III Третий сын. Глава 12. Пока всё хорошо...

    ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
    ЧАСТЬ III. ТРЕТИЙ СЫН.

    ГЛАВА 12. ПОКА ВСЁ ХОРОШО...

   Но дальше долго-долго всё было хорошо и спокойно.
   Даже пиратский волшебник, которого мы так и не смогли подманить, поймать и передать властям, почему-то отвязался от нас и больше никак себя не проявлял. Хотелось думать, что он схвачен в Идене с другими бандитами, и даже хорошо, если убит. Больше никто не подвергался никаким нападениям и никакой опасности я не ощущал ни для кого. Ни на «Комарике», ни где-либо вне его. Раньше я всё время чувствовал беспокойство и угрозу. Угроза эта представлялась мне хитрым чешуйчатым животным, которое с маниакальным упорством пыталось разодрать когтистыми лапами сплетения моих защит, постоянно, не отдыхая, искало слабые места, стремилось протиснуться в щёлки. И ещё - вы помните, каково мне было дома. Теперь были только покой и свет. Это казалось мне странным. Я привык жить в тревоге, привык не спать ночами. Каждой клеточкой тела ощущая покой, я теперь высыпался, я понял, что значит не бояться за дорогих мне людей. Я назвал это счастьем. Я почти успокоился, но бдительности не терял и не убирал защиту.
   Осень вступала в свои права, а мы двигались на север, где, говорят, зимой морозно, и даже бывает снег. Вы видели снег? Я – нет. Вроде, он холодный, белый, летучий и мокрый, если растает.
   - Очень холодный, - подтвердил Рики, специалист по сугробам.
   Чикикука при разговорах о зиме веселилась, как щенок, и показывала нам, что снега бояться не стоит, потому что по нему можно прыгать и валяться. Видимо, она у нас северянка.
   В поход были захвачены учебники, послушные дети усиленно учились. Наставников на них двоих тут было больше, чем требовалось. Время от времени мы выбирали хорошую школу в хорошем городе, показывали бумагу от короля, объясняли наше положение, и Рики с Лалой устраивали нечто вроде экзаменов. Отметки в их дневниках радовали наши тщеславные сердца. А у Лалы время от времени появлялись записи, выделяющие её из рядов других юных любителей истории. Видя такое усердие, мы купили им и ролики, и Лала с Рики катались в городках, в которых мы останавливались. Любо – дорого было смотреть, как они катят по улице, взявшись за руки и шурша жёлтыми листьями. Я почти перестал за них бояться.
   Думаете, мы запаслись деньгами на все время нашего путешествия, или транжирили средства, отпущенные на исследования, или клянчили их у папочек? Не угадали. В основном, мы зарабатывали их в пути. Мы – купеческие дети, и откровенно коробейничали, если это можно так назвать. Мы продали бальковые поленья, мы предлагали украшения из серебра, ярких поделочных камней, кожи и дерева, платки, пояса, сумки, то, чем славились города южнее и ниже по течению. Мадинины вышивки улетали нарасхват, Лалины – тоже. Девчонки прикупили для продажи то, что могло потребоваться в работе тем, кто захотел бы им подражать. Мы с Рики делали амулеты и промышляли гаданием. Петрик тоже. Блондинистый пират оказался поваром таким, что просто выше всех похвал. Из луковицы и сосиски он мог сделать такое блюдо, что пальчики оближешь. Он осчастливил наших дам тем, что почти не привлекал их к готовке, но перед каждой хорошей стоянкой все они дружно пекли пирожки и всякие крендельки. Лёка, когда не писал высокохудожественные полотна, быстренько малевал маленькие, приятные глазу картинки, которые раскупались едва ли не быстрей пирожков. В качестве благотворительности мы разрешали бесплатно посмотреть выставку его работ. В одном из городов на Влоте некий богатый меценат купил четыре Лёкины картины для галереи. Аня и Терезка добыли швейные машинки и шили платья по Лёкиным эскизам. Сначала по его, потом – по Аниным. Тут я понял, что невестка Мале станет достойной продолжательницей дела свёкров. У Ани обнаружился талант в придумывании нарядов и замечательный вкус. Я просто диву давался: до чего может пришибить и приплющить личность неправильное воспитание и робость. Но с каждым днём прошлое Ани оставалось всё дальше, и всё реже мы слышали от неё «кажется» и «вроде бы». Ната, однако, только фыркала на эти девчачьи занятия. Она с упоением в свободное время щёлкала счётной машинкой, оценивала товар и листала бухгалтерскую книгу. Это было нашим с ней общим увлечением. Я был вроде как главный распорядитель нашей коммерческой деятельности. А ещё мы с Чудилкой и Рики под неодобрительное ворчание художника Лёки пропагандировали искусство фотографии. Коллекция снимков росла и росла. Некоторые мы брали в рамочки и выставляли на продажу рядом с его работами. Малёчик был вне себя. Он твердил нам, что фотография – это баловство и, вообще, непонятно что, а сам иногда подолгу рассматривал чёрно-белые картинки, качал головой и просил подарить то то, то это "безобразие".
