Седой музыкант

               


Ремонт был в самом разгаре, когда Николай почувствовал, что мастер нервничает. Как человек привыкший отмечать малейшие изменения в окружающей обстановке, он попытался проанализировать причину этой его нервозности и беспокойства. Напрасно.

Николай сразу отмел нечестность. Специалист по отделке был проверенный, его рекомендовали серьезные, надежные люди, а весь материал Николай закупал и привозил сам. Не потому что не доверял. Просто ему это нравилось. Создавалось ощущение причастности. Из квартиры украсть тоже было нечего, по одной простой причине – она была абсолютно пуста, поскольку купив ее, Николай решил заселиться только после окончания ремонта.


                То, что отделка идет не так, тоже отметалось. Стены выравнивались идеально, причем мастер сам предложил пройтись по ним с лазерным уровнем и правилом, чтобы показать свою профессиональную состоятельность. Придраться было не к чему, человек действительно знал свое дело. И по срокам все сходилось, мастер работал даже с небольшим опережением назначенного им же самим графика. И тем не менее он сильно нервничал. А жизнь и специфическая профессия Николая показывала, что прислушиваться надо даже к мелочам, поскольку невнимательность может дорого стоить.




Как одна из версий была мысль, что у строителя проблемы личного плана. Но от предложенных авансом денег он отказался, сказав , что не потратил еще то что выдано ранее. В общем, все вроде было у строителя хорошо. Вот только больно сильно он нервничал. И вслед за ним томился от непонятности Николай.

         Сегодня он решил спросить его напрямую.

                В квартиру Николай приехал позже обычного, поскольку позвонил один из старых заказчиков. С ним он работал уже почти десяток лет и предложения с его стороны всегда были очень интересны. Как в плане исполнения, так и по оплате. Дело было достаточно срочным, переговоры прошли в небольшом открытом ресторанчике у метро Багратионовская и продолжались достаточно долго, поскольку из за сложности заказа возникло множество вопросов требовавших незамедлительного решения и тщательного обсуждения.

В замечательном расположении духа , почти беззвучно что то насвистывая Николай поднялся на лифте на шестнадцатый этаж и повернув  дверную ручку зашел в квартиру, приговаривая – Тук – тук! В квартире сильно пахло сигаретным дымом. А сам мастер сидел на кухне и нервно курил, что ему было запрещено, держа дымящуюся сигарету дрожащими пальцами, хотя по уговору курить он должен был выходить на балкон и ситуация как нельзя подходила для того, что бы расспросить о том, чем собственно вызвана такая нездоровая нервозность.

Однако не дожидаясь расспросов мастер заговорил первый. – Не могу я тут больше, Николай Саныч! - чуть ли не со слезами в голосе запричитал он, вызвав у Николая некоторое недоумение. - Что случилось то, Олег? Мастер же горячо и сбивчиво стал объяснять. Не могу я тут больше, -повторился он . Боюсь. И немного смущенно продолжал – Я взрослый здоровый мужик, стыдно признаваться в этом, но я боюсь!


Чего? – недоуменно спросил Николай, не ожидавший такого поворота событий и весь сжавшийся внутренне как пружина. Олег испуганно озираясь и прислушиваясь к чему то, сказал переходя на шепот - Что то у вас в квартире нечисто. Эти звуки, они меня с ума сведут. Да и мало звуки, здесь кто то есть! Где? – вопросы недоумевающего Николая не отличались разнообразием. В квартире! – сделав круглые глаза и гримасничая  ответил испуганный мастер.



Николай протер платком запыленную табуретку и медленно присел. Так! Успокойся и давай по порядку! Олег, по прежнему нервно озираясь принялся сбивчиво объяснять – Сначала я думал что это ветер воет. Знаете, бывает так иногда – не закроют слуховые окна или чердачную дверь и в сильный ветер на  верхних  этажах вой стоит. Так я сперва подумал что и у вас точно также. Только не ветер это! Звуки раздаваться начинают только вечером , после десяти. И хуже всего то, что не  просто воет. Олег вплотную приблизился и прошептал нервно оглянувшись – Это музыка!


