Прощёное воскресенье

                Прощёное воскресенье.
    Пётр наконец-то приехал домой. Впервые за несколько лет увидел значительно постаревшую и совсем поседевшую мать, поел её фирменного борща и пирогов. При входе, огляделся, будто видел родной дом впервые, заново ощутив его запах, свет и тепло. Сегодня было воскресенье. Завтра Великий пост начнётся.
     Пётр рано встал, обошёл комнаты, вышел на веранду, подышал морозным воздухом на улице. Вспомнил, как играли в этом дворе на гитаре с ребятами в свои уже вполне взрослые пятнадцать-шестнадцать лет. Этот дом был последним в череде комнат и квартир его отца, полковника воздушно-десантных войск Александра Омельченко. Сел за стол на кухоньке у окна, закурил в форточку. На старшего лейтенанта  нахлынули воспоминания…
    «А помнишь, батя, сколько было переездов, общежитий и cъёмных углов? С двумя детьми мыкались по гарнизонам. А ты всю жизнь хотел жить в частном доме и чтобы обязательно с печкой и палисадом, как у тебя в детстве. Грозился всё время: «Вот брошу эту службу и буду, наконец, вишни в саду опрыскивать!». Двадцать пять лет грозился. Знаешь, скучаю по твоей деревне – там самое вкусное в мире молоко и бабушкины ватрушки. Правда, в деревне теперь одни старики остались, дом наш покосился совсем, и крыша прохудилась…
     Помнишь, как перевоспитал меня ремнём, когда с папиросой застукал? А мой первый прыжок в четырнадцать лет, когда я штаны во весь зад разодрал? Как мама украдкой плакала, когда вас в Афганистан отправляли? Как ты душой умирал, когда пацанов домой в цинках привозил? Вот и я также -  у меня в Чечне восемнадцать бойцов погибло. Так трудно их матерям в глаза смотреть… Иногда хочется напиться до бесчувствия, но не могу - перед парнями будет стыдно потом. Скоро опять в этот террариум ехать. За расплатой.
     Спасибо, батя, что не дал спиться, когда жена ушла.   Наконец-то встретилась боевая подруга, для которой можно небо под ноги постелить. Через месяц у тебя второй внук будет. Сюда жену привезу. Одной в офицерском общежитии с малышом тяжело будет. А здесь и маме повеселей, и ей полегче.
     Она у меня умница – сколько в письмах не врал, что всё в порядке, не верит. И терпеливая – ни разу не пожаловалась, что трудно на общей кухне готовить, из командировок ждать и не спать ночами, переживая, как там у меня. Понимаю, что невыносимо ждать неизвестно чего, а она как-то справляется. Мама, наверно, также справлялась…
     Племянник скоро в школу пойдёт, буквы пишет и читает по слогам. Племянница сама ножками пошла – вот такая большая уже! Любит всех за нос хватать – так что держись от неё подальше! А нашего пацана Васей назовём. В честь Василия Филипповича, как ты и хотел. Он тоже десантником будет. И офицером. И у него тоже будет батальон друзей. Твои однополчане и сослуживцы обещали приехать на днях – почти со всего Союза соберутся. Помнишь, мне на уроках географии было не интересно? Это потому, что всё, о чём там рассказывали, я своими глазами видел. Мы ж почти всю страну исколесили вдоль и поперёк…
     Квартиру нам обещают. Мы в очереди на жильё пятьсот восемьдесят вторые, не считая уже уволенных в запас. Так что лет через тридцать-сорок, глядишь, и нам чего дадут. Но я тоже дом хочу. В этот приеду жить – брат-то на Дальнем Востоке служит. Не близко им оттуда ездить. Может, когда на пенсию выйдет, сюда вернётся, где-нибудь поблизости поселится…
     Помнишь, ты рассказывал, как сцепился с «духом» в Афгане? Я как-то с одним схватился – так страшно стало сначала - как никогда, думал, что мой час пришёл. Потом тебя вспомнил, маму, малыша, который должен родиться, и прошло… В общем, порвал его, как Мюнхгаузен льва.
     Спасибо, батя, что научил находить правильные слова. Солдатик в моей роте давеча чуть не застрелился – его девушка за другого замуж вышла. Я ему свою «радостную» историю рассказал, и парню сразу полегчало. Хороший такой мальчонка оказался, а прикидывался шалопаем. Всё-таки уговорю его в Рязанское училище поступать. У него стержень есть, и дух в нём офицерский. Бойцы его слушаются не потому, что он по званию и должности старше, а потому, что уважают. А уважение в нашем деле много значит, сам знаешь.
     Спасибо, батя, что научил не подхалимничать. Обидно, конечно, в тридцать два года старлеем быть. Но я не жалею, что тому лощёному майоришке морду начистил. Ведь честь и достоинство офицера ещё никто не отменял…
     Спасибо, батя, за всё. Прости, что так редко  приезжаю. Матери б надо помогать – года уже не те, хотя она хорохорится из последних сил. Сам знаешь – служба, проблемы, заботы… - Повернулся к фотографии отца, перевязанной чёрной лентой. - Прости, батя, что не успел тебе всё это раньше сказать. Уже девятый день, как не успел…». С портрета привычно строго смотрел на сына полковник Омельченко…