    Подходя к пристани, мы поднимали золотой купеческий флаг – и наш «Комарик» превращался в плавучую ярмарку - представляете, до чего интересно! Пришлось пойти на этот риск, потому что выгружать и загружать товар, таская его туда и сюда было слишком хлопотно, да и заниматься гаданием посреди рыночной площади по крайней мере некомфортно.
   Думаю, не стоит и говорить, что при людях мы назывались другими именами. Теми, что были написаны в фальшивых документах.
   Это смешно, но нас прямо-таки одолели авантюристы разных мастей. Время от времени их приходилось выкидывать за борт, а одного Петрик опознал, как давно разыскиваемого мошенника и сдал полиции. Внутренние помещения «Комарика» были недоступны для посетителей, они могли находиться только на палубе, уж я позаботился об этом. Но перед каждым отплытием команда проносилась по всему судну, потому что как-то раз один из мелких волшебничков, из тех, что освоили за всю жизнь лишь два-три фокуса, затаился в трюме, маскируясь под мешок с картошкой. Проник с грузчиками. Вы спросите, конечно, отчего такое нашествие авантюристов на наше судёнышко? А так нам аукнулась последняя попытка изловить пиратского мага.
   Дело в том, что Чудилушка предложил распустить слух, будто во время поисков исторических ценностей, экспедиция разжилась артефактом древним и уникальным, за который любой, нечестно живущий человек, тем более, волшебник, готов на всё. Отрицанием Имени, некогда принадлежавшим роду Охти. Удивительная эта вещь позволяет водить за нос добропорядочных граждан, прикидываясь не тем, кто ты есть на самом деле, а если она ещё и «та самая»… Будто бы, добыв артефакт, экспедиция доверила его мне, и я с ним не расстаюсь. По этой причине я трижды подвергался нападениям во время гадания. Это меня очень смешило.
   Это самое Отрицание Имени лично я могу сделать в любую минуту, но никогда, как понимаете, не опущусь до этого. Тем более, просто смастерить, а управлять его силой, наоборот, тяжело, надо знать множество тонкостей. Куда там базарным мошенникам! Только беду призовут на свою голову, глупые.
   Из Някки мы свернули во Влот. Хрот не удержался и рассказал известную всем легенду о том, как Някка была женой Влота, а злая бабка наговорила ей на мужа, будто бы он увлекся её сестрой Дведью. Рассерженная Някка ушла из дома и поклялась забыть Влота и самой вырастить их восьмерых детей. Старшего сына звали Анчу, ну и вы догадываетесь, что семеро других – родоначальники прочих народов.
