Бездонное небо

                Бездонное небо.
                Всем, крещёным небом и ударенным об землю, посвящается.
    Тяга к небу была у меня сколько себя помню. Есть в нём что-то вечное, мудрое,  абсолютное. Оно приводит нас погостить в этот земной мир и забирает обратно, не разменивается по мелочам и принимает только истинные вещи. У него своя жизнь, но оно всегда рядом с нами, стоит только поднять взгляд. Своим молчанием оно говорит больше, чем некоторые длиннющими речами. К небу устремляет глаза умирающий, так как именно в нём начало и исход всего нашего земного пути. На усыпанное звёздами небо взирают в моменты счастья, чтобы поделиться со Всевышним своей радостью и поблагодарить его. В небо смотрю я, когда мне грустно или одиноко. Вот и сейчас, когда я в отчаяньи, снова пытаюсь найти там ответы на свои вопросы. Возможно, мне это удастся…
    Желание прыгнуть с парашютом жило во мне всегда, но долгое время я не подозревала об этом. Оно дало о себе знать, когда в моей жизни появился молодой человек, много мне поведавший о парашютах, самолётах и вертолётах. Через некоторое время юноша из моей жизни испарился, а желание совершить прыжок осталось…
    Счастливой возможности пришлось ждать два года. И вот сбылась мечта – наконец-то я прыгну с парашютом. Спасибо Владимиру Ивановичу Воровному – удивительному человеку! Обычно у кареглазых людей тяжёлый взгляд, и только у Владимира Ивановича мне встретился такой невероятно молодой, добрый и светлый, но с затаённой в глубине грустинкой. Честно говоря, я его немножко побаиваюсь! Ну, совсем чуть-чуть…
    Конечно, сначала нужно было научиться парашют  укладывать – это оказалось целой наукой с миллионом хитростей и тонкостей. А «зачековать» его вообще оказалось невозможным – купол отказывался это делать под давлением моих пятидесяти двух килограммов. Хорошо, что Галина Викторовна столько лет прыгает. Её волшебное нажатие всего двумя пальчиками сразу заставило парашют передумать! Наверно, она какие-то волшебные слова знает... Затем следовал длительный инструктаж об отделении от летательного аппарата, а так же «на всякий пожарный случай»…
     И вот наступил долгожданный день - двадцать третье мая. Погода стояла отличная – над нами раскинулось ослепительное синее небо. С утра было тепло, потом стало и вовсе жарко. Собрали купола, столы, водички принесли и ещё много всякой ерунды загрузили в его величество «Урал» и поехали. Спасибо добрым молодым людям, с которыми мы вместе прыгали, – не давали хрупким девушкам вылететь из кузова на поворотах. К сожалению, всех даже в лицо не помню и имён, соответственно, не знаю. Помню Диму, Лёву, Вику, Сашу Машкова, Оксану – Димину жену, ребят из дальней авиации, полковника Лебедя… Правда, уже смутно. Приехали на аэродром, расстелили столы, разложились, ждём.
     Я тоже жду, надеюсь, что вот-вот оно свершится. А Санька уже прыгнула вчера!.. Стерегу свой купол – два часа его укладывала.  Стало жарко. Отошла на минутку, водички попить, вернулась, а парашюта нет… Саня Машков его взял как бесхозный! Приземлится – убью!!!
     Убивать не понадобилось: прочная ткань начала рваться прямо в воздухе. С горем пополам Саша приземлился, а потом ещё полночи зашивал эти шестьдесят квадратных метров ужаса. Это ему, видимо, в назидание от Всевышнего, чтоб маленьких не обижал, а то ишь какой наглый вырос тут под два метра!..
      Чуть не плачу, обижаюсь на весь свет – ну, когда ж я, наконец, прыгну?.. Ребята успокаивают, находится «свободный» купол и запаска. Срочно бегу в кусты по интимному вопросу…  Одеваюсь, всё подтягиваю, застёгиваю, волнуюсь, ещё не зная, что меня ждёт, наивную... Пытаюсь себя подбодрить: «Ты же внучка снайпера – не позорь дедушку!». Кто-то сказал, что надо снять колечко «Спаси и сохрани», дабы не поранить себя. Совсем снимать не стала – повесила на цепочку вместе с крестиком. Неосознанно положила ладонь на грудь, ощутила крестик и кольцо, сделала глубокий-глубокий вдох – полегчало.
