Часы

Я ехала на верхней полке плацкарта, как всегда смотрела в крошечное пространство окна: между рамой, занавеской и моей полкой. Подушка была убрана под маленькую полочку и рядом со мной лежали надкусанное яблоко и открытая горькая шоколадка, не знаю почему, но перед отъездом я купила себе три яблока, ведь это неплохое число –  три? Один – мало. Два – чего-то не хватает, и, наконец, три – как совершенная форма отставания и убывания, либо возрастания, в случае с фруктами – убывания. Вкусно…
Улыбка время от времени появляется у меня на лице, горькая шоколадка оседает запахом на пути домой; единственное мое счастье заключается в том, что мне есть куда стремиться, куда идти и что делать. Это моя цель, настоящая искренняя мечта, превращенная в стремление, и я поклялась себе, что осуществлю это. Время, несмотря ни на что, надо разделять так, что бы действовало на себя, а не против.
Конечно, всегда возникает вопрос, что есть у меня, чего нет у других, или наоборот, что есть у других, чего нет у меня. И знаете, я нашла ответ и довольно быстро, это – стандарт и штамповка любви, глобального и всеобъемлющего чувства, поглощающего внутренности сначала пожаром, а потом адским холодом, сковывая все внутри льдом. Счастливой любви не бывает, ваша стандартная - не бывает, а уж тем более моя. Сами вдумайтесь, если она уходит – то разве это радость? Да, облегчение, ибо надоело, ибо уже не то, ибо уже прошло. Но это же горе и печаль существования. Но я такого не испытываю, и не испытывала никогда. Лгала, что чувствовала и врала преимущественно себе, и только из-за того, что хотела быть как все. Быть не толпой, а быть понятой, и со временем стала и правда мыслить стандартами. Багаж знаний – не есть разум, ум – это способность мыслить. Если ваши мысли – такие же, как у многих, то это не ваша мысль, это просто велосипед, который был изобретен давно. Вы, наверное, спросите, а что ни есть велосипед, я вам отвечу: не велосипед – это ВЫ! И только вы. Как это? Очень просто, потому, что человек сам по себе уникален, по чувства и эмоциям, и в итоге, конечно же, мыслям…
Вот сейчас смотрю сквозь грязное стекло поезда, раскрытая книга шелестит страницами и грозит выпасть из моей колыбели на восемь часов, весь вагон – голоса, незатихающие, не пропадающие. Люди, они здесь, а я нет, тело – бренно, как сказал кто-то древний, а потом не менее древние сделали глупость и записали, а что записано пером, то не вырубишь топором. И теперь это уже не моя мысль, а чужая. Может лучше вообще не писать, не говорить, а просто… Оставаться в себе и в своем замкнутом пространстве личности? Хотя это не выход, существо человеческое – социальное, и кто бы чего не говорил, но одиночество не бывает вечным, если вы не юродивый святой…
За окном мелькают деревья, мои чувства медленно отпускали город, которого уже давно не видно на горизонте, который исчез много часов назад, и уже утро и скоро, совсем скоро я буду там, где моя душа живет и дышит: в любимом городе… И мысль всего вечера лишь в том, что – почему возвращаюсь в Москву, сквозь боль, терзания себя сомнениями и круговоротом эмоций? Почему человек так стремится испытывать боль раз за разом? Зачем он врет, что не хочет больше боли, но постоянно вспоминает о ней, перемалывает ее жерновами памяти снова и снова, зачем он забирается в самые темные и пыльные углы библиотеки и ищет книгу, в которой записана история всего того, что ему причиняет невыносимые страдания? Что это ему дает? Где выход? Зачем ходить по кругу? Чтобы не совершать ошибки? Боги, где вы? Это все глупость, если вы наступаете на грабли и получаете по лбу, то уже рефлекс – не получать по лбу, и вы не задумываясь поднимете инструмент или просто обойдете, почему же так не происходит с человеческими взаимоотношениями?
Что есть внутренняя глупость бытия? Наверное, мне лучше не думать и не путать вас, и себя в том числе. Больше не могу смотреть в окно, слишком много чего сразу роится в голове, и не уверена, что это есть хорошо. Лучше, быть может, подумать о том, что мне надо сделать, все тки мне тоже надо зарабатывать деньги, и вообще даже, чтобы быть одиноким, надо что-то есть. Да, я капитан очевидность и как бы говорю слишком банальные вещи.
Или лучше, рассказать о себе? Хотя, что о себе можно сказать, по сути ничего, все, что главное можно уложить буквально в пару строк, а что второстепенное, но кажется многим важным – то это целая библиотека с огромными томами. И не всегда хочется перелистывать, а читать краткое содержание поистине глупо, хотя и не совсем. Ведь вроде как узнаешь общий сюжет, но мотивов, целей не понять, ведь каждый видит свою причину и надо понимать героя его головой, а не своей. Хотя мы все судим со своей колокольни, как это бы глупо не звучало.
Никогда не замечали, что когда вы в пути, то обязательно мимо проносится вереница воспоминаний, память открывает свои недра, подсовывая под внутреннее состояние то, что когда-то имело хоть малейшее значение. И иногда, кажется: все, забыл, а ан нет, помните, просто уже все в углу, разложено по полочкам. Или может лучше бардак? Хаос, но от этого еще больнее, хотя для кого-то проще. Я все всегда привыкла раскладывать по полочкам, в порядке очередности. Мне так проще. Знаю, что вот здесь могу пройти мимо и не хочу это смотреть, а эту книгу взять перечитать, но бывает, что они выпадают сами и открываются на самых некрасивых своих страницах. Но лучше не думать об этом.
Где-то там по дороге едет грузовик с картинами, они для выставки, из первопрестольной я вывожу прекрасные произведения современной живописи, и скоро приедет сам художник. Сразу вспоминается, как мы сидели в баре, я пила глинтвейн, смотрела в окно, и рассказывала ему о том, что могу предложить, а он совсем соглашался, не отрывая взгляда от моего лица и тела. Мужчина, но с ним я не хотела спать. Несколько лет назад, потеряла интерес к сексу с малознакомыми мужчинами. Причина была обыденна и банальна: мне было со всеми скучно и без эмоций, что ли. Как бы глупо это не звучало, я не хотела любви или секса по влюбленности, это слишком просто. Хотелось одиночества в не одиночестве, хотелось близкого человека, но не более и не менее. Хотелось свободы. Я это получила. Имела на это право, хотя можно и поспорить.
В поезде очень душно. Вспоминаю, как одним субботним днем лежала на кровати, мой ноутбук светился голубоватым светом и на экране появлялись строчки. Я подозревала, что у меня температура и было трудно дышать, но именно в тот момент, поняла, где мое счастье и что к нему надо идти и что просто так ничего не свалиться с неба, хоть и хотелось бы. Голуби облюбовали наши карнизы, им нравилось смотреть на людей сквозь стекло, и моя бабушка бегала их гонять. А мне было как всегда все равно, мне важен лишь был дисплей и буквы, стройными рядами шагавшие и пытающиеся выразить мысль.
Где-то был выход для меня самой, и теперь я вижу эту дверь, отворила ее и вошла. Вот оно счастье. Вот оно бытие. Вот она мечта и легенда о результате и достижении. Все могут, и я могу, или я могу, значит и все могут? Или просто мне сказочно повезло? Не уверена, но так вполне может быть. Скоро дом. И самое большое счастье, что никто меня не встретит, и я выйду, поймаю такси и доеду до галереи, увижу лица Лины и Мэри, подумаю, что две весны встретились, и к ним всегда заезжает осень.