   Влот сделал всё, чтобы жена поняла, что ошиблась, но не действовали ни уговоры, ни убеждения, ни доказательства. Тогда оскорбился уже он, и ушел на север, забрав с собой четырех младших детей. Видя такой кошмар, Дведь, обиженная абсолютно всеми, взяла дело в свои руки. Она так ругалась на глупых супругов, что сотрясались горы. Уж не знаю, что за доказательства привела она, но Някка сменила гнев на милость, а также сменила русло, чтобы быть ближе к отвергнутому мужу. Влот вернулся с севера, и воцарилась всеобщая любовь. В смысле, для всех, кроме бабки. Она одна – одинёшенька осталась в той самой долине, о которой я рассказывал в самом начале, в виде небольшого озера. Оно так и называется: Бабкино озеро.
   Дети по–прежнему были без ума от Хрота, а он, как вы помните, уже начал добывать всякие старинные книги и вещицы, которые Лала и Рики готовы были перебирать часами. Мы хорошо платили за древности или меняли на них часть товара. Слух об экспедиции бежал впереди «Комарика», и нас поджидали на пристанях с нужными нам вещицами. За сведения мы тоже платили. Так нам в руки попали две погрызенные временем книги заклинаний. Одна была в веселеньком грязно – алом переплете, и часть ее содержания была мне знакома. Мы с Рики и Петриком радостно вцепились в то, чего не знали.
   Ну что вы спрашиваете: «При чем тут Петрик?» Мы могли бы учиться с ним на одном факультете, но родители запретили ему развивать способности к магии. Бывают у людей предубеждения. Ещё мальчишкой я получил однажды страшно ругачее письмо от отца Чудилы: «Если ты, Миче, станешь сбивать нашего сына с его пути и внушать ему вредные мысли, мы своей родительской властью запретим ему с тобой дружить». И ещё там было про то, что они, родители Петрика, будут сильно горевать о такой хорошей, но порушенной мною дружбе, но ничего не поделаешь.
   Просто Чудилка порой пытался колдовать, и у него получалось.
   Слов нет, как я испугался. Я целый месяц не заговаривал с Петриком о магии. А потом мы просто ушли в подполье. Зачем кому–то знать об упражнениях Чудилы? Сам он этому не придавал особого значения, это было всего лишь одно из его многочисленных увлечений как бы между прочим. Он спокойно признавал, что не имеет выдающихся способностей. А я лично в этом сильно сомневался. Ему бы потренироваться побольше, углубить знания, выбрать одно или несколько направлений магии и целенаправленно упражняться… Но не хотел Петрик лезть в дебри, ни к чему это ему было, опять же, и родители над душой стоят – вот он и прибеднялся насчет способностей. Но он не отверг дары Матери Магии и Матери Предсказаний, честь ему и хвала. Он верил моим гаданиям и интуиции Рики, всегда верил, не смотря ни на что. А собственные гадательные принадлежности держал в дупле ивы во дворе дома, где снимал комнату: родителей надо слушаться. Мы до сих пор боялись, что нам запретят дружить, а ведь уже взрослые люди, кажется. И, скажу я вам, что мы с Рики не справились бы с охраной шустрого и пронырливого Петрика без его личной помощи. Он то тут, то там – это вам не Терезка. Время от времени ему самому приходилось заботиться о себе. Когда он не забывал об этом. Ну, а когда забывал – мы с Рики помнили. Я говорил о том, что не боюсь за очень младшего брата, когда с ним Петрик - теперь вы знаете, почему.
   Помните, я рассказывал, как Чудила явился прямо с войны в образе привидения? Приблизился ко мне по воздуху в клубах тумана? Ну как тут без магии? Конечно, он прицепил к крюку для люстры в коридоре верёвку, на которой повис, раскачиваясь, но без колдовста получилось бы не так далеко и плавно. Ещё он попутно оторвал решётку в городской стене, где Икка впадает в Някку. Думаете, это легко сделать тому, кто не волшебник? Невозможно! Как он мог мгновенно обезоружить Воки, стреляющего в Малька? Или как, падая в Някку с обрыва, ухитрился не разбиться о торчащий внизу обломок скалы? Да, я принял все меры, чтобы этого не случилось при внезапном падении, но Чудилка - он тоже не промах. Кстати, я тогда понял, что пиратский маг знает, что имеет дело с волшебником. Не надеясь на то, что Чудилка спокойно позволит себя расплющить, наш преследователь воспользовался сетью. Или вот Сокровище. Если б не Петриковы магические усилия, избалованный конь объел бы мне весь сад, включая розы и шиповник. Другое дело, что Чудилка не очень-то напрягается, когда речь идёт об укрощении его животного.
