Незалеченные раны неоконченной войны. Часть3

                «Незалеченные раны неоконченной войны…»

                Часть 3


                Глава четвёртая


                1


      Поздним вечером, в конце марта 90-го в квартире Александра Невского раздался телефонный звонок.  Звонила Валентина Растегаева. Она и раньше  изредка звонила, считая, что лучше всё же поговорить, чем сообщать новости в письмах.  А новость, и правда, была экстраординарная,  сразу стало понятно желание  молодой женщины поделиться с ней.

-Саша, ты не поверишь! В семье Куприяновых прибавление – Надюша родила дочку!

-Какая Надюша? – не сразу сообразил Александр.

- Ну, ты даёшь! Какая-какая. Жена Виталика, естественно.

  Только сейчас в голове новость сложилась в стройную картину: Виталий Куприянов, тот самый Виталий, стал отцом. А Надежда, соответственно, - матерью.
 
- А ты ничего не напутала? – всё же осторожно поинтересовался Невский.
- Не волнуйся, у меня с головой всё в порядке,- на том конце провода раздался смех. – Мне сейчас на квартиру  позвонил сам Виталий. Да, ты же не знаешь – Виталик давно уже сам ходит.  Он  снова в Ленинграде, в клинике травматологии Военно-Медицинской Академии.  А     Надя рожать уехала домой в Волгоград ещё  два месяца назад. Теперь с Виталием только его мама.   К своему стыду, я и сама давно его не навещала, но вот теперь чаще созваниваемся, Галина Павловна набирает номер, держит трубку, а Виталик говорит.  Я и его маму поздравила с новым статусом – бабушки.  Она, конечно, очень рада за молодых. Ещё бы, такое счастье. Продолжение рода.  Их старший-то сын так и не стал ещё отцом.   Да, а Антон с Зиной переехали в Москву, жалко, что не могут теперь навещать Виталия. У них  растёт такой прелестный бутуз! Больше года уже ему.  Дочку назвали Алёнкой.

-Ты же сказала, что у них сын, - изумился Невский.

-Да я про Куприяновых.  Они, оказывается, заранее договорились. Если бы родился сын, то назвали Сергеем, в честь командира взвода, который его спас.

  Валентина ещё долго рассказывала последние новости, стараясь не упустить ничего. Александр внимательно слушал, кивая головой,  словно Валя могла его видеть.

-Теперь всё понятно. Пожалуйста, передай от меня тоже поздравление Виталию и его маме, а они пусть Наде передают наилучшие поздравления.

-Ладно! Спокойной ночи.

  Разговор завершился.  Виталия Куприянова Александр не видел около двух лет, но старался быть в курсе всех его новостей. Это удавалось с помощью Валентины, которая стала верной подругой  Наде, надёжным другом Виталию. А уж Галина Павловна души не чаяла в этой молодой женщине.

   После такой новости долго не спалось.  Вновь и вновь прокручивал Александр в голове всё, что знал и помнил о Куприянове.  Несомненно, для врачей Виталий представлял медицинский феномен, исключительный случай.  Они  долгие годы не переставали удивляться: откуда в этом парне такая жизненная сила? Куприянов прошёл сущий ад, перенёс почти 50 (!) операций.  И выжил.

    Но не следует забывать и о том, что именно этот человек, Куприянов, испытал на себе всё зло и пакость наших дней: жестокий ведомственный цинизм, глухое равнодушие собесов, ВТЭКов, абсурдность многих инструкций и законов, в которые никак не вписывалась его судьба не по общей мерке.

   Он долго боролся за жизнь, по сути, в полном вакууме. Не на афганской выжженной  земле, не в пустыне – на родной земле, где столько краски перевели на лозунги о благе человека. И столько словесного елея пролили вокруг нашего гуманизма.

  Униженные просители – такая была уготована участь не только Виталию, но и его близким. Они не один год бедствовали, перебивались. И нигде не могли найти ответы  на такие простые вопросы: почему, например, Виталию, на годы прикованному к госпитальной койке, нельзя назначить пенсию по инвалидности?  Почему он, честно выполнивший долг, по-прежнему получает солдатские семь рублей в месяц? Почему Галина Павловна, прописанная в Волгограде, не может работать санитаркой в клинике в Ленинграде и быть при сыне? Или не может жить в общежитии, а не в гостинице, где плата им не по карману? Почему?  Многочисленные почему…

   Получить ответы тогда было всё равно, что докричаться в прошлый век. Им всюду отвечали: нет, нельзя, не положено.  Но, слава Богу, этот «гордиев узел» удалось разрубить после письма мамы Виталия Министру обороны.  И тут история приняла другой оборот. Оказалось, люди,  которые отвечали «нет», «не положено», те же самые люди могут действовать и вопреки инструкциям, на которые ссылались вчера.  В один день Куприянову назначили пенсию,  I группу инвалидности, компенсировали все расходы, Галину Павловну оформили санитаркой…

