожидали тех, кто надумает вернуться в подданство к московскому царю. В то же самое время как сами сидели тихо, и даже те из старшины, кто ушёл с Мазепой в Бендеры, вскоре стали возвращаться назад. В чём же дело? А дело в том, что ничего от казаков, кроме названия в старшине давно уже не осталось. Это были натуральные помещики, причём, помещики очень богатые. Ведь ещё в XVII столетии некоторые из них по своему богатству превосходили даже многих московских бояр. Разве мог  такой, по сути, боярин покинуть своё имение (маеток) на котором трудятся на его ненасытное благо сотни, а то и тысячи крестьян и рядовых казаков, ради какой-то там казацкой воли, и всё это променять на казацкую саблю и сомнительную славу. Вот почему в послемазепинской Малороссии уживались и соседствовали, с одной стороны, абсолютно благосклонное к Москве отношение простого народа и рядового казачества, а с другой,  затаённая злоба и ненависть старшины. Но уже внуки и даже дети этой самой ненавидящей Москву старшины, забыли о своей и отцовской ненависти и служили этому же, российскому царизму надёжнее, чем сами россияне. Так, бывший в начале 1830-х годов председателем Совета Министров России В.Кочубей говорил: «Хотя я по рождению хохол, но я более русский, чем кто-либо другой». А сталось это не благодаря возвращению казацких вольностей, а благодаря вольностям дворянским. Ведь старшина уже давно тяготилась своим казачьим званием, потому что казак, это в первую очередь воин, а потом уже всё остальное. Но воевать старшина могла уже только в одном случае – если её богатству  и благосостоянию угрожала опасность. Русский же царизм теперь стал на защиту этого богатства, и казачья знать мигом забыла о своём славном прошлом. Даже когда в 1773—1775 годах весь юго-восток России, Урал, районы Среднего и Нижнего Поволжья, Западной Сибири были охвачены крестьянско-казацким восстанием под руководством донского казака Емельяна Пугачева, который объявил себя чудесно спасшимся от смерти императором Петром III, и от его имени объявил отмену крепостного права и освобождение всех частновладельческих крестьян, - ни один казацкий полковник с Украины не поддержал это восстание. Ни один казачий полк или хотя бы сотня не примкнули к этому народному движению. Это лучше всяких документов говорит о том, что в то время ни у малорусских казаков, ни у их старшины ни к москалям, ни к правительству никаких претензий не имелось.
Старшина превратилась в жиреющих помещиков, угнетающих крестьян и стремящихся полностью поработить рядовое казачество, которое в поисках справедливости и защиты всё чаще и чаще обращается к царским властям. Падение авторитета полковничьего правления, связанное с усиленным порабощением ими казаков привело к тому, что в 1781 году полково-административная система была упразднена и Гетманщина была поделена на три наместничества – Киевское, Черниговское и Новгород–Сиверское, власть в которых принадлежала малороссийскому генерал-губернаторству. Этот шаг российского правительства, как уже говорилось, не вызвал возмущения, как среди старшины и полковников, так и среди народных масс Малороссии. Дело в том, что уже в конце XVIII столетия большая часть казацкой знати предпочитала жить в Москве или Петербурге и служить не Украине, в том понятии, как это представляли себе их отцы и деды, и как это было ещё в XVII – начале  XVIII столетия, а Российской империи, которую они стали осознавать как нечто неразрывное с понятием своей родины – Украины. «Вони мали всі підстави називати імперію своєю, адже на протязі XVIII ст. вихідці із малоросійських родин своєю діяльністю мостили шлях до її тріумфу» –  пишет крупнейший из современных историков Украины Ярослав Грицак. В 1831 году на территории бывшей Гетманщины были созданы две губернии Полтавская и Черниговская, а в 1835 году было отменено традиционное украинское право, которое основывалось ещё на Литовском статусе.
Ещё веселее шли дела на  юге Украины, в так называемой Новороссии (бывшая территория Запорожских казаков и Крымской  орды). Если земли бывшего Киевского и Переяславского княжеств в XVI веке напоминали в миниатюре американский континент, куда устремились шарлатаны, авантюристы, беглые и прочие, кто был не в ладах с властями или своими хозяевами то, Новороссия в конце XVIII начале XIX столетия стала для предприимчивых людей чем-то наподобие Эльдорадо. В трёх образовавшихся здесь в самом начале XIX столетия губерниях Херсонской, Екатеринославской и Таврической наблюдался самый высокий показатель прироста населения во всей империи. Появляются новые крупные города, такие как Николаев, Херсон, Екатеринослав. В 1795 году был основан и мой родной город Луганск, который стал крупнейшим промышленным центром Екатеринославской губернии. Годом раньше, в 1794 году на берегу Чёрного моря  родилась красавица Одесса. Благодаря своему выгодному расположению, город стал крупным торговым морским портом и быстро развивался. Уже менее чем через 50 лет после своего основания, численность жителей в Одессе была большей чем в самом крупном на то время городе Украины Киеве. А со средины XIX столетия до самой Октябрьской революции Одесса по численности населения уступала только Москве и Петербургу. Такое вот резкое различие между Гетманщиной и Запорожьем просуществовавшими до средины XVIII столетия и Малороссией конца этого же столетия и начала следующего мы увидим, если хоть немного заострим своё внимание на Украине  тех лет. При этом надо заметить, что за этот период и вплоть до отмены в 1861 году крепостного права, на бывшей территории Гетманщины и Войска Запорожского не наблюдалось ни одного заслуживающего серьёзного внимания народного возмущения в виде крупного восстания. А в 1812 году, когда в Русскую землю вторглась почти полумиллионная амия Наполеона, и казалось, что она непременно растопчет Российскую империю, то порядка 70 тысяч жителей только с Киевщины, Черниговщины и Полтавщины записались добровольцами в российскую армию для отпора врагу.  Так ещё за неделю до войны полковнику И. О. Витту было поручено сформировать на территории Киевской и Подольской губерний Украинское конное войско. В течение месяца были укомплектованы, вооружены и обучены 4 полка восьмиэскадронного состава, общей численностью 3600 человек. В полки «поступали мещане, цеховые, помещичьи, казенные, экономические, ранговые и старостинские крестьяне... с обязанностью иметь лошадь, конскую сбрую и мундирную одежду по образцу». На командирские должности «приглашались отставные обер и унтер-офицеры, чиновники, служившие в милиции, и чиновная шляхта». Все 4 полка поступили в 3-ю Западную армию генерала от инфантерии А. П. Тормасова и в ее рядах участвовали в сражениях. За подвиги в Отечественную войну и заграничные походы Украинским казачьим полкам были пожалованы серебряные трубы. Уже во время войны было сформировано и земское ополчение, в которое было призвано 3170 человек. Городское население выставило 1050 воинов, был так же сформирован отряд в 600 человек из шляхтичей. Всего было собрано 5540 человек.
Полтавская губерния выставила войско общей численностью 27 тысяч человек. Было создано 9 казачьих полков по 1200 человек в каждом. Первый, применивший в своём творчестве украинский язык, писатель И. П. Котляревский, участник русско-турецкой войны и штурма Измаила, формировавший 5-й Полтавский конный полк, сообщал губернатору: «...люди, принятые мною, хороши... большей частью поступают в казаки с удовольствием, охотностью и без малейшего уныния».  Земское ополчение создавалось в губернии в основном из крепостных крестьян. Из собранных 16116 человек было сформировано 7 пеших полков, 4 конных, шестисотенная команда для нестроевой службы, батальон для прислуги по госпиталям и артиллерийская команда из 24 орудий.
 В Черниговской губернии было создано 6 конных полков, каждый по 1200 человек. Земское ополчение выставило 25783 ратника, кроме того, из дворянства поступило в него 217 человек. Из этого числа людей сформировали 10 пехотных, 5 конных полков и артиллерийские команды. Конными полками (совместно с  Полтавскими) командовал князь С. Э. Жевахов.
Не стоит даже говорить о том, что самое активное участие в сражениях принимали все пять гусарских полков Слобожанщины, а ахтырцы после Бородинского сражения частично влились в знаменитый «летучий» эскадрон Дениса Давыдова.
В то же время более 100 тысяч поляков, в числе которых было немало и с принадлежавшей России правобережной Украины составили ударные части армии Наполеона. В этом нет ничего удивительного. Ведь после того как в 1807 году между Наполеоном и Александром I был заключён Тильзитский мир, а Польше была возвращена мнимая самостоятельность, и она стала называться Варшавское герцогство, польские эмигранты во Франции и французская пропаганда начали готовить поляков к тому, что следующая война будет за возвращение Польше всей ранее принадлежавшей ей территории. Поэтому поляки охотно вступали в ряды Наполеоновской армии, и в ходе войны показали себя как самые стойкие и мужественные её воины. Когда же Франция потерпела поражение, Польша вновь лишилась своей государственности, но сохранила стремление к независимости. Начинается многолетняя борьба поляков за независимость, в ходе которой помимо открытых вооружённых выступлений немалая роль отводилась и борьбе идеологической. Во Франции уже в 1795 году появляется на французском языке работа польского эмигранта графа Яна Потоцкого «Fragments historiques et geographiques sur la Scythie, la Sarmatie at les slaves», в которой впервые в истории утверждается, что на берегах Днепра живет не русский народ, а украинский, хотя и того же славянского происхождения. Родной брат Яна Потоцкого, граф Северин Потоцкий, в первые годы XIX века был попечителем вновь открытого Харьковского университета. Он привлек к преподаванию в нем нескольких польских профессоров. Так в Харькове образовался польский ученый кружок и бредовая идея Яна Потоцкого о нерусском происхождении «украинцев» была занесена на Левобережье и Слобожанщину и нашла здесь широкое распространение. Под влияние этой идеи попали, будучи ещё студентами и первые пропагандисты украинской автономии П. Кулиш, Н. Костомаров, и Н. Гулак, которые образовали тайное  общество, в которое входили 12 человек, в том числе  А. Навроцкий, В. Белозерский, А. Маркович, а немногим позже к ним присоединился и самый известный член «Братства» будущий великий украинский поэт Т.Г. Шевченко. Это общество было организовано в 1845 году и называлось Кирилло-Мефодиевское братство.
Как видим отнюдь не малороссы были основоположниками украинской национальной идеи, которую наши «свідомі» пытаются искать ещё в освободительной войне русского народа во времена Хмельнитчины. Не принадлежит Кирилло-Мефодиевскому братству и идея славянского братства, которую они так же позаимствовали, как мы увидим далее у тех же поляков. Единственно, что они внесли своего, это, пожалуй, программа о народном просвещении, отмене крепостного права да перенос столицы братских народов в Киев.
Кирилло-Мефодиевское братство было далеко не первым тайным обществом на украинской земле. Вскоре после победы над Наполеоном в Малороссии появились модные в Европе масонские ложи, а вслед за ними и тайные общества «декабристов». Но, «декабристов» и масонов интересовало будущее России, её политическая перестройка, и совсем была не интересна «декабристам», а тем более масонам политическая будущность Малороссии. Это очевидно потому что, как великорусское,  так и малорусское дворянство, (члены этих обществ) и в мыслях не допускало, что великороссы и малороссы это два разных народа и, что идти они должны разными путями.