   А сейчас, пока мы с Рики шуршали старыми страницами, внимательно вчитываясь в полустёртые строки, Петрик то подбегал к нам посидеть немного, то убегал к более интересным делам. Более интересные дела у него нашлись с Хротом – оба они умилялись на древности и исторические ценности, и с Кохи. Порой, лежа на корме, эти двое раскладывали перед собой листы, что–то там писали и ухохатывались. Я подозревал, что они ваяют новую пьесу. Чикикука тоже с ними смеялась по-чикикукски, прыгала и топорщила усы.
   Я говорил, что нам достались две книги заклинаний. Так вот, вторую, ещё более обшарпанную, Петрик выпросил у Хрота в своё распоряжение. Временно, конечно. Что-то привлекло его в ней, но времени не было у нашего Чудилушки изучить книгу как следует. Пока он хранил её под подушкой, потому что, сбросив с плеч тайное полицейское задание, теперь, помимо ваяния пьесы, снова занялся делом всей своей жизни.
   Я обещал рассказать.
   Кажется, не найти в Някке такого знакомого Петрика, который не знал бы, что тот одержим идеей спасти реки, море, воздух и почву от губительного воздействия технического прогресса. Он у нас этакий борец за чистоту окружающей среды. Когда он впервые увидел клубы дыма, вырывающиеся из трубы паровоза, ему чуть плохо не стало. Едва мы с Лёкой познакомились с ним, как поняли, что он разбирается в этом вопросе едва ли не лучше моего деда, а было это лет в девять. Младшее поколение промышленников зазывает его на свои вечеринки с целью непринуждённо узнать, что он думает по поводу безопасности их фабрик для нежной природы Някки, дабы потом у них не было проблем с инспекциями.
    Пока мне не сказали, что Чудилушка работает в тайной полиции, я совершенно искренне считал, что его контора занимается именно охраной природы. И я точно знаю о парочке проверок, организованных и возглавленных лично Петриком, потому что сам в них участвовал с фотоаппаратом наперевес. Когда речь идёт о вреде, наносимом рекам и воздуху, мой родной дружок становится суров и непримирим. Он кажется мне старше, а его командный тон и сердито сдвинутые брови пугают даже меня. И никто, нигде, ни разу не заикнулся, что молод он ещё указывать уважаемым и опытным людям. Петрик мой ровесник, и в этом путешествии нам было по двадцать лет, но то, как он подкован в вопросе защиты природы, вызывает восхищение.
    Где он находит время на все свои занятия, я понять не могу. Недавно ещё Чудилка ударно учился; он всегда был просто славным парнем: озорничал, дурачился, дрался, гонял с детьми из Серёдки мяч, сплетничал с соседями, бегал с нами на пляж и на танцы, распевал на сцене песни, играл на скрипке и в нудные настольные игры, засовывал любопытный нос в гадальные карты и пособия по магии, обожал загородные прогулки и мой фотоаппарат, и любовь к Мадинке была, оказывается, у него не на последнем месте. А если честно, мне чудилось, что бОльшую часть своей жизни Петрик проводит в моём доме, где-то всегда рядом со мной, Рики и нашими родителями. Будто бы даже на родине он только и занят написанием нам длинных писем. Но вы посмотрите, насколько больше, чем мы все, успел он провернуть важных и сложных и, главное, взрослых дел. Он пишет очень разумные статьи в журнал, посвящённый курортам, а на университетской практике доставал студентов – химиков просьбами содействовать ему в исследовании воды и прочих природных богатств. В детстве, помнится, никто из нашей ватаги не рискнул бы при Петрике бросить в лесу или у моря бумажку. Стоило ему раскрыть рот на тему окружающей среды, как все слушали, словно зачарованные. Лёка, казалось, становился ниже ростом и говорил мне на ухо, что чувствует себя ужасно глупым после таких Чудилкиных речей. Но это не так, Лёка очень умён, просто Петрику не повезло повзрослеть раньше нас всех. Я теперь понимаю почему. Высокое происхождение накладывает определенные обязанности на человека. Тут ничего не поделаешь. Приходится учиться изо всех сил, быть ужасно ответственным и всегда держать себя в руках. Конечно, если сынок знатных родителей не лоботряс и не балбес, которых тоже полно. Кроме охоты и роскоши многие ни о чём не думают и в будущее не заглядывают. Петрик не такой. Он снова возился с пробирками, чертил заумные графики, расспрашивал людей, писал кому-то отчёты и утверждал, чудак, что от его персоны и от его работы зависит будущее Винэи. Одного я только не пойму: зачем Петрик учился на экономическом факультете. Он туманно объяснял, что пригодится, а в планах имел учиться дальше и стать настоящим защитником природы. Моё же мнение таково, что он сам преподавать может.