1.

Я открыла дверь машины, достала ноутбук, картину, повесила сумку на плечо, прошла пару шагов, обернулась зачем-то, осмотрела набережную и в раздумиях постояла пару минут: идти через парадную дверь или через служебный вход, который мы, наконец, доделали. Посмотрев на часы: двенадцать дня, решила идти через центральный -  мой приезд не секрет. Поправив ремешок сумки, поднялась по ступенькам, встала под козырек, подняла верх голову и вдохнула запах такого родного, но в тоже время все равно далекого города, казалось, что ветер погладил меня по щеке, тогда достала ключ, вставила его в замочную скважину. Щелк. Щелк. Щелк и бесшумно дверь открылась. Шаг, второй, улыбка… Свет, дым, витающий в воздухе. Ваня, бармен, высовывается из-за стойки и смеется: «Хозяйка приехала».
- Ваша королева снова дома, - Моя улыбка не сползает с лица, я устала, но безмерно счастлива.
- Может помочь, Ваше Сиятельство?
- Конечно. Буду премного благодарна. – Я опускаю сумку на пол, покрепче перехватываю ноутбук и бросаю через плечо: «Кофе, двойной, с мороженым, и шоколадом». Прохожу в галерею, бесшумно переставляя ноги, лишь слышно шуршание джинсов и ремней сумки и картонной бумаги – обертки для картины. Здесь мое место. Здесь – я. Запах терпких духов и дым ароматных сигарилл – Мэри. Не чувствуется легкого аромата цветов, сопровождающего Лину.  Первый зал, фотографии, следующий – то же самое черно-белое действо животного мира. Третий. Отодвигаю занавеску, и перед глазами – ох, Леша Спай и Игорь Яновский показали свой Петербург. Стояще. В который раз они здесь висят? Я хмурюсь, вспоминаю, видела ли каталоги в углах залов. Надо будет проверить. Приоткрытая дверь. Значит, ключ не нужен, но я по-прежнему не отпускаю его из пальцев, теребя. На себя. Снова бесшумно.
- Привет, Мэри.
- Милая моя! – Она вскакивает с моего кресла и бежит мне на встречу, чувствую себя маленькой: на мне нет каблуков, я в простой куртке, в джинсах и спортивных туфлях. А она – яркая, красивая, с запахом духов.
- Все хорошо? – Скидываю с плеча сумку, кладу аккуратно картину и начинаю ее распаковывать. – Гляди, она божественна.
- Дааа… - Мэри тянет буквы, разглядывая мой портрет, и пытается протянуть руки.
- Нет, не трогай лучше. Мне ее нарисовал один молодой человек, всю неделю он не вылезал из мастерской, пытаясь вспомнить мои черты.
- Эх ты, Демон. Все также соблазняешь всех?
- Хватит. Давай о делах. Его картины скоро приедут и он сам. Он будет впервые в Питере, надо бы придумать, где ему остановиться. У тебя же сейчас Вадим? К тебе нельзя.
- К нам, это же изначально была нашей квартирой, а сейчас ты живешь здесь.
- Немного не права, я ездила в Москву не только насчет картин и художников.
- А еще зачем? Ты очень изменилась, раньше не была такой скрытной.
- Все просто, я стала собой. Мне подарили, относительно, домик у Финского. Такой, какой  я мечтала иметь и теперь могу потратить все свои деньги на покупку машины.
- Детка! Я так рада! – Моя подруга кинулась мне на шею, а я просто стояла, обняв ее одной рукой, а глазами осматривала кабинет. Всего полторы недели. А каждый раз возвращаешься как в первый.
Скучала ли я по всему этому? Безумно. На самом деле я немного приврала Мэри, машину  уже купила, точнее, осталось оформить все до конца и она у меня будет. Совсем скоро.
- Где Лина?
- В университете. Она пропустила пару лекций и занятий уже. Здесь совсем запарилась. Без тебя сложно. Даже очень.
- Я знаю. Давай о делах, а потом еще раз пройдусь. Ты из каталогов убрала то, чего нет? Я просила это сделать еще две недели назад.
- Заканчиваю.
- Марина.
- Прости.

2.