Совсем иначе обстояло дело на правом берегу Днепра. За годы польского владычества над Правобережьем даже те русские шляхтичи, которые оставались там после раздела украинских земель между Польшей и Россией были полностью ополячены и считали себя такими же поляками, как и перебравшиеся на эти плодородные земли паны из Польши. Последнее время, как уже показывалось, назревал план ополячить даже крестьянство, но из-за ликвидации польской государственности ему не суждено было сбыться. Тем не мене, культурно-политическое влияние поляков на правом берегу Днепра было очень высоким, а до подавления польского восстания 1830 - 1831 годов, Правобережье, практически всё, (исключая крестьян) было польскоязычным. Во всех городах, включая даже Киев, русский язык считался языком общения хамов и быдла. Польское дворянство в то время составляло около 8% процентов всего населения Правобережья и порядка 30% дворянства всей Российской империи. В Польше,  уже задолго   до   «декабристов»,   существовали   тайные  патриотические  организации, и  эти организации  готовились к  восстанию против русского  правительства. Они даже начали налаживать связи с «декабристами», которые поддерживали их патриотические настроения. И всё было бы ничего, всё было бы правильно, но только вот Правобережную Русь, территорию бывшего Киевского, а так же Галицко-Волынского княжеств эти патриоты Речи Посполитой уже считали неотъемлемой частью того государства, которое они собирались заново построить.
Видимо, надеясь, что ли, на порядочность и интеллигентность образованных поляков, правительство фактически не вмешивалось в дела Правобережной Украины, а зря. Её в отличие от Левовобережья длительное время совсем не затрагивали  те реформы, которые проводились в империи. Права и привилегии польской шляхты оставались фактически такими же, какими они были  до раздела Речи Посполитой и, несмотря на то, что значительная часть шляхты была потомками старинных русских родов, все они мечтали о восстановлении Речи Посполитой в тех границах, которые существовали до 1772 года. Желая вернуть себе Правобережье, шляхта пытается привлечь на свою сторону и простой народ, в среде которого ведётся усиленная пропагандистская работа. Уже в 20–х годах появляется на Правобережье так называемая «украинская школа» польской литературы, детищем которой стал вымышленный образ небезызвестного казака Вернигоры целиком преданного польско-украинскому братству и борющегося с засильем Москвы. Видными представителями этой школы были польские поэты Богдан Залесский, Северин Гощинский, Юлиуш Словацкий, Антон Шашкевич, Сперидон Осташевский, Фома Падура и Вацлав Ржевусский («атаман Ревуха») многие из них писали свои «шедевры» на русском (украинском) языке. А двое последних даже основали  «школу  лирников»,  обучая  собранных  «народных» певцов  игре  на этом инструменте и текстам  патриотических казачьих песен, сочиненных  Падуррой и положенных на музыку  Ржевусским (Ревухой). Подготовив целую партию таких певцов, они пустили их по кабакам, вечерницам и прочим сборищам простого люда. Основной же политической идеей «украинской школы» был созданный ею миф о минулой славе Речи Посполитой являвшейся, якобы, братским союзом славянских народов – польского, украинского и литовского. (та же идея, как мы уже видели воодушевляла и Кирилло- Мефодиевцев) И всё же когда настал час вооружённого выступления селянство польскую шляхту не поддержало, а в Полтавской и Черниговской губерниях были даже сформированы восемь добровольных казачьих полков для подавления польского мятежа. Крестьяне правобережной Украины сами вылавливали польских повстанцев и передавали их властям. Не высоким на поверку оказался и патриотический дух самого польского панства, которое само же и выдавало российскому командованию, а порой и вешало на столбах, как это было в Варшаве, повстанцев.
После подавления восстания 1830 – 1831 годов, многие поляки присоединились к польской эмиграции во Франции и усиленно искали поддержки у европейских государств, засылая в Украину,  для агитационной работы своих эммисаров. Так польская группа революционеров «Молодая Польша» в средине 30-х годов с целью налаживания связей между польской шляхтой и местным селянством и горожанами прислала на Правобережье одного из своих лидеров Шимона Конарского, который в 1835 – 1837 годах организовал целую сеть конспиративных подпольных организаций в Киеве, Бердичеве, Житомире и других городах Правобережья. Цель была прежней оторвать русский народ Украины от такого же русского народа России. Позже галицкий ксендз Валериан Калинка так сформулирует эту мысль: -  «Между Польшей и Россией живет народ ни польский, ни российский. Польша не воспользовалась в свое время случаем, чтобы превратить его в народ польский вследствие слабого воздействия на малороссов польской культуры. Если поляк во время своего господства и своей силы не сумел привлечь к себе малоросса и превратить его в поляка, то тем менее может он это сделать ныне, когда он сам слаб. Малоросс теперь крепче прежнего вследствие своего демократизма и расслабления польской стихии. Простой народ не сознает еще своей национальности, но он не любит ляха, как своего господина, более богатого человека и исповедника иной, римской веры. Просвещенные малороссы ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом нерасположении поддерживают простой народ. Все малороссы подчинены нравственному влиянию России, которая говорит похожим языком и исповедует ту же веру... Исторический процесс, начавшийся при короле Казимире, подвинутый вперед Ядвигою и заключившийся передвижением римского католицизма и западной цивилизации на двести миль к Востоку, проигран уже поляками. Как же защитить себя? Создание «украинской самостийности», которой малороссы медленно начинают проникаться, недостаточно, чтобы предохранить их от неизбежного поглощения Россией. Если противодействующая сила поляка хранится в его польской душе, то между душой малоросса и душой москаля нет основного различия. Поэтому надо влить новую душу в малоросса – вот в чем главная задача поляков. Эта душа да будет от Запада. Пусть малороссы своею душою соединятся с Западом и только внешним церковным обрядом с Востоком. Тогда Россия отодвинется в свои узкие пределы великорусского племени, между тем как на Днепре, Дону и Черном море возникнет нечто другое. Тогда, быть может, малорусская Украина возвратится к братству с Польшей против России. А если бы это и не сбылось, и в таком случае в тысячу раз лучше Малороссия самостоятельная, нежели Малороссия российская. Если Грицъ не может быть моим, и в таком случае пусть будет ни моим, ни твоим. Из этого проистекает для поляков указание: не только не препятствовать национальному развитию самостоятельной Украины, но, наоборот, всячески поддерживать украинский сепаратизм и укреплять среди малорусов церковную унию с Римом».
 Только в 1839 году российское правительство поняло пагубность влияния этой унии и она была ликвидирована. Подверглась репрессиям и польская шляхта. Частично она была депортирована в Сибирь и на Кавказ, но основная масса мелкой, безземельной шляхты была исключена из родословных списков дворянства и порядка 340 тысяч таких шляхтичей в продолжении 1832 – 1850 годов растворилась в слоях местного селянства. То есть, фактически, едва ли не каждый десятый всего сельского населения правобережной Украины в 50-х годах XIX столетия являлся этническим поляком. И как раз в это время, в рядах российской интеллигенции пробудилось страстное желание ближе познакомиться с народом Малороссии. В это время на сбор урожая украинского фольклора отправляются Кулиш, Костомаров и другие алчущие познакомиться ближе с новоявленным украинским народом. Десятки «хлопоманов» во главе с будущим профессором истории В.Б. Антоновичем ринулись в «народ» за живым словом дивного народа малороссийской глубинки. Там они в упоительном восторге позаписали целые тома «народных» преданий подобных сказке о казаке Вернигоре и песен  сочинённых Падурой и Ржевусским и опираясь на них стали каждый, по мере своих заблуждений, как можно красочней и романтичней писать историю Украины. Правда после длительного пребывания под гипнозом романтических грёз к людям, серьёзно занимающимся историей казачества в Украине, приходило прозрение, а с ним и разочарование. Так П. Кулиш сурово осудил свою  прежнюю литературную деятельность, и «Повесть об украинском  народе»,  где  впервые ярко  проявились  его  националистические взгляды,  он,  назвал  «компиляцией  тех  шкодливых для нашего разума выдумок,  которые наши летописцы выдумывали про ляхов, да тех, что наши кобзари сочиняли про жидов,  для возбуждения или для забавы казакам пьяницам, да тех, которые разобраны по апокрифам старинных будто бы сказаний и по подделанным  еще при  наших прадедах историческим документам. Это  было одно из  тех утопических и фантастических сочинений  без критики,  из  каких сшита у нас  вся  история  борьбы  Польши  с Москвою».  Выяснилось, что многие песни и думы совсем не имеют столь архаичного прошлого, которое им приписывали ранее. Так, «Дума  о дарах  Батория», «Дума  о  чигиринской  победе,  одержанной  Наливайкой  над Жолкевским», «Песня о сожжении Могилева», «Песня о Лободе», «Песня  о Чурае» и  многие другие  - подделаны в XVIII и в XIX веках. По заключению Костомарова, специально занимавшегося этим  вопросом,  нет ни одной малороссийской «думы» или песни, относящейся к борьбе казаков с  Польшей, до Богдана Хмельницкого, в подлинности которой можно быть уверенным. Но фальшивость украинской истории осознавали очень не многие из тех, кого увлекала её сказочная романтика.
Такая чуть ли не повальная увлечённость историей украинского народа подогревалась ещё и извне. Так ещё Иоганн Готфрид Гердер (1744 -1803г.г.), один из идеологов движения «Буря и натиск» и крёстный отец немецкого романтизма, писал: «Украина станет новой Грецией – в этой стране прекрасный климат, щедрая земля, и её великий музыкально одарённый народ, когда нибудь проснётся для новой жизни». Об украинских казаках, в связи с авантюрными похождениями Мазепы при дворе польского короля, писал и лорд Байрон. Поэтому не удивительно, что и для прогрессивно настроенных российских поэтов и писателей романтического направления тема украинского казачества и его борьбы за свободу, стала знаменем всего передового и прогрессивного, а казак стал идолом свободы. Не равнодушными к теме украинского казачества были такие киты русской литературы как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, В.В. Капнист, но пожалуй самым пылким поклонником мифов о них был К.Ф. Рылеев. Его пылкую натуру с магической силой влекло всё, что связано со свободой и героической, вплоть до самоотречения,  борьбой за неё. Поэтому та романтическая атмосфера, которая сложилась в общественном (отнюдь не научном) взгляде на борьбу украинских казаков за свободу, вдохновила его на такие, совершенно далёкие от претензий на историческую достоверность, но духовно возвышенные романтические поэмы как «Войнаровский» и «Наливайко», в которых, скорее всего, перенеслась на действительно существовавшие исторические личности времён казацкой Украины и отразилась в них, идеология декабристского движения. Так в уста Северина Наливако, этого рыцаря удачи, Рылеев вкладывает  пылкую речь, чуть ли не революционера-бомбиста:   