  Сейчас он находился в недоумении и каждый день изводил меня рассказами о том, что люди, живущие по берегам Някки выше Катиты гораздо здоровее, чем те, что живут ближе к морю. А должно ведь быть наоборот! Оказывается, он давно озабочен этой проблемой, и в пути расспрашивал всех, кто ему попадался.
   - Чем бы это объяснить? У людей часто болят головы… зубы… глаза… особенно у женщин… семьи рыбаков… особенно зимой… море… около пяти лет… а вот в верховьях… а вот… Ты слушаешь или нет? – приставал ко мне Петрик.
   Я не прислушивался. Сколько можно? Всё это я уже выучил наизусть. Какой толк в предположениях? Вот вернёмся – и я помогу Петрику узнать, в чём тут дело. Может он, конечно, не заметил, но я-то в курсе: мы направляемся как раз в эти самые верховья. А чтобы выяснить, что там со здоровьем рыбаков, нужно вернуться к морю. Я не выдержал и спросил:
   - Хочешь, погадаю?
   - Хочу.
   Я нагадал, что это большая тайна, раскрытие которой потребует больших усилий.
   Ната смеялась и говорила этому спасителю планеты:
   - Ну отдохни, Чудилушка, почувствуй себя в отпуске!
   - Так я же отдыхаю, - пожимал плечами наш товарищ. – Все люди в отпуске занимаются своими увлечениями.
   У Малька тоже был вроде как отпуск, посвящённый исключительно увлечениям: Ане и живописи. Его мы не дёргали. Он был единственным, кто порой отлынивал от общих работ, но никому в голову не приходило его упрекнуть. Лёка дорвался до мольберта – и это было просто счастье какое-то не только для него, но и для нас. Потому что все мы знали, каково приходится ему под жутким контролем сурового и приземлённого дяди Тумы, старшего из Мале. Начальник таможни одинаково ненавидит художников, писателей, актёров и контрабандистов. Как он терпит кузена – парикмахера, я, честно, не понимаю. Наверное, имея такого «неудачного» родственника, бездетный дядя Тума, от которого сбежали четыре жены, весь свой воспитательный пыл направил на Лёку, и время от времени ломал его кисточки и крушил мольберты и рамы. Сами понимаете, мы только рады были, что Малёчек получил передышку.
   Таможенник наш сдружился с пиратами. Он их подстриг, велел отмыться, соблюдать гигиену и одеваться, как люди, а не как оборванцы. Они весело делились пиратско – таможенными воспоминаниями, а Хрот не дремал, и напару с Лалой записывал таможенно - пиратские байки и предания. Часть баек была посвящена пиратскому чуду-юду, тому самому Телепателю. О нём рассказывали, аж поскуливая от восторга. 