Я ушла из галереи через три часа. Оставила там ноутбук. И решила дойти пешком до места следующего назначения, получить номера и все до конца оформить, и сесть, в конце концов, в свою машину. До сих пор ни одного звонка. И я решаю сама набрать номер.
- Лекс?
- Я на работе. Сейчас обедаю.
- Прости. Я вернулась.
- Отлично.
- Может, сегодня в Молли сходим?
- Нет, извини, я с друзьями договорился.
- Прости.
Вешаю трубку. Обзванивать людей не имеет смысла, у каждого своя жизнь, и самое, что главное, я сама так себя поставила, что у всех все свое личное и мне там нет места.
До чего красиво. Легкая изморось накрывала город дымкой, вода в Неве бесшумной, страшной и крупной змеей извивалась и текла в одной ей известном направлении.
Хотелось поднять голову и заорать. Просто кричать от пустоты своего существования. Звонок. Не глядя поднять трубку.
- Алле? Здравствуйте, я Вас слушаю.
- Ты вообще смотришь на телефон или сразу снимаешь?
- Сразу.
- Ясно. Я в Питере сегодня буду. К 6 часам. – Взгляд на руку. Сейчас уже 16.00 я не успею его встретить. – Я не смогу тебя встретить.
- Забей. Главное сегодня встретиться. У меня к тебе подарок.
- Можно тогда просьбу?  Я заеду за тобой к десяти на Восстания, жди меня там со всем своим скарбом, мы поедем ко мне.
- Ты же в галерее жила.
- Уже нет.
- Договорились.
Гудки. Мне его всегда не хватало. Мой лучший друг и просто близкий человек. Поэт. Без вопросов. Эх, Коля, Коля. Когда-то твой бунтарский дух полностью захватил мое существования, а твой юмор поднимал меня из глубин, куда я стремилась упасть, с каждым разом все глубже и глубже. Я же только пару дней назад тебя видела, а ты ни слова, что в Петербург.
Вот и еще пару километров и буду на месте. И начнется новая жизнь, как каждый раз бывает после столицы.

3.

И вот я уже еду на своей любимой, точнее любимом. Мальчик. Без имени, просто мой мальчик. Выйти замуж за него что ли? Сейчас в Сестрорецк, посмотреть дом, и решить, что купить.
- Егор Иванович? Вы говорили, что дом оборудовали.
- Да, в бытовом плане все обставили. Ваша задача только все перевести.
- А кровать?
- Там спальня есть. Вы же план видели.
- Конечно. Спасибо.
- До свидания.
Не слишком любезно, но ничего. Давить на газ и ехать. Где-то там я потерялась. Когда-то исчезла. Воспитала себя. И почему-то первый кого я приведу к себе в дом, будет не кто-то, а мой лучший друг. Хотя это только название. Друзей не бывает как таковых. Есть товарищи, приятели, знакомые. А Друзья? Я слишком обычна для того, чтобы их иметь. Впрочем, это диагноз, внутреннее ДНК личности, заключивший контракт с банальностью.
Как глупо и пресно. Имею ли я право на такое существование? Нет, пожалуй.
Где-то в глубине души расцветали цветы с множеством шипов. Мне по-прежнему больно за людей, вообще за людей, а не только находящихся рядом со мной.
Снова звонок. Накаркала что ли?
- Ксю. – Лина. Моя любимая Лина.
- Мы тут с Соней едем в галерею, хотели тебя увидеть. Ты где сейчас?
- Пары закончились? Я еду. Надо посмотреть кое-что, потом в магазин купить всего и потом в галерею. Надеюсь, успею. Вам придется меня долго ждать. Я туда подъеду не раньше, чем к 20.00.
- Ладно. Хотя. – Был слышен легкий разговор. – Мы тебя дождемся. Посидим в баре, побеседуем.
- Хорошо. – Я повесила трубку.
Вот и магазин. Захожу. Беру тележку и иду закупаться. Матрас. Одеяло. Подушка. Видимо придется несколько раз с тележкой пробегать. Хорошо пока очереди нет.

Снова машина. И снова в путь. Настроила навигатор. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Черт, согласно адресу это не совсем Сестрорецк. Зеленогорск. Или. Вообще не важно. Главное – мое.
Что есть дом? Какое место можно назвать домом? В которое хочется вернуться, в котором можешь быть собой? Наверное. Я всегда мечтала о таком месте. Сначала этим местом стала Россия, потом Петербург. Теперь появился и дом. Хочу только еще собаку. Водолаза. Всегда мечтала. Завтра надо будет попросить Колю со мной съездить в квартиру и забрать книги. И прочее, да просто вещи  перевести. Он же мне поможет обустроить дом. Странно, что он весной не на выходные приехал. Как же его университет? Надо еще начальнику позвонить. Со следующей недели на работу. Еще редактору звонок. Завтра включить или послезавтра? А пока исчезнуть?
Помнится, Лина как-то сказала, что в моих сутках - 72 часа, а не 24. Наверное, она права. Время – заставь его работать на себя. Звучит как слоган к рекламному ролику. А на самом деле-то. Просто аксиома, не требующая доказательств. Древние считали, что время – змея, а наш мир – это чешуйка и таких чешуек бесчисленное множество, и если змея линяет и старая кожа слезает, то миры исчезают, гибнут. И мне вот страшно, когда придет время нашей вселенной? Зачем разрушать такое прекрасное творение жизни? Или бога, для кого-то богов? Как заставить змею не сбрасывать кожу, как уговорить насладиться своей красотой. Хотя может новая кожа станет лучшей заменой старой? И будем просто божественно восхитительной? Я не предвижу будущего и не могу о нем так говорить.
Сейчас надо свернуть на дорожку. И потом. Я увижу Его. День приобретений. Наверное, мне просто нечего терять, поэтому получаю подарки от ее величества жизни? Чтобы было что отнимать, чтобы снова было больно, страшно, до глупости очевидно.


4.