   И вот снова Ленинград,  Военно-Медицинская Академия, клиника  военной травматологии и ортопедии (ВТО). Всё та же палата на четверых. Виталий на своём привычном месте, справа от окна. Как будто и не было  этих жутких пяти госпитальных лет. Правда, теперь Виталий заметно окреп, даже поправился. Встаёт без помощи мамы, сам ходит в курилку, хотя нога опять  пронизана спицами от аппарата. По-прежнему  занимается английским. Теперь к нему ходит преподаватель. Лечит Виталика всё тот же полковник медслужбы Артемьев. Это он вселил в Виталия надежду, что снова сможет ходить. С ногами, считает Александр Анатольевич, дело ясное.  Другой вопрос – глаза…



                2

   Летом того же года Куприяновы решили пробиться к светилу. Несколько месяцев не без помощи депутата из Волгограда  они добивались приёма у офтальмолога Фёдорова. Но Виталия он не принял. Его осмотрели другие специалисты центра и дали заключение: об операции речь идти не может. 

    Оставалась одно: искать помощи в заграничных клиниках.  Галина Павловна собрала все медицинские документы и направила в Минздрав СССР. Ответа пришлось ждать несколько месяцев.

 В стране между тем происходили глобальные перемены. Гражданское  общество «бурлило и клокотало», его  раздирали противоречия.  Вся страна, затаив дыхание, слушала выступления народных депутатов, многие предпочитали смотреть эти «баталии» по телевизору.   «Афганцев»  не в последнюю очередь интересовала оценка афганской войны.

   Конечно,  Виталий – человек гордый. Никто не мог припомнить случая, чтобы он когда-нибудь плакался. Даже в самые чёрные дни. И даже тогда, когда про Афганистан сказали: ненужная, проигранная война (Ой-ли, проигранная? Армия вышла организованно согласно подписанному соглашению, с развёрнутыми знамёнами, последним вышел командарм), ненужные жертвы.  В обществе не задумывались над этим, выслушивая выступающих с  трибуны «крикунов», а между тем таким, как Куприянов, жить с тех пор стало гораздо труднее.  Но жить надо. И такие, как он, стиснув зубы, продолжали жить, загоняя внутрь переживания.

  Не от  Виталия Куприянова узнала Валентина, что с 1 октября 90-го ему пенсия причитается 220 рублей. Раньше получал 160.  Но уже и в наступившем 1991-м не могут эту новую пенсию пересчитать в ленинградском горсобесе.  Говорят, пишите письмо в Минсобес РСФСР, сами выясняйте, где ваши списки.

   В феврале пришёл ответ из управления специализированной помощи: вопрос лечения за рубежом проработан управлением внешних связей МЗ СССР с клиниками ФРГ. Ориентировочная стоимость лечения – 100 тысяч долларов.  Виталий сразу воспрянул духом – он был уверен, что министерство  здравоохранения сможет выделить нужную сумму для своего солдата, пострадавшего на войне. Между тем мытарства Куприяновых в Ленинграде из-за их волгоградской прописки продолжались. Болезнь приписала его к этому городу надолго. Но штамп в паспорте не раз загонял этих людей в самые унизительные ситуации, когда  звучали всё те же слова: нет, нельзя, не положено, хоть и случай особый. В феврале 91-го по той же причине Виталию был закрыт вход в ленинградский магазин «Ветеран». А он между тем в клинике безвыездно с осени прошлого года. Парню стыдно признаться: нужны джинсы.  У кооператоров цены, известно какие – аховые.  В синих же госпитальных штанах за границу  на лечение не поедешь. 

   Но это, конечно, мелочи по сравнению с желанием Виталия найти хоть какое-нибудь, маленькое, но дело.  Такого дела нет. Специально ездил в Москву в Центральный институт экспериментального труда инвалидов. Там помочь ничем не смогли. Редкий случай. Без рук, слепой, о какой работе может идти речь? Биопротез руки сделать, конечно, можно, даже и на обе руки. Но зачем, говорят, такие протезы, если нет глаз?

    Сложнее стало узнавать новости о Куприянове – в конце февраля уехала в другой город на постоянное место жительства Валентина Растегаева, к тому времени у неё сменилась фамилия, ведь она вышла замуж.  Но напоследок она сразила Невского новостью, позвонив ему, как обычно, на домашний телефон.  Это известие  повергло в большое уныние.  Виталий и Надежда больше не муж и жена. Не каждая женщина способна выдержать такое испытание. Надя, похоже, не выдержала.  Его Надежда, его жена, женщина, которая поддерживала его в самые тяжёлые дни, не смогла  «разорваться» между мужем-инвалидом и дочерью, требующей каждодневного внимания.

