Детство. Глава 1

-Благодарю тебя, Господи за этот чудесный день. Я старался проявлять доброту к своим родителям, к своим друзьям. Я надеюсь, я вёл себя хорошо. Я обещаю продолжать стараться завтра…
Лампы дневного освещения моргнули, будто их что-то не устроило, и спустя мгновение погасли. В темноте лишь глаза задерживали на себе внимание своим нездоровым блеском. Их было двое и они были смертельно больны. Оба больны тоской, но каждый инфицирован своим штаммом. Один был поражён коричневой чумой, другая просто не в себе. Не прошло и пары мгновений, как с потолка снова полился не яркий, навязчивый, нервирующий своей сепией жёлтый свет.
-Всё в порядке,- произнесла Маргэт, но произнесла сквозь зубы, без улыбки и с явным раздражением, что не свойственно для гувернанток, работающих за еду.
-Аминь.
-Ты хорошо провёл время с друзьями?
-Да. Мы даже о политике разговаривали.
На самом деле Рейн впервые солгал. И солгал не просто из-за детского фронта сопротивления взрослым, ведь он поклялся, поклялся своей ребячьей кровью не разглашать тайну братства, «Братства шести марок». Он солгал, так как понял, что сегодня он, восьмилетний малыш, переступил черту, при этом не став взрослым. Сегодня Рейн переступил за грань добра и утонул в пучине зла. Сегодня мальчик убил друга. Убил не случайно и не по заказу. Он сделал это потому что так было надо сделать. Потому что он брат. Потому что  он состоит в братстве. И потому что убитый Йозеф был слишком бледен для дружбы, он был седьмым, а следовательно был счастливым. А счастливых здесь не любили, здесь им не место. Счастливым Йозефам нигде нет места.
Не дай Бог вам придёт в голову, что автор данного текста садист. Никто никого не убивал. Просто, боюсь, вы слишком давно были детьми, и так же давно перестали быть максималистами, марксистами, коммунистами. Теперь вы все стали центристами, и ни к правым, ни к левым(клёвым) особой симпатии не испытываете. И поэтому, навряд ли, поймёте столь революционный настрой малыша. Повторюсь снова, он не убил, они не убили…
Да, знаю, это бывает редко, что затравленных и неугодных забывают, но в этот раз именно  это и произошло. На Йозефа просто забили. Думаю, если бы детишки продолжили клевать его дальше, то из него однозначно бы вырос здоровый немец. Но когда ты унижен, избит и забыт, и тебе всего девять, а твои родители тебя кроме как суровой порцией еды больше ничем не одаряют, то ты начинаешь сереть, стираться, стареть; и когда тебе четырнадцать, тебя уже не замечают, заполняется пылью телефонная книга, забивается грязь под ногти. Йозеф стал выглядеть заросшим заброшенным нелюбимым ублюдком,  и для членов «братства шести марок» это было лучшим оправданием своего поведения. Ведь если бы не они, то этот бледный мальчик, получавший максимальные оценки, занял бы чьё-то место в жизни, а потом всё равно сломался бы, как сломался теперь , потратив столь драгоценные федеральные марки, выделенные размытым государством справедливости на поднятие с колен некогда прекрасной страны, снова упавшей к ногам славянских народов.
Гряла годовщина великого поражения, этот  всемирный девятомай. Бундестаг был завешен звёздами и жёлто-чёрными лентами. А маленький Рейн стоял на Потсдамской площади, прислонившись щекой к холодной стене дворца Берлинале, и плакал несолёными слезами арийских глаз.