Там было две двери. Одна через огромную стеклянную стену, или стеклопакетную, а вторая обычная, через коридор на кухню. Решила, что войду через стену. Просочусь и не захочу возвращаться.
Паркет. В зале паркет, камин, стойка для дров (спасибо, позаботились), кондиционер, огромный шкаф. Выйти через дверь – кухня, коридор, гостиная с фортепиано? Боже, это же такой подарок. Я подошла к инструменту, любовно провела пальцами по крышке, тихонечко, кончиками пальцев подняла ее, прикоснулась к клавишам. Вдохнула всем объемом легких воздух, пытаясь прочувствовать атмосферу. Пахло деревом, краской, и еще чем-то неуловимо родным. И в этот момент я поняла, что это место просит тишины. Тишины даже в звуках, оно не терпит крика, оно создано для самопознания, самоощущения, для разговора, негромкого смеха и уединения. Пальцы сами легли и заиграли саундтрек из фильма «Часы». Мысли исчезли… На инструменте стояли часы и метроном. Какое нелепое совпадение. Эти стрелки отсчитывают мою жизнь, а метроном пытается соблюсти логику действия, считывая ритм моей жизни. Я запустила его, на скорость – сорок. И продолжая тихо ступать, подошла к лестнице, ощупала ступеньки, перила. Винтовая… Подняться бы. И шаг за шагом. Ступенька за ступенькой. 13 штук. Как у Достоевского в преступлении. К квартире Раскольникова вело именно столько ступенек. Наконец я поднялась. Огромная комната, поделенная стенкой на две части. В одной части, освещенной светом из окна в стене и с крыши  - стоял стол, стул и много полок. Все стены были заставлены полками. Для книг.  Во второй части была дверь на балкон, и стояла большая кровать. Я открыла окно и затем вышла на балкон, облокотившись на перила, свесилась, а за спиной раздавалось мерное: тук-тук-тук. Отсчет пошел. Обратно я бежала. Дошла до кухни. Включила холодильник. Оглянулась и увидела простой магнитофон. Нашла радио Рокс, включила на полную громкость. И музыка не в такт метроному играла, а ритм все так же гнул свое: тук-тук-тук. Не смотря на всю мощь звучания, метроном, стоявший в гостиной, все равно было слышно. Выйдя через дверь в коридоре, я стала заносить все в дом, не распаковывая. Потом заперла дом, остановив отсчет и выключив музыку. И резко стартанув, уехала.
Мне хотелось убежать. Исчезнуть, раствориться. С первого мгновения это стало моим домом, но не радость исполнения мечты поселилась в моем сердце, а горечь и страх. Мне стало страшно, что мне больше не к чему стремиться. Все есть. И меня поглотит рутина жизни. В голове раздавался смех, и голоса. Казалось, я сходила с ума. Главное, не превысить скорость. Меня ждут. Скоро будет восемь часов. А еще пробки.
Может, лучше мне было не искать исполнения мечтаний? Но жить так, как живут люди, обычные люди, погрязшие в своих желаниях и стремлениях, не ищущие пути достижений, а просто взявшие на заметку, что они хотят. Как глупо, черт возьми. До безумия глупо.
Университет. Четвертый курс. Хотя могла бы быть пятым. И кто знает, как сложилась бы моя жизнь?
Задумываться на такую тему глупо и странно, и вполне себе невозможно, по моему скромному мнению. Не слушайте меня. Иногда я молю глупости.
Набираю номер старой московской подруги.
- Здравствуй. Я знаю, что могу тебя отвлекать. Но я потерялась. Снова. У меня появился дом, машина и мне 22. Я не так страшна, черт возьми, не так глупа. Коля. Коля приехал. Лекс отказался меня видеть. Галерея прекрасна. Они и без меня справятся.
- Успокойся. Я в твоих делах скоро запутаюсь. Все не так плохо. Может тебе надо отдохнуть?
- Лена, не дури! Что за глупость ты несешь? Какое отдохнуть, я только сегодня после Москвы, отдохнула.
- Ты не отдыхала, ты работала. Просто утомилась. Тебе надо поменьше думать.
- Нет. Все не так. Ты не понимаешь. – Мой голос начал срываться на крик. Я уже вела автомобиль одной рукой. Захотелось есть. – Прости. Просто не готова к таким подаркам судьбы.
- Тебе мальчик нужен.
- Нет, мне и одной хорошо. Ладно, у меня звонок на второй линии. Перезвоню. – Зачем-то соврала я. Не хотелось разговаривать. Все ужасно раздражало. Ничего не надо, кроме как разбить машину, улететь в кювет, выпить водки, съесть булочку и уснуть где-нибудь.
- Хорошо.

Поставив машину на сигнализацию, поднялась на крыльцо, позвонила в дверь, раздалась мелодия Элизы Бетховена. В свое время она мне так надоела: когда я жила в квартире с родителями такая стояла на домофоне при входе в парадную. Мелодия приелась, но видимо в память о тех временах решила поставить ее на звонок в галерею. Дверь открылась и я вошла. Соня помахала мне рукой со стойки бара, Лина подошла, взяв мою руку, вкрадчиво спросила:
- Что-то случилось? – Я, не ответив на вопрос, подошла к стойке бара.
- Сок. Апельсиновый. Без алкоголя. Я на машине.
- Угнала что ли? – Соник засмеялся. Повернув голову, посмотрела на нее в упор.
- Нет. Купила.
- Круто! Поздравляю. Какую?
- Покажу. Лина, я тебя довезу до дома. Сейчас живу недалеко от Кати. Помнишь, мы гуляли по пляжу? Вот там мой дом.
- Что-то случилось? Хотя я за тебя очень рада. – Тихо промолвила она.
- Нет, все хорошо. Собственно не важно.
- Как съездила?
- Нормально. Картины уже привезли? – Спросила я, то ли у Вани, то ли Гели.
- Да. На складе уже.
- Пройдем. Посмотрим что и как. Надо устраивать рекламу выставки. Это должно быть что-то глобальное.
- А твой портрет? Будем выставлять?
- Да. Он шедеврален.
- Не спорю.