  Узнав об этом, кто-то обрушит на неё свой гнев и осуждение. Но лично Невский не брался быть судьёй. Со стороны всё просто и ясно.  Наши чувства не затронуты. Мыслим логично и бесстрастно. А тут – личная трагедия, в которой могут разобраться лишь двое.   Этими мыслями Александр и поделился с Валентиной. «Главное,- закончил он, - мне кажется, что у Виталия есть дочь. И возможно, один шанс из тысячи даст ему счастье когда-нибудь увидеть свою Алёнку».



                3

   
   Однажды вечером, в конце марта,  Александр Невский по обыкновению решил посмотреть новости по телевизору.  Раньше не избалованный советский зритель довольствовался двумя телеканалами, был рад и этому. Теперь стали появляться дополнительные, в том числе и канал кабельного вещания, по которому день и ночь «крутили» зарубежные боевики и ужасы. Но ужасов хватало и в советских новостях. Страна продолжала бурлить и меняться.  Особенно радовала появившаяся возможность смотреть телеканал Ленинграда.   Даже новости подавались под иным углом зрения, чем  у других.

   Страну захлестнули различные конкурсы, среди них -  всевозможные «мисс» городов,  районов, республик, отраслей и прочее – прочее – прочее. Вот и сейчас один из корреспондентов взахлёб рассказывал о ходе проведения конкурса «Мисс Пресса СССР». Журналисткам предстоял роскошный морской круиз в экзотические страны.  Что ж, хороший у них получится отдых, наберутся богатых впечатлений и с новыми силами начнут писать в газетах свои опусы. Удивительно, но в нашем обнищавшем государстве на подобные шоу валюта находится всегда.

   Сплюнув в сердцах, Александр переключил канал на Ленинград.  И очень вовремя. Шла передача об «афганцах», ставших инвалидами на войне.

  Корреспондент беседовал с сидящим рядом на лавочке пареньком, который крепко сжимал коленями поставленную тросточку. «Следует сказать об отношении к нам, инвалидам-«афганцам», здесь, в Союзе. Многое испытал на себе. Пенсию мне назначили даже не девяносто, а сорок четыре рубля. Как прожить на эти деньги при нынешней дороговизне? А у меня же семья…

  Пора ответить,  наконец, на наши многочисленные вопросы. Почему, став инвалидами (мы лишились здоровья, выполняя приказ Родины), многие из нас оказались никому не нужны? Даже если афганская война и была политической ошибкой – мы-то, в чём виноваты? До каких пор о нас будут вспоминать, лишь, когда надо выступать перед школьниками? Почему, поломав столько молодых жизней, государство не может обеспечить нас необходимым? «И откуда вас, инвалидов, столько развелось? – услышал я однажды в почтенном заведении. – Слишком много вам льгот дали». Да, решение о льготах действительно есть, и, я считаю, мы их получили не за красивые глаза. Но  как выполняют эти решения на местах? Будто одолжение делают.

  А что за убожество выпускается у нас под названием «протезы» (паренёк постучал тросточкой по своей правой ноге)? Многие ребята рисковали сломать себе шею уже здесь, в Союзе, падая с этих протезов.  Я повторяю: не могу взять в толк, почему страна-гигант, считающая себя цивилизованной, не заботится о тех, кого послало на войну?  Почему газеты нашли возможность уделить немало места вернувшимся из плена, иные из которых нарушили присягу, обливали грязью Родину на Западе, а о тех, кто честно выполнил свой долг, забывают? Я понимаю, что тема Афгана выходит из моды. Но, товарищи журналисты, подождите гоняться за сенсациями, вспомните, наконец, простых людей, их повседневные проблемы!

   Наши беды – тема отдельного большого разговора. Скажу ещё лишь вот о чём. Память павших в Афганистане должна быть свящённой. Будь моя воля, издал бы «Книгу Памяти» - о тех, кто погиб, выполняя свой интернациональный долг. Хотя бы по пол-листочка уделил каждому. Чтобы матери, вдовы смогли взять её в руки, убедиться, что их сыновья, мужья не забыты…»

  Сразу после этой передачи начались  знаменитые «600 секунд» Невзорова.  Первая же коротенькая информация ударила Невского, как током: 100 тысяч долларов нужно на глазную операцию «афганцу» Виталию  Куприянову. Минздрав СССР в валюте отказал…

  Александр даже подскочил с дивана, не удержался от крепкого слова.  У парня был шанс, и Куприянов имел полное моральное право использовать этот шанс. Но вот чиновники сами решили, что деньги этому искалеченному парню выделять не следует.  Трудно сказать, о каких именно клиниках в ФРГ шла речь, о каких специалистах. Невский и не пытался брать на себя смелость утверждать, что на Западе Виталию смогут вернуть зрение. Но появилась малюсенькая надежда на успех. Почему же не  воспользоваться этой возможностью?!