Я даже мелодии различаю. Чаще всего звучит известная очень, по моему называется « Одинокий пастух»  . Ее еще на дудочках таких играют, их много вместе слеплено. Джеймс Лост – задумчиво произнес Николай. А … - только было открыл он рот, но Олег предвосхитив его вопрос продолжал, - Я подумал тогда что играет кто то из  соседей и не поленился  всех на двух этажах обойти под разными предлогами. На шестнадцатом, на этом то есть, поправился Олег, из четырех квартир в отсеке,  в двух нет никого, хозяева на море уехали, в Турцию. Напротив вашей живет женщина, Татьяна, она редко здесь бывает, в основном пропадает на даче и ночует там же. Живет она одна,  а музыку терпеть не может. Внизу, на пятнадцатом одна квартира пустует, в одной живет дед с внуком, рядом с ним молодая пара с маленьким ребенком и рядом женщина за сорок чуть, с престарелым отцом.  Деду я напросился помочь починить розетку. Он глухой как пень, а внук из компьютера не вылезает, режется в стрелялки. Молодым не до музыки, у них ребенок маленький, лишний шорох боятся сделать, чтоб его не потревожить. У женщины отец больной, сама она на двух или трех работах. Так что приезжает она и до кровати бы только добраться.

Я с Татьяной долго беседовал. Все таки один этаж, но не слышала она ничего. А потом пошутила – может это стены у вас музыкой пропитались, а теперь она выходит оттуда. Ведь оказывается до Вас здесь жил музыкант один. Умер он не так давно, меньше года назад. А я ведь когда один чувствую прямо, будто за спиной кто стоит. Словно сквознячком по затылку пробирает. Но опять это все ничего, только со  вчерашнего вечера флейта эта больше не играет. Теперь я скрипку слышу. И звучит … Олег судорожно сглотнул, - похоронный марш. Теперь выговорившись Олег уже не просто боялся. Он просто трясся как осиновый лист, хотя Николай не до конца понимал причину его испуга.




Словно сомнамбула Олег прошел по коридору и вдруг как то вздрогнув, вжал голову в плечи и подскочил к двери, принявшись судорожно нашаривать ручку. Он не смотрел ни на Николая, ни на что, просто отчаянно пытался открыть дверь, будто от этого зависела его жизнь. Николай задумчиво взирал за происходящим и отметил, что мастер в своих бесплотных попытках стал белее бумаги и от ужаса не видит перед собой ничего. А Олег вдруг вскрикнул и открыв таки дверь выскочил в коридор, словно вихрь, неуклюжий впрочем, поскольку он там ударился врезавшись во что то, а затем было слышно только дробный, затухающий стук ботинок по лестнице.

                Единственным разумным объяснением настолько неадекватного поведения было только психическое заболевание. Наследственное что то, белая горячка ли, но несомненно случилось беда у парня с мозгами и покачав головой Николай уже решал, что же делать дальше с незаконченным ремонтом и создавшейся нездоровой этой ситуацией. Пытаясь сдержать усиливающееся с каждой минутой недовольство, он пошел по квартире.  Не осматривая тщательно, а больше просто для того, что б успокоится. Николай бесцельно переходил из комнаты в комнату, передвигал стулья, рассматривал инструмент, пока в какой то из моментов ему не послышался тихий, еле заметный звук, бывший достаточно сильным, что бы можно было считать, что просто ослышался или принять за шум в ушах.               

                Подняв одну бровь, Николай задумчиво прислушивался. Похоже на ветер. Усилившийся к ночи ветер дует в неприкрытую чердачную дверь, или в образовавшуюся от оторвавшегося куска железа или рубероида полость. А поскольку днем шумы города достаточно сильны, то этого звука и не слышно. Все достаточно просто. Просто, для человека, который привык думать и умеет сдерживать страх. А этот парень съехал с катушек из за неумения управлять своими чувствами. Хотя что его винить, он же строитель, а не…  Но не переставая прислушиваться Николай заметил, что звук очень похож на музыку. Легкая улыбка тронула его губы. Тут есть отчего свихнуться, - подумал он. И желая проверить внезапно возникшую мысль, Николай открыл окно спальни, в которой сейчас находился. Но странное дело, ожидая с улицы порыв ветра в лицо, он обнаружил снаружи поразительное безветрие. Ни дуновения. Только воздух на улице был чуть прохладнее и все. И каждое следующее открытое окно дало тот же результат.               


А звук становился все слышнее и слышнее. Настолько, что мелодию можно было легко различить. Это и правда был «Одинокий пастух» А поскольку звук усиливался, это не могло быть слуховой галлюцинацией. По крайней мере Николай хотел в это верить. Звук не становился слышнее при открытом окне. В общем коридоре перед квартирами вообще ничего не было слышно. И Николай стал подумывать, что приобрел не очень хорошую квартиру. Что если не получится устранить это назойливое звучание. Вот риэлтор, сука! Наверняка ему было все известно. Чувствуя возвращение улегшегося было раздражения, Николай зашел в квартиру и тихо закрыл за собой дверь. Можно было назвать его задумчивым, но внутри он кипел от злости. Потеряно время! Потеряны деньги! А звуки меж тем становились все громче и громче. Николай пошел было на кухню, собираясь затворить открытое во время экспериментов окно и прогоняя мысленно возможные варианты решения проблемы, как вдруг не услышал, а скорее почувствовал что то. Легкое движение.