      Вокруг толпа помощников и проверяющих – здесь подтянули, там защёлкнули – упаковали, как родную. Чувствую себя шахматным конём – такой же горбатой. Как же в этом центнере кирпичей прыгать и приземляться, если и стоять-то неудобно?.. Волнуюсь уже очень. Со мной Дима Абрашкин. Он уже пятый или шестой раз прыгает.
      - Дим, и как тебе?
      - Что как? Пять раз, и всё с ругательствами!
      - Понятно… – Жуть накатывает сильнее.
     Вот и борт наш пришёл, двадцать восьмой. Что-то мне поплохело… Идём к вертолёту. Кажется, меня, такую маленькую и лёгкую, сейчас просто сдует струями воздуха! Пригибаюсь к бетонке пониже, от страха ком в горле. Тошнота накатила сильнейшая – пирожок зашевелился в желудке и обратно собрался идти. Почувствовала, что стала цвета вертолётной обшивки. Язык к нёбу примёрз, рёв двигателей оглушает. Сели на скамейку, через некоторое время вертолёт плавно качнулся, и я вдруг с ужасом вижу в блистер, что мы уже над землёй поднялись!.. Чувствую, веселье совсем близко… Димка должен прыгать первым, но Владимир Иванович, поболтав с пилотами, меняет нас местами. Смотрю на товарища майора глазами человека, который сел на ежа. Я пойду первой…
     Стало так жутко, что едва ли зубами от страха не клацаю. Говорю соседу одними губами: «Ой, что-то я волнуюсь!». Дима мне тем же макаром отвечает: «Спокойно! Главное, руки сюда прижми, ноги подбери и смотри прямо, чтобы лбом вертолёт не поцеловать!». Делаю глубокий вдох, прижимаю руки к груди. Ладонью снова чувствую над сердцем горячий крестик, подошла к краю, мыском заступила ТУДА... Внизу семьсот метров пустоты…
      Сосредоточенно смотрю на лампочки над дверью глазами приговорённого к расстрелу. Чувствую на плече руку, оборачиваюсь: дядя Миша Кирбаба мне что-то сказал. Затем повторил и показал головой ТУДА. Перекрестилась. Мысленно. Одновременно делаю прыжок, зажмуриваюсь изо всех сил и думаю: «Господи помилуй! Не дай дуре убиться!».
     Ничего не вижу и не слышу целую вечность, проваливаюсь в темноту, затем чувствую сильный рывок – динамический удар. Открываю глаза, пытаюсь посмотреть вверх. Надо мной раскинулся огромный белоснежный купол, через который приветливо улыбается бездонное синее небо. А подо мной… Ба-а-а! Какая красотища!.. Синева вокруг необъятная! Всё такое маленькое – в кои-то веки я выше чего-то, а не наоборот!.. И взлётка – всего лишь полоска!
      А креста не вижу. Нет, вижу, но он где-то далеко позади слева остался, меня относит вправо на полянку. Надо ж родиться такой маленькой и лёгкой, что ветром уносит, и вес двух куполов не помогает. Не на эту, а, видимо, на следующую. Жарко. Солнышко припекает. Определяю направление едва дующего ветра, надо немного повернуться. Тут где-то клеванты должны быть…  А вот они! Тяну почти до пятки, так как ветра уже нет. Купол повернулся лениво, нехотя, словно хотел сказать: «Хорошо - хорошо, повернусь, раз ты так настойчиво просишь…».  Начинаю различать предметы под собой – пора готовиться к приземлению. Боже, только не на куст!.. Фу-у, пронесло…  Вспоминаю: «Ноги!».
      Приземляюсь на ровную поверхность, падаю вперёд на правый бок и понимаю, что земля не такая уж и ровная – колено ударяется об камень. «Откуда он
 взялся? - тяну на себя стропы парашюта, упавшего передо мной. – Если ещё купол раздует, то от меня точно ничего не останется!». Боль в колене усиливается. Поднимаюсь, отстёгиваю от себя всю подвесную с запаской, встаю в позу огородника, задираю правую штанину камуфляжа и внимательно смотрю на колено. Из-под шлема струйкой полился пот, а из-под тельняшки выскочила цепочка, убираю крестик с кольцом обратно – под полосатенькую. Вроде всё в порядке, но болит нога сильно.
