Навсегда

Проснитесь, Федор Иванович. Поднимите своё старое доброе тело с дивана в приемной, попросите у секретарши бесплатной водички. Сколько вы весите? Так мало. Ну ничего, вам наверное выплачивают какие-нибудь пособия. Наверное, кто-то о вас заботится. Кто-то вытирает вам вашу престарелую задницу. Не дает ей грустить. Кормит вас таблетками, переключает каналы. Сидит рядом с вами, пока вы смотрите свои сериалы или передачи про животных. Всё ведь не так плохо, да? Вам ведь ещё жить и жить. Внуков воспитывать. Что вы любите? Джаз? Как интересно. Наверное, в молодости были самым модным в компании. Ну, чего? Чего? Чего вы плачете? Федор Иванович… Родненький. Начальника нет на месте. Он в отпуске. Вернется не скоро. Уж извините, что так получилось с вашим местом…

Никогда он не вернется. Выгнали как последнюю суку. Как собаку, старую и всё в этом духе. Все знают, как с ними поступают. Нужны свежие кадры. Малолетние гандоны с уже написанными судьбами. А он им не нужен. Ему 70 лет. Деталь компании, почетно и образцово-показательно отслужившая свой срок. Заменить и выбросить.
Федя!! Федя, очнись! (выходит из девятиэтажки с разбитым и унылым видом) Ты понимаешь, что происходит? Знаешь? (не думает, холодно делает шаги в сторону своих трущоб) Она кончается! Она кончается, и ты не можешь сопротивляться этой сети. Почитай какое-нибудь унылое литературное говно, поймешь, о чем я. Послушай ночных грузчиков и прочее (ему уже не страшно, не грустно, не холодно, не одиноко, не глупо и не интересно) Это не кончается. Религия и правительство тебя обманывают. Это никогда не закончится. Даже после (поднимается по лестнице на четвертый этаж, открывает дверь, входит в однокомнатную квартиру, смотрит на плакат, с голой девушкой висящий на стене) Не было ничего. Можешь забыть всё. (значит всё зря) И не будет.

Я имею социальные гарантии. Чувства наполняют меня. Их у меня 80%. В раннем детстве было 100%. Я читаю иногда всякую чушь. Нытьё, страсти, сперму, сопли, говно. Все отходы человеческой жизнедеятельности. Слушаю пХк. И всё ещё нормально. Скоро буду чувствовать меньше и хуже. Около 50%. Оформлюсь, перестану читать и писать, слушать и сочинять. Затем 30%. Времени не будет на все это. Черствость, опыт, импотенция. Не знаю на счет внуков. Не хочу заниматься сексом с людьми. Не важно. А потом атрофируюсь. Не буду чувствовать. Буду ждать.

Я не хочу умирать, Федор Иванович. Но я умру. Вы не одни… Мы не одни…


В квартире ничего не менялось уже очень давно. Жил он один, убирался редко. Редко сорил. Здоровье было нормальное в принципе. Сердце слабое, но ничего особо страшного. Раньше был сын, но он погиб на производстве ещё очень давно. Внуков не было. Единственный друг стоял на тумбочке в левом углу комнаты. Он знал его предназначение. Все знают, для чего нужны часы. Подаренные коллегами. Жена умерла четыре года назад.

В тот день небо было затянуто тучами, но дождя не было. Его не выпускали натянутые и резиновые, как сырое мясо куски серого неба. Он сел на кровать, выкурил сигарету. Кто-то поет в доме. Женский голос. Глубоко так. И это имеет значение. И это есть. Это не ложь и не галлюцинация. Это здесь и сейчас. Это навсегда. Он закрыл глаза и умер.