Известно мне: погибель ждет
Того, кто первый восстает
На притеснителей народа.
Судьба меня уж обрекла,
Но где скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?

Войнаровскому, племяннику и сподвижнику предателя Мазепы, одному из тех, кто притеснял и гнобил народ Украины, Рылеев отводит роль благородного и не сломленного изгнанника, повествующего историку Миллеру, повстречавшему его в Сибирской тайге, свою жизнь и вспоминающего как:

Враг хищных крымцев, враг поляков,
Я часто за Палеем вслед,
С ватагой храбрых гайдамаков
Искал иль смерти, иль побед.

И вот теперь в печальном одиночестве суровый, как сама Сибирь и благородный как  рыцарь Айвенго, Войнаровский жалуется в порыве минутной слабости сентиментальному немцу «я одряхлел, я одичал», но мол «…ты печально не гляди, не изъявляй мне сожаленья» потому что:

За дело чести и отчизны,
Тому сноснее укоризны,
Чем сожаление врага.
Кто брошен в дальние снега.

Под стать Войнаровскому и его жена, которая тоже больше смахивает на героиню времён «Великой французской революции» или одну из жён сосланных в Сибирь «декабристов».
Ее тоски не зрел москаль,
Она ни разу и случайно
Врага страны своей родной
Порадовать не захотела
Ни тихим вздохом, ни слезой.
Она могла, она умела
Гражданкой и супругой быть.

Украинскому казачеству посвящено и множество «Дум» поэта, в которых он изъявляет пылкое желание:

Пусть гремящей, быстрой славой,
Разнесет везде молва,
Что мечом в битве кровавой
Приобрел казак права!