   - И полез на верхотуру птичку спасать! Ой, умора – птичка запуталась. Десять человек вокруг прыгали, всех Телепатель озадачил. И не разошлись, пока птичку-то не спасли. А как же? Я тоже прыгал. Вот хохма! Птичку спасал! Я!
   - Зато, слышь ты, нет никого порядочней Телепателя. Он странный, конечно, последние подштанники с себя снимет и отдаст, если тебе нужнее. Но не предаст никогда, это точно. Даже Якова не выдал, помните? Я бы выдал, если б такой случай подвернулся. С Телепателем можно ничего не бояться, ежели ты более-менее нормальный человек.
   - Сказал мне, откуда у меня фамилия такая странная. Телепатель – он всё знает.
   Мы смеялись. Чёрный Мститель по прозвищу Телепатель казался чем-то вроде любимого, но не существующего пиратского святого. Потому-то Хрот записывал байки и о нём тоже. И сказал мне на ухо как-то:
    - Слушай, Миче, познакомился бы я с типом, который всё знает о происхождении фамилий и сказок. Только, боюсь, пират, он и есть пират, сколько бы птичек ни спас и ни раздал подштанников.
   Я тоже так считал – ведь Телепатель, насколько я понял, и был тем самым волшебником, что нас преследовал во время пути. Летал, наверное, за нами в своей кастрюле…
   - Анчутка, ты что! – смеялись пиратцы. – Мальчик от нас шагу не делал, не то, что в кастрюле летать. И зачем ему надо вам вредить, ежели он так восхищается лично тобой? И с детьми он нормальный. Никогда он вред твоему Рики не причинит.
   Что-то не верил я этим речам. Если поверить, получится, что у Длинного Когтя было два волшебника, а не один. 
   С тремя бандитами нам стало легче, и двигались мы быстрее, в том числе и по ночам, благо реки, текущие с севера, гораздо спокойнее, чем те, что с востока. Мы называли их «пиратцы» и не боялись наших новых матросов. Правда, я принял меры, чтобы они не украли у меня драгоценный подарок Далима – саблю, чья рукоять и ножны усыпаны самоцветами. Рукоять я обернул заговорённой тряпочкой и защитил оружие сильным заклинанием, попутно, на свою голову, научив ему Рики.
   Пиратцы были благодарны Чудиле за то, что он не выдал их полиции и обещал отпустить в конце путешествия. Свободы им не хотелось, и они даже спрашивали, не поплывем ли мы потом ещё куда – нибудь. Мы так оперились, что платили им жалование, а нашими счетоводами, как я уже говорил, были мы с моей любимой Натой. Рики тоже всей душой любит бухгалтерские книги, поэтому часть работы мы без угрызения совести сваливали на него. 

   *   *   *
   И всё у нас шло замечательно, пока мы двигались по паутине рек, пока из почти зеленых ещё, южных лесов мы не ворвались в золотую осень, царящую в рощах далеко от моря, на равнинах. Пока болтали с людьми и танцевали на праздниках, ходили по грибы в прибрежных лесах и пробовали диковинные осенние ягоды чужих краёв. Пока дивились на красоту лесных деревень и их избушек, украшенных истинным дивом – резными наличниками (я даже написал в Някку приятелю Фильке, чтобы он добыл мне такие для моего дома). Пока мы с Петриком сердились друг на друга и спорили, кто и когда будет пользоваться фотоаппаратом. Моим, заметьте. Пока записывали сказания и песни и пробовали себя в интересных северных ремёслах. Пока гордились сами собой: настолько хорошо мы умели ладить с жителями незнакомых пределов, что нас принимали очень по-доброму, открыто и радостно, а подраться нам довелось всего один раз, конечно, из-за нашей с Рики и Терезкой анчутской внешности. 
     Пока в большом городе Тиаке нас не догнало сообщение о том, что Воки Тэрю, он же Яков Рэютри по прозвищу Ловкач сбежал из–под стражи.
     «Будьте осторожны, дети», - писал нам лично король.

Продолжение: http://www.proza.ru/2010/05/20/1159

     Иллюстрация дочки Саши. Фотошоп.