Натренированное тело его среагировало раньше даже, чем мозг успел воспринять, что видит Николай перед собой человека. Быстрый взгляд на пол, присед и в руках уже удобно была зажата остроносая стальная насадка к перфоратору. Замах, но Николай остановил готовую уже метнуть импровизированное оружие в предполагаемого противника руку. Человек стоявший в дверном проеме грустно покачал головой, словно бы говоря  – Ни к чему… И не услышал Николай , а воспринял скорее – Мертвее ты меня уже не сделаешь. Лучше сначала выслушай.  Не так давно я жил здесь,- и говоривший повел  рукой вокруг себя. Эта квартира, - при этом он горько усмехнулся, - знаешь, когда проведешь всю жизнь в коммуналке и  вдруг получаешь от государства отдельное жилье, - тут он замялся.  Только тогда я почувствовал, что достиг чего то в жизни. А жизнь то почти уж пролетела… Консерватория, успешные выступления, признание и постепенный, но непрекращающийся спад.               

Мозг отказывался воспринимать происходившее. Во первых виденный им человек был несколько бесплотен, поскольку иногда изображение расплывалось и словно текло. Не было ни теней у него и оно тени не отбрасывало. Говоривший не шевелил губами, но Николай его понимал. И Николай столько раз видевший смерть и бывший непосредственным ее помощником и орудием ощутил холодок, побежавший по спине и слабость в ногах. Вот оно! Момент истины. Видно пришла моя очередь… Но старик поднял на него призрачный свой взгляд и вновь отрицательно покачал головой. Нет, не ты. Я хотел просить тебя о помощи. Но этому свой черед. 

Так о чем я? Николай мог поклясться, что призрак сухо пожевал губами и продолжил, - Я стал крепко выпивать… Не сразу конечно. Сначала это были просто вечерние возлияния. Через день, два, три. Постепенно сокращалось время меж ними. Было немного страшновато, где то там, в глубине души. Только очень глубоко. Шевелилось. И проскакивала боязнь. Но я успокаивал себя –Я же работаю! Тружусь! Не то, что эти дегенерировавшие алкоголики.  Но уже мог позволить прийти на репетицию с приличного таки похмелья. И уже не было никаких промежутков. Каждый вечер я должен был выпить! Меня трясло, мутило, подкрадывался страх и каждый раз я придумывал что то в оправдание, каждый раз как то в душе изворачивался, только что бы напиться. Причем если раньше это был благородный дорогой коньяк, хорошее вино, то позже достаточно стало, просто добротного алкоголя. А насколько добротного? Старик сам спросив, сам и ответил – А чтоб не выворачивало наизнанку,  когда его понюхаешь. Вот и весь критерий.

Незаметно подкралось такое состояние и жажда, что времени проведенного вечером и ночью во сне пьяным мне перестало хватать. Как следствие я стал опохмеляться. Раз в неделю, два, а затем и каждый день, тоже как то это себе объяснив. Но выпить хотелось так уже, что особых душевных противоречий не было. Разум просто напросто заткнулся, уступая более сильному желанию, пусть оно и противоречило чувству самосохранения. И соответственно все эти робкие поначалу похмеления перешли в разряд – А нажрусь-ка  я днем. Что разумеется сразу заметило мое руководство и если похмельное мое состояние оно как то еще терпело, в этом же случае мне незамедлительно указали на дверь. И пошло-поехало! После первого увольнения последовал мой первый полноценный запой. Работу хоть как то соответствовавшую моей прежней найти не было уже возможности, поскольку порок был виден на челе даже неопытному взору и я катился вниз, меняя все более худшие и худшие музыкальные коллективы на откровенные уже вертепы, пока настал момент, что даже в скопище самых отъявленных пропойцев и отребья играющих даже не на похоронах, а черт уже знает где, мне отказали.

Старик тряхнул призрачной своей седой гривой и подняв лицо кверху задумался, сложив молитвенно длинные, тонкие пальцы музыканта. Через мгновение он продолжил уже с горькой улыбкой, - И стал играть в подземных переходах… Как говорили при встречах мои знакомые, в тех редких случаях, когда набирались смелости меня узнать – Докатился! Бывало конечно что и неплохо перепадало, а бывало, что и ложился спать голодным. Впрочем пьяный вдрызг человек на такие мелочи внимания мало обращает. Если на то что бы выпить хватило,  значит и день удался.