И надо отдать должное поэту,  в том что «гремящая быстрая слава» не заставила себя долго ждать, заслуга Рылеева весьма ощутимая.
- «Примите выражения  признательности  моей  и  моих  соотечественников, которых  я  знаю»,  писал  Рылееву  Н. А. Маркевич,  автор  одной из  «Историй Малороссии», путеводителем для написания которой послужила не безызвестная нам «История Русов» Конисского-Полетики. -  «Исповедь  Наливайко глубоко  запала в наши  сердца... Мы не забыли еще высокие дела великих людей Малороссии... Вы еще найдете у нас дух Полуботка». И первым кто по-настоящему ощутил в себе этот «дух», занесённый в душу и ум мизерной части малороссийской интеллигенции, российским декабристом Рылеевым и польскими революционерами и писателями «украинской школы» оказался выкупленный из крепостничества самородок, фактически, не существовавшей до него украинской поэзии, Т.Г. Шевченко. Почему мизерной? Да потому, что начиная с момента присоединения Украины к России (в смысле окраины России к её материковой части) никому и в голову не приходило, что судьба-злодейка свела под одну «крышу» два разных народа. Выступления же старшины и пошедших за ними казаков, это было не что иное, как давно забытые в Европе  вспышки феодальных войн. Тем боле ни кто из здравомыслящих людей не мог допустить такой мысли в начале XIX столетия. - «Тип «малоросса», який поєднував симпатію до України, до її природи, пісень і т.п., з відданою службою Російській імперії, був однією із характерних фігур в українській політичній і культурній історії XIX ст» - пишет украинский историк Грицак. И действительно, млоросские дворяне служили империи (не прислуживали) не за страх, а за совесть.
- «Уроженец южной киевской  Руси,  где земля и  небо  моих  предков, я преимущественно ей принадлежал и принадлежу доныне, посвящая преимущественно ей и мою  умственную деятельность. Но с тем вместе, возмужавший  в Москве, я также  любил, изучал  и северную московскую  Русь, как  родную  сестру нашей киевской Руси,  как вторую половину одной и той же святой Владимировой Руси, чувствуя и сознавая, что как их бытие, так и уразумение их одной без другой, недостаточны, односторонни». Так выразил свои патриотические чувства видный филолог и историк, ректор Киевского университета в 30-х годах XIX столетия   Максимович Михаил Александрович. А вот как писал о себе великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь: «Скажу  вам, что я сам не  знаю, какова у меня душа, хохлацкая или  русская. Знаю только то, что  никак бы не дал  преимущества  ни  малороссиянину  перед   русским,  ни  русскому  перед  малороссиянином…». Примерно так же могло о себе сказать почти всё малороссийское дворянство. Но стараниями польских и российских революционеров и борцов против самодержавия, несмотря на неудачу «декабристов» и поражения поляков в восстании 1830 – 1831 годов, стали появляться те немногие из малороссийских дворян (как правило, среднего и низкого достатка), которые соблазнялись выдуманной романтической историей украинского народа и становились проводниками совершенно беспочвенной идеи Яна Потоцкого об обособленности украинцев. К ним же принадлежит и бывший «кріпак» и по большому счёту первый «справжній» украинец Шевченао Т.Г.
Когда-то мне доводилось сталкиваться с мнением, что государства, дескать, создают не политики и не вожди, а талантливые поэты и писатели, способные своим творчеством пробудить в народе его самосознание, его национальное «эго». И лишь только после того как эти черты начинают проявляться, за дело берутся политики. Возможно это так и есть, но только для того чтобы народ понял и принял ту или иную идею такого певца-предтечи, надо непременно, чтобы источником из которого он черпает ту живую воду своего творчества, которая способна дать жизнь чему-то или кому-то, был сам народ, с его культурой, традициями, с его живой исторической памятью в виде легенд, былин, народных сказаний.  Надо чтоб его творчество горело неугасаемым, вечным огнём любви, надежды и веры.  Всё это легко можно обнаружить у Гердера, Гётте, Шиллера, Пушкина, Есенина. Можем ли мы тоже самое сказать о Шевченко? Нет!  Поэзия Шевченко никогда не имела глубоких корней, уходивших в глубь столетий, никогда не черпала вдохновения из глубин устных народных преданий и легенд, потому что у того народа который воспевал поэт их не было. Не встретим мы в его стихах  и любви – одна злоба, нытьё и зависть.
- «Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал – писал Белинский Аненкову о творчестве Шевченко - (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы)...  Шевченку послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь его судьею, я сделал-бы не меньше».
Вы знаете, я почти согласен с Белинским, тем более, что кое-что из шевченковских віршей не только читать, но и зубрить мне доводилось. И, тем не менее, как это не протеворечиво выглядит, я убеждён, всегда говорил и говорить буду, что Шевченко великий поэт. И обладай он вместо тех свойств, которые ему присущи (злоба, нытьё, зависть) всеми выше перечисленными (вера, надежда, любовь) возможно и стали бы украинцы с его подачи нормальной самостоятельной нацией, связанной братскими узами с российским народом, а не нацией, «сиротою» во всём похожей на своего Великого Кобзаря, но…. – В чём же велик Шевченко как поэт?
В старину, когда умирал человек, для того чтобы контрастней обозначить картину постигшего их горя, родственники покойного приглашали плакальщиков. Среди таких плакальщиков нередко встречались настоящие виртуозы своего дела. Они абсолютно без всякой жалости к усопшему, без капли сострадания к его родным и близким, так причитали над лежащим в гробу покойником, что слёзы на глазах появлялись буквально у всех, кто находился рядом, исключая, конечно, покойного. Шевченко обладал высочайшим искусством плакальщика. Да, действительно, Белинский прав, поле деятельности плакальщика лежит в чрезвычайно узкой плоскости и особого ума не требует, но плакать даже там, где другой бы смеялся, для этого надо обладать талантом. Так в своём стихотворении к Гоголю Шевченко писал:

  Ти смієшся, а я плачу,
    Великий мій друже.

Давайте поинтересуемся, с чего же это вдруг пробило на слезу нашего Кобзаря именно в тот момент, когда Гоголь так возрадовался? Оказывается от того что:

Не заревуть в Україні
Вольнії гармати.
Не заріже батько сина,
Своєї  дитини,
За честь, славу, за братерство,
За волю Вкраїни.

Белинский считал, что стихи Шевченко «нисколько не злы». Вот тут я с ним совсем не согласен, надо было все-таки Белинскому пару тройку віршів прочесть. Ведь невозможно заподозрить в доброте человека, плачущего от того что «не заріже батько сина». Поэзия Кобзаря не то, что злая – она хищная, и без крови и трупов представить её трудно. Кровавые сценарии подобные ниже приведённому присущи чуть ли не четверти всех віршів и поэм  Кобзаря:

Вже не три дні, не три ночі
Б’ється пан Трясило.
Од Лимана до Трубайла
    Трупом поле крилось.

Но живописно преподнесённая картина побоища поэту кажется не убедительной, и он продолжает упиваться кровью и смаковать мертвячину.
               
Червоною гадюкою
Несе Альта вісті,
Щоб летіли круки з поля
Ляшків-панків їсти.
Налетіли чорні круки
Вельможних будити,
Зібралося козачество
Богу помолитись.
Закрякали чорні круки,
Виймаючи очі.
Заспівали козаченьки
Пісню тії ночі,
Тії ночі кривавої,
Що славою стала
Тарасові, козачеству,
Ляхів що приспала.

Что примечательно, исторические познания Шевченко глубже поры казачества фактически не опускаются. Все его познания в истории сводятся к тому, что:
                Було колись — в Україні
Ревіли гармати;
Було колись — запорожці
Вміли пановати.
Пановали, добували
І славу, і волю;
Минулося — осталися
Могили на полі.

Постоянное нытьё поэта, постоянное стремление выглядеть самым несчастным; жалобы на  свою несчастливую долю являются отличительной чертой его творчества. Он даже не стесняется совершенно беспочвенно завидовать своему другу Н. Маркевичу и, хнычет, размазав по щекам соплю со слезою пополам:

Бандуристе, орле сизий,
Добре тобі, брате,
Маєш крила, маєш силу,
Є коли літати.
Тепер летиш в Україну,
Тебе виглядають.
Полетів би за тобою,
Та хто привітає?
Я й тут чужий, одинокий,
І на Україні
Я сирота, мій голубе,
Як і на чужині.