   Вопрос: где взять сто тысяч долларов? Он неотлучно сидел в голове Невского несколько дней. Побывал в Свердловском Отделении Союза  Ветеранов Афганистана. Оказалось, что эта беда не оставила равнодушными уральских  «афганцев», изыскиваются средства. Конечно, всю сумму «не поднять», но свой вклад будет внесён.  Уже обзвонили соседние области, там тоже готовы прийти на помощь…

   Домой Невский возвращался в приподнятом настроении.   В дни ярых противоборств и хрипа оголтелости, бесконечных парламентских дебатов и уличных споров, граждане страны не должны позволить себе очерстветь настолько, чтобы их не брала за живое такая судьба, как судьба Виталия Куприянова…



                Эпилог



       Тёплый майский вечер был на излёте. Удобно устроившись на диване, Невский смотрел передачу  ленинградского канала.  Держа микрофон в руках,  журналист, стоя на фоне знакомого до боли здания, говорил, смотря прямо в камеру:

«В Ленинград, как и во многие другие города и населённые пункты нашей страны, возвратились воины-интернационалисты. Как встретил их город, в котором были воздвигнуты в честь русского солдата, возвратившегося на Родину, Нарвские ворота, город, где каждый девятый житель – блокадник, хорошо знающий почём фунт военного лиха, где, наконец, пару лет назад родилось очень нужное в наши дни общественное движение «Милосердие»? Чем больше мы вникали в этот вопрос, тем тяжелее становилось на сердце: на «воевавших сыновей невоевавших отцов» социальная справедливость в Ленинграде пока почти не распространяется. И ладно бы на целых-невредимых, но и на покалеченных. Последний плацдарм на ленинградской земле, где раненые «афганцы» чувствуют о себе действительную заботу, - клиника военной травматологии и ортопедии Военно-Медицинской Академии им. Кирова С. М.  Но и это только потому, что клиника ведёт ожесточённые бои с бюрократическим окружением».

   Далее журналист вкратце рассказал об одном таком раненом «афганце», который около шести лет находился на лечении в клинике травматологии и обрёл здесь второе рождение. Воин-десантник, получил тяжелейшее ранение, потерял обе руки, заново научился ходить.  Теперь у него появился шанс заново увидеть.

  « Министерство здравоохранения, которое должно исходить из принципов милосердия,  отказало ему в выделении валюты для лечения  на Западе.  К счастью, не перевелись пока милосердные люди. Есть необходимая сумма – сто тысяч долларов. Их передают Виталию Куприянову Союз ветеранов Афганистана и Всесоюзная ассоциация воинов запаса, воинов-интернационалистов. Живи надеждой,  Куприянов! Дай Бог тебе, Виталий!»


               

    Вместо послесловия               

 
  Стихотворение (песня) Владислава Исмагилова:

Он по улице шел, не по моде одет,
Изучающий взгляд из-под темных бровей,
Он как-будто бы здесь, и как-будто и нет,
Средь своих он казался чужим для людей.

Он был прям и, быть может, немного горяч,
Молчаливым, с печалью тоски,
Будто в сердце его поселился палач
И снутри разрывал на куски.

Он смотрел на огни разноцветных реклам
И в себя уходил на часы.
Он больной? Не пугайтесь, отвечу я вам,
Просто он не вернулся с войны.

Он какой-то чудной и, наверное, псих -
Со спины его шепотом режут.
Он вернулся как-будто чужим для своих,
Ни к друзьям, ни к врагам, где-то - между.

Он не может понять, как здесь люди живут,
Без войны тут шагают по трупам,
Из-за денег и женщин воюют и мрут
Лучший друг вдруг становится Брутом
Из-за денег и юбок воруют и лгут,
Лучший друг превращается в Брута.

Сколько тех, кто не смог возвратиться домой,
Хоть вернулись, оставшись в живых,
И, сошедши с тропы в незаконченный бой,
Превратились в своих для чужих.
И сорвавшись с тропы, в незаконченный бой
Превратились  в своих для чужих



                *

Использованные материалы:

-Агапова Е., газета «Красная звезда», цикл статей (июнь, декабрь 1988, март 1991);
-Медведников А. «Пережитое», газета «Правда», июнь 1988г.;
-Сорокин Е.  «Что мы делали там?», газета «Собеседник», май 1989г.


                ***