     Вспоминаю медицину катастроф и Дмитрия Леонтьевича с его вечным замечанием: «Сравнивайте повреждённую конечность со здоровой!». Стоя в той же позе, задираю вторую штанину и смотрю на здоровое колено – одинаковые, ни опухоли, ни синяка.
      Плюю на ногу, смотрю в сторону нашего лагеря: «Ну, хоть бы кто-нибудь пришёл помочь!». Начинаю сворачивать свои вещички.  Скоро двенадцатый подъём – ещё без меня уедут, и чапай сама до дома каракатицей контуженой…  Нога продолжает ныть, становится совсем грустно. И никто не приходит!.. Кое-как сгребаю оба купола в кучу, забрасываю на плечо, пытаюсь тащиться в сторону своих. Вдруг из кустов появляется Санька - хоть одно знакомое и родное лицо!.. Бросаю ношу на землю, упираю руки в боки, радостно улыбаюсь Сашульке. Почти радостно – колено-то болит.
      Доковыляли к своим, все спрашивают, что с ногой. Говорю: «Да вот, боевое ранение!». Присела отдохнуть, колено ноет. Надо мной бездонное синее небо, но уже другое – близкое и  родное, своё. Щурясь на солнце, думаю: «Ничего, колено пройдёт, и повторю!». Оно бы, может быть, и не распухло, но я в этот же день пошла на тренировку по рукопашному бою и поприседала на нём. Раз двадцать-тридцать…  Нога болела неделю, но всё это время дул почти штормовой ветер, периодически дождик принимался, поэтому хромать по земле было не обидно. И небо подбадривало, периодически выглядывавшим солнышком: «Подожди, и твой час придёт…».
      Владимир Иванович, проходя мимо, спросил о моём колене. Искренне спросил - чувствую это своей поджелудочной. Наверно, при встрече он мне улыбается, вспоминая тот мой взгляд в вертолёте...
     Товарищ майор из тех редких людей - со стержнем, излучающих свет, доброту и силу, надёжность и покой. С таким можно и в огонь, и в воду, и в разведку, и за кордон…  Если бы могла выбирать себе отца, то выбрала бы именно такого. Интересно было бы узнать, что такого тяжёлого в душе этого светлого человека… Может быть, он был в Чечне?.. Как потом оказалось, интуиция меня и на этот раз не обманула.
      В промежутках между прыжками загораем, едим, пьём, смотрим альбомы с фотографиями, кто-то рядом спит – почти как на даче! Шашлыков только не хватает. Мешают эти, которые на «крыльях» прыгают, когда на голову приземляются, молчат, а когда далеко в стороне садятся, кричат: «Воздух!».
    А Санька восходящий поток поймала и начала возноситься! Бедный вертолёт замучился носиться над аэродромом, дожидаясь её приземления. У пилотов, наверно, головокружение началось… Изо всех сил массирую опухшее колено – в любой момент ветер стихнет, и можно будет снова прыгнуть.
     И вот мне грозит второй прыжок. Правду говорят, что второй прыжок самый страшный! Стало в восемь раз страшнее, чем при первом, а, может, в десять. Построились. Владимир Иванович добавляет ужаса: «Борт только после ремонта – будьте осторожны…». Да куда уж осторожней?! Кладу руку на сердце, чувствую тёплый крестик. Вдох, выдох – и вперёд.  Поднимаемся, сижу с лицом человека, идущего по минному полю. А тут ещё Юра, доктор, с видеокамерой пристал - мол, улыбнись! Тщетно пытаюсь изобразить улыбку…
      Передо мной идут две «перворазницы». Пытаюсь присесть на топливный бак, однако ноги слишком короткие, получается только прислониться к нему мягким местом. Смотрю на девчонок, что первыми пойдут, и становится совсем не по себе. Отворачиваюсь, смотрю в блистер. Жду, когда вертолёт развернётся, пытаясь сохранить хладнокровный вид. На этот раз не помню, как шагнула, зато, когда подняла голову, увидела спиралью закрученные стропы. Вылупив глаза, пытаюсь вспомнить, что с этим делать, а тем временем меня несколько раз вращает против часовой стрелки…
      Опять смотрю на купол – теперь всё правильно. Наконец-то догадываюсь взглянуть под ноги – земля уже совсем близко! Я спускаюсь спиной к ветру, а надо наоборот. Интуитивно чувствую, что развернуться уже не успею, даже если через левую сторону, – рискую войти в землю винтом и переломать ноги, а то и ещё чего похуже... Решаю: «Буду приземляться, как есть…». До земли метров полста осталось.