Кто плохо знает биографию поэта, может и впрямь подумать, что его жизнь и судьба в корне отличалась от всех тех, кто его окружал. Что в отличие от остальных, у которых, как дано Богом и устроено природой, жизнь подобна зебре, и чёрная полоса непременно чередуется со светлой, - у бедного несчастного поэта вся жизнь сплошной мрак, и не единого светлого пятнышка. И это тогда когда его окружали искренне любящие его друзья и сотни, не чаявших в нём души, поклонников его таланта? Конечно, у него были по-настоящему счастливые дни, которые можно и нужно было воспеть, были друзья, которых можно было прославлять, просто Шевченко был чистейшим прообразом своего же героя:
               
Отакий-то Перебендя,
Старий та химерний!
Заспіває весільної,
А на журбу зверне.

Журба, зависть и сопли по любому поводу, будь то любовь к женщине:
               
Багатого губатого
Дівчина шанує,
Надо мною, сиротою,
Сміється, кепкує.

Или наоборот любовь к мужчине, особенно если этот мужчина «москаль»:               

Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі — чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине;
Піде в свою Московщину,
А дівчина гине...

У украинца-казака любовь конечно более пылкая. От неё даже привязанная косами к сосне сгорела Галя.
И вообще, нескрываемая, патологическая нелюбовь к «москалям», граничащая с ненавистью, его постоянное оплакивание Украины:

Україно, Україно
Ненько моя, ненько!
Як згадаю тебе, краю,
Заплаче серденько...
Де поділось козачество,
Червоні жупани?
Де поділась доля-воля?
     Бунчуки? Гетьмани?

Более того Шевченко научился плакать от имени самой несчастной Украины:

Сини мої на чужині,
На чужій роботі.
Дніпро, брат мій, висихає,
Мене покидає,
І могили мої милі
Москаль розриває...
Нехай риє, розкопує,
Не своє шукає,

Такие вот стоны приносили Шевченко широкую популярность во всей огромной империи. Нет не в народе, народная популярность буде гораздо позже и придёт уже после смерти поэта. Им поначалу восхищались аристократы, пресытившаяся богатством, передовая интеллигенция, такие же любители побыть несчастненькими, или, по крайней мере, хотя бы постоять рядом. Это не обязательно были малороссы, чаще наоборот, российская интеллигенция желала послушать великого плакальщика. Им надоели любовные романы и поэмы, высокие чувства и светская мораль, надоели им весёлые водевили и поэты, славящие Родину  и царя. Они очень были тронуты долей украинского народа, при этом как-то совсем забыв о таком же самом, с теми же самыми проблемами, народе российском. Они тяжело воздыхали и вместе с поэтом, который великолепно себя чувствовал в их обществе, винили во всём царя и правительство, но никто из них не догадался сам облегчить долю хотя бы своих крестьян, и дать им вольную не дожидаясь царского постановления. Большинство из них по окончанию чтений Шевченковских стихов тут же забывали о несчастной Украине и её несчастных, живущих в ней, нерусских украинцах. Но были и такие, что уходили с твёрдым намерением посвятить свою жизнь свободе и счастью украинского народа, вернуть ему утраченную волю.
«Публика образованная, но не занимавшаяся специально исторической наукой, увлекаясь художественным воспроизведением минувшей жизни, чувствуя верность обрисовки исторической эпохи, воспроизведенной художником, принимала его произведения как исторический материал и, под влиянием общей исторической картины быта, считала и подробности быта, и подробности образов исторически верными, не заботилась о критической проверке отдельных более или менее крупных фактов. Такое отношение публики тем естественнее, что поэт воспроизводил нередко эпизоды не только в его время, но и поныне почти не разработанные наукой. Я не сомневаюсь, что большинство интеллигентной публики, читавшей произведения Шевченка, уверено в том, например, что Гонта казнил собственных детей, что Палий кончил жизнь в Межигорском монастыре, что Подкова и Гамалия ходили походами на Царьград и Скутари и т. п. И не только читающая публика, не занимавшаяся специально исторической наукой, готова была видеть в поэтических творениях Шевченка точное фактическое воспроизведение событий: по временам, даже исторические писатели разделяли взгляды публики…». Так писал о творчестве Шевченко и влиянии его на массы современной интеллигентной публики В.Б. Антонович. И действительно, ведь со взглядами на историю поэта поначалу были согласны и даже вдохновляли его на столь сомнительное творчество его «собратья» по «Кирилло-Мефодиевскому братству»  Костомаров и Кулиш. Но со временем и Кулиш и Костомаров, как люди способные анализировать и критически подходить к проблеме, разобравшись, во что превращается вскормленное на фальсификации и мифах украинофильство, перешли на позиции признания русского единства. Пришло это осознание своих ошибок уже после смерти поэта. И если Костомаров в 70-х годах, поняв, что самую лучшую часть своей жизни он шёл по ложному пути как-то сник и утратил прежний свой азарт и яркость таланта, и даже тяжело заболел, то Кулиш после глубокого изучения истории Украины, не только нашёл в себе силы подвергнуть критике свои старые взгляды, но и обличить фальшивый, антинародный патриотизм Шевченко и, подражая великому поэту, писал:
Не герої правди й волі
В камиші ховались
Та з татарином дружили
З турчином єднались
………  ……….  ……….
Павлюківці й Хмельничани
Хижаки - п’яниці,
Дерли шкуру з України
Як жиди з телиці,
А зідравши шкуру, мясом
З турчином делились,
Поки всі поля кістками
Білими покрились.