                Николай за это время уже пришел в себя и даже немного развеселился что ли, надо же, призрак желающий излить свою душу! Но старик моментально уловив его настроение вытянул ладонью вперед свою призрачную руку и сказал быстро, - Я отвлекся! Но много еще времени не отниму! После полугода наверное, моих подземных выступлений, ко мне обратился человек, предложивший поменять мою квартиру. Он предложил мне небольшую однокомнатную на окраине и достаточное количество денег, которое должно было дополнить разницу в цене. Я недолго подумав согласился и передал ему необходимые документы. Мы сели в машину, только вместо кабинета нотариуса я очутился в лесу. Там меня, невзирая на слабые попытки сопротивления, стукнули по голове, а много мне и не надо было и забросали еще живого землей.

Каково это? Очень, скажу тебе неприятно… Воздух, все же поступал, пусть его было и ничтожно мало, но все ж не настолько, что бы я умер сразу. А засыпавшая тело земля не давала вздохнуть своей тяжестью и так я долго- долго агонизировал, вполузабытьи. Легкие жгло, буквально, пекло изнутри- поморщился старик, вспоминая. - Это было ужасно больно.- подумав, добавил он. - И вот пока я так долго и тщетно пытался уйти из жизни, видимо произошло что то, поскольку на земле остался мой бесплотный дух. Может быть там, засыпанный жирной, сырой почвой я поклялся отомстить. Может проклял кого. Не помню. Факт, что я здесь! И я хочу, что бы ты мне помог.

Николай недоуменно поднял бровь. Старик с прищуром посмотрел на него. А тебе больше ничего и не остается! И нехорошо усмехнулся. В этой квартире ты все равно жить не сможешь. Я просто этого не дам! Продать у тебя тоже ее не получится, ровно как и обменять, ты уж поверь мне, я об этом позабочусь. Старик при этом нехорошо усмехнулся. - Взывать к твоей совести и напирать на справедливость я не собираюсь, поскольку это бесполезно. Я же знаю, что ты наемный убийца. Поэтому постараюсь  воздействовать с экономической точки зрения. Тебе дешевле выйдет помочь мне и убить человека, на которого я тебе укажу. После этого я даю слово, что покидаю квартиру и ты меня больше никогда не увидишь и не услышишь.


Николай стоял, молча обдумывая слова старика. Так вот как оно выглядит, предложение, от которого невозможно отказаться. Пожалуй, дешевле будет его принять. И он коротко кивнул, -  Я согласен! Причем не мог отделаться от ощущения, будто продал сейчас, свою душу дьяволу. Хотя возможно это случилось намного раньше. – Что ж, перейдем к делу. Кто он старик? Скажи мне имя!



Спустя пять  дней тому, преуспевающий владелец риэлторского агенства  Шлыга Семен Федорович нашаривал ключом   скважину, когда почувствовал, что за спиной кто то стоит и обернулся. Не успев ничего понять даже и как следует рассмотреть подошедшего, он странно дернулся всем телом и мешком повалился на кафельный пол лестничной клетки, одновременно со странным звуком – что то вроде сочетания хлопка с металлическим лязгом. А меж тем пистолет направленный в его сторону дернулся еще раз, все с тем же странным звуком и на голове Семена Федоровича появилось еще одно красное пятнышко, к тому еще, что  на лбу. Только на этот раз заалело на виске.

               Стрелявший, а им оказался уже известный нам Николай бросил пистолет с глушителем на бездыханное тело и спустившись кивнул скучающей консьержке, как бы говоря – До свидания!, нисколько по этому поводу не беспокоясь. Старая клуша все равно толком не сможет его описать. Поскольку перчатки он уже снял и они лежали в кармане, Николай нажал на кнопку  замка двери костяшкой указательного пальца и услышав пиканье толкнул дверь локтем. Спокойным шагом он прошел во дворы и выйдя на узкую улочку через пару кварталов поймал такси, подбросившее его до метро.

Час спустя он уже был на съемной квартире, вместе с женой и сыном, где провел еще часов шесть, до позднего вечера и сославшись на неотложные дела и важную встречу, на своем автомобиле поехал на купленную не так давно и как оказалось не так уж и удачно квартиру. Медленно поднялся по лестнице, проигнорировав лифт и открыл дверь. Неспешно притворил ее и постояв немного в пустой квартире произнес негромко, - Я выполнил твою просьбу старик! На мгновение показалось, что по коридору потянуло сквозняком. Но только на мгновение. Тишину ничто не прерывало. Николай подумал, -Что ж, старик тоже сдержал свое слово. Надо только решить теперь, что с этой квартирой делать. Продать или…  Уже не очень то и хотелось в ней жить. И мелькнуло, - Надо бы заказать по старику молебен. Так, на всякий случай. Или как там еще это называется…