      И вдруг необычайно остро почувствовала, что меня сейчас размажет по бетонке в лепёшку. Вот так, раз – и отбивная из  Таньки получится…  Наверно, и эта с косой уже рядом… Как обычно, сержант Каюк подкрался незаметно. Страх душит. Волосы на затылке стали дыбом: «Ну, если сейчас жива останусь, больше никогда прыгать не буду! И чего мне на земле спокойно не сиделось?!». Не знаю, что должно мелькать перед глазами, но могилку свою с синей оградкой, голубым деревянным крестом и ромашками на надгробии  я ясно увидела. Подняла взгляд к небу – может быть, вижу его в последний раз…
     Вдруг, откуда ни возьмись, появляется внутренний голос: «Нормально! Сядем!». Спасает рукопашная закалка – приземляясь на живот, между взлёткой и кустами, резко поднимаю голову к небу, прогибаюсь и уберегаю себя от перелома носа. Лежу лицом в траве и думаю: «Ну, придёт же в голову всякая ерунда…». Даже не ушиблась нигде.
     И только сейчас, ощутив под собой твёрдую землю, доходит суть произошедшего. Прошибает холодным потом и дрожью, несмотря на жару почти в тридцать градусов. Понимаю, что было в вертолёте – предчувствие... Всё теперь ощущается по-другому, более остро. Даже воздух, щекочущий лёгкие, теперь не тот, что прежде. И вода на вкус другая, и пирожок, что с собой принесла, какой-то особенный. Смотрю на него, будто впервые вижу, отщипываю малюсенькие кусочки, словно отравиться боюсь. Кажется, ко мне подходили люди, не помню. Кто-то  о чём-то со мной говорил, расспрашивал о чём-то… Кажется, Галина Викторовна сказала о том, что меня вообще могли вынести из этих кустов… Всё это где-то далеко, будто не со мной и не обо мне.
     Окружающие смотрят на меня глазами орнитолога, поймавшего жар-птицу, и спрашивают, как я. «Нормально, нормально… Всё нормально…», - отвечаю с очень бледным лицом и понимаю, что надо снова прыгнуть как можно быстрее, чтобы страх не поселился во мне навсегда. Сегодня уже не получится – больше подъёмов не будет – значит, надо сейчас уложить купол и завтра прыгнуть одной из первых! Запихиваю многострадальный парашют в сумку как попало, затем в ПДСке полтора часа с Марусей распутываем стропы.
     В следующий раз прыгнуть удаётся только через день. На этот раз веду себя, как положено, – улыбаюсь и не нервничаю. Снова мучаю топливный бак – никак бедной девушке присесть не удаётся. На этот раз шаг делаю совершенно спокойно. Прыгаю с ощущением, будто все свои двадцать один год только и делала, что «дубы» мучила. Отделение правильное, раскрытие идеальное, разворачиваюсь вовремя, вот только подо мной на земле радар! Готовлюсь его, родной, обнять. Выручает мой лёгкий вес – сдувает чуть вперёд. Приземление проходит нормально, не забываю потянуть на себя стропы и погасить купол – ветерок что-то поднялся.
     Собираем наши вещички, складываем всё в кузов «КамАЗа», возвращаемся в ПДСку. Нас ждало праздничное закрытие с традиционным народным застольем до утра, зажигательными плясками, тёплым прощанием с отбывающими и танцами вокруг шеста от колдуна. Баян чуть не порвали в пылу чувств.
     Вика принесла связку разноцветных воздушных шаров, и большие дяди и тёти играли с ними, ничем не уступая малым детям! Думаю, взрослые – и есть дети, только едят больше. И пьют. Не всегда минеральную воду. Маруся специально для меня исполнил танец у шеста, правда, без раздевания. Домой я вернулась в три часа ночи.
      Сборы закончились, а бездонное синее небо осталось во мне навсегда…