 К сожалению, очень малое число интеллигентных людей,  даже таких которые увлекались историей, были способны разобраться, где чистая история, а где миф. Как известно, широко разошедшаяся в светском обществе рукопись «Истории руссов» была весьма далека от того,  чтобы можно было черпать из неё достоверные исторические факты. Совершенно превратно воспринимал исторические события из истории Малороссии и Шевченко, и извращённые,  ретранслировал  их в общество. О многих исторических документах, которые известны сегодня тогда никто и не догадывался. Правда, десятки антоновичей, костомаровых, кулишей, максимовичей, собирали в XIX столетии богатый урожай с полей украинского народного творчества, но вот отделить зерно истины от «плевел», дано было далеко не каждому, тем более, что было не мало тех, кто эти «плевела» культивировал и специально выращивал. Так советник некоронованного короля польской эмиграции Адама Чарторыйского Франтишек Духинский создал свою собственную теорию происхождения польского украинского и российского народа.
«Франтишек Духинский (1816 — 1893) родился на Правобережной Украине в украинско-польской семье. В 1834 году приехал для продолжения образования в Киев. Только что основанный Киевский университет стал тогда рассадником либеральных идей, а также значительно сблизил польских и украинских студентов» Так писала 2 апреля 2005 года ежедневная всеукраинская газета «День».
И Хотя университет святого Владимира в Киеве был русским и все науки в нем преподавались по-русски, но только русских (украинских) студентов там было не густо и украинский историк Д Дорошенко писал, что: «…головна маса студентів у ньому були діти польських поміщиків з правобережної України».
«Это было время, когда в среде польской интеллигенции была очень популярной идея объединения с украинцами («малороссами») для совместной борьбы против России и восстановления «общей родины» — Речи Посполитой», уверяет нас газета. А вот учившийся там в 50-х годах Драгоманов, как-то не заметил в поляках стремления к объединению и писал в своей автобиографии: «Рожденний на лівому березі Дніпра, я не мав наглядного понятя про Поляків, — і спочував ім, як жертвам російского деспотизму…  Прийіхавши на правий беріг Дніпра, у Киів, я побачив, що Поляки тут — аристократія, а не народ, і був потрясений тим, що навіть студенти Поляки бють своіх слуг і ходять у косцьоли, де усердно клянчать…(молятся Н.Г.).  Вкупі с тим мені кидалася в очи нетерпимість Поляків до Росіян і особливо до Малороссів, або Украінців». Вот так вот выглядела на самом деле эта «идея объединения». А о том кто и как стремился к восстановлению «общей родины» красноречиво говорят 55 зафиксированных на Правобережье восстаний крестьян против польской шляхты только за период с 1845 по 1848 годы.
В связи с этим в 1847 – 1848 годах киевский генерал-губернатор Бибиков провёл так званную инвентарную реформу, которая ограничивала панщину до трёх дней; помещики не имели право самовольно отдавать крестьян в рекруты или ссылать в Сибирь, вмешиваться в личную жизнь своих подданных и наказывать их без суда. Естественно такой шаг значительно облегчил положение украинского крестьянина, но польским помещикам удалось добиться отмены этой реформы и угнетение крестьян ещё более усилилось. Духинский в это время уже уехал за границу, где Господь сподобил его заняться «научной» работой по перекройке истории России, Польши и Украины. «Не все из написанного им принято современной исторической наукой; однако, нельзя забывать, что вся его жизнь и творчество прошли на фоне насильственного подчинения Польши Москвой, во времена двух жестоко подавленных Польских восстаний и что Франтишек Духинский всегда имел только одну цель — содействовать восстановлению Польского государства». Как пережевательно-сочувственно относится к Духинскому и его антинаучной теории газета «День». Хотелось бы мне знать, что же именно принято из шарлатанских измышлений Духинского «современной исторической наукой»? Но сначала коротко о самой теории Духинского.
Благотворный заграничный климат так разжижил его мозги, что ему вдруг открылась доселе скрытая от всех истина,  заключающаяся в том, что украинцы и поляки это один и тот же народ. Что словаки, чехи, словенцы, хорваты, сербы и т.д. «вышли из Польши надвислянской, надднестрянской и надднепрянской и то во времена не слишком давние, а в VI и VII веках нашей эры». По мнению Духинского: «С Вислы выводят свое начало даже Славяне, жившие в Новгороде и на Днепре, и вообще все народы славянские, проживающие вне Польши, объединившейся в XIV веке». Он выяснил что слово «славяне» имело чужеземное происхождение, то ли финское, то ли германское, а своим национальным названием для славян было название «лехи».
Оказывается все Рюриковичи, «…в Галиче, на Волыни, на Подолии, на Литве, на протяжении средних веков стремились к соединению с Польшей надвислянской, и память о которых мы самым несправедливым образом выбрасываем из нашей истории, или безразлично говорим об этих творцах нашего национального единства. Есть даже такие, - возмущался Духинский, - которые причисляют их к Москалям, потому что Рюриковичи господствовали также и над Москалями!»  И вообще, по мнению Духинского, «История Руси до XIV века есть историей подготавливавшей жителей этих земель, и Рюриковичей и Славян, к соединению со Славянами надвислянскими». Поэтому он предлагает, отбросив название Русины, украинцев называть «восточными Поляками» или «славянами Польши восточного обряда», когда надо будет отличать их от собратьев «обряда латинского», то есть самих поляков.
Что же касается великороссов, которых Духинский именует не иначе как «москалями», то о них говорится следующее: «Знайте, что они Славянами являются только по языку, но не по духу, не по характеру цивилизации; что в этом отношении Москали принадлежат к народам туранской ветви». По-видимому, в связи с этим он считает что «москали» должны называться «турками». «Москалями или Масками, Масыками, Мокселями назывались народы уральские, в Москве жившие и это название известно там с VI века нашей эры» просвещает заграничную публику «великий» польский «историк». А чтобы было совсем понятно кто такие «москали» он поясняет, что их национальное название было «мерды», и что оно выводится от названий племен меря, мурома, мордва. Отсюда, согласно Духинскому, происходит слово «смерд», состоящее из «с» и «мерд», что означало «потомок мерда»; так же как слово «шляхта» происходит от слов «с ляхов». А ещё «москалей» следует называть «монстрами» или «чудовищами» от финского слова «чудь» или «скифами», ибо название «скифов» или «скитов» происходит от слова «скитаться» т.е. кочевать, бродяжничать. Отсюда слово «скифы» заимствовали греки.
Что же касается казаков, которыми, кстати, сегодня так гордится Украина, и почему-то особенно, не имеющая ни какого отношения к казакам Западная, то «...по происхождению, по характеру цивилизации, по организации, казаки были чужды Славянам, потому, что были Киргизами-кайсаками, Каракалпаками и других названий кочевыми народами, происхождения туранского, которые из глубины средней Азии распространились до устья Днепра». Именно эти туранцы-казаки взбаламутили несчастных «восточных Поляков» и с помощью «чудовищ-москалей» захватили исконно польские земли, поэтому Духинский призывает: «На Днепро! На Днепро! К Киеву! О, народы Европы! Там ваше единство, так как там, малороссы ведут борьбу против Москвы за  защиту своей европейской цивилизации». В итоге Духинский выражал светлую надежду, что в будущем Малая Русь все-таки отделится от Москвы и соединится с Польшей, однако при этом указывал, что «…если Малорусины захотят вернуться к давнему единству, то должны жертвой крови своей в борьбе против врагов Польши искупить ошибку своего отрыва...». Кого Духинский подразумевает под врагом, я думаю, объяснять не стоит, ну а на сёт крови – они и так прлили её немало.
Так что же все-таки из выдуманного и написанного больным фантастом Духинским принято современной наукой? Если брать, как говорится, «в мировом масштабе», то абсолютно ничего. Не один уважающий себя историк не станет марать своё честное имя даже косвенным указанием на то, что он в своих трудах опирался на более чем сомнительные изыскания этого человека с нездоровой фантазией. Даже во время  расцвета его теории, в 60–х – 90-х годах XIX столетия ею пользовались только те, кто был в лагере врагов Российской империи, и в основном это Франция и Польша. Но вскоре о Духинском и его «гениальных исторических изысканиях» забыли не только в Европе и во Франции, стране, где творил этот «великий историк», а и в самой Польше.  Позабыли практически все и о самом  Духинском. В этом, скажу я вам, нет ничего удивительного, ведь вряд ли кто ни будь вспомнит, когда и где он когда-то вступил в гавно…  Вот если кто-то находит какую ни будь ценную вещь, (золотое колечко, кошелёк с крупной сумой денег) это запомнится надолго. Духинский же, как историк, как раз и был тем  гавном, в которое имели неосторожность «вступить» Франция и Польша. Ведь даже издатели собрания сочинений Духинского, вышедшего в Рапперсвиле в 1901 - 1904 годах, указывали в предисловии: «Духинский не является ученым в точном смысле этого слова, для него речь идет не о науке для самой науки. Пером служит он Отчизне, научными рассуждениями своими борется он в защите политических ее интересов». С. Грабский, библиотекарь Национального музея в Рапперсвиле, написавший биографию Духинского, отмечал, что хотя в своих сочинениях Духинский говорил о польской истории, эти сочинения не являются историческими в строгом значении этого слова. Нельзя назвать их и методологическими. Более того, они «доказывают, что сам Духинский научной методикой исторических исследований не обладал, над ней глубоко не задумывался, и овладеть ею особо не старался».