5.

На моей правой руке золотое кольцо сжимало палец, и хотелось его снять, но оно не поддавалось. Смотря на картины, стоя на складе, думала только о нем. Впервые одела его на безымянный палец, когда мне было 14 лет, я встречалась с мальчиком и обнадеживала себя, что люблю, и что это один раз и на всю жизнь. Не скрываясь, искала что-то новое во взгляде, в думах, и осуществлении своих желаний. Мечтала выйти за него замуж, родить ему детей. Но не сложилось, было много чего плохого и хорошего. Потом мне казалось, что я его по-прежнему люблю, пока не поняла, кто он мне на самом деле. Мой эгоизм в получении людей в свою власть не знал предела. И мне ничего не оставалось, как просто отпустить, так как все это губило мою человеколюбивую натуру. Я сняла кольцо  и надела его через год. Весной. Часы сделали оборот, и мне пришлось его снова носить.
Я пообещала выйти замуж за человека, которого не видела никогда в жизни. Он полюбил меня больше самого себя. У него не было близких и родных ему людей, друзей тоже не имелось. Он всех подставлял, ибо верил в том, что иначе его подставят. Но я снесла все его постулаты о жизни, и он стал мечтать о семье со мной. А я просто поняла, что он мне близкий и родной, не более. И сделать ему больно не могла. Тогда же осознала, что для меня любовь и что на ее стандартный вид я не способна. Мне был нужен близкий человек. Родной. Мой. Но свободный и далекий от меня. К сожалению Смоки мне не мог этого дать, в этом плане он был консервативен и щепетилен. Я дождалась его приезда, а жил он аж на Урале и спустя две недели совместного проживания уехал, чтобы вернуться через два года в Петербург. К слову, он по прежнему меня любит и стремиться, до сих пор, стать лучшим для меня. Всегда знала и теперь знаю, что смогу на него рассчитывать в любую минуту.
Бывает такое чувство, когда тебе важнее видеть изредка человека, наслаждаться просто его присутствием рядом, любить всего его, пускай он даже будет не твой. Такая любовь-самопожертвование очень властная над человеком и длится очень долго. Она приносит немалое количество боли, счастье от иллюзий и не дает по сути ничего, кроме учения терпению и выдержки. Главное не сломаться. Поэтому я буквально преклоняюсь перед Смоки, у которого такая иллюзия длиться три года, искренне считая меня прекрасным человеком и хорошей девушкой. Переживает и волнуется за меня. А мне больно видеть печаль в его глазах. Сейчас вроде как он начал встречаться с девушкой, но все видят, что любовь ко мне все еще живет в нем. Жаль.
- За час до тебя он заходил… - Услышала я остаток предложения.
- И что? – Я плохо понимала о ком речь, но сделала вид, что мне интересен бессмысленный диалог.
- Увидел твой портрет. Стоял, смотрел на него минут пятнадцать, а потом повернулся, и ушел.
- Ничего не сказал? – Мне стало еще больше жаль Смоки, терзающего себя.
- Нет. Просто ушел.
- Ясно.


6.

Выйдя на улицу, я подошла к своей машине, Мэри восхищенно ее оглядывала, косясь на галерею: она притягивала народ вечерами. Небольшой бар, картины, фотографии, спокойная музыка, и возможность танцевать привлекали к нам много людей. Лина же была уставшей и собиралась ехать домой.
- Мэри, ты не слишком утомляешься?
- Нет, деньги нам с Вадимом нужны.
- Я понимаю. Если что – обращайся.
- Я знаю. Тачка классная.
- В курсе. Садитесь, девочки. – Посадив Соню и Гелю в ауди, я обернулась к Марине, потирая нервно кольцо. – Мне не спокойно. Кажется, что теряю людей, находящихся вокруг меня. И мне так не первый день кажется и не один год.
- Успокойся. Мы рядом же.
- Вы не рядом. Просто мы …
- Друзья.
- Нет. Дружбы не бывает. – Мэри при этих словах посмотрела мне в глаза, заплакала.
- Дура! – Повернувшись, девушка гордо прошла к дверям галереи. Я же села машину, завела ее, включила трип-хоп и тронулась с места.

- Ксю…
- Не надо ничего говорить. Боюсь вам какую-нибудь гадость сказать. Сонь, я тебя довезу до Сенной. А там, на метро сама доедешь?
- Конечно.
- Тогда мы сейчас за Колей.
- Он в Питере?
- Ага. Приехал. Сегодня у меня будет. – Я чуть улыбнулась.
- А Лекс как же?
- Никак. Все по-прежнему. То есть никак?
- Да.
- Как же ты его заставила в Питер перебраться?
- Спор. Выиграла. Ему захотелось попробовать что-то новое.
- Помню. Не жалеешь, что выиграла?
- Нет. Хотя не знаю, честно говоря.
- Ты мне кажешься иногда просто очень печальным Демоном.
- Меня так Коля и назвал впервые. Демонессой.
- Глупости все это. Ты Ангел. – Лина вставила свое веское слово.
- Все это глупости и все бессмысленно. Жизнь набор аксиом, не требующих опровержений и доказательств. А мы по дурости, все пытаемся перевернуть с ног на голову. Но от нашего желания потолок полом не станет и наоборот соответственно.
- Ты все слишком усложняешь.
- Или упрощаю. – Я получала удовольствие от вождения и даже успокоилась, но нещадно захотелось курить. У Сенной я остановилась. – Ну что? Пока, Сонь? Была рада тебя видеть.
- Я тебя тоже. Пока. – Она захлопнула дверь машины, а я поморщилась.
- Поехали, Линок? – Я снова стала улыбаться.