И вот фантастика Духинского неожиданно стала востребована у нас  на Украине, в нашем молодом государстве, а газета «День» с гордостью отметила: «Важно и то, что Духинский едва ли не первый познакомил западных читателей, ученых с ситуацией в Малороссии, в Киеве. В дальнейшем исторические труды Духинского убедили многих французских историков, по крайней мере, в том, что славяне Русской империи не являются одним монолитным народом. Более того — благодаря его работам и публичным выступлениям, в школах Франции с 1870 года начали изучать историю Руси и историю Москвы в двух отдельных курсах». Короче говоря, мы вляпались в то же самое гавно, что и Франция почти полтора столетия назад. Слава Богу, пока ещё в школе теорию Духинского не изучают. Но зато некоторые  наши ученные, так их, во всяком случае, принято называть официально, засучив рукава, роются в этом дерьме за милую душу.
И вообще, странный мы украинцы народ. Когда нам говорят что мы, это поляки, или ещё какое ни будь европейское захолустье, мы воспринимаем это как должное. Забывается патриотизм, забывается национальная гордость; мы без всяких угрызений совести всё больше и больше засоряем наш язык, язык наших предков, польскими и другими иностранными, отнюдь не благозвучными словами и выдаём их за нашу «рідну мову», и в тоже время стараемся избавиться от своих родных, русских слов. Когда нам говорят, что мы великий русский народ, который может гордиться своей историей, своими победами и достижениями в любой отрасли, мы выкапываем из дерьма теорию Духинского и размахиваем ей как знаменем, даже не подозревая, кто её автор, выдаём её за новейшие достижения исторической мысли. Так  мэтр журналистики запада Украины,  профессор Львовского национального университета имени И.Франко, академик Академии наук высшей школы Украины, лауреат Всеукраинской премии имени И.Огиенко Василий Лызанчук в трех номерах львовской газеты «За вільну Україну» (№№51-53 за 14, 15 и 17 мая 2002 г.) в своей статье «Пізнаймо правду…» обрушивает на председателя партии «Зр Русь Единую», председателя Русского Движения Украины А.Г. Свистунова весь свой «могучий интеллект»,   всю мощь своего профессорского познания в области истории и обвиняет его в кощунстве и чёрной ненависти к Украине.  Оказывается Свистунов в своей статье «Русский вопрос»  «... наполегливо популяризує стару, як московський імперіялізм, тезу, що «предки современных украинцев считали себя тоже русскими», мовляв, вони себе й тепер усвідомлюють «частью Русского мира - цивилизации, берущей свое начало в Древней Руси». Оказывается всё это совершенная чушь. Интересно услышать от нашего профессора, кем же действительно были предки современных украинцев, тем более что, заподозрив страшное и подлое дело, наше учёное светило пишет: «Може, О.Свистунов не знає правдивої давньоруської, тобто давньоукраїнської історії, історії Московії, а після злодійського вчинку Петра І, тобто найменування Московії давньоукраїнською назвою Русь, історії справжніх відносин України і Росії? А може свідомо все перекручує, підтримуючи в нашому суспільстві таке явище, як інтелектуальний антиукраїнізм». Нет, пан профессор, мы не хотим быть обманутыми интеллектуальными «недорослями», может хоть вы просветите  нас, о мудрейший из мудрейших. И наше светило, наш «луч света в тёмном царстве» режет правду матку при всём честном народе, причём режет – насмерть: - «Київську Русь як державу консолідував не міфічний «русский» етнос, а праукраїнці…» - выдаёт наш интеллектуал. Но тут, у особо бестолковых, может возникнуть дурацкий вопрос: - «Если москали это «туранцы» или «угро-финны», Киевская держава - «праукраїнці», то откуда вообще появились русские люди и само слово «Русь», и почему ни в одной из средневековых летописей русских княжеств нету ни малейшего намёка на «украинцев» или «праукраинцев», но везде только «Русь»?  Подскажите, в какой же этот летописи можно прочесть о древнем украинском народе?» Но научное светило предпочитает держать это в секрете. Почти как у Духинского – «славяне Польши восточного оброяда».
Это же, как надо не уважать, не любить свой народ, что бы принимать всех своих соотечественников за тупых идиотов.  Дескать: - «Я прфессор - я умный, а все дураки, и потому мне поверят на слово». Вот он современный Мазепа. А чтобы ещё больше выглядеть носителем истины Лызанчук пишет: «Повноцінно жити і правильно будувати - значить, користуватися правдивою інформацією». Чья б корова мычала…. Теперь я думаю всем понятно, почему мы так паскудно живём? Потому, что вот такие вот лызанчуки лыжуть  кое-кому, то место, которое глядиш и «пукне з жалю» учёной степенью,  званием, наградой или хотя бы крупным баблом, а нас с вами за хамов и быдло держат, постепенно как наркомана «подсаживая на иглу» своей «правдивой информации».
Может кому-то покажется, что пишу я не всегда и не совсем литературным языком, но извиняться мне, я думаю, не стоит. Дело в том, что, как мы увидим далее, создатели «мовы» как раз и планировали максимально сблизить её с речью простолюдин, ввести в литературу украинский язык, как язык простого народа, и я всего лишь, иногда, пытаюсь быть как можно ближе к «мові», то есть к языку народа. Так що смачного - пережовуйте свою стряпню.
Кстати, ни кто иной, как бывший кирилломефодиевец Костомаров выступил с обличением столь полюбившейся во второй половине XIX века полякам, а сегодня нашей нынешней «учёной публике» теории Духинского. И когда в конце 50-х годов краковская газета «Czas»  вколачивала в мозги своим читателям, что: «Русские не знают, что такое Русь; что Русь не есть Россия, а Польша, и что Россия — страна не Славянская, а Русские сами не знают, что они такое», то Н.И. Костомаров, поместил в 1861 г. на страницах украинофильского журнала «Основа» статью под заголовком «Ответ на выходки газеты (краковской) «Czas» и журнала «Revue Contemporaine». Названные издания,  отмечал Костомаров, «вызывают нас вновь на полемику против антиисторических польских взглядов на Русь». Такие высказывания поляков Костомаров считал настолько абсурдными, что писал:  - «Такого рода мнения совестно опровергать, но нельзя оставаться безмолвным, когда они высказываются — умышленно, или по невежеству — устами многих польских патриотов вслух всей Европы». В статье «Правда полякам о Руси» он писал: «Ссылаясь на каких-то премудрых своих историков, доказавших, между прочим, неславянизм москалей (кто ж это? уж не Мицкевич ли — такой же плохой историк, как великий поэт), автор Письма уверяет, что между названием русские и русины (les Russes et les Ruthenes, en polonais Roussini) — большая разница, и что имя русинов издревле служило названием народа, находившегося под властию поляков, и всегда добровольно стремившегося к слитию с польским; московитян он признает народом другого — отличного — племени, враждебного русинам; говорит, что от московитян Пясты и Ягеллоны защищали русинов оружием и что эти московитяне, назвавшись русскими, навязали русинам свою веру, язык и национальность.
Автор с умыслом не обозначает положительно, к какому времени относится такое положение дела, но упоминовение о Пястах и Ягеллонах дает нам право видеть, что все это признается существующим с древних времен до половины XVI в., когда прекратился дом Ягеллонов. Здесь все ложно. Пясты не могли защищать русинов от московитян, потому что при Пястах имени московитян не было и быть не могло. Слово Московия образовалось тогда, когда московское великое княжество покорило восточные и северные русские земли и составило единодержавное государство. Никакие хроники того времени не упоминают о московитянах и не могли упоминать о том, чего на свете не было. Если что в те времена было совершенно неизвестно (completement inconnu), так это имя московитян».