Жизнь. Для меня так много и так мало было скрыто в этом слове. Столько всего поражало и успокаивало одновременно. Не хватало всего того, что было необходимо и важно для осознания самого себя. Глупости делались чрезмерными и вываливались из сосудов терпения божеств. Иногда хотелось плакать. В глубине души я понимала всю тщетность своих попыток что-либо изменить, но это трудно поддавалось моему осознанию самой себя. Где-то не хватало кусочков мозаики и, понимая это, искала, но ничего не находила. Моего терпения не хватало на поиски, и я терялась в трех соснах, где в принципе заблудиться мог разве что идиот. Но кто сказал, что я не больна морально?
Мое сердце болело всегда, когда требовалось что-то найти, интуиция переставала действовать. Я уставала. И переболеть плохо получалось. Поиски заканчивались провалом. Мне было необходимо явное одиночество, но это плохо получалось. То ли по привычки, то ли в силу обстоятельств и необходимости. Мне было негде оставлять саму себя. Запирать ли на замок, прятать ли? Ответ не хотелось искать, как я не старалась, и что-то внутри меня подсказывало, что все на этом не окончиться и что все это только начало. Все иногда заходит слишком далеко.
Я набрала номер.
- Командор? Когда патрулирование? Я вернулась, готова предоставить и найти новую команду. И есть еще кое-что. Я могла бы не спрашивать. Но спрошу. Я хочу отвести ребят в один рейд. Хочу присобачить кое-кого.
- Мы таким не занимаемся. – Он был явно зол.
- Там насилуют школьниц.
- Кто?! – Настроение его сменилось, и он впал в холодную ярость. Я недовольно поморщилась. Надо себя контролировать.
- Менты. Поосторожнее бы там надо.
- Я своих просто так не отпущу.
- Ладно. Я пойду одна. Только от тренировок и рейдов не отступлюсь.
- Хорошо. – Чеканя каждый слог, произнес он.

Интересно когда мне надоедят эти игры? Сидя на этом около десяти лет, даже больше я всю себя посвятила каким-то неясным задачам, зная превосходно, что творилось, и где даже получала на этом поприще деньги.  Четыре года назад я познакомилась с одной командой. Эдакие Робин Гудовцы современности. Мне хватило наглости предложить себя в качестве военного инструктора по подготовке. К тому времени я потеряла форму, но не навыки, и поэтому всеми силами решила доконать Командора своей настойчивостью: мне было поистине скучно. Привела туда Смоки. Организовала там даже подразделения, порекомендовала командиров. Команда активно развивалась, а мне было по-прежнему скучно и неинтересно. Я не чувствовала реальной опасности. Это были детские игры и идеалистический мир, стремление к очищению общества. Все это было для меня подстать утопии, но не быть с ними значило только одно: что я вконец разочаровавшаяся личность и мне плевать на людей. Доказывая, прежде всего, самой себе обратное, я стремилась переломить свою скуку. Действовала напролом и искала решение чего-то понятного только мне. Дело вкуса и абсолютного идиотизма. Справедливость имела приторный вкус залежавшихся сладостей, а кодекс чести отдавал горечью, ибо не был сбалансирован. О своем вкусе  даже не задумывалась. Я была ложью, выдумкой всех. Кого угодно. Но только не господа бога. Да и не верила именно в него никогда особо. Все это отдавало истеричностью. Но я себе такое позволяла, потому что не видела другого выхода и стремилась положить конец самой себе и своим внутренним разборкам.



7.

Подъезжая к вокзалу, мне почудился в воздухе явственный запах апельсинов, причем не тонкий, свежий с легкой горчинкой, а тяжелый, приторно сладкий и горький. Он мне напоминал больницы. Все любят приносить, когда болеешь, апельсины. И он всегда имеет такой запах, что, кажется, кто-то тяжелую басовую струну рвет до надсадности и скрипа. И так хочется от него сбежать. Оглядываясь, ибо душит, а ты не хочешь погибать от странной и всепоглощающей, падающей вони.
Остановившись у метро площадь Восстания, рядом с входом, где автобусная остановка, я приоткрыла окно, вдохнула полной грудью запах дождя, но апельсиновая горечь осела на языке и не хотела исчезать. Попросив подождать меня, вышла из машины, захлопнув дверь, перебежав дорогу, зашла в магазин купить пачку сигарет. И с явным удовольствием закурила. Подняла лицо кверху и стала смотреть на серое, буквально грязное, серое, с примесью марганцовочного черного цвета, небо. Выпуская дым, стремилась поймать ртом капли дождя, закрывала глаза и продолжала курить. Мысли исчезли, смылись, но правую руку по-прежнему жгло кольцом. Я открыла глаза, посмотрела с сожалением на сигарету, скуренную до фильтра, и выкинула ее в мусорное ведро, а затем, не глядя на пальцы, стала стягивать кольцо, от боли я прикусила губу и сжала веки. Больно было как физически, так и морально. Еще бы понять почему. Что поменялось в моей жизни? Что значило это кольцо для меня… Может быть, оно просто вгоняло в рамки существования? В ободок несвободы? Или быть может не давало мне своим существованием просто жить и дышать?
Я убрала кольцо в карман джинсов, и наконец, взглянула на руку. От него остался белый ободок на пальце и маленькие кусочки сухой кожи, смотрящиеся как маленькие кирпичики. Свобода моей руки. Слава Богу. А я-то думала, что жжет мое сердце?
Звонок. Не сразу услышала настойчивый трезвон моего телефона.
- Да?
- Ты где, Демон?
- У круглосуточного магазина, рядом с остановкой. Напротив входа в метро.
- А все! Я тебя вижу.
- Ай си ю… - тихо пробормотала я.
- Что?
- Ничего. Я тебя здесь жду.
- Сейчас буду.

Интересно. Почему мне показался запах апельсинов, а сейчас от него ничего не осталось практически? Пахнет городом… Я снова зашла в магазин и взяла бутылку минералки в машину и пачку жевательной резинки с мятой. Думать по-прежнему не хотелось. Закурила снова. И стала смотреть на свою машину, стоящую через дорогу. В ней горел свет, Лина что-то читала видимо. А я снова где-то, но как всегда не рядом с теми, кто меня ждет. И так всегда. Прихожу когда хочу, ухожу, когда хочу.
Если бы кто-то дал мне выбор умереть или жить, я бы выбрала смерть. Она интереснее. Помнится один мой знакомый мальчик, как-то спросил меня, что если бы я точно знала, что если два раза включить и выключить свет, то  умрешь, то сделала бы это? Я раздумывала минут двадцать. И сказала ему затем, что да, я бы это сделала. И сейчас точно также. Не знаю почему. Видимо до сих пор не вижу смысла в своем существовании. Как и не видела раньше. Или до сих пор виню себя во всех смертных грехах, как бы глупо это не звучало.

- Привет. – Раздался голос у меня где-то над головой. Я подняла лицо и чуть улыбнувшись, поздоровалась в ответ. – У меня тут тебе подарок.
- Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало?
- И не забыло ключи от квартиры. – Он улыбнулся.
- Так что у тебя мне? – Я нетерпеливо смотрела на него.
- Вот. – Промолвил он мне, и показал на то, что сидело у него рядом с ногами. Это был пес. Тот самый, о котором я мечтала.
- Кто это?
- Это водолаз. Вроде. Ты же его хотела?
- Да! Именно его. Как зовут? Откуда он у тебя?
- Хозяйка у него была. Подруга моя. Забеременела. Появилась аллергия. Захотела отдать. Вот я тебе его и привез. А зовут его Джек Бил Чамберленд.
- Джеееек. – Нараспев произнесла я и протянула руки, пахнущие сигаретами и дождем.
Пес осторожно принюхался и подошел не спеша ко мне, посмотрел в глаза грустным, печальным взглядом. Я влюбилась в него, как только увидела: черный, с густой шерстью, умным взглядом. Протянула руки, и на корточках подвинулась поближе к нему и стала его гладить, сначала он недовольно заурчал, а потом сам подошел ко мне и поставил грязные лапы на колени и ткнулся носом в щеку.
- Ты ему нравишься.
- Это он мне нравится. Дай поводок.
- Как на метро поедем с ним… вот что мне интересно.
- А мы не на метро, а на машине.
- На чьей?
- На моей.
- Олигарха ограбила?
- Нет, просто себя ограбила.
Я повела свою, уже свою, собаку к пешеходному переходу и слушала в пол уха Колю о том, что у него тут уже в Питере случилось и что ему послезавтра с утра надо быть в Москве. Мы подошли к моей машине.
- Твоя?
- Именно. Я собаку вперед посажу. Пускай рядом будет.
- Хорошо.
- Ты сзади поместишься.
Я открыла дверь и посадила Джека на переднее сиденье. Он покорно заполз в машину и гордо уселся.
- Сразу пристроился.
- А то. Он у меня умный. – С гордостью произнесла я. – Поехали что ли.

Я не особо помню, о чем мы говорили по пути. Не помню, как отзывался друг о моем доме; помню только, что сидели на матрасе у камина, и я слушала Колины стихи, поглаживая Била по мягкой шерстке. В голове звучал смех, в глазах стояли слезы, и нос нетерпимо жег запах горьких апельсинов.

- Знаешь, мне кажется, что все люди одиноки по своей сути, и я, и ты. А все отношения: дружеские, любовные, свободные не более чем поиск найти себя.
- Ты счастлива?
- Нет, мне страшно, в глубине меня засел страх, и теперь он вылез. Сейчас конец апреля, завтра ты уедешь, а потом я вернусь домой. И буду праздновать Вальпургиеву ночь.
- Ведьма значит. – Закурив, пробормотал Коля.
- Сам же так называешь…
- Демон и Ведьма – разные вещи.
- Демон. Красиво звучит. – Я тоже закурила. – Демоны соблазняют человеческие души всеми земными благами. А я соблазняю сказкой. Исполнением мечты.
- Об идеальной девушке.
- Люди так глупы, ведутся на всякую дребедень. И помнишь, как ты написал:
Холодно. Холодно. Жалобно жмусь к батарее.
Целую губами трубы с горячей водой.
С каждой секундой всё больше и больше старею,
Скованный в лёд безобразной Московской зимой.
Ветер озлобленно в тонкую щель завывает,
Грохот дороги всё время мешает мне спать.
Тише, мой друг. Ты послушай - там кто-то стреляет -
Каждую ночь они снова хотят убивать.
Двери закрыты, на окнах стальные решётки.
Давимся страхом, боимся покинуть постель.
Старый сосед захлебнулся в разбавленной водке,
Дико хохочет проклятая стерва-метель.
Разум терзают бессвязные жалкие строки,
Что проступают на пыльной и грязной стене:
"Все мы с рождения в мире уже одиноки,
Вместе же двое всегда одиноки вдвойне"
Это - мой дом. Значит, здесь суждено мне остаться.
Внимая ночами вою замерзших собак.
Я бы сбежал - только некуда нынче податься.
Всё замело. Не пройти, не проехать никак...
Вот так всем холодно и они ищут, где погреться, где их дом, куда они могут прийти в любой момент. Человек это тоже дом по-своему. И каждый сам выбирает, в какой дом ему возвращаться. И что он именно от этого дома ждет.

- Не загоняйся. Все не так сложно.
- И не так просто. Подумай сам: в глубине своей человек одержим страхом. И страх остаться одному – один из них.
- Самосохранение?
- Страх быть одному тоже относится к этому же. Ведь человек не оставит после себя ничего. Никого не будет рядом. Это моральная смерть. Не находишь?
- Страдать от одиночества забавно.
- А я ищу в этом путь саморазвития.
- Зря. Хотя я так же делаю.
- Знаю. – Я обняла его одной рукой, положила голову на грудь и смотрела на догорающий камин.