Но, тем не менее, старания Духинского не пропали даром. Вероятно, они в какой-то мере, способствовали возникновению польского восстания 1863 -1864 годов, которое постигла та же участь что и восстание 1830 -1831 годов. Простой народ вновь не поддержал восставших. Порою недовольные крестьяне, под видом помощи российским войскам, расправлялись со своими помещиками, которые и сами не сильно-то сочувствовали восставшим, а нередко выступали и открытыми противниками восстания. Так член повстанческого правительства Авейде вспоминал: «Нельзя было даже предполагать, что это настроение будет столь твердым и решительным, как оно было в самом деле. Помещики не давали нам ни копейки, ни одного сапога, ни одной лошади; все нужно было вырывать угрозой. Далее, они уговаривали наших начальников бежать за границу, разгоняли под разными предлогами наши шайки и не раз выставляли нарочно наших курьеров и агентов на очевиднейшие опасности». Лянгевич в своем воззвании «К шляхте Сандомирского воеводства» также обвинял помещиков в равнодушном или даже враждебном отношении к повстанцам. Не поддержали поляков и их союзники в Западной Европе. Поэтому восстание носило партизанский характер, и ещё в зародыше обречено было на неудачу. Последовали жестокие расправы царского правительства, и в итоге ещё более 7000 поляков пополнили ряды польских эмигрантов. Вот тут-то теория Духинского стала, чуть ли не главным оружием борьбы польской эмиграции.
 «Бросим горящие факелы и бомбы за Днепр и Дон в самое сердце Руси; разбудим ненависть и споры среди русского народа. Русские сами будут рвать себя своими же когтями, а мы тем временем будем расти и крепнуть». Заявлял в своем политическом завещании один из руководителей восстания 1863 г. генерал Людвик Мерославский. В 1866 г. во Львове начал выходить журнал «Siolo», основанный польским эмигрантом, участником восстания против России 1863 г. П.Свенцицким. В предисловии к первому номеру говорилось: «Всем известно, что российский панславизм, своими претензиями угрожающий славянству, главным образом опирается на самозванном признании финно-монгольской Москвой себя славянской Русью вначале, Всей Русью затем, и Россией теперь. Поэтому если путем исследований, как исторических, так и литературных, подлинная Русь сможет обосновать свои национальные права, если убедит весь мир, что является отдельной национальностью, не имеющей ничего общего с Россией - тогда панславистские претензии москалей рухнут, не имея под собой почвы, и аппетиты Москвы будут умерены. Россия говорит, что нет Руси как отдельной национальности, докажем ей, что дело обстоит наоборот, что Москва только присвоила себе права славянской Руси - и увидим, что отдвинется от Европы, и между ней и Западом встанет непробиваемая стена - славянская Украина-Русь.» Большим поклонником Духинского был  и польский историк Юлиан Бартошевич, который, в частности, в своем многотомном труде «Первоначальная история Польши», опубликованном в Кракове, в параграфе, озаглавленном «Факт большого значения. Философия нашей истории», писал про «суздальские нападения на Польшу надднепрянскую», и о необходимости отделить историю славян, обитавших над Днепром, от истории финнов, живших в Суздале. Польский автор Стефан Бущинский в брошюре «Миссия славян и отдельность Руси» (Краков, 1885 г.) утверждал, что Духинский «доказал окончательно, что провинции славянские, названные скандинавскими захватчиками Русью, являются полностью отдельными от царства московского». «Он показал несомненно полную отдельность Руси в ее отношении к землям, заселенным племенами туранскими (финскими и монгольскими)».
Что же дали полякам эти брошенные за Днепр и Дон «горящие факелы и бомбы»? Народные массы Украины как были убеждены в единстве российского и украинского народа, при своём убеждении и оставались, как прежде народ Украины ненавидел поляков, так при тех же чувствах и оставался. «Просвещенные малороссы – писал Валериан Калинка - ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом нерасположении поддерживают простой народ». Современный наш историк Ярослав Грицак уверен: - «Українська та російська культури у 1830-х рр. творили складові частини одного потоку, які тяжко було розчленити між собою». Вот как раз эти-то «складові частини одного потоку»  «горящие факелы и бомбы» польской пропаганды основанной на теории Духинского и смогли «розчленити між собою». Как это произошло? – ведь народ совершенно не желал ничего подобного.
Во все времена, везде и всегда были люди, которые считали себя, если не ни признанными гениями человечества, то, во всяком случае, достойными более высокой миссии, чем им отведено судьбой. Как правило, это заурядные посредственности, с чрезмерно развитым чувством зависти и собственного величия. Им всегда хочется взлететь выше всех,  хочется пролететь во главе журавлиного клина перед восхищёнными и устремлёнными снизу вверх взглядами, прищурившейся от яркого света публики, но, как говорится: - курица не птица. О таких обычно говорят: - «Молодец среди овец, а против молодца – сам овца». Такие и ищут «овец», которые смогли бы оценить его по-достоинству. Но, как правило, найти одну «овцу» или «барана» гораздо проще чем целое стадо, благо, если кто-то уже постарался и согнал всех овец в одно стадо. Именно теми, кто собирал это бестолковое «стадо» и являлись Духинский и К., а наш великий поэт Т. Г. Шевченко, сознательно или нет, стал мифической «сиреной», увлёкшись пением которой, «бараны-моряки» погибали, разбиваясь о подводные скалы. Так вот, среди этого «стада», - в таком «курятнике», курица, возомнившая себя журавлём, имеет все возможности взлететь на самую высокую жердь  курятника. Такими «курицами» и были наши первые «національно свідомі провідники». Для них идея самостоятельности и обособленности украинского народа являлась единственной возможностью, не имея на то никаких задатков стать лидерами. Поэтому из среды, как правило, мелкого малорусского дворянства на тесте, замешанном российской прогрессивно настроенной интеллигенцией, и стали вырастать идейные борцы за независимость Украины. Не беда, что они, подобно Грушевскому и Гринчкнко, поначалу даже не знали украинского языка – ради такого дела язык можно не то что выучить, но и придумать, что как мы увидим,  делалось и продолжает делаться. Ведь надо же новоявленной нации как-то отличаться от остальных русских. А помните как в анекдоте: - «…Мозгами, блин, отличаться надо». Ну а у «курицы» какие мозги?
Так ещё во время зарождения национальной идеи, когда В.А. Антонович только учился в Киевском университете, он познакомился  с студентами-самостийныками:  Фёдором Панченко, благодаря которому впервые узнал о Шевченковском «Кобзаре» и Николаем Ковалевским. Они рассказали ему и о Кирилло-Мефодиевском братстве. Так вот, сегодня мало кому говорят, о чём ни будь выше упомянутые имена и фамилии, а между тем, как вспоминает Антонович, о Ковалевском тогда все говорили, что он не много, не мало «хочет быть малороссийским императором». Вот такие ковалевские и составляли в XIX столетии зарождающуюся украинську націю. Было их очень и очень мало. Что представляло собой украинское общество Малой Руси в последней четверти XIX столетия, красноречиво говорит эпизод из жизни М. Драгоманова приводимый Н.Ульяновым:
- «Незадолго до отъезда Драгоманова (в 1875 году. Н.Г.) произошло событие, явившееся  для него настоящим ударом. Подобно  кирилло-мефодиевцам,  он  был последователем идеи славянской федерации. И вот пришло  время послужить этой идее по-настоящему.
На  Балканах   вспыхнуло  восстание   славян  против  турок.  Известно,  как реагировало на это русское общество.  Со всех концов России, в том  числе из Малороссии, устремились  тысячи  добровольцев на помощь  восставшим. Громада заволновалась. На квартире у Драгоманова устроено было  собрание, где решено
послать на Балканы отряд, который  бы не  смешиваясь  с прочими волонтерами, явился туда под украинским флагом. Принялись за  организацию.  Дебагорий-Мокриевич  поехал для этой цели в Одессу, остальные занялись вербовкой охотников в Киеве. Результат был таков: Дебагорию  удалось  «захватить»  всего  одного  добровольца, а в  Киеве  под украинский флаг встало шесть человек, да и то это  были  люди «нелегальные», искавшие способа сбежать за границу. 
Знать,   что  дело,   которому  посвятил  жизнь,  непопулярно  в  своей собственной стране - одно  из  самых тяжелых переживаний. Отъезд Драгоманова означал  не  невозможность работы на родине,  а молчаливое признание неудач украинофильства в России и попытку добиться его успеха в Австрии».
А ученик В. Антоновича профессор Д. Дорошенко писал в своих воспоминаниях: «Нас, «свідомих українців», було так мало, ми всі так добре знали один одного, були так тісно зв'язані між собою різними зв'язками по громадській роботі, що в нас виховалася ота «кружковщина», сектярська вузькість і замкненість,... Тепер поняття нації безмірно поширилося, і властиво сама нація українська тільки тепер почала формуватись і викристалізовуватись». Но как «выкристаллизовывалась» эта «нація»? Кто «высиживал яйца» для этого «курятника», ведь сами «куры» претендующие на «журавля» даже «яйца нести» были не способны, только и всего что «кудахтали»?