В голове вертелись строчки, не выходящие много лет у меня из головы:
Семерка в левой руке, тройка - в правой, туз в заднице.
Больно, детка, но чего ты еще ожидала,
практикуя черную магию по средам и пятницам,
пока я нежился утром под одеялом?
Мелким шрифтом в инструкции к набору волшебника сказано: 
"Побочные эффекты страшны и необратимы",
но тебе за пределами круга, как медом намазано,
и, как впоследствии выяснилось, не медом единым.
Я даже могу представить, как это просто и весело
быть плотным сгустком черной мерзости в склянке,
которая радостно катится вниз по лестнице,
в поисках формы почти выворачиваясь наизнанку.
Справедливость уже влепила мне удар по уху
за несмелые колебания в темную сторону силы,
и на твоем месте, я бы прислушаться к этому шороху,
от которого даже черная кровь застывает в жилах.
Надеюсь, ты поймешь меня правильно: я злорадствую,
потому что получил на это минутное право,
решившись сойти, пускай на конечной станции,
с поезда в ад на перрон, окруженный лавой.
Лава, как водится, оказалась зеленым лугом,
На котором я обыкновенно решил вздремнуть,
А когда проснулся, мир был к моим услугам,
И, подумав немного, я встал и продолжил путь.
Когда-то написал один человек. И я вот думаю, почему моя лава остается лавой и по ней так больно идти? Почему мой зеленый луг – трава как острые ножи, режет мне ступни, почему о стволы деревьев я сдираю кожу с рук до мяса… Где постоянно ошибаюсь, и почему продолжаю это делать? Почему туз из моей задницы все стремятся вытащить, но ни у кого не получается, в чем причина сомнений в самой себе?.. Эти вопросы одолевали меня всю ночь, а стихотворение вертелось в голове нескончаемыми словами, выводящие хороводом метель мыслей в моей голове. И ныть никак не получалось, хотелось потеряться и не находиться. Стоит ли это того? Или просто очередная ошибка?..


8.

Я сидела у воды на пляже, одной рукой гладила Била по голове, зябко ежилась плечами, а другой придерживала книгу, чьи страницы рвал ветер. Было холодно, от залива пахло печальным морем; на душе волны разбивались не о песчаный берег, а о скалы, и было до противного забавно думать, что все будет хорошо.
Я была счастлива, потому что осталась в уединении, но единственного так и не получила. Родного и близкого человека. От существования которого чувствуешь себя полноценнее,  а без него – как отрезали часть тебя и возвращать не собираются. Кто-то тоскует о банальностях, а я печалюсь о том, что просто мне не хватает того, кто объединил бы всех, кто рядом со мной, в одно лицо… И не спорю, что думаю о глупых вещах, но я понимаю, что все мои мысли – набор не существенных желаний. А возможностей так и не прибавилось. И что мечты сбылись: есть свой дом, машина, обожаемая собака, работа, деньги, книги, и даже мечты остались. А вот сокровенное желание души так и не исполнилось. Да, я познаю себя в уединении, и не хочу проводить с кем-то время, могу отказаться куда-то отправиться. Все равно легка на подъем, и по-прежнему я отвратительно банальна и обычна.


Но в голове мысль остается, и уже семь лет мне близок человек, который сейчас рядом потому, что проиграл в споре. Да и то. Проиграл с натяжкой.
Не знаю, к чему мне сейчас подумалось, но я… часто до сих пор отправляю письма, а ответы мне так и не доходят. Глупо как-то. Безответный человек. А все письма, что у меня есть ко мне, лежат в шкатулке и имеют звание: героиновых. Это очень сильно, глупо и нелепо. Но так хочется знать, что обязательно к ним вернусь.
А в сердце писем и несказанных слов намного больше. И уже неделю назад я отправила письмо человеку, который мне дорог более других, а тем более себя, а ответа нет. И сейчас я перечитываю его в голове.

«Каждый человек имеет право на знание, на осознание, и после получение того, понимание второго, человек получает третье право: на смерть. Ты знаешь, что я всегда мечтала умереть, и это в моей голове стучит барабанными палочками, часто не попадая в ритм. Я где-то сбиваюсь, поэтому дома часто слушаю биение метронома, и сердце начинает биться так же – медленно или быстро. Но, когда я вспоминаю о тебе, мое сердце делает свой собственный бит. И ему позволительно это. Я не говорю тебе о любви, во-первых, я слишком горда для этого, во-вторых, это уже звучит как обязательство, в-третьих, она как принуждение, так как делать больно не хочешь. Поэтому я просто говорю о том, что есть. Ты стал мне слишком дорог уже  давно, и решения этой проблемы я не видела и продолжаю не видеть. И немного хочется потеряться не в трех соснах своих трех прав, а хочется найти четвертый кубик, для разгадывания загадки. У меня не получается без тебя собрать целостную картину мира. Может я и ошибаюсь. Но если человек допускает ошибку, то допускает ее один, двое не могут допускать одну и ту же ошибку, потому что где двое – там одна правда на двоих. Поэтому прошу тебя опровергнуть, либо согласиться. Я жду… Умирать не буду, обещаю, потому что еще не заслужила такого права, ведь я не осознала, правда?»

И ответа все нет, и ждать его, чувствую уже бессмысленно. Поэтому я закрою книгу и отправлюсь в дом, но перед этим посмотрю на море, вдохну аромат своей жизни и, взлохматив пса, уйду домой, завтра будет завтра, а сегодня надо жить так, чтобы потом не было стыдно перед самим собой.

- Что ты делаешь? Ты же замерзла?! – раздался гневный голос над ухом.
- Ты пришел.
- Да. Только почту я проверяю нечасто в последнее время…

Я осознала. И права на ошибку – нет такого права. Есть право на осознание ошибки или правоты. Чтобы быть правым – ищите, кто вам докажет, что вы правы, а если ошиблись, то останетесь одни, осознайте это и умрите с чистой совестью.
А время сделало полный оборот. Сейчас снова весна.